Третий день в наших краях дует весенний ветер,

снег становится черным, как старые доски.

Выходя из трубы, дым поворачивает на север

и мучительно долго плывет, набирая версты.

Ты заметил, что в марте все кажется слишком длинным

и холодным и даже окна выглядят буже?

Что это, сосны? Да нет, милый мой, это опять осины.

И пока ждешь автобус, успевают замерзнуть лужи.

Отправляйся пешком, мимо овощного рынка,

где торгуют хохлы и грузины, а ночью — крысы.

Захрустит под ногами стекло, но не жаль ботинка:

далеко до лета, но ведь дом все равно — близко.

Дальше дом № 3 по Песчаной, поворот направо,

двор, где пахнет котлетами и березовым соком.

Видишь, на скамейке пьет москвовед Панкратов?

Это значит — сезон открыт, наливай по полной.

Поболтай с ним о новоделах и двигай дальше.

Скоро станет совсем темно, да и руки мерзнут.

Как лимонная косточка, под окном Наташи

прорастает месяц. “Кто там?” — “Не поздно?”

На часах девять двадцать, у Наташи гости:

на столе глинтвейн, на тебя смотрят чужие лица.

“Я, наверно, не вовремя”, — говоришь, со злости

хлопнув дверью впотьмах. Двадцать один тридцать.

Между тем стемнело, стало больше горящих окон,

абажуры на кухнях — красные, зеленые, голубые.

Разливая чай, женщина придерживает локон

и беззвучно шевелит губами: пироги остыли.

Дальше школа: темная, как портфель из кожи.

Днем здесь очень шумно, а вечером как на кладбище.

Видишь, на фронтоне высечены какие-то рожи?

Это классики: Пушкин, Горький, Толстой, Радищев.

Три ступеньки с торца, дверь, козырек под снегом —

здесь живет одноглазый сторож, глядит за садом.

В старших классах говорят, что старик с приветом,

в младших классах считают его пиратом...

...За коробкой пустырь, его долго обходят с фланга

словно красс-антоний-алкивиад-перикл

гаражи, бытовки, ангары, и торчат как флаги

голубятни, продолжая обход, а точнее — цикл.

Где ты, Ментор, или как там тебя, Арбитр?

Я замерз и промок, я уже не чувствую шеи!

Небо в звездах колется, как шерстяной свитер,

и не видно конца этой мартовской одиссеи...