Дмитрий Полищук
Дим-дим
стихи

Полищук Дмитрий Вадимович родился в 1965 году. Поэт, литературный критик. Автор трех поэтических книг. Живет в Москве.

Дим-дим

стихи

Ода к Му вторая

Привет вам, хоры цикад!
Моря мерные речи!
Вам, как предчувствию, рад,
с той лишь ищу я встречи,
кто к нашим краям земли, —
жизни певчая сила! —
эллинские корабли
за мечтой приводила.

Довольно я тщетных лет,
чувственным отвлекаясь,
легчайших сандалий след
не разыскивал! Каюсь —
и нынче был помрачен
видами взору близких
дев обнаженных и жен
на брегах горгипийских.

Глина ли груди тугой?
Лона ль нежное жженье?
Что мне любови земной
игрища да сраженья! —
был в деле и сам не плох,
дважды бился недаром! —
эх, — по' три на выдох-вдох, —
тысячи тыщ ударов…

Не о телесном в тоске
в полдень отвесный лета
из вереска на песке
жгу костерок для света —

в небе темно от стрекоз,
тьмою кружа над дюной,
скрывают от плотских грез
в мир приход Вечно Юной.

Подруга, прости ж навсегда.
Женской верна гордыне,
Муза приходит, когда
прочих нет и в помине.
В пальцах вертя колесо
солнца, вся — ослепленье!
В хоре кузнечиков, со
стрекозой на колене.

2002, 2005, Горгиппия.

Большой Муравьед

Из цикла “Зверушки”

Упрусь задними в Кремль, брюхом вытянусь вдоль Тверской.
Передние распрямлю в переулки, одну в Столешников, другую в другой.

Ужо сшибу Долгорукого, и вот к подземному переходу губами приник,
запускаю туда свой шершавый, свой липкий, свой чуткий язык.

Как же там тесно в тоннеле! Жду, чтоб вылез мой красный с другого конца.
И чувствую — есть! Поналипли и соки пустили маленькие тельца.

Изрядно ж тут пряталось, глупых! Вытягиваю свою ловчую снасть —
вся обклеена, как муравьишками, густо, зря ни одному не пропасть.

И всасываю их, плюя шкурками. Так завтракает Большой Муравьед.
Ни души в мэрской Мэрии. Дальше Пушкинская. Здесь нам сыщется
на обед.

Особливо если засунуть в метро через “Чеховку”. Но, чу! господа, —
стонут дома по Страстному — сама подползает Самка сюда!

Ты завтра

Из силлабического дневника

12 янв. Пав. вокз.

Поехал на Павелецкий вокзал
тебя у поезда перехватить.
Знамо дело, протоптался, прождал,
изматерился весь, — вот ведь (ить-ить!) —
могла б позвонить, сказать “проводи”,
время сказать, вагон, а то туда
я, сюда по перрону... злость в груди,
и мерзлая в душу хлещет вода.

15 янв. Наб. Яузы — Госп. вал. Офис.

В обед пошел, слепил снежок любви —
большой, горячий — моей любови.
И зашвырнул — в Мичуринске лови,
эх, в брадатом, в рогатом Козлове!
Как ты там? А как сестра воробья,
коим Катулл забавлял подружку?
Му'ка воображенья без тебя —
весь рабочий день грезил пичужку.

Театр на Сретенке — Юрьевский пер.

Помнишь, ходили на Мин Танака,
“шамана” из Японии? потом
шли к метро и трепались о всяко-
разном и любви под гагаку притом…
Наши встречи бывали так редки,
а все ж искусством заняты умы!
Потом — ты по оранжевой ветке,
я по зеленой — разъехались мы.

Юрьевский пер.

Что слышит женщина-музыковед
в снах своих? взрывы, что ли? теракты?
иль такты музыки, той, что как свет?..
Сердце ж прямо сжимается, как ты
пугаешься, если вдруг разбужу.
— А?.. Что?.. — вскинешься, чуть не до крика...
— Тише, тише, это я, я жужжу —
музыка моя, муза, музы'ка…

16 янв. Крюковская ул.

Хорош вечерок! Ветр. Скользь. Мраз. Древа
трещат по Москве! Метеосводка
как раз, чтоб в сердцах подбирать слова.
Нут-ка, навскидку если: “Погодка, —
как бы сказать поприличней, — борза!”
Не то в мозгу — все те же да эти ж
зудят: “…ты завтра приедешь... ты за-
втра приедешь... ты завтра приедешь...”

* *

Это, что ли, колокольчик звенит: дим-дим?
Мусор горит. Стелется дым.

Над костерком прыщавый юнец
в консервной банке плавит свинец.

Тусклые отливки пионерских лет:
грузила, свинчатки, еще кастет.

Дым ли, туман ли. По-над водой
леска натянута. Это, что ли, сторожевой

колокольчик звенит: дим-дим?
Я не помню, чтоб был молодым.