I. РУССКИЙ КОСМИЗМ. АНТОЛОГИЯ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ. М. “Педагогика-Пресс”. 1993. 367 стр.
Антология, составленная известной исследовательницей творчества философа Н. Ф. Федорова С. Г. Семеновой совместно с А. Г. Гачевой, не просто предоставляет возможность встретиться с целым рядом известных и малоизвестных русских мыслителей, увидеть некоторых из них подчас с необычной стороны, но имеет и сверхзадачу: продемонстрировать общность этих мыслителей как теоретиков космизма — особого, “уникального” направления русской научной и философской мысли XIX — XX веков.
В антологии представлены тексты и отрывки из текстов В. Ф. Одоевского, А. В. Сухово-Кобылина, Н. Ф. Федо-рова, В. С. Соловьева, Н. А. Умова, С. Н. Булгакова, П. А. Флоренского, Н. А. Бердяева, В. Н. Муравьева, А. К. Горского, Н. А. Сетницкого, К. Э. Циолковского, В. И. Вернад-ского, А. Л. Чижевского, Н. Г. Холод-ного, В. Ф. Купревича, А. К. Мане-ева. Согласитесь — внушительный состав участников привлечен составителями под знамена космизма!
В философском наследии таких мыслителей, как В. С. Соловьев, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, составитель и автор подробного предисловия С. Г. Семе-нова выделяет линию, “близкую пафосу идей русского космизма”, обозначая ее как “активно-эволюционную”. “Человек для активно-эволюционных мыслителей, — пишет она, — существо еще промежуточное, находящееся в процессе роста, далеко не совершенное, но вмес-те сознательно-творческое, призванное преобразить не только внешний мир, но и собственную природу”.
Однако это все еще весьма общий признак “направления”, под который можно с успехом “подвести” едва ли не большую часть европейской философии, и уж точно — философию Нового времени, классику XIX века, включая Гегеля, Маркса и даже Ницше, вряд ли желанного в подбираемой компании космистов...
И здесь, видимо, призван спасти положение другой критерий: “...субъектом планетарного и космического преобразовательного действия признается не отдельный человек, а соборная совокупность сознательных, чувствующих существ, все человечество в единстве своих поколений”. У “штурвала эволю-ции” должно стоять “целокупное человечество”.
Возможно, что у всех собранных в антологии авторов можно найти и то, что выглядит достаточным основанием привлечь их в национальную партию космизма и использовать в программе “расширения прав сознательно-духовных сил, управления духом материи, одухотворения мира и человека”, тем более что на это теперь уже не надо спрашивать персонального согласия. И все же мне кажется, что каждый из рекрутированных мыслителей прежде всего существен в своем отдельном бытии. Свидетельство тому — сами тексты, которые действительно очень тщательно, удачно и с большим знанием предмета подобраны составителями.
Хочу обратить внимание читателей на некоторые из представленных в книге фигур.
Из литературного наследия князя В. Ф. Одоевского (1803—1869) составители выбрали для антологии главы из романа-утопии “4338 год”. Достижения высокой научно-технической цивилизации и просвещения накануне гибели: астрономы исчислили год катастрофы — встреча с Землей кометы Вьела должна произойти через год после описываемых в романе событий. Мертвая природа должна победить жизнь на Земле, ибо “природный организм человека не способен к тем отправлениям, которых требует умственное развитие”, человеческие орудия оказываются несоизмеримы с умственной целью.
А. В. Сухово-Кобылина (1817—1903) читатель сможет узнать с совсем неизвестной для себя стороны. Автор сатирической трилогии более сорока лет жизни посвятил философскому творчеству: переводил Гегеля и пытался построить свое собственное учение — о “Всемире”. В антологии помещены отрывки из грандиозной, лишь частью дошедшей до нас незаконченной работы “Философия духа или социология (учение Всемира)”. Этот любопытнейший труд, безусловно, достоин возможно полной и комментированной публикации. Говоря о “летании”, “автокинии”, Сухово-Кобылин своеобразно перекликается с Н. Ф. Федоровым, выдвигавшим идею овладения пространством. И Сухово-Кобылин и Н. Ф. Федоров захвачены пафосом освобождения человека от уз пространства. Нуль пространства, точка, точечность, исхождение в дух — таковой видится им цель эволюции человеческого рода.
