Телевидение — один из ярчайших феноменов второй половины XX века — безусловно заслуживает своего философского анализа и осмысления. Развернувшаяся в России бешеная борьба за ТВ, доступная взору общественности лишь в виде вершины айсберга или схватки под ковром, лишний раз подтверждает это. Количество телевизоров в мире перевалило за миллиард и продолжает быстро расти, качество их непрерывно совершенствуется. Добавим к этому, что два “кита”, на которых зиждется глобальная система коммуникаций, — волоконно-оптические кабели и стационарные спутники связи — уже сейчас позволяют использовать телевизоры в любой точке планеты с сохранением высокого качества изображения.
С начала нашего века подобной глобальностью стало постепенно обладать радио. Чисто звуковая форма передачи сигналов, впрочем, принципиально ограничивала информационно-эмоциональный заряд (ИЭЗ) радиосообщения. Мы вводим здесь этот термин потому, что любое сообщение, переданное техническими средствами, несет в себе не только информацию, но и ее эмоциональную окраску, мало чем отличаясь в этом смысле от живого слова. В связи с этим принятое в теории передачи сигналов понятие “тезаурус” — способность личности адекватно воспринимать данное сообщение — следует, по нашему мнению, расширить: оно должно охватывать не только смысловую, но и эмоциональную компоненту.
Сравнительно скромная пропускная способность звукового канала информации, растягивая время восприятия, значительно ослабляет, по-видимому, ее эмоциональный заряд. Но так или иначе, гигантская способность радио параллельно тиражировать сообщения во множестве различных точек планеты продемонстрировала с небывалой силой эффект усиления значимости передаваемой информации. Услышанное многими одновременно и повсеместно крепче западает в сознание и душу, солидаризуя и организуя общество, вызывая тем самым, по нынешней терминологии, синергетический эффект. С другой стороны, при этом подавляется личное мнение слушателя. Радио, таким образом, позволяет управлять общественным мнением. Особенно ярко и трагично это проявилось при тоталитаризме, подчинившем себе гигантские просторы России.
Каковы же принципиальные особенности ТВ по сравнению с радио? Вряд ли тут следует подробно объяснять разницу между слепым и зрячим. Воспринимаемая прежде всего зрительно, телевизионная картинка благодаря своей наглядности обладает несоизмеримо большим ИЭЗ. Именно поэтому возможности ТВ поистине беспредельны. Еще не истек XX век, а всевидящее телевизионное око уже побывало на Луне, полюбовалось с близкого расстояния Юпитером и Сатурном с их фантастическими спутниками, проникло в стальное чрево сгинувшего в морской пучине “Титаника”, подсмотрело тайну соития половых клеток человека... Отдадим должное и мужеству телерепортеров, одержимых желанием первыми показать людям правду, сколь бы драматично, страшно или отвратительно она ни выглядела. А такая правда не только колет глаза. Она опасна для всякого рода “теневиков”, тех, кто, совершив подлость, насилие или убийство, норовят стушеваться, тихонько раствориться в толпе или лечь на дно. Характерно, что даже самые отпетые преступники, попав в руки правосудия, трусливо прикрывают лицо перед всевидящей камерой...
У телевидения практически неограниченные возможности в формировании сознания масс. Недаром злодейское убийство популярного отечественного шоумена вылилось во всенародное горе, стало национальной трагедией.
Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать — утверждает русская пословица, аналоги которой наверняка имеются во всех языках мира. И правда нет лучшего доказательства для человека, чем убедиться воочию. Неудивительно, что, получая такой наглядный заряд, массы зрителей уже не просто внимают сообщению, а как бы переносятся в особый мир ТВ, претендующий на адекватность реальности. Значительная часть человечества, судя по приведенным выше цифрам и соображениям, уже благополучно пребывает в этом мире примерно два-три часа в сутки, что, если исключить сон, составляет 12 — 20 процентов всей активной жизни. Для детей эта цифра значительно выше: она достигает, по некоторым оценкам, 35 — 40 процентов. Автоматизация производства и услуг и, как следствие, сокращение рабочей недели будут, скорее всего, способствовать дальнейшему увеличению указанной доли в среднем не менее чем на 30 процентов. Это требует учитывать нарастающее воздействие феномена ТВ на формирование личности и ее менталитет.
