М. М. Бахтин серьезный и “несерьезный”

Журнал, издаваемый в Витебске Н. А. Паньковым, сделал заявку на то, чтобы сосредоточить на своих страницах все новое, что появляется сегодня в изучении творческого наследия М. М. Бахтина, двадцать лет со дня смерти и сто лет со дня рождения которого будут отмечаться в 1995 году (в марте и ноябре соответственно). Начинание смелое, ведь монографической периодики в нашем отечестве нет и не было до сих пор, если не считать юбилейных писательских номеров, традиционно (и на хорошем уровне) выдаваемых питерской “Звездой”, а до недавнего времени “Литературным обозрением” и “Вопросами литературы”. В № 1 за 1992 год “сверхзадачу” журнала издатель-редактор сформулировал так: “Бахтин сам по себе — это целый мир, огромный, загадочный и еще мало изученный <...> Журнал <...> должен не только не отрывать Бахтина от многосложных явлений, противоречий, потрясений всей человеческой истории и мировой культуры, но, напротив, всемерно помогать их полному и адекватному осмыслению”. Намерение похвальное, но чрезмерно завышенное. В нем больше патетики, чем реализма. Конечно же, “адекватно осмыслить потрясения человеческой истории” невозможно; вспомним сакраментальное бахтинское: “...ничего окончательного в мире еще не произошло, последнее слово мира и о мире еще не сказано...” Какое там “полное осмысление”, когда мир так стремительно меняется и меняемся мы сами, если “...еще все впереди и всегда будет впереди” (эти исполненные загадочного оптимизма слова Бахтина эпиграфом выносятся на третью страницу обложки из номера в номер).

Впрочем, ничего о “потрясениях истории” мы в “Диалоге...” не встретили. Но в первом номере поставлены и конкретные задачи: “...объединение, координирование усилий биографов и интерпретаторов Бахтина, работающих во многих странах мира; публикация писем, архивных документов, воспоминаний, биографических исследований, связанных с жизнью Бахтина и его окружения; истолкование и развитие теоретических положений ученого, рассмотрение гуманитарной <...> научной проблематики в свете концепций Бахтина, полемика вокруг них; актуальное прочтение трудов Бахтина в контексте мировой культуры; популяризация наиболее ярких и оригинальных идей Бахтина; рецензирование, обзор книг и статей, хроника...” Журнал задуман “полифонический, многоголосый. Ни одна существующая трактовка теоретического наследия Бахтина либо версия того или иного обстоятельства его биографии не полагается окончательной, завершенной, последней”, поэтому редакция “готова предоставить слово каждому, кто имеет свой взгляд на вопросы, обсуждаемые в журнале”.

Позиция издателя, как видим, честная, точно сформулированная, “беспартийная”, и это располагает, что подтверждается, кстати, и хорошей раскупаемостью журнала с немалым для подобного издания тиражом (в популярном у гуманитарной интеллигенции спецмагазине “19-е октября”, что в 1-м Казачьем переулке, журнал не залеживается). Мы привели редакционные тезисы, чтобы хотя бы бегло оценить, как выполняется многообещающая программа, за которой ни много ни мало, а имя одного из крупнейших мыслителей XX столетия.

Итак, состоялось ли “объединение, координирование усилий биографов и интерпретаторов Бахтина, работающих во многих странах мира”, за истекшие три года как выходит журнал? Нет. Скажем прямо: оно и не намечено. И добавим (без тени упрека): под силу ли оно журналу вообще?.. Конечно же, любая масштабная инициатива сопровождается такими вот неуемными пожеланиями — собрать “всех” под свое крыло. Но эта сверхтрудная задача, насколько нам известно, никак не решаема ни в ИМЛИ, где трудится бахтинская группа специалистов, ни в Саранском университете, где работал Бахтин и где его коллега С. С. Конкин выпустил (в сотрудничестве с Л. С. Конкиной) первую в России монографию о нем (“Михаил Бахтин (Страницы жизни и творчества)”. Саранск. 1993), ни в Бахтинском обществе^[1].

