Мария Юдина. Из воспоминаний; "Творческие пути теснейшим образом переплетены с нравственными...". Письма М. В. Юдиной Р. В. Матсову
Мария Юдина. Из воспоминаний; "Творческие пути теснейшим образом переплетены с нравственными...". Письма М. В. Юдиной Р. В. Матсову
И. С. Бах. Ария с различными вариациями ("Гольдберг-вариации") для клавира с пометками Марии Юдиной; М. В. Юдина. Фрагмент воспоминаний
МАРИЯ ЮДИНА. Из воспоминаний. - "Музыкальная жизнь", 1996, No 7-8.
"ТВОРЧЕСКИЕ ПУТИ ТЕСНЕЙШИМ ОБРАЗОМ ПЕРЕПЛЕТЕНЫ С НРАВСТВЕННЫМИ...". Письма М. В. Юдиной Р. В. Матсову. - "Знамя", 1996, No 9.
И. С. БАХ. Ария с различными вариациями ("Гольдберг-вариации") дл клавира с пометками Марии Юдиной. М. "Композитор". 1996. 80 стр.
М. В. ЮДИНА. Фрагмент воспоминаний. "Невельский сборник". Вып. 1. СПб. "Акрополь". 1996.
Воспоминания и статьи пианистки Марии Вениаминовны Юдиной изданы уже почти полностью и широко разошлись; однако драгоценны любые их новые фрагменты, появляющиеся в печати и радующие читателя (и такого, какой далек от музыкальных дел) всем тем, что было присуще этой уникальной личности в искусстве XX столетия. "Она обеими ногами прочно стояла на почве искусства. Но в своем искусстве ей было слишком тесно. Ее тянуло за пределы музыки. Она чувствовала потребность проникать во все новые и новые сферы культуры и в этом, как и во всем другом, была неистова... После музыки она больше всего чувствовала себя дома в поэзии. Она знала наизусть Пушкина, Гёте, Рильке, Хлебникова, Пастернака, Заболоцкого и постоянно их цитировала..." (М. В. Алпатов).
О поэзии сама Мария Вениаминовна говорила как о своей "второй натуре", "неутоленной страсти", а "служение поэзии" считала чуть ли не главным своим призванием. В чем же практически это стремление выразилось? В создании ею с помощью замечательных наших поэтов и переводчиков русских текстов к шедеврам мировой вокальной литературы. Сама делала подстрочники для поэтов, не знавших в совершенстве языка (Н. А. Заболоцкий), и была редактором. Это дело ее жизни еще мало оценено и специалистами, и издателями, и, как ни странно, самими певцами (кроме разве превосходного баритона Юрия Федорищева, из года в год поющего на разных сценах русские "юдинские" тексты Франца Шуберта). "Я не считаю, что обязательно надо петь в подлинниках, - пишет сама Мария Вениаминовна. - Пламенно любя и боготворя русскую поэзию всех веков (включая нетленную красоту церковнославянских песнопений), я хочу слышать у Шуберта, Брамса, Малера, а также у Иоганна Себастьяна Баха Русское Слово... Ведь читаем (и играем на сцене) мы Шекспира в переводах Пастернака, Лозинского и так далее. Этот русский текст и дает вокальной литературе ее зримую, ощутимую, слышимую Всемирность и Вечность". Русские тексты к западной вокальной лирике в переводах Н. Заболоцкого, Б. Пастернака, С. Маршака, А. Кочеткова и других ныне и существуют благодаря Юдиной. Их много, они пылятся в архивах, и лишь небольшое их число парадоксально, "без всякой музыки", стало частью сокровищницы русской переводной поэзии, найдя свое место в разных антологиях и сборниках. Шуберт, Брамс, Бах1 породили немало русских поэтических шедевров... А к текстам песен Густава Малера и его же симфонии-кантаты "Песнь о Земле" она только приступила, но не успела их подготовить. (С этими произведениями Мария Вениаминовна встретилась как бы вторично, после большого перерыва, благодаря дружбе с композитором А. Л. Локшиным, знатоком и последователем Малера; с Локшиным дома она играла симфонии Малера в четыре руки, а некоторые сочинения самого Локшина признавала подлинно гениальными, например тайно написанный тогда "Реквием", впервые исполненный много позднее ее кончины.)