Самонадеянно окрестив себя homo sapiens, человек оказался в двусмысленном положении. Как можно признать, например, разумными кровавые бойни, обязательно сопровождавшие всю историю человечества и разгоравшиеся со все большей силой и страстью по мере научно-технического прогресса? Лишь в нашем веке Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг научно обосновали древнее философско-религиозное представление, что человек есть некий кентавр: наполовину — зверь, наполовину — разумное существо. И если сознательное начало любой личности уникально, то бессознательное, как пережиток извечной борьбы за право жить, одинаково для всего живого. Это коллективное бессознательное и создает — по Юнгу — архетип, то есть обобщенный стереотип поведения, формирующийся в потемках души и комплексно сопрягающийся затем с сознательным представлением о реальности.
Так возникают мифы, в том числе и современные, где фантастические и аморальные заскоки причудливо сочетаются с новейшими достижениями науки, технологии и культуры. Нарушение баланса в нашей психике между сознательным и иррациональным приводит к активизации архетипов, то есть опаснейшим массовым психозам, охватывающим целые государства, а то и всю цивилизацию, например, в формах фашизма, большевизма или мировых войн.
Возвращаясь к ТВ, мы можем полагать, что оно, как, впрочем, и любой общественный феномен, воздействует параллельно и одновременно на обе составляющие нашей психики. Мера этого воздействия определяется, с одной стороны, содержанием передачи, а с другой — “экзистенцией” телезрителя, которая, в свою очередь, зависит от социального климата и множества других факторов.
Многочисленные попытки исследовать влияние ТВ на человека исходят главным образом из оценки содержания транслируемых программ, что вполне естественно. Подобный чисто семантический подход вносит, однако, мало нового в раскрытие специфики ТВ, поскольку практически одинаков для всех средств массовой информации. Не случайно, что именно он, и только он, позволяет перевести любое сообщение на язык закона и права с последующей его юридической оценкой. В результате специфика ТВ оказывается как бы вынесенной за скобки. К тому же указанный подход основан, в свою очередь, на расхожем мнении, что ТВ само по себе, как, впрочем, и любое великое изобретение, — обоюдоострое оружие в великой битве добра и зла, эффективность которого всецело зависит от того, в чьи руки оно попадет, то есть опять-таки от содержания программ.
Не следует забывать, однако, что любое значительное изобретение, как показывает опыт истории, само по себе, тайно или явно, несет вместе с выгодами не менее существенные опасности и утраты, в том числе и моральные.
Если повторять слово “урюк” даже много раз, во рту слаще не станет. Эта восточная мудрость веско дезавуируется ТВ, где повтор воспроизводится сотни, а то и тысячи раз. В результате количество переходит в качество и возникает нечто поразительное: тиражированная столь многократно блажь смотрится правдой, робкое сомнение — опровержением, а вполне заурядный проходимец — чуть ли не кандидатом в президенты. И если крупнейшие стихийные бедствия действительно соответствуют подобной значимости, то множество других псевдосенсаций, связанных, например, с частной жизнью политиков, спортсменов, звезд эстрады и т. п., не нужных никому, только разжигают и стимулируют праздное любопытство, оглупляя человека.