Физик-теоретик, “первейший русский физик-философ”, профессор Одесского, а затем Московского универси-тетов Николай Алексеевич Умов (1846— 1915) рассуждает о homo sapiens explorans — человеке разумном исследующем, способном, опираясь на могущество ма-шины, победить время, человеческое несовершенство и хаос природы.
Антология знакомит читателя с центральными работами последователей учения Н. Ф. Федорова — В. Н. Му-равьева (1885—1932), А. К. Горского (1886—1943), Н. А. Сетницкого (1888— 1937), после 30-х годов практически забытых и не печатавшихся.
Вряд ли известен широкому читателю и автор “Мыслей натуралиста о природе и человеке” Н. Г. Холодный (1882— 1953) — биолог, коллега Вернадского, разработчик идеи антропосферы, решительно чуждый утопизма.
Антология снабжена предисловиями к авторским текстам и примечаниями, что, безусловно, ставит книгу в разряд добротных профессиональных изданий.
II. Ю. БОХЕНЬСКИЙ. Сто суеверий. Краткий философский словарь предрассудков. М. Издательская группа “Прогресс” — “VIA”. 1993. 187 стр.
Работа известного швейцарского философа Юзефа Бохеньского вышла в серии книг, составляющих библиотеку нового философского журнала “Путь”. В этой серии, рассчитанной прежде всего на широкого читателя, ранее вышли ра-боты Н. О. Лосского “Учение о перевоплощении. Интуитивизм”, Э. Фром-ма “Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии”, И. Канта “Пролегомены” и К. Поппера “Нищета историцизма”.
Юзеф Бохеньский, поляк по происхождению, католический мыслитель, уже более шестидесяти лет работает во Фрибурском университете (Швейцария). Рассказывают, что почтенный, ныне девяностолетний профессор философии, верный традициям великого Фомы Аквинского, успешно поверяет сегодня доказательства бытия Божия компьютером.
Ю. Бохеньский хорошо известен на Западе и в узких пока кругах отечественных философов. Он автор работ по истории философии, логике, философии религии, к тому же один из отцов-основателей западной советологии, написавший целый ряд критических исследований об основах советского варианта марксизма. Во Фрибурском университете и сегодня продолжает работать группа его последователей.
Книга “Сто суеверий” была издана на польском языке в Париже в 1987 году. И вот в невероятно короткий для нас срок она стала доступна русскому читателю.
Краткость и простота авторского изложения являются, видимо, свидетельством той философской ясности, к которой пришел ученый. Книга призвана сыграть роль пропедевтическую — вразумляющую, просветляющую и очищающую, — исполнить, по словам автора, задачу “интеллектуального воскрешения”.
Итак, перед читателем своеобразное введение в философию. Доступное и удобное в использовании. Расположенные в зазоре от “а” до “я” статьи этого философского словарика — а их, как и следует из заглавия, ровно сто! — разъясняют ключевые понятия философии, политической экономии и социологии. Возможно, некоторым особо упорствующим во всевозможных заблуждениях придутся не совсем по душе несложные подсказки и отгадки этой книжки. Но согласие на ученичество — добрая воля читателя.
Словник действительно пестрит такими ходовыми и вместе с тем загадочными словами, как “активизм”, “антисемитизм”, “бессмертие”, “гуманизм”, “демократия”, “интеллектуал”, “капитализм”, “коллективизм” и т. д. и т. д. Смысл этих слов, еще недавно так четко, казалось, вырисовывавшийся в нашем сознании, теперь ускользает от нас, деформируется и всплывает неожиданными парадоксами. Не знаю, поможет ли философский словарик Бохеньского разобраться во всех этих “скептицизмах”, “солипсизмах” и “социализмах”, но, на мой взгляд, его притягательная простота несколько запоздала.
Впрочем, наверное, нехудо уметь различать “все шесть” значений слова “демократия”, не считать суеверно женщину человеком низшего сорта и существом, лишенным души; неплохо и поставить под сомнение, как это предлагает Бохеньский, право журналистов на монополию в решении вопроса о добре и зле, а также заодно устранить распространенное смешение двух смыслов слова “коммунизм”... Для излечения разума автор предлагает нам своего рода метод негативной диалектики, устраняющий логическую и понятийную неправильность. Долой умственную невнятицу, да будет все отныне на своих местах!