Но коль обещаны “объединение” и “координирование”, витебскому журналу надо было бы, наверное, опубликовать обзорную статью об изучении наследия Бахтина в мире, дать своего рода “бахтинскую карту” по странам и континентам — “кто есть кто в современном бахтиноведении”. Такой взгляд “с птичьего полета” нужен тем более, что стремительно разрастающееся бахтиноведение — при не по дням, а по часам расширяющемся влиянии идей Бахтина — напоминает лесную чащу, в которой без путеводителей и указателей ориентироваться все трудней. Опережая неожиданность появления на очередной международной конференции (их к столетию Бахтина будет немало) новых имен и новых работ, журнал мог бы своевременно вводить читателя в курс происходящего “в мире Бахтина”. Нужна для этого сеть авторов-корреспондентов. Потом уже наступит желанное “объединение” и “координирование”.

Публикация документов (второй пункт редакционной программы), в первую очередь неизданных текстов Бахтина и его переписки — качественно самая сильная сторона журнала. В этом заслуга издателя — профессионального литературоведа. Прекрасное владение материалом, знание архивных фондов (бахтинских и имеющих к Бахтину отношение) — залог счастливых находок. Но дело тут не в одних находках, а в отличной научной подготовке текстов, тщательности и точности аппарата, в чем убеждаешься, вчитавшись в обширные комментарии Н. А. Панькова, в его разыскания, касающиеся раннего Бахтина, не говоря уж о блестяще подготовленной им публикации стенограммы заседания ученого совета ИМЛИ — защиты Бахтиным диссертации “Рабле в истории реализма” (1993, № 2-3).

В “Диалоге...” мы встречаем новые фрагменты лекций Бахтина о русских писателях первых двух десятилетий XX века в записях Р. М. Миркиной (1993, № 1 и 2-3)^[2]. Их импровизационная манера, специфика записи не лишили лекций содержательности^[3]. Суждения Бахтина о писателях-символистах (о них главным образом идет речь) здесь принципиально не расходятся с тем, что высказывалось Бахтиным впоследствии (можно сравнить и с беседами, опубликованными в журнале “Человек”). В этих лекциях, можно сказать, квинтэссенция некоторых мыслей Бахтина. В анализе, например, творчества Блока нет ссылок на “чужое слово” о поэте — на мнение современников Бахтина, — и вместе с тем оно, “чужое слово”, незримо присутствует, его ощущаешь. Бахтинская критика впитала другие точки зрения и в то же время осталась конгениальной художественной мысли автора поэмы. Оттого-то так поразительно глубок анализ, скажем, “Двенадцати” при крайней сжатости изложения. Вместе с ранее опубликованными и с теми, что опубликовать еще предстоит, эти записи уже образуют некий курс русской литературы начала века (оно, впрочем, так и было задумано самим Бахтиным), которым могла бы сегодня воспользоваться наша высшая и средняя школа... И как не быть признательным этой сначала школьнице, затем юной студентке, не растерявшейся перед лицом такого лектора и записавшей его драгоценное слово, которое теперь служит мировой культуре. Оказывается, не так уж и много надо, чтобы прочертить свой след в истории: побольше внимания к “другому”, больше своего дела, освященного именем и делами этого “другого”, — и память о тебе не исчезнет, каким бы скромным ты сам ни был. Память связывает нас всех^[4].

