Тридцатая любовь Алены
Валерий Попов. Разбойница. Роман. М. "Вагриус". СПб. "Лань". 1996. 236 стр.
Валерий Попов - писатель прежде всего читаемый. Он пишет умно - умудряясь при этом не "грузить"; увлекательно - можно читать в метро. Крепкий сюжет, точные и сочные детали, поразительное жизнелюбие всегда при нем. Читабельность - то, что он сам ценит превыше всего. "Вот наш главный мыслитель, Огородцев, задумчиво курит на обложке брошюры, выставленной за стеклами всех ларьков. Никто и не подумает прочитать, но все поучительно понимают - судя по втянутым щекам, по глубине затяжки - мыслит о вечном", - по мнению героя романа "Будни гарема" - альтер эго автора, - сочинители "высокой зауми", конечно, нужны, но для него "идти в этот туман стыдней, чем в халтуру". Впрочем, и в халтуру - никак: не получается "придумать глупость" ("Будни гарема"); не получается написать "не про себя" ("Рыбья кровь").
Новый роман В. Попова, исполненный на грани "серьезной" и "бульварной" литературы (эпиграф - из "Анны Карениной", посвящение - Министерству путей сообщения), вышел в том же издательском цикле "Российской прозы", что "А вот те шиш!" М. Веллера и "Последний герой" А. Кабакова. Авторский лик на обложке - идея не сказать что удачная, особенно в случае Валерия Попова, представленного художником в роли главного - их в романе, мягко говоря, немало - героя-любовника. Автор "Разбойницы" скорее мог бы, вослед автору "Госпожи Бовари", заявить: "Алена - это я".
"Кто пользовался любовью женщин и уважением мужчин, пожил уже достаточно", - любимая мысль героя "Будней гарема". Ранее, в повести "Новая Шехерезада", писатель - опять же, альтер эго автора - высказывает ее шехерезаде Марине. В "Разбойнице" - это любимое изречение героини (а Валерий Попов - ее любимый писатель). Роман прошит автоцитатами. Деталь: купленные "сверх нормы" яйца герои уносят за щеками - как герой рассказа "Минута слабости" нес червяков. Преобладают отсылки к вышеупомянутым повести и роману. "Ну, ты прямо Шехерезада!" - говорит Алене ее "роковой мужчина". "Разбойница", подобно "Новой Шехерезаде", держитс рассказыванием - от первого лица - баек из жизни героини. Марина ("Новая Шехерезада") - героиня советского времени; истории последующих шехерезад - Луши ("Будни гарема") и Алены ("Разбойница") - разворачиваются на фоне "новорусских" реалий.
Алена "идет по жизни, смеясь" - периодически испытывая желание "лечь под паровоз". Прежде чем стать танцовщицей в гамбургском заведении "Феи моря", Алена закончила питерский филфак, сменила несколько сообразных образованию профессий - что мотивирует неправдоподобную, на первый взгляд, литературоцентричность ее сознания. Соотношение усвоенных ею посредством русской классики идеалов с новой русской действительностью неизменно дает комический эффект. Анна Каренина из нее никакая. Единственно реальными "паровозами" в судьбе Алены оказываются мужчины ("роковой" - "Каренин, Вронский и паровоз в одном лице").
Начало: Алена ссорится с хозяином заведения (он "воспитывал" ее, но, как выяснилось, не для себя - для сына) и с подвернувшимся русским - бывшим моряком, ныне бизнесменом Александром Паншиным - бежит в Россию, где работает у своего избавителя секретаршей. Опять-таки, она его любит, а он - см. выше. "Как я хочу от тебя ребенка!.. но не от себя", - ключевая фраза. Он-де уже стар, а сыну как не пожелаешь такую: умная, сексуальная, молода и опытная - коня на скаку остановит, в горящую избу войдет (свои способности героин демонстрирует на каждом шагу: что ни страница - то подвиг). Главная сложность в том, что сыновей у Алекса трое - от трех браков. Бежать - некуда. Почти одновременно Алена знакомится и венчается (!) с совершенно непохожими друг на друга Максимом и Аггеем - не сразу понимая, кем они приходятся шефу.
Максим - диссидент, принципиальный нонконформист - прибывает из Парижа. Алена встречает его в аэропорту. Пенсне, борода "а-ля Добролюбофф", землемерские брюки, походный рюкзак, полувоенный френч, сандалеты... "Да-а... в Париже он тоже явно "не вписался". Точней, использовал его как сундук с нафталином... На самом деле - такой френч надо поискать и поискать, не говоря уж о сандалетах". Теперь в роли "воспитателя" она. Эти, по выражению героини, "курсы койки и житья" (все "новые шехерезады" обожают переиначивать идиомы - из, скажем, "моральной компенсации" получа "аморальную компенсацию" и т. п.) продолжаются в парижской "берлоге" Максима, где, "с типичной простотой гения" разгуливая по раскиданным всюду книгам и рукописям, он работает над статьей "Свое и чужое в кастрационной перспективе"...