Не секрет, что одним из столпов, на котором зиждется коммерческое благополучие ТВ, служит реклама. За нехитрой изначальной целью рекламы — помочь покупателю в правильном выборе товара — сплошь и рядом стоит стремление подавить конкурента и, главное, искусственно раздуть реальную ценность продукта, услуги и т. д., то есть сделать из мухи слона. Таким образом, реклама неизбежно разжигает ажиотаж потребительства, изо дня в день заставляя обывателей больше есть, пить, курить, отчаянно гнаться за модой в одежде, образе жизни и т. д. В результате вполне умеренные физические потребности людей в пище, воде и тепле, которые, по существу, за много тысячелетий не изменились, искусственно подменяются престижными соображениями, а потому возрастают до несусветных размеров . Но излишества в потреблении — не просто бездумное и аморальное расточительство и разбазаривание ресурсов. Это прежде всего насилие над самой природой человека, его телом и душой, ведущее к тяжелым нравственным, физическим и социальным болезням. И решающую, пожалуй, роль в этой потребительской вакханалии играет ТВ-реклама как наиболее массовое и сильное средство одурманивания потребителей.
Механизм подобного усиления значимости чего-либо сродни своеобразному прожектору, который, действуя избирательно, выхватывает из тьмы нужные оператору фрагменты, заставляя по ним судить о целом. В результате становится сверхзначимым все то, что более или менее произвольно попадает в луч прожектора, то есть на телевизионную картинку. Это особенно наглядно проявляется в сфере искусства, где с помощью ТВ в угоду чьему-то заказу открываются или, если угодно, зажигаются “звезды” весьма сомнительные, если не сказать — мнимые. Эффектная реклама закрепляет и наращивает их популярность. Не менее вредна аналогичная раскрутка национальных, политических и экономических сюжетов с их пророками и лидерами, прямо связанных, как правило, с общественными кампаниями и конфликтами.
Картину довершает довольно откровенная ставка на забитость и неосведомленность телеаудитории, которую можно брать голыми руками. Российская ТВ-реклама с ее умильно-невинным, казалось бы, “мы сидим, а денежки идут”, попав на благодатную почву всеобщей экономической малограмотности и чуть ли не языческого, наивного доверия населения к “ящику”, походя способствует ограблению миллионов простаков.
Кино служит основой ТВ, имея, в свою очередь, генетического предшественника — театр. Понадобились десятилетия, чтобы по-настоящему понять коренную разницу между кино и театром. Не меньшее, притом опять-таки принципиальное различие существует между ТВ и кино. Коллективный настрой на спектакль, взлелеянный театром и еще сохранившийся в ослабленном виде в кино, полностью исчез в телешоу. Вместо него зритель получил кучу удобств, начиная с прелести домашней обстановки и кончая правом в любой момент прекратить зрелище или переключиться на другую программу. ТВ, создав кинотеатр на дому, обрекло зрителя на изоляцию, в итоге лишив его того самого настроя, выражающего в конечном счете способность социальной синергетической оценки происходящего, где индивидуальное восприятие каждого спаяно единой для всех моралью. В результате сильно ослаб эффект заражения чувством, которое художник вложил в свой шедевр. Напомним, что именно этот эффект Лев Толстой считал основой любого искусства. Таким образом, типичное для ТВ индивидуальное восприятие зрелища, давая зрителю определенные выгоды прежде всего в экономии времени, вместе с тем в чем-то снижает силу и глубину эстетического воздействия, свойственного театру, кино и другим традиционным зрелищным формам искусства.
ТВ ищет новые средства контакта со зрителем. И они появляются по мере дальнейшего усовершенствования ТВ и его основы — кинематографа. Один из путей такого усовершенствования — соединение ТВ с голографией, что дает возможность, в принципе, получить долгожданный “вид из окна”, то есть полноценное объемное изображение в рамке телеэкрана[1]. Существует, безусловно, и множество других возможностей технического развития ТВ, в результате которых его воздействие на человеческую психику будет многократно усилено.