Те, кто уже оценили стиль Юдиной-мемуаристки или ее эпистолярный стиль, думается, без волнения не смогут читать фрагмент, опубликованный в журнале "Музыкальная жизнь". Подлинное его название, как оно начертано крупно самим автором на первой странице рукописи, гласит: "Об истории возникновения русского текста (перевода) "Жизни Марии" Райнера Мария Рильке, сделанного поэтом Всеволодом Ал<ександровичем> Рождественским - воспоминания, отрывки" (ОР РГБ, ф. 527, к. 4, ед. хр. 5, л. 1). Речь здесь опять идет о поэзии и о со-творчестве с теми, кого Мария Вениаминовна вплотную знакомила с шедеврами мировой музыки. Если раньше речь шла о Шуберте (о сотрудничестве с некоторыми поэтами Мария Вениаминовна написала в воспоминаниях "Создание сборника песен Шуберта", опубликованных в книге "Мария Вениаминовна Юдина", М., 1978), то теперь - о нашем современнике Пауле Хиндемите и его цикле "Житие Марии" на слова Рильке, исполненном по-русски в те годы, о которых вспоминает Юдина (20-е). Один из друзей сказал Юдиной, что она пишет "акафисты" в память дорогих ей людей; сама же она скромно называла этот свой жанр портретом или новеллой, и все же согласимся: написанное о поэте Рождественском, как и - в пусть меньшем объеме - о М. Г. Климове, гениальном ленинградском хормейстере, о М. А. Матвееве, авторе романсов, исполнявшихся по почину М. В. Юдиной, о других строителях русской культуры трудных советских лет, похоже именно на акафисты, в которых честь, воздаваемая той или иной личности, перерастает в славословие Культуре, Поэзии, Слову-Логосу. Не удержусь, чтобы не процитировать комментарий Марии Вениаминовны к одному из переводов - правда, не Рильке, а Гёте - баллады, построенной строфически в двух разных размерах: "Сопереживание этой адекватности (музыки и русского текста перевода. - А. К.), развертывание сюжета с его, скажем прямо, нравственным дерзанием на границе уже немыслимого, единая обобщающая формула в обоих размерах, дающая как зримую картину "смерти и просветления", гибели в огне и воскресения, так и демонстрацию Всепрощения чрез Любовь (тему также и "Фауста"), открывает исполнителям - певице и пианисту, а также слушателям - творческую радость и свободу, уже выходящую за пределы искусства, вернее, - за пределы чисто эстетических границ такового, - в мир истинных воплощений Слова".
Поразительно, что воспоминания эти, в сущности-то, говорят об обыденном: встречи и чаепития с поэтами, редактирование их текстов, неустройство и музыканта, и писателей, разные другие житейские обстоятельства... - и все это, весь "груз жизни", не затмевает духовной силы юдинского слова. Мария Вениаминовна, всегда страдавшая за других ("почерпнем мужество из сострадания... растворимся в людях" - ее слова), страдала и сама, скрывая это. Но часто не могла скрыть, выдавая себя буквально "стенаниями", хотя бы в виде любимой цитаты из Гёте (в ее переводе и с ее подчеркиванием): "кто в слезах свой хлебне ел..." (Зная памятливость Юдиной - а ведь в этом фрагменте она написала о событиях сорокалетней давности, не забыв даже невыплаченного своего "долга" за перевод Рильке Всеволоду Александровичу, - с сожалением заметим, что в пухлой книге "О Всеволоде Рождественском. Воспоминания. Письма. Документы" (Л., 1986) не нашлось места для упоминания о его творческом сотрудничестве с Юдиной, хотя факт этот был известен и сам В. А. Рождественский рассказывал о нем автору этих строк в начале 70-х годов.)
