Александр Кушнер
С серебряной изнанкой
стихи

С серебряной изнанкой

стихи

Еще раз...

О, если бы при нас какой-нибудь еще раз
Привлек сердца роман, как “Вертер” или “Дар”,
О, если бы к груди прижать счастливый образ,
Не важно, пусть он юн, а ты угрюм и стар.

О, если бы еще один Онегин, что ли,
Пусть Генри-лейтенант, пусть гамсуновский Глан...
Неужто навсегда разобраны все роли,
Подсохли слезы все, развеян весь туман?

Ведь это как любовь! Неужто ни в Европе,
Ни в Африке слова никто не сцепит так,
Чтоб мир себя узнал в смущенье и ознобе,
Вздохнул, помолодел, вспылил, ускорил шаг!

Дрозд

Дрозд — это не только английская птица,
Которую так полюбили поэты,
Живущие там, где туман сребролицый
Ложится на вереск, и виден в просветы
Кусочек площадки для гольфа, и парус,
Как перышко воткнутый в волны, белеет, —
Дрозд — это и наше смиренье, и старость,
И радость, вот только он петь не умеет.

Дрозд — это и наше везенье и горе,
Находка для мрачно блестящего взгляда,
Вот только ни замка не видно, ни моря,
И он безголосый, такая досада,
Коричнево-пасмурный чаще, чем черный,
И все-таки родину я не покину,
Да, без музыкального слуха, и вздорный,
И так черноплодную любит рябину.

* *
*

Скучно, Гоголь, жить на этом свете!
Но повеет медом иногда
От пушистых зонтичных соцветий —
Чудно жить на свете, господа!

Господа посматривают косо,
Хмуро, кисло, заняты другим.
А еще дымком от тепловоза
Вдруг пахнёт и паром полевым.

Он ползет, грязнуля и неряха,
Из Полтавы, может быть, Орла,
Словно пылкость взял у Шлипенбаха,
И пыхтит, и воет, как пчела.

Ах, и сам я мрачностью страдаю
И всю жизнь с собой борюсь.
Отбивайся! Лезь в Петрову стаю!
Кипятись, как Боур или Брюс!

Лучший способ, может быть, и метод
Жить среди печалей и обид,
Не сдаваясь: сдашься — кто за этот
Сладкий пар и запах постоит?