+8
Протоиерей Александр Шмеман. Дневники. 1973 — 1983. М., “Русский путь”, 2005, 720 стр.[1].
Священник Александр Шмеман (1921 — 1983) — богослов, автор исследований о литургии и церковных таинствах, судя по “Дневникам”, был еще и человеком необычайной душевной широты, редкого кругозора и художественного вкуса. Как говорил один священник, близко знавший отца Александра: “Отец Александр Шмеман — шампанское, отец Иоанн Мейендорф — бордо, ну а я — пепси-кола”. Заметим, что и пепси-кола не самый плохой напиток, но пока о шампанском.
Шампанское дневников отца Александра сверкает и пузырится столь парадоксальными суждениями, столь глубокими и трезвыми наблюдениями над богослужением, а еще — человеческой природой, литературой, поэзией, русской эмиграцией, Солженицыным, Бродским (автор знал их обоих лично), Цветаевой, Оденом, Замятиным, Лидией Чуковской, Анной Ахматовой, самим собой, такой лучезарной прозрачностью мысли, что хочется купаться в нем до бесконечности. При чтении ловишь себя на забытом ощущении: немедленно начать выписывать цитату за цитатой, настолько афористично все здесь высказанное.
“Кто выдумал (а мы теперь в этом живем), что религия — это разрешение проблем, это ответы... Это всегда — переход в другое измерение и, следовательно, не разрешение, а снятие проблем. Проблемы — тоже от дьявола. Боже мой, как он набил своей пошлостью и суетой религию, и она сама стала „проблемой религии в современном мире”, все слова, не имеющие ни малейшего отношения к субстрату жизни, к голым рядам яблонь под дождливым весенним небом, к страшной реальностидуши во всем этом”.
Мысль о том, что вера и религия не одно и то же, что вера — это радость, религия же может оказаться и слишком часто оказывается религией без Бога, без любви, царством мрачной серьезности, средоточием всех идолов, владеющих падшим человеческим естеством, — одна из самых выстраданных и постоянных здесь. Чуткость к “гласу хлада тонка” (3 Цар. 19: 12) счастливо соединяется у автора дневников с чуткостью к происходящему в мире, литературе, Церкви, наконец, в природе: на каждой второй странице сообщения о солнечном свете, легком ветре, дождях. И сквозь все записи веет благодарность, последние слова книги: “Какое счастье!”
Современный ребенок. Энциклопедия взаимопонимания. М., ОГИ; Фонд научных исследований “Прагматика культуры”, 2006, 640 стр.
Книга поражает своей полезностью, внятностью и отсутствием придыхания. Никакой надежды на то, чтобы сделать из детки конфетку, коллектив авторов нам не дает — единственное, чему можно научиться, прочитав этот увесистый том до конца: сосуществовать. Родителям с детьми, родителям друг с другом, родителям с собственными родителями.
Вместо того чтобы описывать усредненного ребенка и семью, авторы останавливаются на самых болезненных, пограничных ситуациях: родитель впал в депрессию, родитель — запойный алкоголик, сын — гомосексуалист, мама с папой разводятся, ребенка травят в школе и т. д. Основной совет, который проступает сквозь эти пестрые главы, — диагностировать ситуацию и мужественно принять ее.
Признаться себе в том, что, собственно, происходит, и далее действовать по обстоятельствам. Так, в главе о гомосексуализме авторы ни в коем случае не предлагают срочно “лечить” своего уже, очевидно, взрослого ребенка, но воспринять свершившееся как данность. И лишь поверхностно-тенденциозный взгляд не различит именно в таком подходе гораздо больше любви и доверия жизни, чем в попытках сломать хребет ходу событий, — а то, что эти многие события неотделимы от трагедий — так да, конечно.
Впрочем, книга полна практических советов, касающихся и самых обыденных житейских ситуаций, — как выбрать детский сад, школу, какими домашними обязанностями нагружать чадо, как общаться с учителями, как растить близнецов, брата и сестру и т. д.
