Случилось то, что должно было случиться. Правительство и лично Президент пребывают в каком-то патриотическом экстазе, вчерашние розовые либералы вроде министра Козырева норовят записаться в державники, Черномырдин на встрече с ветеранами так заявил (смело, решительно), что, мол, нельзя вычеркивать Сталина из истории, в одной Москве воздвигли аж два памятника маршалу Жукову и т. д. и т. п., как по сценарию. Пишется моя заметка в мае, в дни празднования 50-летия Победы, а появится она, наверное, в сентябре, — но я не боюсь ошибиться в прогнозе: волна “казенного патриотизма” не иссякнет к осени. Это не временное явление. Это всерьез и надолго.
Погодите, погодите! Еще слабо вываляли в грязи “демократа”, еще посадят его на шест в смоле и перьях и протащат перед веселой толпой, равномерно бия картонным молотом по картонной башке. Еще не признаете в лицо вчерашних общественных эманципаторов, наших Ивановых, Петровых, Сидоровых, рвавшихся в загранки, как бизоны на водопой, чтобы, не зная ни одной английской фразы, рассказать американцам о кошмарах “русского коммунизма”. Как они все, милые, в один день и без видимых над собой насилий заокают и заакают, показывая народные свои корни, как в очередь закричат в микрофоны о старенькой своей маме из деревни Пеньки под Орлом, под Рязанью, которая (“как сейчас помню”) провожала сыночка на полуторке в район и молвила на прощанье: “Помни же, сын...” Еще изумитесь, как ловко в стихах нашего поэта и гражданина N рифма “демократ — рад” поменяется на “патриот — вот”. Еще Солженицын в глазах так называемого “передового мнения” окажется “слишком левым”.
Так будет. Не так, так эдак. Для того, чтобы это понять, вовсе не обязательно читать газеты типа “Завтра” или посещать митинги патриотического фронта, на которых ничто не меняется и которые являются только крайним выражением массовой “обиды вообще” на “обидчиков вообще”, а также хитрого использования этой концентрированной обиды в политических целях. Здесь ничего не происходит такого, чего бы не было вчера и что прогнозировало бы завтрашние общественные настроения. Есть приметы гораздо менее заметные и гораздо более верные.
Мелочи, мелочи... но какие выразительные! Поехали в Германию на конкурс наши парикмахеры. Победили, первый раз. Радости полный мешок. Приехали, дают интервью. “А как мы могли не победить? Ведь конкурс проходил 8 мая, в день капитуляции фашистов”. Я всматриваюсь в лицо милой дамочки, руководителя группы. Шутит? Да нет, серьезна, губки поджала. Я так понял: она, видимо, считает, что они, парикмахеры, вносят свою лепту в народные торжества в связи с 50-летием Победы.
Открываю газету “Сегодня” за 11 мая. В еженедельной рубрике “Лаки Страйк”[1] высказываются Борис Кузьминский и Вячеслав Курицын. И вот оказывается, оба — патриоты. Самым главным впечатлением недели для Бориса Кузьминского были передачи, посвященные Дню Победы. “Полвека Победы... — говорит он. — Из немногих передач, которые не нуждаются в цвете”. А Вячеслав Курицын 9 мая был на Поклонной горе. “Салют. Гул. Тепло... Тихая глубокая радость... Подошел немолодой человек и рассказал, что сегодня в открывшемся здесь музее узнал как-то, что он — Герой Советского Союза. Но пятьдесят лет назад он получил более серьезную награду: тогда младшему командиру, не потерявшему в трех операциях ни одного бойца, в книжку делали запись, удостоверявшую право на пожизненное ношение военной формы. И он получил такую запись. Так все он и рассказал и побрел дальше в праздничной толпе еще кому-нибудь рассказать. Война закончилась”. Такая трогательная история была с Вячеславом Курицыным в День Победы.
Кто бы мог подумать! Борис Кузьминский — “профи”, эстет, лакомка, и Вячеслав Курицын — игрок, задира, провокатор. Ах, да они просто играют! — воскликнет кто-то. А вот и нет, родные мои! Все это, конечно, игра, но не просто игра, а игра с теми знаками и смыслами, которые именно в настоящий момент и являются наиболее актуальными. Я, например, давно понял, что по части “актуалок” ребятам из “Сегодня” надо верить на слово. Если вчера Вячеслав Курицын пел “На дворе осень. Постмодернизм”, а нынче поет “Бери шинель, пошли домой”, значит, завтра над “шинелькой” зарыдает наиболее элитарная часть интеллектуальной и художественной богемы.