Не вдаваясь в детали, отметим, что захватывающие перспективы ТВ по-прежнему направлены на то, чтобы максимально ублажить зрителя и извлечь наибольшую финансовую выгоду. Возможность использовать волоконную оптику, соединив при этом телевизионный передатчик с компьютером в так называемом диалоговом ТВ, позволяет потрафить уже каждому клиенту в отдельности по принципу “хозяин — барин”, но какой ценой! Вспомним, что личность выковывается прежде всего благодаря сопротивлению ее воле и поступкам. Коварно устраняя это сопротивление, не окажется ли обновленное ТВ тем данайским даром, который грозит окончательно обезличить зрителя, превратив его в несчастную подопытную мышь, лихорадочно нажимающую на “кнопку удовольствия”?
Теперь мы можем уточнить понятие “мир ТВ”, использованное выше. С одной стороны, этот мир реален, поскольку построен на событиях и фигурах, взятых из самой что ни на есть действительной жизни. С другой — этот мир определенно являет собой деформированную, искаженную реальность, как в русской поговорке “Федот, да не тот”. Иными словами, мир, сформированный и переданный ТВ, создает о действительности сильное, но во многом утрированное представление как в пользу “добра”, так и “зла”. Попросту говоря, мир ТВ, в который вольно или невольно погружается зритель, служит, по существу, подделкой реальности, но подделкой весьма профессиональной, наглядной и впечатляющей, а потому особенно действенной. Важно, что его действенность — не только следствие произвола телевизионщиков, выполняющих так или иначе чей-то социальный заказ, но и неизбежное отражение специфики самого ТВ как сложнейшего социально-технического явления. Отсюда накаленный мировоззренческий, по существу, конфликт между функционерами ТВ и зрителями. Суть в том, что выхолащивать индивидуальный взгляд тележурналиста на события так же невозможно и бессмысленно, как лишать художника его священного права на “я так вижу”. Достоверность и объективность телепоказа определяются совестью тележурналиста, его мировосприятием.
Уже ребенок, доверчиво упирающий взор в пленительно-беспощадный экран, сразу попадает не в привычный прозаический мир, который он видит из окна и в котором живет, а в иной — захватывающий мир погонь, приключений, ограблений и убийств. Можно спорить о том, насколько хорош или плох такой кинотеатр на дому. Безусловно одно: характер современного ребенка в значительной мере формируется под влиянием ТВ. С помощью того же ТВ подросток постарше выбирает не только стиль и линию поведения, но и собственное отношение к жизни, которое опять-таки не просто хорошо или дурно, но деформировано и искажено “телемифом”, что выясняется при его столкновении с реальностью. Шок, порожденный несоответствием действительности “телемиру”, заставляет либо капитулировать перед жестокой и беспощадной данностью, рабски приспособившись к ней, либо попытаться как-то изменить саму эту данность в соответствии с ирреальным и соблазнительным “телемифом”. А отсюда — шаг до преступления. Не случайно весьма значительную часть преступлений в развитых странах совершают именно подростки.
Возвращаясь к теории К. Юнга, попытаемся прояснить специфическую и коварную роль ТВ в формировании архетипов. Коллективный инстинкт, слившийся в архетип, особенно наглядно проявляется в полуживотном, близком к аффекту поведении толпы, воспламененной, например, каким-либо примитивным лозунгом и взрывающейся в немедленном разрушительном действии. Влияние ТВ на одиночку, с одной стороны, исключает отупляющее стадное чувство, знакомое каждому, кто побывал в эпицентре экзальтированного сборища. С другой стороны, сильный информационно-эмоциональный заряд ТВ проникает одновременно во все поры общества, создавая у тысяч или миллионов зрителей отсроченное, латентное побуждение к взрывному поступку, то есть некую психологическую бомбу замедленного действия. Напомним, что коллективное бессознательное — по К. Юнгу — одинаково для всех. Поэтому даже индивидуальное возбуждение его с помощью единого детонатора даст рано или поздно свой синергетический эффект.
