Осенью 1949 года в зоне лагпункта “Мостовица” — это отдельный лагерный пункт 3 Каргопольлага, расположенный в Архангельской области и занимавшийся лесозаготовкой,— стало известно, что к нам этапировали писателя Гладкова, лауреата Сталинской премии, автора пьесы “Давным-давно”. Зайдя в свой барак, я увидел нового заключенного: высокий, крупная фигура, внушительное лицо, в руках палка, на которую он опирался,— это был Александр Константинович. Мне тогда было двадцать три года, но к тому времени мне уже пришлось повидать много людей, так сказать, причастных к истории. Арестованный в 1945 году студентом, кого только не повстречал я в скитаниях по Лубянке, Бутырке, Краснопресненской пересыльной тюрьме, а там и по Каргопольлагу. Так, в одной только камере в Бутырке передо мной одновременно предстало 24 генерала! Но писатель, поэт для меня, страстного любителя поэзии, был необыкновенно интересен. Мы познакомились и подружились.
Ввиду того, что А. К. Гладков сильно хромал и не передвигался без палки, в лес на общие работы он не был отправлен — его забрала начальница санчасти, фельдшерица из местных, “трескоедов”, как их здесь называли. Дама эта щеголяла тем, что завхоз у нее — лауреат Сталинской премии! Поэт!
И вот начались у нас нескончаемые разговоры о поэзии — Гейне, Апухтин, Тютчев, Есенин, Блок и, конечно, Пушкин, Лермонтов, Маяковский — я хорошо знал поэзию, имел свои пристрастия и мог за них постоять, а Маяковского всего я знал наизусть (в дневнике того времени у Гладкова я значусь как “студент, знающий всего Маяковского наизусть”). Это очень сблизило нас. И когда вскоре, перед освобождением, я попал в больницу, Александр Константинович ежедневно заходил ко мне днем и обязательно вечером.
Александр Константинович писал пьесу “Зеленая карета” — о судьбе актрисы Асенковой. В первой редакции “Зеленая карета”, как и знаменитая “Давным-давно”, была написана в стихах. И хотя в 1967 году она вышла на экраны полностью переработанная в прозе, мне тот, стихотворный вариант кажется гораздо сильнее.
О том, что он писал в лагере еще и стихи, я в то время не знал. Мне он показывал только наброски “Зеленой кареты”. Александр Константинович полагал, что именно это сочинение поможет ему выйти на волю. Увы, конечно, тщетно — ведь во всем творчестве Александра Константиновича не было ни строчки о Сталине! Не могли его освободить еще и потому, что он дружил в свое время с Мейерхольдом и от этой дружбы не отказался.
Кстати, из большой его работы о Мейерхольде опубликованы только первые части — о детстве и юности знаменитого режиссера. До сих пор не изданы на родине полностью и его “Воспоминания о Б. Пастернаке” (вышедшие в 1970 году в Западной Германии) — так, отрывки по разным журналам... Громадную работу в разборе его литературного наследия проделала Ц. И. Кин. Но вот она умерла, и, кажется, некому об этом позаботиться.
Встретившись с Александром Константиновичем снова после освобождения, в 1967 году, мы уже больше до самой его смерти в 1976 году не теряли друг друга. Множество его теплых, сердечных писем (даже в них все еще приходилось ему какие-то свои мысли шифровать) хранится у меня, вместе с рукописью “100 стихотворений из Северной тетради” как бесценное сокровище.