Фролов Александр Вадимович родился в 1952 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский политехнический институт по специальности инженер-гидротехник. Работал в области реставрации памятников архитектуры. Сейчас — главный инженер Санкт-Петербургской филармонии. Печатался в журналах “Нева”, “Звезда”, “Аврора” и др. Автор двух поэтических книг.
Возвращение бревна
думал я: кино закончилось и смыта пленка без следа.
Но какой-то осветитель полоумный выключить забыл софит.
И опять стрекочет камера, а выходит только ерунда:
хроника буйнопомешанная — все просто задом наперед;
и президиум километровый, и в зале дружно разевают рты;
и, в удавочке качаясь, Феликс бронзовый средь звезд плывет, —
возвращается, всех нас оглядывая грозно с высоты.
И давным-давно распиленное, склеивается опять бревно, —
подставляй плечо и не жалей свой, у Версаче скроенный, пиджак.
Ведь из всех искусств, товаг-гищи, для нас важнейшее — кино,
как сказал один картавый… Надо же, не закопать его никак —
возвращается все, возвращается, а с ним забытые Помгол-Комбед,
и какие-то бруевичи, коленками назад, в Кремле — туда-сюда…
Возвращаются, я чувствую нутром, все эти бревна из легенд,
равно как и их таскатели-носители, герои соцтруда.
Затихает в полночь настороженная наша, вечно гордая страна.
Где-то там, за стенами, уже готовится, диктуется Указ…
Вот объявят завтра праздник светлый Возвращения Бревна,
и возьмет нас в руки, чурок бессловесных, новый Карабас.
Урок песнопений
слабонервных училок изводившим одну за одной!..
Но свалился в наш бешеный класс однажды откуда-то
с консерваторских небес молодой такой, заводной.
Ты в своем ли уме, малахольный учитель пения? —
в шестьдесят седьмом, переломном (или как там его?..),
мы разучивали под аккомпанемент твоего вдохновения,
просто страшно и вымолвить: “Let my people go…”
“Отпусти мой народ… Пусть идет…” — это что-то из Библии.
И какой же народ ты — с пятой своей графой, —
негритянский, еврейский? крымско-татарский спасал от погибели,
пригласив побродить по знакомой пустыне с тобой.
Может, нас ты спасал — всех чохом, — городских, недоношенных,
недоученных, недоваренных? Да нет, ты свихнулся, поди…
Нам-то что, мы-то спели. Но как было жюри огорошено
комсомольского смотра… Ах, не ведал ведь, что впереди
отыграются горько все твои притчи и баечки:
за отказом — отказ, вот тебе и заветное “…people go…”.
…Так и сгинул ты, наш вундеркинд, в больничной фуфаечке,
ничего от тебя не осталось, ничего, ну, почти ничего…
Ночью на переезде
Ну застряли: ночь-полночь, буераки да овраги…
“Вот дурацкий переезд, — кто-то обронил устало, —
прямо под локомотив поднырнули бедолаги…”
Жуть. Но глаз не отвести от расплющенного металла.
И чего ж тут измерять для скупых зловещих актов?
Что врачи! Тут автоген — без него не обойдешься…
Все мы на шоссе ночном вроде горе-аргонавтов,
но для наших Симплегад голубков не напасешься.
Слушай, слушай, парень, жизнь — это легкая добыча;
случай моджахедом злым стережет тебя за камнем,
рэкетиром удалым в подворотне шею бычит,
“рафиком” без тормозов ждет за поворотом дальним;
ослепляет светом фар, выстрелившим из ниоткуда;
вьет поземку, на шоссе образует швы и складки…
Радуйся, что ты еще, как ни странно, жив покуда.
А покуда жив еще, — дуй отсюда без оглядки.
Уезжай, катись, плыви. К дому, к дому! Между прочим,
там семья твоя уже обзвонила все больницы.
Успокойся, случай твой — впереди, а этой ночью
не с тобой случилось то, что могло с тобой случиться.
Ссора
В результате: выходит в тамбур покурить сосед…
Что за вспышка, господи, что за нежданный пыл:
перебранка за переборкой тонкой — ну и сюжет!
На какой странице ты книжку в сердцах закрыл?..
