Легко ли быть непризнанным поэтом,
Не узнанным, обидчивым, как дым,
Охаянным и походя задетым
Упоминанием пустым?
Так жжется желчь и яд щедрот ненужных!
Взамен любви и крови вопреки
Простуженность, нечувствие, натужность
Продуманной, придуманной строки.
Как хочется быть на виду и в сваре,
Значительность желанна и пьяна.
“Мне скучно, бес!” — но так писали встаре,
И только стыд испепелит сполна...
Ах, в юности легко прослыть счастливым,
За ночь без сна и пачку папирос
Опередив в сиротстве горделивом
Виновника невысказанных слез.
* * *
Под сенью сада нумидийка молодая,
Томяся праздностью, ломала тамариск.
И колкий прах, бесследно пропадая,
Летел к ногам... и вороватый бриз...
Не младость ветрена — но продувные скалы.
К нескромным возгласам вполоборота встав,
Нудийка-девочка, задумавшись, ласкала
Слепую ягодку, меж пальцев отыскав.
Я и в сандалиях, увы, тяжелоступен,
Бронею скованный, хотя и без одежд.
Зачем ты думаешь, что в помыслах — преступен,
На что надеешься слезинкой из-под вежд?
Не бойся, девочка, не нанесу урона,
В твои мечтания войдя и растворясь.
Останься, Делия, напрасна оборона.
Чего спасаешься, самой себя боясь?
На скрежет гравия как вся преобразилась!
Испуг — смятение — решимость умереть...
Прости! как жалостно, что и твоя разбилась
Мечта безвестная, прожитая на треть.
Но серной вскрикнула, меня увидев близко,
И, босоногая, пустилась наутек,
Мелькнула камушком...
И волны тамариска
Сомкнулись бережно морщинкой поперек.
* * *
Как быть с придуманным героем,
Гребущим на круги своя,
Веслом тяжелым волны роя
Губительного бытия?
Ему не боязно в обносках,
Но что он прячет за душой?
Какой виной прошиты доски
Его посудинки смешной?
Бог весть о чем ведет беседу
С непонимающим — собой;
Чего достиг? о чем поведал,
Плутая в лаве золотой?
Боюсь, не переждать ответа...
Но всех потерь мартиролог —
Полоска, лучик, нитка света:
Существования подлог.
И так ли велики утраты,
Придуманные наяву?
Душа себя бежит.
— Куда ты? —
В пучины... в бездны... в синеву...