Cтало общим местом противопоставлять нынешнюю пору - минувшей, коммунистической. Действительно, принципиальная новизна налицо. Но, увы, не по отношению к многострадальной нашей Москве.
Большевики ненавидели ее за патриархальность, за ее непохожесть на индустриально-машинный рай их утопии. Всю историческую застройку столицы они официально записали в ветхий фонд. Достаточно почитать газетные комментарии 20 - 30-х годов, чтобы ощутить урбанистический пафос преобразования и реконструкции, сметавший все на своем пути: в итоге - снос сотен шедевров архитектуры, гибель живописных московских ландшафтов...
Сейчас много говорится о возрождении традиций, о любви к России, коммунистический нигилизм по отношению к ней, кажется, канул в прошлое. Однако на самом деле вкус к красоте московской архитектуры и ее ансамблей, особенно в среде богатых заказчиков - а к ним с несомненностью относитс и верхний слой власть имущих, определяющий градостроительную политику в Москве, - формируется под влиянием совсем иных, заимствованных, предпочтений. Драма в том, что беречь остатки очарования старой Москвы часто не желают и архитекторы, получающие в трудной жизненной ситуации выгоднейшие заказы и иногда даже опережающие заказчиков в инициативе достроек и перестроек.
Этот пафос перекройки Москвы, увы, одобряет в основном и наша интеллигенция; как в 60-е годы в новой "западно-конструктивистской" архитектуре она видела залог необратимости либеральных процессов "оттепели", так же не возражает она и против того, что творится с Москвой сегодня, думая, что таким манером мы вливаемся в "цивилизованное сообщество".
Существует мнение, что, мол, Москва видоизменялась и реконструировалась всегда - только после революции в ускоренном темпе. Но одно дело, когда ломали "по неведению" (так же как записывали старые иконы и фрески, не сознавая их уникальности), другое - когда высокая эстетическа ценность и благородство старой застройки открыты и общепризнанны, когда Москву меняют в соответствии с идеологическими, номенклатурными и корыстными нуждами.
Всех радует порядок, цивилизация, современные формы и материалы; рядовые зрители довольны так же, как титулованные деятели культуры. При этом решительно никто, исключения единичны, не видит или не хочет видеть того, что происходит со старой Москвой на самом деле. А ведь город переживает эпоху нового интенсивного уничтожения своих историко-культурных ценностей! И причина этому - вовсе не бедственное экономическое положение: стройкомплекс Москвы находится в расцвете сил, возможностей и триллионных инвестиций. Причина - в общем миропонимании общества, его вкусах и истинных, а не декларируемых идеалах.
Эпоха гласности ушла; голос общественности игнорируется. Мнение москвичей, жителей конкретного района, улицы, некому слушать. На Поварской возникает проект постройки новых зданий Верховного суда Российской Федерации. Высотное строительство грозит дальнейшим искажением заповедного исторического района, протестуют Экспертно-консультативный совет при Главном архитекторе Москвы (ЭКОС), жители района, Фонд Поваренна слобода, депутаты Думы - тщетно. Более того, для строительства уже снесены ворота и флигель усадьбы Блудовых XIX века. В прежние, пусть советские, времена, возможно, был бы скандал. Сегодня - всем наплевать.
Неожиданно возникает проект надстройки дома No 22 по Цветному бульвару. Это памятник архитектуры первой половины XIX века, в нем к тому же прошли тридцать три года жизни Валерия Брюсова, семье которого этот особняк и принадлежал. По закону строительство на территории памятника запрещено - так нет же, надо либо на самом здании, либо в его узком дворе, впритык к дому, построить шестиэтажный корпус. Проект меняет градостроительный ритм, ландшафт - но таковы условия инвестора.
Вырисовывается генеральная политика арендаторов и, к сожалению, архитектурных инстанций в центре Москвы - приглашать в качестве инвесторов фирмы, которые за право реставрации и приспособление здания-памятника получают возможность нового строительства здесь же для себя на условиях не менее 50 на 50 процентов по соотношению площадей. Управление охраны памятников Москвы (УГКОИП) должно бы занять решительную позицию замены немощных арендаторов, делающих памятники архитектуры города заложниками собственного благополучия.