Но все же центральное место среди бахтинских (и “околобахтинских”) материалов занимает упомянутая стенограмма заседания ученого совета ИМЛИ 15 ноября 1946 года. “Защита диссертации М. М. Бахтина как реальное событие, высокая драма и научная комедия” — озаглавил Н. А. Паньков вступительную статью к тексту стенограммы, которая читается мало сказать с увлечением — с напряженным волнением, естественным для “высокой драмы”. Благодаря еще не забытому ритуалу и знакомому “распределению ролей” обсуждение-судилище смотрится типично советским театром абсурда со своей “лысенковщиной”, “ильичевщиной” и т. п. Оставляют сильное впечатление не только мужество Бахтина, твердо гнущего свою линию, и не только атмосфера назревающего скандала (рассматривается — впервые — диссертация ссыльного, да еще и антимарксиста); поражает и невольно пробудившаяся в этой монолитной среде “полифоничность”, столь милый сердцу диссертанта диалогизм. Дело в том, что никто из явных противников Бахтина (фактически его книги не прочитавших) не хотел выглядеть глупцом, зная все же, что речь идет о в высшей степени оригинальной работе, новаторской, смелой. Волей-неволей взметнулся некий стихийный вихрь разнообразных точек зрения, неожиданный для тех лет “плюрализм”. И Бахтин выиграл “процесс”, кандидатская диссертация была одобрена единогласно (!). “Михал Михалыч, бывало, говорил о явлениях некоего „лжепророчества”: „самозваное серьезничанье культуры””, — свидетельствовала М. В. Юдина. На защите Бахтин был напряженно серьезен, но не в том смысле, в каком обложившие его со всех сторон “лжепророки”: он не только трагически-гневно протестует, но и смиренно иронизирует (стенограмма это отразила) над “самозванцами” от культуры... Объективности ради надо сказать и о благородной позиции его официальных оппонентов (А. А. Смирнов, И. М. Нусинов, А. К. Дживелегов), как и академика Е. В. Тарле и некоторых других, судя по стенограмме, поддержавших книгу Бахтина.

Архивные тексты Бахтина включают и его письма. На страницах “Диалога...” их немного, и они, как правило, характера делового. Самые обширные — письма Бахтина М. И. Кагану. Близкий друг М. М. Бахтина философ Матвей Исаевич Каган (1889 — 1937) остается для широкой научной общественности фигурой закрытой; его работы все еще не изданы, и мы по-прежнему довольствуемся превосходной единственной публикацией — статьей “О пушкинских поэмах” (см. сб. “В мире Пушкина”; составитель С. И. Машинский, М., 1974). Так что публикация Ю. М. Каган “О старых бумагах из семейного архива (М. М. Бахтин и М. И. Каган)” (1992, № 1) — одна из лучших. К ней по смыслу примыкают письма Бахтина Л. Е. Пинскому и его внутрииздательская рецензия на книгу Пинского о драматургии Шекспира (1994). Выделяется, конечно, и переписка М. М. Бахтина и М. В. Юдиной (1993, № 4). Мария Вениаминовна Юдина, “ангел-хранитель” М. М. Бахтина, спасавшая его из разных передряг, организовавшая, кстати сказать, и защиту упомянутой диссертации (что нашло отражение в переписке), в совершенстве владела искусством эпистолярного философского диалога. Эта удивительная корреспондентка Бахтина умела слышать и время (как гениальный художник), и другого человека, переживая полноту своей личности именно в общении с другими. Что касается переписки с Бахтиным, то и она, и ее собеседник при всей их разности явственно тяготели к согласию на высшем мировоззренческом уровне.

Бесспорно важна и статья Ю. П. Медведева “Нас было много на челне...” (1992, № 1) — об отце, критике П. Н. Медведеве (1892 — 1938). Соратник Бахтина еще по Невелю и Витебску, человек, рискнувший опубликовать работы арестованного Бахтина под своим именем (с согласия автора), П. Н. Медведев был расстрелян в годы сталинских репрессий. Можно рассчитывать, что обещанные новые публикации из его наследия мы вскоре обнаружим на страницах “Диалога...”. Как, разумеется, были бы уместны публикации из архива Л. В. Пумпянского. Перепечатка его работы 1921 года “Достоевский и античность” вполне оправданна (1994, № 1), тем более что воспроизведение ее сопровождается добротным комментарием и содержательной статьей В. В. Бабича. Еще одно имя из “круга Бахтина” — Ивана Ивановича Соллертинского — пока не нашло отражения в журнале, не считая отчетов о Витебских международных музыкальных фестивалях памяти И. И. Соллертинского. Думается, архив этого выдающегося музыковеда и историка театра еще содержит в себе неопубликованные материалы, хотя бы письма. (Необходимо также раскрыть архив И. И. Канаева и ряд других.)