Острота памяти, но не без доли субъективности, сказалась в комментарии М. Р. Матсова к письмам М. В. Юдиной, опубликованным журналом "Знамя". Письма опальной пианистки к эстонскому дирижеру Роману Матсову, всегда находившемуся под угрозой собственной опалы и бесстрашно приглашавшему Юдину для совместных выступлений, как и Юдина, подвергавшемуся давлению разного рода цензуры, одинаково "вмешивавшейся", "фильтровавшей", "запрещавшей", "резавшей", "сокращавшей", что в Таллине, что в Москве, - зеркало культурной жизни 50 - 60-х годов. С каким трудом оба они, и дирижер и пианистка, пробивали исполнение произведения, которое властям казалось то излишне "авангардным", то откровенно "религиозным", то... Через тернии оба больших артиста шли к своим достижениям, к первым исполнениям в СССР тогда запретных сочинений Стравинского, Мессиана, Хиндемита, Шёнберга. Борьба за право исполнить новое произведение западной или советской (например, А. Волконского) музыки превращалась в битву за достоинство музыканта. И они ее выиграли, подавая пример мужества собратьям по ремеслу.
Комментарий М. Матсова изобилует его собственными красочными воспоминаниями и дополняющими юдинские письма документами. Но, невольно сравнивая текст собственно писем с текстом комментария, в какой-то момент вдруг чувствуешь, что последний начинает заслонять самое фигуру Юдиной, события отодвигают личность. Все дело, видимо, в том, что тип художника, каким была Мария Вениаминовна, во многом выходил за рамки эпохи (как и в случае с гениальными поэтами - Пастернаком, Мандельштамом, Ахматовой, Заболоцким), и тут одного социального прочтения всегда бывает недостаточно, тем более социально-политического. Духовное - а это было главным в Юдиной, музыканте и человеке, - комментатором оказалось отчасти затушевано.
В этой безусловно ценной публикации есть изъяны, относящиеся к правильности прочтения юдинских автографов (около десяти искажений); но более всего смутила произвольность истолкования комментатором некоторых событий, прежде всего эпизод мнимого посещения Н. С. Хрущевым и премьер-министром Великобритании Г. Макмилланом квартиры Пастернака в дни его травли после публикации на Западе "Доктора Живаго". Было совсем другое: Пастернак "по рекомендации" МГБ был вынужден выехать из Москвы, и даже не в Переделкино, а в... Грузию, - факт известный. Ссылка на Юдину, на ее рассказ об этом, и вовсе не убедительна, Юдина тогда просто "не отходила" от поэта, оберегая его, и все о нем ей было доподлинно известно. Трагедия, разыгравшаяся вокруг романа и его творца, не нуждается в современных дополнениях в манере "театра абсурда", да еще с оттенком комизма2.
Оригинальную серию задумало московское издательское объединение "Композитор": "Библиотеку современного пианиста" - издание пьес для фортепиано с пометами их выдающихся исполнителей. Ученица М. В. Юдиной Марина Дроздова предоставила издательству экземпляр нот знаменитых "Гольдберг-вариаций" И. С. Баха с маргиналиями педагога, снабдив их своими комментариями. Издание в высшей степени примечательное, потому что дает представление о направлении музыкальной мысли пианистки, открывшей это творение Баха уже на пороге смерти. М. В. Юдина однажды предприняла разгадку христианской символики "Хорошо темперированного клавира" Баха и экспромтов Шуберта, эти ее расшифровки более или менее известны, и вот теперь - расшифровка "Гольдберг-вариаций". (Скажем к слову, что и комментарий Марии Вениаминовны к циклу Мусоргского "Картинки с выставки", хорошо ныне известный по неоднократным публикациям, является также не чем иным, как расшифровкой христианской, православной символики пьес этого цикла - что слышно и в записи на пластинке, особенно в заключительной пьесе "Богатырские ворота в стольном городе во Киеве".)
