* *
*
В траве на дне травы
На самом дне травы
Я спал отдавшись лону
Когда подобно башенному звону
По скорлупе огромной головы
Ударил дождь и в бок меня и в спину
И понял я какой я страшно длинный —
На мне зрачки как бабочки открылись
И удивились — о, как удивились!
* *
*
Как в доме 10-этажном
12 кнопок в лифте непонятны
так для чего нам воздух необъятный
снующим по делам своим бумажным
Когда ж метелицей жемчужной
охвачен вдруг, я вижу рой надвратный
я ощущаю душный эмират мой
как дом недолговечный и ненужный
Но я не прав и разве дух безбрежный
объявши дом тщедушный неопрятный
не должен сделать благодатным
и твой восторг и поиск сути нежной
* *
*
Птица в воздухе и в клетке
одинаково свободна
сбил ее охотник меткий
и зажарил труп холодный
Чтобы стало все теплее
мы едим друг друга ложкой
ты во мне, потом в тебе я
как пейзаж внутри окошка
Как мороженого летом
просит смерти — жизнью сытый
прочь сережки, эполеты
здравствуй, сумрак под ракитой
Но скелет стуча костями
как рояль желает звука
над застольем, над гостями
в уши нам гудит как жук он
* *
*
И в жизни сей хреновой
случается денек
когда как лист кленовый
шикарно одинок
летишь себе в пространстве
забыв про то да се
японец икебанский
какой-нибудь Басё
И кто тебя поймает
пусть исповедь поймет
А осень полыхает
а птицам в перелет
* *
*
Не суди, не сужу —
не из страха, что буду судим
Не убий, не убью —
не из жути, что буду казним
Хорошо, что пространство есть:
можно в сторону просто убресть
Нет, говорят, брось
и в тебе то, что в нас, есть
* *
*
У Никитских ворот
граф без шубы сидит
и щека его так же
все так же ржавея горит
И позора не смыть
и другой не подставить щеки
оттого что давно уже нет
той пощечины давшей руки
Я хотел бы поставить пощечине памятник той
ни гранитный ни бронзовый
ни серебряный ни золотой
чтобы шустрый фонтан
бил всегда из лоскутной зеленой земли
чтобы мимо плывя
отдавали салют корабли
* *
*
Голова зажата в круге
носит тяжкие вериги
строит мысль кожуру
Сердце словно кенгуру
хочет выпрыгнуть из книги
жить на воле на ветру
Но ни флюгер
но ни шлягер
без бедекера не могут
нужен герб на каждом флаге
а не то затянет в омут
Нужен контур сектор вектор
и кондуктор в небесах
Дайте облаку бюстгальтер
и чтоб ангел был в трусах
в пейсах Бог
держал бы посох
и трава с глазами в росах
или Кришна в барбарисах
в кадре айсберг или Ойстрах
в треуголке бы Хеопс
при волах бы волопас
гуру с гурией роллс-ройс
Господи помилуй нас
Не уйти от очертаний
Без рисунка ни черта нет
Цвета льющиеся волны
света луч зигзаги молний
превращаются в лимоны
в образ в рыбу на столе
в Насреддина на осле
* *
*
Я сталкиваюсь с тем
Что голос в телефоне холодеет
С годами он становится мертвее
Когда среди столов
Я набираю номер голубятни
И глядя сквозь окно на желтый под светилом город
Скрывающий под каменной громадой
Сплетенные клубки моих глухих собратьев
Я спрашиваю: голубь, как живешь?
С годами он становится как мрамор
Почти неотличим от телефона
* *
*
Хорошо сидеть на кубе
если девочка на шаре
можно даже быть в мундире
или в черном клобуке
Если кто-то там летает
что-то машет и порхает
можно даже быть как дуб
с черной птицей на руке
* *
*
Что надо, чтоб летать?
Все лишнее убрать,
как пуля в воздухе скользя
Но взмыть желая ровным быть нельзя
Как шершень будь взъерошен и шершав,
широким парусом дубрав
взлохмаченным всевидящим орлом
ловящим ветер вздыбленным крылом
И вы стрижи чьи линии ясны
и ласточки достойные всех призов —
не обойтись вам без карнизов
и не взлететь без помощи стены
речных откосов, дырчатою брынзой
над рябью нависающих волны
* *
*
Нечаев не вечен
не чающий вод Силоама
но тише об этом нам это пока незнакомо
Незнанье огромно
а знающий где-то за рамой
но кажется только что жизнь без окна беззаконна
Бессонные нити
все вяжут в единственный узел
ты их не заметил
но если бы очи ты сузил
* *
*
Как продышишь перо
разве что оперенье отгрызть
пусть не свиток
пророческой пищи полегче
да и жизнь нынче что
произносится попросту жисть
на простом скобяном
привокзальной толпы диалекте
Стать бы ласточкой
к жести карниза прильнув
из ума не выходит
лишь сердца перо бы коснулось,
гуттаперчевым мальчиком
флорентийской комедии-буфф
пронестись над толпой
разогнув приходскую сутулость
* *
*
Та женщина, что только не дает
и больше ничего не совершает
такую тягу в небо создает
что кажется орган невидимый играет
Та женщина которая дает
и этим никуда не возвышает
такую муку в душах утишает
что в ножны нож обратно зло кладет
* *
*
Октябрь мой лицейская игра
засесть за пир как бы со всеми в сборе
в межвременном услышать разговоре
в глухом бору напевы комара
Вот таинство вот вежество пера —
хрустальный звон с лесоповалом в хоре
в преображении в фаворе
нет разницы что завтра что вчера
Не сетуй же что вызван до утра
что воронье хрипит о нэвэрморе
Грядущего волнуемое море
всегда с тобой, судьба сколь ни хитра
Ни тяжесть лба ни крутизна бедра
ни камень воском дышащий в соборе
не утолят ничьей душевной хвори
пока не взглянешь в мощь добра
* *
*
Кота шипенье, гуся и змеи —
лавины тихое начало
хотя труба еще не прозвучала
хоть не сошли составы с колеи
Сейсмограф ни к чему
Смотри как в дни твои
наружу лезет все что тьмы искало
срывает нежность покрывало
и на свету рокочут соловьи
Покоя нет теперь как ни зови
все дышит провозвестием обвала
свеча уже затрепетала
качнулись головы Ваала
и вот уж их — как не бывало:
бегут потока мощные струи