Может быть, это история про дальние поезда…
То есть когда на подножку вскакиваешь, махнув рукой,
чтобы в конце концов оказаться вовсе не там, куда
намеревался попасть. Вовсе не с тем. Не с той…
То есть когда, впопыхах в чужую вбежав
жизнь, с дымящейся головы сорвав картуз,
ты понимаешь, что попался, что был не прав;
ехать некуда, незачем. И твой заплечный груз
навсегда с тобой — назови судьбой, горбом;
назови как хочешь, — когда смысл теряют слова,
провисают они, как провода, обросшие льдом.
Напряжение гасится. Я не прав. Ты — права.
И возможно, эта история — про долгий путь:
полосатые тюки, знакомая одурь… и все не впервой…
Остается глазок продышать в оконце, прильнуть,
разглядеть, как одиночество нас обступает стеной.
* * *
Вот береговая перспектива:
ничего не видишь дальше мыса…
На песке у самого залива
то ли кошка бродит, то ли крыса
водяная… или просто ветер
треплет клочья побуревшей рвани.
Где-то за спиной курлычут дети,
от присмотра спрятавшись в тумане
за осокой. В их смешные игры
ты не принят со своей тоскою;
между мысом Икс и мысом Игрек
наблюдай за мелкою волною.
Но не повторяй, что сиротливый
в межсезонье пляж уныл и грязен;
щепки, пробки, банки из-под пива —
мир вокруг вполне разнообразен
и без пресловутой шири-дали…
Может, в этом вся твоя награда:
не чураться ни одной детали,
что пылится в двух шагах от взгляда…
Брошенный бивак, ветрам открытый, —
вот навар с твоих скупых вложений:
голый пляж и голые ракиты.
Голые стихи. Без украшений.
Перед прочтением сжечь
Анкета
Я, такой-то сякой-то,____________________________________________________
Ф. И. О. привести целиком
родился__________________________________________________________________
(точное время, например, между пятью и шестью)
там-то___________________________________________________________________
край, город, лагпункт, лесоповал, дурдом
(нужное зачеркнуть), в семье_____________________________________________
врагов народа (указать статью)
каторжно-ссыльных (указать срок), служащих, рабоче-крестьян
(подчеркнуть ненужное)
Сведения о родителях:____________________________________________________
отец, мать,
братья и сестры, прямые предки от обезьян,
от Адама и Евы, от пришельцев (всех указать)
Национальность____________________________________________________________
перечислить 12 колен,
выбрать одну возведением в степень в строке
ИТОГО:
Партийность______________________________________________________________
беспартийная сволочь, партийная сволочь, член
профсоюза, не член профсоюза, член чего
Правительственные награды_________________________________________________
какие именно, когда,
где, кем получены, за что конкретно, номера наград
На оккупированной территории, в концлагере, в пионерлагере и т. д.
_________________________________________________________________________
проживал, не проживал, был проездом, откуда-куда
Родственники за границей_________________________________________________
есть, нет, если есть — зачем,
_________________________________________________________________________
если нет — почему, пояснить, где именно нет
Ученая степень:__________________________________________________________
приложить список научных тем,
публикаций, компиляций, оценить причиненный вред
Под следствием и судом___________________________________________________
состоял, не состоял, был готов
состоять (если был готов — указать номера статей)
Семейное положение_______________________________________________________
женат, уже холост, еще вдов
Дети:____________________________________________________________________
в браке, вне брака, и те и те
Трудовая деятельность____________________________________________________
общий стаж, где, как занесло,
за что уволен, посажен, расстрелян, отправлен в печь
Отпечатки пальцев
Личная подпись_______________________ Число ____________________________
Совершенно секретно. Перед прочтением сжечь.
думал я: кино закончилось и смыта пленка без следа.
Но какой-то осветитель полоумный выключить забыл софит.
И опять стрекочет камера, а выходит только ерунда:
хроника буйнопомешанная — все просто задом наперед;
и президиум километровый, и в зале дружно разевают рты;
и, в удавочке качаясь, Феликс бронзовый средь звезд плывет, —
возвращается, всех нас оглядывая грозно с высоты.
И давным-давно распиленное, склеивается опять бревно, —
подставляй плечо и не жалей свой, у Версаче скроенный, пиджак.
Ведь из всех искусств, товаг-гищи, для нас важнейшее — кино,
как сказал один картавый… Надо же, не закопать его никак —
возвращается все, возвращается, а с ним забытые Помгол-Комбед,
и какие-то бруевичи, коленками назад, в Кремле — туда-сюда…
Возвращаются, я чувствую нутром, все эти бревна из легенд,
равно как и их таскатели-носители, герои соцтруда.
Затихает в полночь настороженная наша, вечно гордая страна.