Одно лишь и, в общем, нестрашное лыко можно вставить энциклопедии в строку. На фоне смысловой и концептуальной стройности книги расположение глав выглядит довольно бессистемным, не до конца мотивированным кажутся вспрыгивающие вдруг вначале размышления о телевидении и компьютерных играх — логичней, кажется, было бы рассказать об этом в главе, посвященной подростковому периоду жизни ребенка.
Остроумный “Трактат о воспитании”, где от противного доказываются весьма важные вещи — “Как вырастить братьев и сестер врагами”, “Как объяснить ребенку, что он губит своих родителей” — отчего-то появляется в финале... Возможно, авторы намекают на то, что книгу можно читать с любого конца, — но если так, то следовало бы прописать подробней оглавление, а не ограничиваться названиями глав, внутри которых множество самых любопытных главок, о чем не узнаешь, пока не пролистаешь книгу насквозь. Впрочем, если принять, что хаотичное устройство издания — образ, напоминающий нам о многослойности, сложности и загадочности воспитательного процесса и взаимопонимания, тогда следует признать, что подобная организация материала превосходно работает на главную идею.
В целом же перед нами одна из немногих попыток дать ответы на самые больные вопросы современности — пусть в формате педагогического сочинения.
Быт пушкинского Петербурга. Опыт энциклопедического словаря. [Т. 2]. Л — Я. СПб., Издательство Ивана Лимбаха, 2005, 414 стр.
Второй том очерков быта пушкинского Петербурга (равно как и вышедший полтора года назад первый) продолжает направление, привлекательность и научную перспективность которого отечественным гуманитариям продемонстрировал еще Ю. М. Лотман. Из книги мы можем узнать, помимо вполне ожидаемых от подобного издания сведений о светских развлечениях, балах, маскарадах, литературных салонах, учебных заведениях, еще и то, например, как петербуржцы освещали свои жилища, а как — улицы и сколько зарабатывал фонарщик (“Освещение домашнее”, “Освещение уличное”). От каких болезней принято было лечиться и чему они соответствуют в современной медицинской номенклатуре (статья “Медицина”). Где стриглись щеголи, а где — простой люд; когда в дворянский быт проникли шахматы, а заодно о шахматных сюжетах в поэзии Пушкина (“Парикмахерские”, “Шахматы”). Узнавать подобные вещи неизменно увлекательно, несмотря на то что статьи, собранные здесь, написаны разными авторами и не сглажены одной редакторской гребенкой. Это вызовет легкую досаду разве что у заядлых перфекционистов, на наш вкус, обаяния в этом разнобое, безусловно, больше — разностильность создает иллюзию, что все истории рассказаны разными людьми, собравшимися по причуде издателей вместе, положим, за ужином. Научность — в смысле проверенность и надежность — приведенных здесь сведений пропущена сквозь дружелюбное сито популярного слога, что и дает на выходе необыкновенно богатое по вкусовым ощущениям блюдо, которое по зубам не только академику и школьному учителю, но и старшекласснику — в общем, смотри статью “Пища”.
Ханс Ульрих Гумбрехт. В 1926. На острие времени. Перевод с английского Е. Канищевой. М., “Новое литературное обозрение”, 2005, 570 стр.
Еще одна своего рода энциклопедия на нашей книжной полке, тоже рассказывающая об истории повседневности, на этот раз — окружавшей человечество в 1926 году. Автор книги, профессор Стенфордского университета, проделал странный и завораживающий эксперимент: Гумбрехт навел лорнет на один отдельно взятый год, выбрав его почти случайно, с простой целью, которую сам обозначает как выстраивание “синхронической реконструкции повседневных миров”, а также создание “иллюзии непосредственного переживания прошлого”. Иными словами, автор пытается изобрести “машину времени”. Открываешь его исследование и оказываешься в 1926 году. Впрочем, эта цель отнюдь не конечная.
