"Клятва дарения"

Владимир Губайловский

_*

«Клятва дарения»

Статья Сергея Эрлиха интересна прежде всего резкой заостренностью проблемы. В ней, на мой взгляд, есть «плодотворная односторонность». В частности, в заключительной ее части, где Эрлих формулирует манифест свободного творчества. Его призыв можно кратко сформулировать так: «Свободным является только бескорыстное творчество. Оно же является наиболее эффективным и плодотворным. В цифровом мире наступит и уже наступает полная победа свободного бескорыстного творчества над любыми формами творчества ангажированного».

Не рискуя вмешиваться в спор историков об эволюции «жертвы», я хочу сказать несколько слов об этом манифесте.

Большинство аргументов «за» такое бескорыстное творчество я высказал в своей колонке^[1], написанной довольно давно — в 2003 году. Причем начиналась эта колонка с разбора статьи апологета сетевой свободы Джона Перри Барлоу «Продажа вина без бутылок. Экономика сознания в глобальной Сети», которая была опубликована в журнале «Wired» в 1994 году. Так что разговоры о таком «самопожертвовании» идут с тех самых пор, когда Интернет только-только начал набирать силу.

Аргументация не слишком изменилась. Хотя Эрлих находит новое — историческое — обоснование. Но вот в чем вопрос: верно ли утверждение, что творчество становится все свободнее, что талантливые дилетанты потеснили скучных профессионалов, которые хотят на своем творчестве заработать? Здесь ситуация вовсе не так однозначна, как ее представляет в своей статье Эрлих, и тренды скорее противоречат надеждам на то, что нас ждет «эра бескорыстия».

Эрлих пишет: «Темпераментные шведы не замечают очевидного тренда современности: обмен неотчуждаемой по своей природе информацией со стремительно уменьшающимся успехом регулируется отношениями собственности — отношениями присвоения-отчуждения материальных благ».

Книга «темпераментных шведов» — Александра Барда и Яна Зодерквиста — вышла на шведском в 2000 году, английский перевод («Netocracy — The New Power Elite and Life After Capitalism») — в 2002-м, русский перевод появился в 2004-м. То есть с момента появления книги прошло уже больше 10 лет. Я аккуратно привожу даты — они здесь очень важны. Цифровая цивилизация развивается быстро, и 8 — 10 лет по ее меркам — срок очень значительный. В России Интернетом в 2000 году пользовалось около 2% населения, сегодня — около 60 миллионов, или 40%. Рост составил — почти 2000%. Мировой рост за то же время составил 500%, аудитория Интернета уже превысила 2 миллиарда и составляет сегодня около 30% всего населения Земли^[2]. Можно уже попробовать ответить на вопрос: сбылись ли хотя бы частично предсказания апологетов нетократии? Действительно ли существенную роль в мировой политике играют некие сетевые силы? Ответ, по-моему, очевиден. Нет.

Произошло другое: традиционное государство вместе с новой киберполицией постепенно и настойчиво осваивает и контролирует Сеть. Традиционный бизнес успешно использует сетевые возможности. Это хорошо видно на примере традиционных СМИ, в первую очередь газет — они первыми начали интенсивно использовать Сеть, за ними в последние годы активно двинулось и телевидение. Еще совсем недавно многие энтузиасты говорили, что система блогов безоговорочно потеснит газеты и журналы и новости будут создаваться и распространяться усилиями бескорыстных блогеров. Этого не случилось. Оказалось, что блоги в подавляющем большинстве — это просто еще один канал распространения информации традиционных СМИ. Независимые и бескорыстные блогеры просто копируют газетную информацию, чаще всего даже не перепроверяя ее и забывая давать ссылки на источник. А если какой-то блог становится достаточно популярным, его просто покупают, как многие мало-мальски обнадеживающие стартапы. И покупают вместе с независимыми и бескорыстными. Никакого конца капитализма нет и пока не видно.

Эрлих пишет: «Авторские права превращаются в фикцию. Все попытки укрепить законодательную базу в сфере творчества терпят фиаско. Копирайт захвачен „пиратами”».