К сожалению, еще не достиг такой же основательности примыкающий к “архивному разделу” раздел мемориальный. Три-четыре опубликованных здесь текста — это “отчасти воспоминания”, как кокетливо обозвал свои записки один из мемуаристов. Чтобы написать воспоминания о Бахтине, вполне достойные его памяти, нужно иметь дар “диалогического проникновения” в душу и сознание великого современника. Эккермана, увы, рядом с Бахтиным не оказалось... А среди типично “монологических” воспоминаний, попавших в витебский журнал, выделим все же фрагмент “У Бахтина в Малеевке” А. З. Вулиса (1993, № 2-3), безвременно ушедшего от нас филолога, исследователя сатиры.

Теоретический раздел журнала задуман так, чтобы статьи, разнообразные жанрово и тематически, цементировали собой большие блоки документов. Впрочем, обобщающих статей здесь не так много (упомяну среди них работу Н. Бонецкой в № 1 за 1994 год). Вынося в заглавие журнала краеугольные понятия бахтинской философии и эстетики — диалог, карнавал, хронотоп (из которых последнее представляется мне самым широким и фундаментальным), — издатель пошел по закономерному пути “инвентаризации”. Не углубляя эти понятия, каждый из авторов чаще всего эксплуатирует их, применяя к своему “участку” разработок^[5].

Но необходимо все же и “новое слово”, чтобы удержать журнал на уровне тех лучших теоретических публикаций, которые сегодня появляются в бахтиноведении. Понимание важности “нового слова” у издателя, разумеется, присутствует — это демонстрирует публикация статьи И. И. Канаева, написанной в соавторстве с Бахтиным, “Современный витализм” и размышление о ней А. Б. Демидова (1993, № 4).

В целом вышедшие номера “Диалога. Карнавала. Хронотопа” — плодотворное начинание. Верится, что вкус и знания издателя помогут ему находить для каждого следующего номера свежие идеи и материалы. Признак этого — анкета о книге Бахтина, посвященной Достоевскому, в № 1 за 1994 год. Утешительно, что для этого своеобразного издания удается найти спонсоров. Имена белорусских меценатов всякий раз можно обнаружить на обороте титульного листа. Остается и нам сказать им спасибо за добрую акцию...

В витебском журнале мы чаще всего видим “серьезное” лицо Бахтина — лицо мыслителя. Сам Бахтин, наверное, этим не удовольствовался бы. На своей защите он сказал буквально следующее: “Что такое серьезное лицо? В серьезном лице есть или изготовка к нападению или к защите. Серьезность или угрожает, или кого-то боится, а когда я никого не боюсь и никому не угрожаю, тогда лицо становится несерьезным...” Сам того не ведая, Михаил Михайлович здесь дал свой натуральный автопортрет. И вот сегодня мы снова увидали это другое лицо — “несерьезное”. Журнал “Человек” совершил выдающуюся акцию, опубликовав расшифровку бесед с М. М. Бахтиным Виктора Дмитриевича Дувакина, записанных им на пленку в феврале — марте 1973 года (около восемнадцати часов звучания, пленки хранятся в отделе фонодокументов Научной библиотеки МГУ). В. Д. Дувакин задумал для тех лет почти невозможное — создать “устную историю” отечественной культуры первой половины XX века. Многое он сделал (другие его редкостные интервью ждут публикации), многого не успел, жизнь его оборвалась в разгар этой работы в 1982 году. У него есть продолжатели, которые бережно относятся к свершенному Дувакиным. Именно сотрудницам отдела фонодокументов В. Ф. Тейдер и М. В. Радзишевской, их преданности, их любви к своему делу, их профессионализму мы обязаны тем, что живой голос и устное слово М. М. Бахтина сейчас вошли в культурный обиход. Высокий уровень этой публикации обеспечен и умной работой редактора журнала Н. И. Дубровиной, и компетентностью консультанта и автора примечаний С. Г. Бочарова (в некоторых разделах совместно с другими специалистами), а также участием А. Н. Перфильева, предоставившего редкие семейные фотографии Бахтиных. Повторю сказанное выше: своего Эккермана у Бахтина не нашлось, это утрата, но и сделанное Дувакиным — подвиг (вспомним и распространенную в те годы “магнитофонобоязнь”; да и “бахтинобоязнь” не надо сбрасывать со счетов). Вопросы прямы, бесстрашны и умны. Ответы Бахтина подробны, открыты, искренни. Информация “о времени и о себе” в беседах огромна, ее предстоит всерьез осваивать и специалистам, и широкому читателю. Первое же впечатление таково: “несерьезный” Бахтин прост, порой едко остроумен (так и доносится отголосок прежнего “карнавального” отношения к жизни), но и беззлобен, никого не осуждает, он человечен, даже кроток. Так и хочется сказать, вслушиваясь в его речь: “Блаженны чистые сердцем...” Вслушиваться в этот голос придется еще не однажды, потому что, несмотря на открытость этого диалога, а может быть, именно благодаря ей, — в нем есть какая-то тайна. Как и в трудах мыслителя в целом. В сфере мысли Бахтин унес с собой тайну, и мы, живущие, теперь разгадываем ее.