За очерками об автомобилях, аэропланах, боксе, беспроводной связи, граммофонах, лифтах, полярных экспедициях, телефонах, танцах, а также отношении человечества к аутентичности и искусственности, мужскому и женскому, настоящему и прошлому все в том же году икс — угадывается и сверхзадача этого крайне любопытного труда. Она — в реабилитации исторической науки. Книга многократно иллюстрирует одну и ту же, очевидно, драгоценную для Гумбрехта мысль: сегодня, когда история утратила дидактическую функцию, когда никто давным-давно не хочет извлекать из нее уроков, она все же необходима. Без исторического знания, без подтвержденного фактами ощущения исторической перспективы нам не восстановить происходившего не то что в 1926-м, но и в прошлом году. Вот зачем нужны историки, терпеливо втолковывает нам автор, — для погружения современников в прошлое, для свободной беседы с “умершими”.
С. А. Иванов. Блаженные похабы. Культурная история юродства. М., “Языки славянских культур”, 2005, 448 стр.
После популярного исследования истории вещей (“Тысяча лет озарений”) Сергей Иванов вернулся к византийским штудиям и одарил читателя монографией, в которой поучительные анекдоты о монастырях и монахах, включая и истории с легким налетом фривольности, сочетаются с глубоким историко-культурным анализом феномена юродства. Некоторые главы отсылают к известным работам ученых — так, глава “Похаб и царь” кажется аллюзией на название капитального труда Бориса Успенского “Царь и Патриарх”; Иванов, однако, предлагает совсем иную картину мира, в которой власть духовная не рифмуется, а максимально противопоставлена власти светской. Книга представляет собой очень симпатичный вариант академической науки, в котором доскональное знание предмета исследования соединяется с непринужденным изложением.
Мишель Уэльбек. Оставаться живым. [Стихотворения]. Перевод с французского. М., “Иностранка”, 2005, 346 стр.
Уэльбека представляют как автора мировых бестселлеров “Элементарные частицы” и “Платформа” — провокативных, остросоциальных романов о соблазнах современного мира. Но вот трибун и провокатор, только что эпатировавший публику своими жесткими эротическими фантазиями и неполиткорректностью, внезапно сходит со сцены и смешивается с толпой — от такой перемены всегда ёкает сердце. Стихи Уэльбека звучат как голос именно частного человека из толпы, закомплексованного жителя мегаполиса, ездящего на метро, бродящего по дождливым улицам, теряющего голову от “сногсшибательного балета” мини-юбок, покупающего порножурналы, глядящего на ласточек и облака — в общем, живущего и смертельно влюбленного в жизнь. Цветы здесь действительно благоухают, море дышит, дожди мокрые — в общем, все движется, все подлинное.
Иными словами, Уэльбеку удается создать необычайно живой мир, а его лирическому герою — “оставаться живым”. Секрет остроты его переживаний и яркости восприятия кроется не только в таланте автора, но и в том, что забрало его открыто. Ведь чтобы стать настоящим поэтом, объясняет Уэльбек в “руководстве для начинающих”, нужно признать, что мир — это “страдание в действии”, что необходимо “научиться чувствовать боль всеми клетками своего тела”. “Каждый осколок мира должен ранить вас лично”. В этом манифесте, открывающем сборник, лишь вначале чудится лирический перехлест, по прочтении же книги до конца выясняется, что это вполне выстраданная и искренняя позиция.
Линор Горалик. Полая женщина: мир Барби изнутри и снаружи. М., “Новое литературное обозрение”, 2005, 316 стр.
Изящная, написанная живым и легким слогом история куклы, придуманной в конце 50-х годов компанией “Маттел”, а к середине 90-х оказавшейся обладательницей самого узнаваемого лица планеты. Помимо социокультурных наблюдений, исследование Линор Горалик переполнено выразительными культурными ассоциациями — Барби названа здесь то грошовой Галатеей, то повелительницей мух, — а также анекдотическими историями о гонителях, защитниках, фанатах и коллекционерах Барби.
Поколение нынешних российских родителей, тех, чьи дети нянчат длинноногих красоток, в Барби не играло, и для них эта книга — еще и увлекательный учебник по невольно пропущенному эпизоду из истории массовой западной культуры.