Аггей возникает неожиданно и эффектно: в новогоднюю ночь подбирает "суженую" на переезде - после ее очередной неудачной попытки броситься под поезд. "Чероки", белый костюм, васильковые глаза, "черные, словно бы влажные волосы до плеч". Красавец с рекламного плаката. Принц из волшебной сказки. Мафиозо. Садист. С ним Алена путешествует по далеким жарким странам - и возвращается к шефу Алексу вс в ранах и кровоподтеках.
До самой смерти своего ненаглядного - маленького, пузатого, лысого - шефа "разбойница" мечется между ним, "Максимом - максималистом" и экзотическим Аггеем, решая за них все проблемы и утешая себя нехитрым "селяви". Вернее всего - довериться течению жизни; попытки волевым усилием что-либо изменить все равно обречены. Сколько ни ложись на рельсы, поезд остановится или пройдет по соседнему пути, если не судьба. Можно не разделять сию философию, но ее воплощение - впечатляет. Если в "Новой Шехерезаде" В. Попов откровенно иронизирует над провинциализмом и завышенной самооценкой героини, от лица своего альтер эго комментируя ее слова и поступки, то к подобным же недостаткам Алены он относится снисходительно - восхищаясь ее увлеченностью стихией жизни. Дистанция между рассказчиком и героиней сходит на нет, автор изначально на стороне "разбойницы", "в ее шкуре". Остранение здесь происходит не от взаимодействия композиционных пластов (рассказ "шехерезады" в рассказе писателя - соседа ее "шаха" по лестничной площадке), а от столкновения жанров.
"Разбойница" обыгрывает жанр массового эротического романа. Причем пародийный эффект достигается не столько гиперболизацией (чрезмерная частотность однотипных эротических сцен; засилие соответствующей лексики: "безумно", "сладострастно"), сколько путем столкновения с романом традиционным (упомянутая уже "Анна Каренина") и авторской, поповской, манерой письма (упомянутые, опять же, автоцитаты). "Вопль, потрясший меня, словно был не мой, чей-то чужой. Боюсь, что все обитатели этого дома на минуту оторвались от своих дел и задумались: а правильно ли они живут?" - иронический комментарий "подарен" автором героине. Подобно тому как новой русской женщине Алене не удается идентификация с героиней русской классики, Валерий Попов остается Валерием Поповым: меньше всего интересная в качестве эротического триллера "Разбойница" - логичный шаг после "Будней гарема".
Третьим сыном Александра Паншина оказывается Виктор, капитан парома, на котором они плыли из Гамбурга в Петербург. Конец: они снова куда-то плывут - теперь уже вдвоем с Виктором, - не важно, куда. Алена ждет от Виктора ребенка - мечта ныне уже покойного Алекса сбылась, он таки "победил".
Это - основная линия, первый план, ключевые фигуры. Второстепенные персонажи не менее "объемны" - как всегда у Попова и вопреки специфике массовой литературы (ср.: принципиально одномерный майор Звягин у М. Веллера, поставившего себе цель не обыграть, а именно "сделать" экшн). Вот, скажем, французская подруга Максима, миллионераша Николь, она же - "простая рабочая девушка из Парижа". "Подошла дылда в простенькой джинсе... именно про такую, наверно, родился афоризм: "Женщина любит ушами"!" Наследница крупнейшего во Франции туристического агентства, теряя состояние, заботится о том, "чтобы по миру и особенно в Россию ездили простые люди, в первую очередь почему-то шахтеры". Живет в огромной квартире с огромными же окнами на Сену... на Нотр-Дам-де-Пари, на "Гранд-опера" и на Эйфелеву башню, роскошной и допотопной: "Везде старинные гобелены, драгоценные столики... а унитазом приходится управлять вручную, засовывая руку по локоть в воду". Старается как можно реже мытьс в ванной, чтобы не понижать уровень Мирового океана.
В общем, роман получился интересный.
Ольга КУЗНЕЦОВА.
По моему неизлечимому занудству, не могу не поделиться наблюдением, ускользнувшим от доброжелательного взгляда О. Кузнецовой. На четвертую страницу обложки издатели на западный манер вынесли три комплиментарных высказывания о прозе Валерия Попова. Вот они. "Валерий Попов - один из самых точных и смешных писателей современной России" (газ. "Новое русское слово", Нью-Йорк). "Книгами Валери Попова угощают самых любимых друзей, как лакомым блюдом..." (журн. "Синтаксис", Париж). "Проницательность у него дьявольская. По остроте зрения Попов - чемпион" (Лев Аннинский, "Локти и крылья"). С "чемпионством" тут не все ладно. Вот как выглядит это место на самом деле в книге Льва Аннинского "Локти и крылья" (М., 1989, стр. 229 - 230): "Зрение тут слоистое, выхватывающее, стиль собран вокруг речевого образа рассказчика. Но проницательность дьявольская. По остроте зрения Попов - при всей прыгающей и фантастической фактуре его текстов - матерый, что называется, реалист". Почувствуйте разницу. Но и без этого на обложке "Разбойницы" вполне заслуженные похвалы производят неожиданно-грустное впечатление, поскольку относятся к более ранним рассказам и повестям Валерия Попова, воспоминание о которых... Нет, не могу, ни слова боле...
Андрей ВАСИЛЕВСКИЙ.