В итоге мы имеем то, что имеем: непредсказуемое, полное неожиданностей неустойчивое бытие, где блестящие достижения человеческого гения парадоксально сопряжены с иррациональным и необъяснимым поведением людей, достойным театра абсурда. Другими словами, утрируя сначала образ реальности в нашем сознании и душе, ТВ активно вмешивается затем в саму эту реальность, взбаламучивая ее и создавая в итоге новую сюрреалистическую модель бытия. Полуиллюзорный или, если угодно, полубезумный мир ТВ, в котором мы пребываем все дольше, постепенно становится предтечей новой реальности, где телевизор и компьютер претендуют не только на неотъемлемую часть бытия, но уже и на составляющую нашего “я”. “Демон” из романа о Франкенштейне остается пока, слава Богу, всего лишь сказкой и щекоткой для нервов. А вот гомункулус, выпестованный втихомолку в недрах ТВ и вживленный в массовое сознание, становится все полновластнее.
Парадоксально, на первый взгляд, что дурно пахнущие “жареные факты” и “клубничка” пользуются широчайшим спросом в такой цивилизованной стране, как США. Между тем именно в США поставлены на конвейер самые изощренные методы извлечения прибылей “из воздуха” с помощью могущества ТВ. В их основе — поистине инфернальная смесь “сенсаций”, круто замешанных на сексопатологии и насилии, с особо хищной и навязчивой телерекламой. Создавая общественное мнение, моду, вкусы и жизненный стандарт, владельцы ТВ успешно подтверждают и реализуют в гигантских масштабах афоризм Козьмы Пруткова: “Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе”. По существу, в “самой свободной стране мира” — США — телевидение планомерно убивает свободу воли и выбора.
Нет, мы не отрицаем очевидную и ни с чем не сравнимую роль ТВ в информационном обеспечении цивилизации, охватывающем все виды бытия и давшем нашему веку наименование “век информации”. Речь, как мы уже говорили, идет о тяжелых, с социально-исторической точки зрения, последствиях и издержках телевизионной “идеологии”, приобретающей тоталитарный характер. В пределе мы можем получить некое зловещее равновесие между во многом иллюзорной реальностью и оболваненным телезрителем, что будет означать, по существу, “короткое замыкание”, чреватое разрушением личности.
Любопытен в связи с этим логический экскурс С. Лема в область, названную им фантоматикой[2]. В основе ее лежит вполне реальная в наше время возможность создать полностью иллюзорный мир. Для этого достаточно подключить к сенсорной системе индивида генератор импульсов, тождественных тем, что возникают при контакте такой системы с реальным миром. При этом предусматривается обратная связь между поступающими извне импульсами, охватывающими всю гамму чувств, и реакцией на них человека. Иными словами, иллюзорный мир реагирует на человеческое поведение вполне адекватно, как бы превращаясь в реальность. В итоге человек оказывается не только зрителем, но и соучастником событий в “парареальности”, существующей лишь на фантомном уровне в виде компьютерной программы. Подобный метод, правда еще в сравнительно примитивном виде, уже широко применяется при обучении водителей машин, авиапилотов, судоводителей, причем пока не видно принципиальных технологических трудностей для доведения такого метода имитации до “проекта” С. Лема. Но если на уровне подготовки таким манером водителей и пилотов “параллельность” максимально подогнана к действительности, то фантоматика С. Лема уже явно покушается на сохранность самой личности в лжеприродном мире. Как это ни парадоксально, высшее, казалось бы, достижение технического прогресса отбрасывает человечество назад — в иллюзорный мир магии и фантомов.
Отметим в заключение, что мы отнюдь не собирались выставить феномен ТВ как некое демоническое явление, неотвратимо подрывающее устои. Мы стремились лишь разглядеть за феноменом ТВ, без которого сегодня мы просто не можем жить, грозные теневые стороны и пытались раскрыть их подоплеку. ТВ, по существу, — зеркало мира, но зеркало не вполне объективное: выпячивающее одни явления и слабо отражающее другие.