Это тоже не так. И дело здесь не только в карательных мерах, которые применяют владельцы копирайта. Если книгу или фильм действительно легко найти в Сети, то ресурс, где она выложена, как правило, достаточно легко заблокировать. Это хорошо видно на примере английского Интернета. Там все достаточно строго. Но это не значит, что там нет пиратов. Есть, конечно. И при желании все можно найти и скачать бесплатно. Но в том-то и дело, что на поиск и скачивание нужно время, и иногда достаточно большое. И самое неприятное, что поиски могут закончиться ничем и время будет попросту потеряно. Куда проще пойти на iTunes, заплатить доллар и получить необходимое. Время — деньги. И большинству пользователей действительно дешевле заплатить, чем рыскать по Сети. В Рунете все попроще, но и здесь времена сетевой Тортуги подходят к концу.

Эрлих пишет: «Творец поставлен перед суровым фактом: в современных условиях духовное произведение, как правило, не может быть обменено на материальные блага в соотношении, достаточном для пропитания его автора».

Здесь, на мой взгляд, ситуация несколько иная. Творцы все чаще сами выкладывают свои творения в свободный доступ. Они видят в этом не суровую необходимость, а счастливую возможность. Свободно распространяемое произведение расходится быстрее, чем оплачиваемое, и попадает к несравнимо большему числу потребителей. Стала традиционной раскрутка музыкальных групп с помощью роликов, выложенных на Youtube. Такой ролик выполняет роль бесплатной рекламы, а реклама и есть самая большая статья расходов при раскрутке проекта. А потом можно собрать деньги и на выступлениях, и на продаже альбомов. Многие, хотя, конечно, не все, захотят услышать группу вживую или с хорошим студийным качеством. Фактически происходит следующее: мы выпускаем бесплатный покетбук, а потом фанатам продаем версию в твердой обложке.

Нельзя забывать и такое высказывание герцога де Ларошфуко: «Слово интерес не всегда означает интерес имущественный, но чаще всего интерес чести и славы». Я выкладываю свои произведения в свободный доступ, потому что хочу, чтобы меня читали, — в этом и состоит моя корысть.

Является ли бескорыстное творчество реальной заменой профессиональному, то есть оплачиваемому? Есть такие виды творческой деятельности, которые при любом уровне профессионализма никогда не окупались. Это, например, поэзия (поэты могли прожить на гонорары только в тех случаях, когда их работа была заранее закуплена государством — все равно, Советским Союзом или каким-нибудь восточным владыкой). Поэзия как была занятием бескорыстным, так и остается. Поэты зарабатывают, как правило, чем-то другим — чаще всего журналистикой, а стихи пишут в свободное от работы время. То есть здесь все происходит именно по той бескорыстной схеме, за которую ратует Эрлих. Но в этом нет ничего нового. Собственно, так было, так и есть.

С прозой все гораздо сложнее — просто потому, что написание романа требует очень большого времени. Один большой текст, урывая время от сна и отдыха, написать еще можно, но второй, третий — это дело почти обреченное. Потому что спать тоже надо, хотя бы иногда. И никакое увеличение производительности труда, о котором пишет Эрлих, боюсь, не поможет.

Есть и другая трудность: если я не могу продать свой текст, у меня нет уверенности в его реальной востребованности. Люди вообще-то всерьез относятся только к тем вещам, за которые они заплатили, а те, которые им всучили бесплатно, они ценят совсем невысоко. Деньги — это наверняка плохой, неточный, но все-таки эквивалент труда. И если этот эквивалент равен нулю, очень трудно себя убедить, что все в порядке и твой труд небессмыслен. Как я пойму, что делаю что-то ценное? По числу упоминаний в Сети? Или по «рюмочке похвалы»? Какие-то совсем ненадежные ориентиры.

К сожалению, бескорыстное творчество чаще всего безответственно. Хотя есть и исключения — это Википедия. Но это творчество принципиально коллективное: один пишет, другой проверяет, третий поправляет, четвертый критикует и т. д. Процесс написания статьи в Википедии никогда не заканчивается. А вот авторское творчество, особенно творчество художественное, обязательно предполагает завершение. Коллективно романы не пишут.