Знакомясь с пометами М. В. Юдиной (и с удачным дополнением - примечаниями М. А. Дроздовой), убеждаешься, что религиозные прозрения Юдиной совпали с духовными импульсами Баха, демонстрируя внутреннее родство разных конфессий. Нотному тексту Баха Юдина нашла те самые эквиваленты, вводящие "в мир истинных воплощений", о которых мечтала, работая с переводчиками. Находки Юдиной конгениальны замыслу композитора, хотя, быть может, Бах и не помышлял о точно таком комментарии. От первоначальной темы, понятой Юдиной как 83-й псалом Давида "Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил!" и вводящей в беспредельный космос божественного Творения, до последней (30-й) вариации, толкуемой как кондак Богородице "Взбранной Воеводе..." и вновь повторенной в финале Арии, весь этот музыкальный текст, озаренный юдинской мыслью, предстает как принадлежащее Вечности славословие Творцу.
М. А. Дроздова называет юдинский маргиналий "философским прочтением". Но это и образное, "сюжетное" прочтение, аналогичное тому, как читалась бы икона: "умозрение в звуках" (перефразируем Е. Н. Трубецкого). Дл Юдиной, как и для П. А. Флоренского, так сильно повлиявшего на нее за годы их дружбы, не было строгого разделения на образ и идею; и то и другое сливалось в нераздельности Символа... Упомянутые выше "Картинки с выставки" и были прочитаны Юдиной впервые в таком именно духе до того, как она стала размышлять над "Гольдберг-вариациями". А еще раньше Юдина познакомилась с неизвестным тогда у нас циклом О. Мессиана "Двадцать взглядов на Младенца Иисуса", где каждой пьесе предпослано название, порой развернутое, указывающее на сюжет, - и исполнила четыре пьесы этого цикла. Думаю, впечатление от Мессиана также повлияло на ее трактовку вариаций Баха3.
Обращу внимание на одну новинку, опровергающую домыслы о непременном "провинциализме" так называемых провинциальных изданий, - на "Невельский сборник". Его первый выпуск посвящен столетию со дня рождения М. М. Бахтина, в него вошли материалы "Бахтинских чтений" 1995 года. Ответственный редактор "Невельского сборника", директор Музея истории Невеля Л. М. Максимовская выпустила образцовое иллюстрированное издание. Отметим присутствие в нем юдинских материалов (М. В. Юдина - уроженка Невеля, М. М. Бахтин жил в Невеле некоторое время, здесь с ней и познакомился). "Фрагмент жизни" - юдинский мемуарный текст, озаренный тем же светом доброты и сострадания... к кому? К Осипу Мандельштаму, к Надежде Мандельштам, к тому же М. М. Бахтину, к Павлу Корину.
Здесь же о самой Юдиной вспоминают Ю. М. Каган, дочь выдающегося и все еще неизвестного у нас философа, друга Бахтина М. И. Кагана (им обоим в Невеле в 1995 году была установлена мемориальная доска - об этом событии сообщается в сборнике), а также Э. Л. Линецкая, пожалуй, лучшая переводчица "Мыслей" Паскаля (перевод недавно издан), подолгу бывавшая в Невеле и помнившая Юдину. Встречается имя Юдиной и в заметках из газеты "Молот" за 1918 - 1920 годы, подборку которых приводит Л. М. Максимовская. А как привлекательна факсимильно воспроизведенная на вклейке газета "День искусства" от 13 сентября 1919 года, в которой мы найдем статьи участников ныне всемирно известного философского Невельского кружка и среди них основополагающую статью М. М. Бахтина "Искусство и ответственность", мимо которой не прошла и Мария Вениаминовна, с той поры ставшая пожизненным другом супругов Бахтиных.
Имя пианистки, а еще мыслителя и писательницы М. В. Юдиной приобретает в глазах нового поколения, не знавшего ее при жизни, свой истинный масштаб. Свидетельство этому - не только публикации редких и малоизвестных ее текстов (хотя писем опубликовано пока немного), но и такие события, как первая полномасштабная выставка "Мир Марии Юдиной" и двухдневная научная конференция "Музыка и религия. (Памяти М. В. Юдиной)", проходившие в феврале этого года в Государственном центральном музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки.
Анатолий КУЗНЕЦОВ.