Где-то там, за стенами, уже готовится, диктуется Указ…
Вот объявят завтра праздник светлый Возвращения Бревна,
и возьмет нас в руки, чурок бессловесных, новый Карабас.
слабонервных училок изводившим одну за одной!..
Но свалился в наш бешеный класс однажды откуда-то
с консерваторских небес молодой такой, заводной.
Ты в своем ли уме, малахольный учитель пения? —
в шестьдесят седьмом, переломном (или как там его?..),
мы разучивали под аккомпанемент твоего вдохновения,
просто страшно и вымолвить: “Let my people go…”
“Отпусти мой народ… Пусть идет…” — это что-то из Библии.
И какой же народ ты — с пятой своей графой, —
негритянский, еврейский? крымско-татарский спасал от погибели,
пригласив побродить по знакомой пустыне с тобой.
Может, нас ты спасал — всех чохом, — городских, недоношенных,
недоученных, недоваренных? Да нет, ты свихнулся, поди…
Нам-то что, мы-то спели. Но как было жюри огорошено
комсомольского смотра… Ах, не ведал ведь, что впереди
отыграются горько все твои притчи и баечки:
за отказом — отказ, вот тебе и заветное “…people go…”.
…Так и сгинул ты, наш вундеркинд, в больничной фуфаечке,
ничего от тебя не осталось, ничего, ну, почти ничего…
Ну застряли: ночь-полночь, буераки да овраги…
“Вот дурацкий переезд, — кто-то обронил устало, —
прямо под локомотив поднырнули бедолаги…”
Жуть. Но глаз не отвести от расплющенного металла.
И чего ж тут измерять для скупых зловещих актов?
Что врачи! Тут автоген — без него не обойдешься…
Все мы на шоссе ночном вроде горе-аргонавтов,
но для наших Симплегад голубков не напасешься.
Слушай, слушай, парень, жизнь — это легкая добыча;
случай моджахедом злым стережет тебя за камнем,
рэкетиром удалым в подворотне шею бычит,
“рафиком” без тормозов ждет за поворотом дальним;
ослепляет светом фар, выстрелившим из ниоткуда;
вьет поземку, на шоссе образует швы и складки…
Радуйся, что ты еще, как ни странно, жив покуда.
А покуда жив еще, — дуй отсюда без оглядки.
Уезжай, катись, плыви. К дому, к дому! Между прочим,
там семья твоя уже обзвонила все больницы.
Успокойся, случай твой — впереди, а этой ночью
не с тобой случилось то, что могло с тобой случиться.
В результате: выходит в тамбур покурить сосед…
Что за вспышка, господи, что за нежданный пыл:
перебранка за переборкой тонкой — ну и сюжет!
На какой странице ты книжку в сердцах закрыл?..
Может быть, это история про дальние поезда…
То есть когда на подножку вскакиваешь, махнув рукой,
чтобы в конце концов оказаться вовсе не там, куда
намеревался попасть. Вовсе не с тем. Не с той…
То есть когда, впопыхах в чужую вбежав
жизнь, с дымящейся головы сорвав картуз,
ты понимаешь, что попался, что был не прав;
ехать некуда, незачем. И твой заплечный груз
навсегда с тобой — назови судьбой, горбом;
назови как хочешь, — когда смысл теряют слова,
провисают они, как провода, обросшие льдом.
Напряжение гасится. Я не прав. Ты — права.
И возможно, эта история — про долгий путь:
полосатые тюки, знакомая одурь… и все не впервой…
Остается глазок продышать в оконце, прильнуть,
разглядеть, как одиночество нас обступает стеной.
ничего не видишь дальше мыса…
На песке у самого залива
то ли кошка бродит, то ли крыса
водяная… или просто ветер
треплет клочья побуревшей рвани.
Где-то за спиной курлычут дети,
от присмотра спрятавшись в тумане
за осокой. В их смешные игры
ты не принят со своей тоскою;
между мысом Икс и мысом Игрек
наблюдай за мелкою волною.
Но не повторяй, что сиротливый
в межсезонье пляж уныл и грязен;
щепки, пробки, банки из-под пива —
мир вокруг вполне разнообразен
и без пресловутой шири-дали…
Может, в этом вся твоя награда:
не чураться ни одной детали,
что пылится в двух шагах от взгляда…
Брошенный бивак, ветрам открытый, —
вот навар с твоих скупых вложений:
голый пляж и голые ракиты.
Голые стихи. Без украшений.