Конечно, играют. Но и важно, во что они играют — в ковбоев или в партизан. Или... в русский реализм. Я приятно поразился, когда самая юная дебютантка “Знамени” Екатерина Садур на вручении ей премии заявила: я, мол, ваших модернизмов не желаю. Я — русский реалист. Примерно в это же время в “Литературной газете” мама Кати Нина Садур сказала, что реализм в отличие от модернизма явление аристократическое. В нем нельзя спрятаться бездарности (кстати, тонкое замечание, жаль, что я раньше не додумался. Впрочем, и Георгий Иванов в “Китайских тенях” нечто такое писал). Итак, целая литературная семья — и, entre nous, весьма и весьма преуспевающая литературная семья — выбирает не что-нибудь, а — русский реализм. Браво!
Когда Вл. Сорокин наконец издал свой “Роман”, в критике началась, как положено, вакханалия. И чего только не писали! И “нарративное искусство”-то он возродил, и XX век-то он отразил, и кайф “чистого чтения”-то он нам подарил! Противники Вл. Сорокина, как положено, бросились на “кишочки” и трепали эти несчастные “кишочки” в святом моральном негодовании. Вот только, кажется, никто не заметил, что есть какая-то таинственная связь между прежним интересом автора к фашистской эстетике (“Месяц в Дахау”) и нынешним его интересом к эстетике русского реализма. “Месяц в Дахау” поразительно ловко вписался в процесс активизации в объединенной Германии интереса к фашистской культуре. Однако немец на подъем тяжеловат... И — как не помочь германским братьям с нашей “всемирной отзывчивостью”! В это же время в России модничал “соц-арт”, заигрывая с “великой, неповторимой” советской культурой. Вл. Сорокин и здесь был первый: написал “Очередь”, рассказы и сделал ряд громких заявлений о своей привязанности к сталинской архитектуре и романам Семена Бабаевского. И вот появляется новая вещь... Грибы, поросята, клюквенная водка, пшеничные поля, деревенские барышни и топот пьяных мужичков... И кстати, весьма добротно сделанная вещь! И кстати, Вяч. Курицын рекомендовал “новым русским” всенепременнейше “Роман” приобресть и положить возле заднего стекла “вольво” и “мерседесов”. Для вас, мол, и написан. Такой русский, такой...
Я бы мог привести и еще примеры стремительной “патриотизации” общественной моды. Например, НТВ. Да там же “патриот” на “патриоте” сидит и “патриотом” погоняет! Или вот “державные” речи Олега Шишкина на “Эхо Москвы”. Мы-то, положим, догадываемся, что Олег Шишкин, милый и талантливый, всерьез ничего и никогда не говорит. Да ведь не все догадываются. А радио работает для всех.
Я бы мог привести еще примеры, если бы... Если бы не было так тошно. Мне бы радоваться: наша, дескать, взяла! Мне бы злорадничать: что, мол, съели! Глядишь, и придет завтра богатый человек с мешком долларов и скажет: “На вот на русский реализм, на возрождение традиций! И поехали в ресторан — водочки с икоркой и с севрюжкой отведаем за наше, за русское возрождение!”
Тошно. Не Россия в цене. Чучело России. Противное чучело с бусинками вместо глаз и опилками в животе. И какое мне дело, что там продают: нефть, цветные металлы или русский реализм. И какое мне дело, кто продавец и кто покупатель. И какая мне разница, за что нынче платят валютой, а за что деревянными.
Я же знаю, что в романах Лескова и Тургенева можно найти фразы дико неловкие, почти графоманские, которых Вл. Сорокин в своей эстетской гордыне никогда себе не позволит. Что совсем не “в стиле” этой прозы ее главное очарование. Я же помню, как покойный мой деревенский дядька, протопавший от Смоленска до Праги, долго рылся в комоде, но так и не смог отыскать медаль “За отвагу” сорок первого года (“дети потеряли”) и, как я ни просил, ни слова не рассказал мне о той войне. Я же понимаю, что отличие между “казенным” и “элитарным” патриотизмом есть, очевидно, в оттенках, но в глубине это явления одного порядка.
Я еще, слава Богу, не все забыл.
[1] Для непосвященных: “Лаки Страйк” — еженедельная рубрика, в которой постоянные авторы полосы “Искусство” говорят о самых главных своих впечатлениях прошедшей недели. Название, видимо, идет от любимого сорта американских сигарет работников полосы. А впрочем, не знаю. Переводится как “неожиданная удача”.