СТЕРЕОСКОП

Колокольня над сельской церквушкой,

(но сосны такие угрюмые),
над пыхтящим в гору автобусом
из другого времени,

На выцветших стеклянных пластинках Царапины, обиты края.
В стереоскоп вставляешь картинку
И смотришь, дух затая

..Там бережный разгул наводненья,
Тяжелый храм Христа вдалеке,
И Кремль стоит в воде по колени,
А фонари — по горло в реке.

На улицах — десяток прохожих
В солидных шляпах, в черных пальто,
И, обогнав понурую лошадь,
Там одиноко едет авто.

Там шляпы грезят о мелодраме.
Там иначе белеет январь.
Там на стене красуется в раме Примелькавшийся царь

Там мальчик пристальным взглядом
Сквозь толщу века смотрит на нас.
К каким потом примкнет он отрядам
И где его найдет смертный час?

Там человек сидит на скамейке
Над тихой и широкой рекой.
Ряды скамеек, било на рейке...
Бывает ли полнее покой?

Почти и не гремят еще войны,
Почти и не наплакано слез,
И господа пьют чай преспокойно,
Не ведая, что с ними стряслось!

Ну что бы им быть зорче, умнее!
Ну что бы нам раскрыть им секрет!
Да сами мы живем как умеем
Не зная будущих бед.

Не надо забегать вперед.
Пусть все идет как есть:
за ночью — день, за годом — год,
за ожиданьем — весть.

Пусть все случится в свой черед,
но чтоб жилось легко,
не надо забегать вперед
и видеть далеко.

Не надо трогать переплет,
как бабушкин ларец,
не надо забегать вперед —
заглядывать в конец.

В самый холод зацвел декабрист,
освещая собой подоконник,
угол комнаты, загнутый лист
зимних сказок, бесценнейших хроник.

Сколько ж надобно воли и сил,
сколько веры безумной в победу...
Но как быстро их снег заносил
на Сенатской в прошедшую среду.

Сложу крестом живые руки,
Прижму к еще живой груди,
Ловя в простом сердечном стуке
Тепло и холод впереди.

Еще отпущено любовью
В мороз друг друга согревать,
Но волевое краснословье
Не в силах даже спичкой стать.

Какою песней колыбельной
Порывы бодрые встречать,
Когда плакаты над котельной
Перелицованы опять?

И где приложит силы разум,
Свободный разум молодой,
Когда его заделы разом
Зальют студеною водой?

И что сулит прогресс научный
Посевом техногенных благ,
Когда на страже ворон тучный,
Одетый в обновленный флаг?

Под одеялами в постели
Я вижу только снежный сон,
Где в чернокрылые метели
Еловый мощный лес вонзен...

Если с Вами хоть что-то случится,
То на свете не станет весны...
Целый день прилетевшая птица
На вершине высокой сосны
Ищет ветку хоть с почкой одною,
Чтобы с ней породниться гнездом,
Чтобы летом над той же сосною
Закружиться с подросшим птенцом.

Ни травы, ни деревьев с листвою
Нет нигде — ни кругом, ни вокруг,
И осколками волчьего воя
Расцветает безжизненный луг...
Но качаться сосна начинает,
Не давая надежд никому, —
И, отчаявшись, птица взлетает
В высь немую к Творцу самому.
И останется вечная хвоя,
Эта зелень колючих ветвей... ...
То, что было когда-то с листвою,
Словно прах разнесет суховей...

От города тянуло смрадом,
тем ядом химии, теплом,
когда нет места ни дриядам,
ни феям в свете голубом.

Когда тебе приносят на дом повестку, в дверь стуча багром:
жить рядом людям, птицам, гадам от силы год еще...
Потом останутся одни заводы
на огненном ветру свободы,
как шарфы распустив дымы...
А мы опять уйдем в пещеру лепить безрукую Венеру —
насиловать привыкли мы!

Ваше последнее слово!.. —
скажет устало судья.
— Господи, мы не готовы!..
Это какая статья?!
Можно, я губы подкрашу,
волосы чуть причешу?
Выйду на улицу нашу,
ветром с лугов подышу?..
Можно, я водочки выпью,
хлебом горячим заем?
Пулей окошечко выбью,
где я любил, а затем...

Но про тебя мне известно! Скажешь: —
Пустите к нему!
Я обниму, как невеста...
просто его обниму!
В звездном сияющем жите,
если в грехах он погряз,
все на меня запишите!..
Это мне будет как раз.
Только бы он, несурово вспомнивши наше житье,
вместо последнего слова выкрикнул имя мое...

И заметил человек,
пребывавший век в тревоге,
что просвечивает снег
на изломе у дороги.
В предвечерний теплый час
тает, тает белый наст...

Оседают этажи
звездных стенок, переборок,
гаснут крыши, рубежи,
исчезает белый город...
Человек стоял, смотрел,
как снежок сиял, старел.

И не ясно, почему
на краю живого наста
вдруг привиделись ему рухнувшие государства.
Царства инков, древний Рим,
Русь под стягом голубым.
Уж окликнули его:
Что заметил? Что с тобою?
Он ответил: — Ничего!.. —
Вновь бежал своей стезею.
Но меж солнца и могил
снег шуршал и говорил.