Когда Юрий Михайлович Лужков демонстрирует по телевидению макет перестройки дома Козицкой (здание Елисеевского магазина), где из двора дома поднимается башня более чем вдвое выше основного объема, и при этом с гордостью говорит: "Мы все сохраняем - и добавляем", - то за его гордостью угадывается наивное непонимание того обстоятельства, что даже сохранение старых домов при подобной их надстройке уничтожит ландшафт и красоту, сам смысл Москвы. Исторический город сохраняет только грамотная застройка, базирующаяс на добросовестных предварительных исследованиях и вытекающих из них ограничений. Иначе не сохранить душу города. Если даже все усадьбы Москвы физически сохранятся, но во дворе каждой поднимется высокое здание - город погибнет окончательно.
К этому надо добавить и оставшиеся в силе примитивные приемы организации строительства, ориентированные на пустые громадные площадки периферийных районов. В центре нет места для разворотов нашего "громадья" - для кранов, автомашин, других механизмов. "Заботливые" строители, упрощая себе жизнь, готовы для удобства снести что угодно - и никогда не бывают наказаны.
Дикая ситуация сложилась сейчас вокруг дома Хрущевых - Селезневых на Кропоткинской, одного из знаменитейших созданий московского классицизма. Начиналось с благих намерений - с постановлений Правительства Российской Федерации, правительства Москвы о подготовке к двухсотлетнему юбилею А. С. Пушкина, которые обозначали необыкновенно бережную реставрацию усадебного комплекса, где размещается Государственный литературный музей А. С. Пушкина. Правда, проект предусматривал перекрытие двора, но ЭКОС и УГКОИП не соглашались с этим и предлагали полностью щадящие и сохраняющие постройки варианты.
И вот весной прошлого года произошло варварское разрушение строителями (с ведома дирекции музея и при попустительстве УГКОИП!) двух корпусов начала XIX века и уникальных полукруглых ворот.
Потерян вкус к подлинности - копии считаютс подлинниками. Пример возводящегося по соседству храма Христа Спасител внушает мысль, что все восстановимо. А раз восстановимо - то можно сносить и делать потом "лучше прежнего". Исторические свидетельства теряют аутентичность. Древние постройки с легкостью сносят, заменяют или "воссоздают", а эстетическая безграмотность позволяет выдавать происходящее варварство за культурное достижение.
Можно сказать, что с легкой руки правительства Москвы подобный образ действий становитс широко распространенным, причем правительство само принимает решения о сносе подлинников. Так было с лучшим домом на Арбате (No 48), палатами XVII века на Тверской (No 26), домами по Лаврушинскому переулку и Кадашевской набережной (No 2/12). Так произошло на улице Станкевича (No 22/13), Б. Ордынке (No 20), более полутора десятков подобных случаев было в 1995 году. Трехэтажный дом Щербатовых конца XVIII века уничтожен при реконструкции квартала около Большого театра (Копьевский пер., дом No 3/4, строение 4) - выстроен с добавлением мансардного этажа заново.
Материальные и художественные элементы прошлого фальсифицируютс с легкостью мировоззренческих метаморфоз. Все проблемы разрешимы и заранее оправданы "подходящей" необходимостью.
Как и при коммунистах, любимым словом и видом деятельности в Москве является не реставрация, а реконструкция. Оно относится не только к узко технической, хозяйственно-материальной сфере, но распространяется и на его исторический облик. Художественные ценности зависят от проблем канализации и т. п.; инженерно-коммунальные службы решают судьбу исторических и архитектурных ценностей города. Когда дело касается проблем хозяйственных и материальных - все всё понимают, но как только речь заходит о ценностях художественных, культурных - ответственные лица делаются тугими на ухо. Беда не столько в том, что они не хотят понимать, сколько в том, что они на самом деле не понимают ценности, духовной и эстетической содержательности облика исторической Москвы, ее кварталов и улиц, ее подлинных сохраняющихся построек.