Пусть читатель не сочтет мои слова неучтивой насмешкой в адрес много-опытного философа — просто в ходе чтения этой книги меня посетило немало своих сомнений. Но, может быть, в этом тоже был тайный умысел автора?
Продолжая выпуск своей библиоте-ки, журнал “Путь” собирается опубликовать целый ряд изданий, среди которых — Г. Башляр, “Психоанализ огня”; Д. Бонхоффер, “Сопротивление и покорность”; Прокл, “Первоосновы теологии”; планируется к выпуску “История русской философии” Н. Лосского, подготовленная по рукописи русского оригинала и представляющая собой первое научное издание известного труда.
III. “АРС”. Российский журнал искусств. Тематический выпуск “Бездна”. Санкт-Петербург. 1992. 224 стр.
Лежащий передо мной выпуск журнала “Арс”, так по-театральному названный — “Бездна”, задуман как некий коллективный опыт исследования мира с его неожиданной, “темной”, опасной стороны. Это попытка, как представ-ляют ее авторы журнального замысла, отойти от инерции повседневности, заглянуть за наброшенное на мир покрывало Майи.
А за этим покрывалом что только не предстоит обнаружить читателю: и “нежить” и “нечисть” русской народной культуры и литературы, и рассказ лор-да Байрона о вампире, и образцы пи-терского некрореализма, и фрагмент работы Ж.-П. Сартра “Бытие и ничто”, а также пьесы Ф. Кафки “Охранник склепа” и Антонена Арто “Кровяной фонтан”; затем — статьи о живописи Павла Филонова, футуризме, дада, сюрреализме, работа Якова Друскина “Дья-вол в виде ничто”, статья А. Мелихова о смертной казни “Последний акт”, анализ триллеров и “жуткие” рассказы забытых и современных нам литераторов... Под обложкой журнального выпуска — достаточно случайное соседство очень разных материалов. Впрочем, получится ли строгий рисунок, когда берешься говорить о невероятном, хаосе и кошмаре, о том, что не имеет, соб-ственно, очертаний, о наваждении и страхе...
Может быть, отчасти поэтому так трудно оценивать этот тематический номер журнала с точки зрения удачи и состоятельности его замысла. Я думаю, что, оказавшись перед неизбежной бесформенностью темы, составители и не могли сделать ничего иного как позволить сосуществовать на страницах выпуска всему и вся, что можно условно пометить как “маргинальное”, остающееся на полях культуры.
Окинем взглядом “Бездну” чуть подробнее.
В подборке материалов, посвященных русской мифологии, Анна Некрылова и Лариса Ивлева предлагают свои опыты исследования мира “нечистой силы” и обряда ряженых.
А вот опыт философский. Под заголовком “Аналитика плоти”, принадлежащим переводчику и призванным, по-видимому, привлечь читателя, нам предлагают достаточно сложный отрывок из не переведенной у нас фундаменталь-ной работы Ж.-П. Сартра “Бытие и ничто”. Ключевыми словами избранного отрывка оказываются “тело”, “влечение”, “сексуальность”. Однако боюсь, что выбранный для публикации текст даже в “облегченном” варианте подачи труден для понимания и недостаточно введен в контекст самой философской проблемы.
Драматические фрагменты, которыми в журнале представлены две другие также ключевые для XX века фигуры — Франц Кафка и Антонен Арто, к сожалению, остались без серьезного исследовательского сопровождения, а потому оказались лишь орнаментальными элементами к основной журнальной теме.
Статья Александра Мелихова “Последний акт” посвящена казни как своеобразному театрализованному представлению, организованному по своим внутренним законам зрелищу. Здесь же автор анализирует глубинные основания и другого “последнего акта” — самоубийства, приходя к выводу, что причины его прежде всего духовные.
“Бездна” имеет и подзаголовок: “„Я” на границе страха и абсурда”. Но читая и перечитывая материалы этого журнального выпуска, я оставалась спокойна; на меня так и не повеяло абсурдным и ужасным. Наверное, даже объявивший себя “Бездной” журнал способен лишь тускло отразить то, что происходит где-то за гранью.