?1
Кирилл Медведев. Тексты, изданные без ведома автора. Составление Глеба Морева. М., “Новое литературное обозрение”, 2005, 228 стр.
Смешно, конечно. Автор издает “Манифест об авторском праве”, в котором признает, что авторских прав на свои тексты не имеет. Однако все равно запрещает публиковать свои тексты в журналах, сборниках и антологиях, но при этом не возражает, чтобы они публиковались “в виде отдельной книги”, впрочем, при условии, что в выходных данных будет указано: тексты изданы без “разрешения автора, без каких-либо контактов и договоренностей с ним”. Как видно, издатели без труда расшифровали все эти даже и обаятельно замаскированные намеки на то, что время издавать новую книгу, и сделали, как их просили, — см. название сборника.
Стихи Кирилла Медведева не новость, о них довольно писали и обсуждали: обыденный опыт, разлитый в формочки верлибров:
в “макдональдсе”
если скажешь маленький кофе,
обязательно дадут “средний”,
а самый маленький у них называется “детский”,
хотя по логике должны как минимум спросить:
“детский или средний?”
такая уловка...
Эти ироничные, довольно доброжелательные к миру и человечеству, расслабленно покачивающиеся на ватных ногах стихотворные истории читать любопытно, забавно, комфортно. Их заведомая, смысловая и художественная, бесконфликтность (даже тех стихотворений, в которых Медведев обличает продажных чиновников, бездарных литераторов и “бесполую бесклассовую безнациональную массу”) компенсируется громко заявленной позицией, которую кратко можно сформулировать как “неучастие”. Медведев — один из немногих сегодня, кто так последовательно выстраивает свое литературное поведение, кто так самозабвенно играет в литературу. Так, в манифесте “Коммюнике” поэт заявляет о нежелании участвовать в литературных проектах, публичных чтениях и прочих литературных играх, ему постылых. Тем не менее он вывешивает свои стихи на собственном сайте, в свет выходит очередной его сборник, я пишу на него рецензию — в итоге то, что выглядит как позиция, оборачивается позой.
Можно сколько угодно сочувствовать человеку, который не желает участвовать в окололитературных дрязгах, но коль скоро ты отпускаешь свои стихи в публичное пространство, ты по своей воле оказываешься вовлечен в литературный процесс. Факт совершенно очевидный. Впрочем, лишь придающий этой книжке какого-то плюшевого очарования.
-1
Жан-Люк Энниг. Краткая история попы. Перевод с французского И. Е. Клоковой. М., “КоЛибри”, 2005, 222 стр.
“Попа образовалась в глубокой древности”, — сообщает нам автор с первой же строки, не ведая, что окликает советский анекдот, в котором путеводитель открывался фразой “Прошлое N-ского района N-ской области уходит корнями в глубь Ледникового периода”. Подобное же глубокомыслие пронизывает “Краткую историю попы” насквозь, как кол, обсуждаемый здесь в отдельной главе. Французский литератор Жан-Люк Энниг стилизует книгу под научное исследование — с ссылками, историческими экскурсами, с обстоятельностью; как бы всерьез решает вопрос, “есть ли ягодицы у животных”, рассматривает роль симметрии в человеческом теле и происхождение слова “порка”. Однако книга вряд ли войдет в научные анналы, несмотря на немалое количество любителей анальной тематики среди читающей публики. Да и для действительно смешной шутки получается слишком громоздко. Автор, похоже, искренне считает себя последователем Рабле и даже посвящает ему несколько страниц — только вот сочинителя “Гаргантюа” переполнял наивный восторг от того, что можно наконец столь изысканно обсуждать запретные темы, а исследователь “истории попы” с педантичным занудством лишь имитирует бурное веселье. Спасибо, длится все это не слишком долго — нам представлен только “краткий” вариант скучнейшей (в исполнении Эннига) истории мадам Сижу.
[1] Журнал собирается опубликовать развернутый отклик на это выдающееся издание. (Примеч. ред.)