И тут логично встает вопрос о необходимости ограничительного контроля над телевидением. Однако многие, слишком многие заведомо принимают его в штыки, считая, что любое ограничение есть цензура, ущемляющая принципы демократии. Но если это действительно справедливо в отношении информации, то локализация распространения продукции масскультуры — всего лишь разумная и необходимая мера общественной гигиены: страна нуждается в защите от аморальности.
Каковы могут быть, собственно, ограничительные механизмы, на каких принципах они должны строиться? Если государство волевым решением назначит нескольких чиновников надзирать за ТВ, то толку, разумеется, будет мало, а возмущенных разговоров о цензуре — хоть отбавляй. Логично, если общепризнанные и уважаемые ученые и деятели культуры (разумеется, не только столичные), чей авторитет безупречен, попытаются разработать общую культурную стратегию телевидения. Государству и интеллигенции надо стать не антагонистами в этом вопросе, но здравыми единомышленниками, одинаково заинтересованными в моральном здоровье общества.
А когда такая общая культурно-стратегическая программа будет создана, совокупными усилиями придется решать, как проводить ее в жизнь, какие у нее должны быть правовые гарантии.
Одно ясно: во главе ТВ должны стоять не функционеры, назначенные по принципу преданности или приверженности каким-либо пусть даже самым архиуважаемым идеологическим принципам, но люди, глубоко вникшие в историю и культуру своей страны, люди, чувствующие ее боли, ощущающие за собой не только столицу, но и всю горемычную многострадальную провинцию нашу, живущую в совершенно ином измерении, чем нынешнее ТВ, которое по отношению к ней сегодня выступает как типично колониальное. Не каждый пробивной гешефтник и шоумен должен иметь на ТВ легкий ход, не деньги и связи — доминировать на ТВ, но деятели, положительно зарекомендовавшие себя в культурном строительстве. А возможно, это будет только в том случае, если над телевидением станет осуществляться властный и разработанный в правовом отношении законодательный патронаж.
“Никакое богатство не может перекупить влияние обнародованной мысли, — писал Пушкин в 1836 году. — Никакая власть, никакое правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда. Уважайте класс писателей, но не допускайте же его овладеть вами совершенно. Мысль! великое слово! <...> Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек: в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом” (курсив Пушкина).
Но если уж от мысли требуется “соблюдение условий”, препятствующих “всеразрушительному действию”, то тем более необходимы ограничители распространения масскультуры, где вместо мысли — бессовестная коммерция. Гигантский маховик масскультуры, зомбирующий — через ТВ — беззащитное население, не должен набирать новые и новые обороты; вопрос его обезвреживания — не одинокое прожектерство отдельных реакционеров и ретроградов, а самое насущное для цивилизации дело. В противном случае она первой станет добычей джиннов, ею же выпущенных из заточения: эгоизма, агрессии, потребительского беспредела. И если на Западе все-таки худо-бедно, но существуют покуда традиционные психологические и социальные механизмы, являющиеся скрепами общества, то не окрепшая после тоталитарных десятилетий Россия становится легкой добычей любой самой идиотской или разнузданной пропаганды. Формируется новый тип жителя “этой страны”, если угодно, выделяющийся даже антропологически, свидетельствующий о новом витке духовного вырождения. На наших глазах возникает как бы новая порода — дети ТВ, своей ментальностью окончательно упраздняющие традиционные отечественные ценности, а значит, и Отечество как таковое.
...Эти новые “гунны” технократической эры в конце концов не оставят камня на камне от этих ценностей. “Мы должны строить Россию нравственную — или уж никакую. Тогда и всё равно” (А. Солженицын).
Аскольд СИЛИН,
кандидат технических наук.
[1] Имеется в виду такое изображение, которое позволяет заглянуть за спину видимого предмета, перемещаясь относительно “окна”, то есть экрана телевизора.
[2] Лем С. Сумма технологии. М. “Мир”. 1968.