В свое время большевики, перебравшись в Москву, принялись уничтожать ее с остервенением утопистов, жаждущих на месте Белокаменной, на месте самого сердца России, построить свой "город будущего".
Ныне вроде бы идеология переменена на прямо противоположную; все громче голоса, отстаивающие историческую традицию, но изничтожение остатков старой Москвы продолжается.
...Приезжий видит в городе фасады и площади. Особенно в Европе, где дворы имеют закрытый характер. Московский же дворик был частью облика города. С каждым годом их становилось меньше. Но теперь и то, что уцелело, - застраивается.
Еще менее знакомыми, практически неведомыми постороннему взгляду, оказываются интерьеры исторического города, истинные наследники вкуса и ума десятков поколений.
Беда в том, что эти ценности москвичи давно отучены ценить. Пространства и дворы сотен городских усадеб у нас изувечены. Интерьеры особняков и доходных домов в массе своей уничтожены. Вот и рождается в общественном мнении восприятие города не как живого историко-культурного организма, а лишь как совокупности улиц и фасадов. Если фасад покрашен и витрина блестит - значит, с историческим наследием полный порядок. А главное, наконец-то и к нам постучалась цивилизация.
Высказываясь за снос исторических построек Москвы, власть имущие и архитекторы убеждают: да мы восстановим лучше прежнего, восстановили же поляки Варшаву - и как красиво.
Я не хочу говорить об эстетическом невежестве людей, которым не известны принципы научной реставрации, которые не видят скучной унылости возведенных заново кварталов и объектов. Но нельзя не поразиться непониманию той печальной истины, что поляки восстановили заново то, что было разрушено фашистами. Там, где застройка уцелела - например, в Кракове, - они ее бережно реставрируют. Мы же сами с неведомой миру отвагой сносим и заменяем фасадными копиями собственное историческое наследие. Повторяю, это носит массовый характер: на Ордынке, Кадашевской набережной, улице Станкевича, в Столешниковом переулке - десятки примеров за 1996 год. Такой дом красуется на Полянке, а еще целый ряд домов рядом подготавливается к подобному же варварскому "улучшению". На наших глазах, при нашем попустительстве изо дня в день совершается грандиозное культурное преступление.
По отношению к историческому наследию в Москве господствует все тот же коммунистический принцип - не содействие жизни, а ее волевая организация. Приказал - и стало. Отсутствие обсуждения, неисполнение законов, полный диктат исполнительной власти делают по отношению к культурному наследию вечно живыми нравы закрытого общества, с которым вроде бы покончили.
Это тем более горько, что экономическая ситуаци в Москве такова, что одной правильной политики хватило бы для возрождени исторического города. Для этого необходимо знание и понимание старой Москвы, желание выявить и сохранить именно ее красоту. Я часто с ужасом думаю: а что стало бы с Римом, Прагой или Вильнюсом, попади они в руки, определяющие судьбу Москвы?
Печально, что "среднеарифметический" штамп потребительского общества конца XX века нам сейчас оказывается дороже исторического наследия предков.
А.Комеч
директор Государственного института искусствознания.
Москва реконструируется и обновляется темпами, поражающими воображение, одно восстановление храма Христа Спасителя говорит само за себя.
Увы, тут неизбежны потери; реконструкция должна быть максимально цивилизованной, чтобы они свелись к минимуму.
Письмо доктора искусствознания А. Комеча актуально, хотя оно, на наш взгляд, недостаточно четко.
А между тем требуется вовсе не многое: твердое соблюдение давно утвержденных охранных зон (в пределах Садового кольца их девять) и разработанных Институтом Госплана режимов застройки. Любой снос архитектурного памятника возможен лишь по специальному разрешению правительства. То есть надобно исполнять закон - и только. О нынешней же широкомасштабной застройке не ставятся в известность ни Министерство культуры, ни компетентные охранные организации.
"Деловую" новую Москву надо бы строить за пределами традиционного городского ядра, как это делается, например, в Париже. Москва дорога сердцу каждого россиянина и не может быть предметом амбиций и закулисных интриг. Москва - город туризма, сюда приезжают ради ее истории, а не глазеть на новые высотки.
С. П. Залыгин.