ПРОТОИЕРЕЙ ВЛАДИСЛАВ СВЕШНИКОВ, ПРОТОИЕРЕЙ АЛЕКСАНДР ШАРГУНОВ. О церкви, России, нравственном мире. Сборник статей. М. “Рарогь”. 1993. 126 стр.
“Быстро, быстро дозреваем”, — замечает один из авторов этой книги, имея в виду торопливую готовность, с какой современное человечество готовится принять антихриста.
Не будем пугаться, просто оглянемся на свое привычное, каждодневное психическое состояние. Мы ведь взвинчены и подавлены, возбуждены и переутомлены в одно и то же время. И еще: мы разобщены. Душевный беспорядок, терзающий каждого из нас, — и производное и источник тотального беспорядка, вселенской смази, бесструктурности нынешней русской действительности. Но Боже мой, как же мы сопротивляемся всему, что напоминает нам об иерархическом устройстве жизни, как готовы везде и всюду — зачастую и в требованиях религии — заподозрить “тоталитаристские” покушения на нашу внутреннюю свободу (читай: на наш беспорядок). Читателя-интеллигента, образованного неофита предлагаемая книжка настолько же с первых страниц привлечет, насколько и насторожит. Составленная из выступлений двух известных московских священников, она говорит с таким читателем близким ему языком, в ней упоминаются дорогие ему имена — от Пушкина до И. Ильина и Вл. Соловьева; вообще она охватывает темы, что называется, животрепещущие для всего общества, и для образованного круга, конечно, тоже.
И тут — стоп! Здесь-то и возникает главная загвоздка. Слишком уж, на наш взгляд, подход к этим темам у авторов жёсток, бескомпромиссен. Ортодоксален, как говорится. А ведь именно это зачастую нас неприятно поражает, а то и останавливает в нашем стремлении к церковной жизни. Не про нас религиозная цельность и церковная требовательность.
А тут обличительная требовательность во всем: в постановке вопроса о скорейшей канонизации царской семьи; в непризнании ни за одной из наших политических сил — необольшевиками, либерал-демократами, националистами — способности стать “новым ведущим слоем”; в раскрытии инфернальной сущности биологических экспериментов по пересадке сердца и искусственному выращиванию эмбриона; в утверждении права ребенка, вообще человеческой личности на целомудрие (права, которое хитро и агрессивно отнимает разными способами у личности общество).
Прот. Александр Шаргунов в статье “Только любовь зряча” говорит: “...без общества целомудрия не может быть общества милосердия” — и указывает, как быстро обессмыслились призывы к милосердию в блудном обществе. Он продолжает в другом месте: “Чудо и познание таинственного возможны только в целомудрии. Целомудрие — целостное мудрование, целостное восприятие жизни. Пока человек не научился целомудрию, он все воспринимает по частям, никак не может составить целостную картину жизни или даже какой-нибудь духовной проблемы”. А раз так, раз нет целостного представления об исторических судьбах мира, то понятно и происхождение хаотичности, враждебной разобщенности усилий ко спасению родины, осуществляемых разными партиями. Прот. Владислав Свешников отмечает: “В истоках каждого из трех движений, очищенные от политических амбиций, открывались высочайшие человеческие идеалы... В большевистском идеале — стремление к социальной справедливости. В либерально-демократическом идеале — понимание абсолютной ценности человеческой личности. В националистическом идеале — стремление к человеческому единству и соборности на уровне народа. Эти идеалы ценны в своем единстве, но как только какой-нибудь... противопоставляется двум другим, он... искажается. Искаженные идеалы по типу служения им принимают вид идолов, а по внутреннему содержанию становятся иллюзиями”.
Неверно, впрочем, было бы думать, будто авторы книги со всей непримиримостью обличают и этим ограничиваются; в их статьях есть конкретные (и, замечу, п р а к т и ч н ы е, применимые в любых — в частности, в современных наших — условиях) рекомендации собирания жизни, ее приведения в порядок, структурирования ее частей. Как ни странно, именно зрячесть авторов в отношении действительности, отказ обольщаться, понимание п о ч т и п о л н о й безнадежности картины русской современности дают им силы надеяться, дают видение тех элементов жизни, развитие которых может что-то изменить в ходе отечественной истории. “Мы говорим почти о невозможном. Но с великой надеждой”. Ясно, что вне веры, вне действия Креста авторы как личного, так и общественного спасения не мыслят и не планируют.
Читатель, дорожащий своей духовной автономностью, своей индивидуальностью и свободой! Ты разочарован? А чего же ты ждал? И если бы ты мог себе представить, сколько раз твоя индивидуальность и твоя свобода уложатся в русле веры! (“Широка заповедь Твоя зело”, — сказано в псалме.) Зато человек, “настроенный на истину”, может быть (говоря словами о. Владислава), послужит тому, о чем говорится на первой странице, в эпиграфе: “Милость и истина сретятся, правда и мир облобызаются” (Пс. 84, 11). То есть послужит предельной, святой упорядоченности русской жизни, возможность которой все-таки не отнята у нас до конца.
Едена Степанян.