^[1] Попутно хочется отметить содержательную статью председателя общества В. Л. Махлина “Бахтин и Запад (Опыт обзорной ориентации)” (“Вопросы философии”, 1993, № 1, 3).

^[2] Предыдущие публикации фрагментов этих лекций Бахтина см. в книге М. М. Бахтина “Эстетика словесного творчества” (М. 1979) — о Вяч. Иванове; в венгерском журнале “Studia Slavica Hungarian” (1983, XXIX) — об А. Белом и Ф. Сологубе; в альманахе “День поэзии-1985” (М. 1986) — о Есенине.

^[3] См. об этом во вступительной статье С. Г. Бочарова к лекциям Бахтина об А. Белом, Ф. Сологубе, А. Блоке, С. Есенине в № 2-3 “Диалога...” за 1993 год.

^[4] Помянув добрым словом уже покойную Рахиль Моисеевну Миркину, уточню обстоятельства, сопутствовавшие передаче ей записей лекций Бахтина. К ней привело в 1976 году ее письмо к М. В. Юдиной, обнаруженное мной в архиве великой пианистки, скончавшейся в 1970 году. (В письме спрашивалось о Бахтине, вспоминались его лекции.) Как рада была Р. М. Миркина, узнав, что к ее записям интерес не пропал. Место хранения этих тетрадей, то есть домашний адрес Миркиной, было указано мной С. Г. Бочарову и Н. И. Николаеву, только им двоим и была доверена находка. Хотелось бы подчеркнуть тот факт, что тетради с лекциями она не продавала, она была намерена их подарить, но деньги ей были как бы навязаны, и от них она не отказалась, что естественно для живущего в бедности человека. Поступок Р. М. Миркиной — передача лекций Бахтина — вполне бескорыстен и морально ответствен, любые кривотолки здесь — извращение истины, если не клевета. В письмах к автору этой рецензии Рахиль Моисеевна прямо предлагает приехать к ней в Ленинград и безвозмездно получить у нее тетради. В этих письмах кроме того есть сведения о ней самой, о дружбе с М. В. Юдиной в годы их молодости, сообщается и имя еще одной слушательницы лекций Бахтина, педагога Анны Сергеевны Дегожинской, как раз и подтолкнувшей Р. М. Миркину к тому, чтобы через Юдину попытаться разыскать М. М. Бахтина. Это было в начале 60-х годов. Но вскоре Анна Сергеевна скончалась... Повидать ее не удалось.

^[5] Занятно проследить, как известная структуралистка Юлия Кристева в статье “Бахтин, слово, диалог и роман” (1993, № 4), написанной, как всегда, остро (достаточно вглядеться в заголовок, где “Бахтин” идет через запятую со своими же терминами), парадоксально пытается (и “добивается”) “через Бахтина” же реабилитировать и даже “возвысить”... формальную школу, которую он некогда развенчивал.