Сегодня я не знаю ни одного действительно серьезного романиста, который бы писал бескорыстно. Хотя нужно признать, что мало у кого затраты окупаются. Увы. Но так было опять-таки почти всегда.

Эрих пишет: «Разве те, кто зарабатывают на глобальных жертвоприношениях Молоху, будут оплачивать творчество — новое знание, ведущее к смертельной для их бизнеса информационной цивилизации?»

Так ведь оплачивают же! В своей колонке «Приключения капитала»^[3] я как раз рассказывал о том, как эти самые слуги Молоха вкладывают деньги в развитие высоких технологий и едва ли не половина венчурных инвестиций идет на проекты, связанные с IT, то есть с развитием информационной цивилизации.

И с каждым годом все щедрее становятся пожертвования в благотворительные фонды. Здесь можно вспомнить все крупные российские литературные премии (кроме Государственной) — они существуют на частные пожертвования, иногда весьма значительные. Да ведь и Нобелевская премия, и множество других престижнейших научных и литературных премий имеют своим источником частные пожертвования. Причем наиболее предусмотрительные капиталисты поступают таким образом, чтобы даже им самим не удалось повлиять на финансовую судьбу создаваемых ими благотворительных фондов. Они создают самостоятельные финансовые организации, которые зарабатывают на фондовых рынках и инвестициях, а выплачивают премии и выдают гранты с процентов от заработанных денег. Эти организации работают как самоподдерживающаяся система и в принципе, если менеджмент не допустит роковых ошибок, могут существовать неограниченно долго. Так устроено финансирование Нобелевской премии, так устроен российский фонд «Династия», который помогает ученым, поддерживает издания научно-популярной литературы и вручает премию «Просветитель».

Основатель фонда «Династия» — и он же основатель одной из крупнейших российских сотовых компаний («Вымпелком») — Дмитрий Зимин говорит: «Я не знаю ни одного более-менее крупного бизнесмена, человека, который что-то заработал и который, уходя в отставку, не занялся бы благотворительностью. Полагают, что есть какие-то другие варианты. Мне они просто неизвестны. Ну что — пропил бы? Я столько не пью. Оставлять деньги наследникам — тоже нельзя, это значит — их погубить»^[4].

Фонд «Династия» располагает капиталом около 0,5 миллиарда долларов. А крупнейший в мире частный благотворительный фонд — Фонд Билла и Мелинды Гейтс (Bill & Melinda Gates Foundation) располагает капиталом более 37 миллиардов долларов. И эти огромные деньги идут на здравоохранение и образование.

В августе 2010 года в США прошла акция, получившая название «Клятва дарения»: 38 американских миллиардеров подписали обязательство отдать не менее половины своего личного состояния на благотворительность^[5]. Среди них кинорежиссер Джордж Лукас и мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг. В декабре к «Клятве» присоединились основатели Facebook — Марк Цукерберг и Дастин Московиц. Инициаторами «Клятвы» выступили богатейшие люди мира: Билл Гейтс и Уоррен Баффет.

Частные пожертвования в мире исчисляются сотнями миллиардов долларов в год. И они год от года только растут.

Для того чтобы кому-то помочь, нужно быть сильным. Для того чтобы чем-то пожертвовать, нужно что-то иметь. Пока я ничего не заработал, мне и отдать нечего. Так что отойдите, не мешайте мне зарабатывать, а потом я отдам половину (или даже большую часть, как Билл Гейтс) своих кровных тем, кому они будут нужнее. Ведь это нормально: «отречение от выгод своих в пользу чью».

То, что в России сегодня с благотворительностью дела обстоят, мягко говоря, неблестяще, еще не говорит, что сам этот институт не работает. Работает, и весьма успешно.

Эти примеры говорят скорее в пользу тех выводов, к которым приходит Эрлих: самопожертвование действительно становится главным трендом нашего времени. Только главными героями этого движения парадоксально оказываются не свободные художники, а те самые служители Молоха, которых мы все так дружно клеймим.