Михаил Кравцов родился в 1951 году в России. Религиозный философ, переводчик иудаистских классических текстов. "Зогар" ("Сияние") - одна из великих и самых таинственных книг в человеческой культуре, оказавшая глубокое влияние на мировую религиозную мысль, - впервые появилась на русском языке в переводе Михаила Кравцова (см.: "Раби Шимон". Фрагмент из трактата "Зогар". Перев. с арамейского. М. "Гнозис". 1994) - с его же статьями, примечаниями, историческими и каббалистическими комментариями.
Михаил Кравцов с 1992 года живет в Иерусалиме.
Исчерпав свою душу в прошедшем вращенье,
Не нашедший конца, но зашедший за грань,
Я живым оказался во дни посещенья,
Когда Царь утешает упавшую лань.
И цветы расцветают на высохшей кроне,
И бесплодное семя приносит плоды,
И тяну к росе нисходящей ладони,
Ощущая на пальцах прохладу воды.
Но не лечит роса мою древнюю рану,
В тело новую душу принять не могу,
Так Давида старик провожал к Иордану,
Проводил и осталс на том берегу...
Я знаю, что души моей
Воображения бессильны
И тени начертать твоей.
Державин.
О ты, являвшаяся самой
Прямой из выпуклых потерь
И ставшая бездонной ямой,
Теб воспеть хочу теперь!
К тебе душа моя стремится,
Твоей воды хочу напиться,
Дерзаю чувствовать тебя,
Чтоб за тобою, непомерной,
Найти предел души неверной
И чтоб восславить, не любя!
Когда двойной хаос клубился
И был глагол, как точка, мал,
Твой первообраз там таился,
Где дух над бездною летал.
Ты провозвестница свободы,
Ты нижние разверзла воды,
Создав невоплощенный плод.
К тебе струится из короны
Тот круглый свет, слегка зеленый,
Скользящий задом наперед.
Твой первый плод вкусили люди.
Была ты, прах смешав с росой,
Дл человека - суть от сути,
Но плотью сделалась другой.
Нашла для зверя полевого
Слова, лишенные покрова.
Свое подобье уязвив,
Ты вместе с ним была влекома
Ко всем семи царям Эдома,
Из-за тебя восьмой ревнив.
Когда Адам был одинокий
И дух его во сне возрос,
Узрел он лик зеленоокий
И пряди рыжие волос.
Тогда, развратница и дева,
И он твое наполнил чрево
И обречен был воссоздать
Потомство тех, кто в горных безднах
Запутались в цепях железных.
Ты этим двум - сестра и мать.
Ты пламя, плавящее кольца
Миров, ты голос из тельца -
Тень речи творческой, ты боль ца-
Ря - разрыв одежд отца,
Излом цикличности небесной.
Лишь в вечности твоей совместны
Год солнечный и лунный год.
С тобой зиждитель жаждет слиться:
Времен двойная колесница
К тебе в багровой мгле плывет.
Страницы ветхие листая,
Твой след змеиный нахожу
В любом деянии Шабтая
И в изречениях Иешу.
Я отыскал в словах Талмуда
Твои сказания - оттуда
Узнал я притчу об ином,
Срезавшем ветви огражденья,
Чтобы в твои включить владенья
Свой дважды разоренный дом.
Когда в часы высоких бдений
Я знаки тайные чертил,
Меня твоей упругой тени
Покров трехрукий осенил.
Но я к тебе не устремился:
Я наготы твоей стыдился.
И ты ушла; издалека
Зовет меня твой крик совиный,
А я сижу среди руины
И строю храмы из песка...
Дух мой растекся над бездною темной любви,
Влажная мудрость, как знойная ярость, незряча.
Древнею мглою рождается в белой крови
Горечь слезы безнадежного вечного плача.
Там, где недолго в волне отражает Нева
Город, построенный зодчими школы Хирама,
Видел я облик немого могучего Льва,
Превозносящийся к чудному лику Адама.
Мертвенным глянцем лоснятся тугие бока,
Рыбьи глядит с высоты недреманное око.
Где-то в пространствах оставив Орла и Быка,
Каменным зверем застыл над водой одиноко.
Эту загадку не тщится душа разгадать.
Бунтом любви рождено в небесах безразличье.
Разум умолк и готов, удивленный, отдать
Право на жизнь за еще неживое обличье.
Та ли цена, за которую ярко горим
Жадным огнем неизменно творящего слова?
В холоде камня уже сочетал Элогим
Тайну неженского с тайной всегда немужского.
Не отрекусь от проклятия первой вины.
Дух мой над бездной кричит, как свободная птица.
Дверью, распахнутой в даль вожделенной страны,
Будет мне ныне другая, земная гробница.
Плод от познания точных рецептов
Без исключенья вкусил вполне;
Что же наука покорных адептов
Сделала сердцу, желанью - и мне?
Весь я наполнен предписанным строем
Серых раздумий, движений и слов,
Жажда иссякла с житейским покоем,
Разум затих, не разрушив основ.
..................................
Сад запустел, и жилище в руине,
Город - наследье исчадья степей,
Там, где избранник ходил у святыни, -
Брюхом по праху волочится змей.
И, поселившись к востоку от сада,
Жду истощения чаши вины.
Что же? Ведь есть еще сердцу награда:
Вечные книги и вещие сны...
Л. К.
В час, когда из груди соскользнет в немоту
Говорливая капля - душа человечья,
Я, по книжным страницам блуждая, уйду
Из языческих стран в тишину Междуречья.
За прозрачными строками перистых стай,
Чей полет по листам не измерить летами,
За женою туда уплывал Менелай,
И оттуда Йаков приходил со стадами.
И к востоку суда шестистопных стихов
Шли, качаясь на волнах протяжного звука,
Шли на запад стада обновившихся слов
По чернильной росе рукописного луга.
У источника смыслов живою водой
Я напьюсь и на свитке нетленном сумею
Стать короною тонкой, чуть зримой чертой,
Воплощенным дыханьем над буквой Твоею.
1 Примечания М. Горелика к словам, отмеченным звездочкой, см. в конце публикации.
1 Арке-тряпичник (идиш).