*
Прохасько
Тарас Богданович родился в 1968 году в г.
Ивано-Франковске (Западная Украина).
Известный украинский писатель, эссеист.
Лауреат премии им. Дж. Конрада за 2007 год.
Дебютировал в 1990 году в журнале «Четверг».
Автор книги повестей «Другие дни Анны»
(1998), романа «Непростi» (2002), книг эссе
«FM „Галичина”» (2001), «Порт Франковск»
(2006) и др. На русском языке произведения
Прохасько публиковались в антологии
«Галицкий Стоунхендж» (2003) и в сборнике
его прозы «Непростые» (роман и два эссе,
2009). Публикуемый текст (оригинальное
название «Ботаке») впервые напечатан
на языке оригинала в 1999 году.
Вотак
1
Хорошо помню
эволюцию своих представлений об идеальной
зиме.
В детстве трагедией становилось
отсутствие снега, оттепель посреди
зимы, повсеместное, вызванное оттепелью,
таянье. Даже Рождество теряло свои
соблазны, если начало января было
паршивым. Впрочем, в детстве это случалось
нечасто. Может, оттого, что прошло оно
в горах, где всегда все хорошо.
Позже я понял
красоту дырявой зимы — когда не вся
земля умещается под снегом — это тоже
случилось в горах, в тех же местах. Я
подрос, дед умер, и я провел зимние
студенческие каникулы в его доме вместе
с отцом. В те каникулы я лучше всего
запомнил траву, что побывала под снегом,
но теперь уже под ним не была.
Потом, еще
до того, как умер отец, внезапно исчезли
любые предпочтения, и стало хорошо
всегда и везде. Сейчас чувства смешанные
— я знаю, что зимой должно быть холодно,
но втайне радуюсь, если она оказывается
теплой. Мой сын об этом не знает и
радуется, что только мы вдвоем — он и я
— любим настоящую зиму, переполненную
снегами и обессиленную морозом. И я
радуюсь вместе с ним. Хотя кажется, что
настоящие зимы кончились вместе с моим
детством. А все нынешние обморожения у
живущих в горах — от измельчания.
2
Эту зимнюю
эволюцию я буду использовать как метод.
3
Мои страхи
начали уходить в пятнадцать. Я почувствовал
себя мужчиной, и чувство это не было
связано с женщинами. Я знал — мужчиной
становишься, поняв пропасть несходства,
но чувство осталось бы, даже если исчезли
б все женщины на свете. Не в том было
дело.
Стоял
удивительный сентябрь, дед, которому я
все лето включал кислородный аппарат,
умер в мое отсутствие — я в это время
сидел в ненавистной городской школе.
Мы с отцом приехали в горы. Первое, что
я увидел, — невероятную осень. Потом
увидел конец детства, потом — нежность,
какую? — не знаю до сих пор. Потом — еще
много всего, что сделало из меня человека,
который начал терять страх. А плакал я
навзрыд.
4
Страх уходил
постепенно. Иногда большими порциями,
иногда — почти гомеопатическими.
5
Страх
убавлялся, когда приходило понимание.
А приходило оно либо от самых жестоких
вещей — боли, холода, унижения, страха,
смертей, — либо от самых невинных
историй. Например, тех, что случаются в
жизни растений или бабочек.
6
Я любил и
люблю все, что связано с моим родом, —
документы, письма, записки, одежду и
утварь, легенды, легендарные фразы,
фотографии. Одно время я настолько во
все это погрузился, что казалось — мою
память сформировало начало столетия.
Однажды к деду пришли приятели. Они
хлопнули по стопке и перестали
ориентироваться во времени. Старики
хотели, чтобы я помог им вспомнить
итальянский фронт. И топография Альп
всплыла в моей памяти так, будто я смотрел
на них из окопа.
7
Но по-настоящему
род дал о себе знать, когда я сам был
почти что на войне. Неприятельский
офицер настойчиво предлагал мне
прекрасную карьеру в обмен на
сотрудничество. Так оно бы и вышло, уж
я-то себя знаю. Мне пришлось сказать
ему, сколько вытерпели все мои от его
армии, его организации, наверное, даже
от одного только их вида и запаха.
Возможно, офицер заметил в моей тени с
десяток различных очертаний. Больше он
никогда ничего мне не предлагал. А я
почувствовал, что уже не останусь один.
И вдруг понял, что культура — это знание
о тех людях, что записаны в твой
генетический код, движения которых ты
время от времени воспроизводишь. И что
призрачная эта культура не даст пропасть,
так же как и инстинкт.
8
Примерно
тогда мне и приснился впервые сон о
городке Яблонкове.
9
Когда умер
дед, то бояться перестал не один я. Отец
тоже избавился от страха — причину
которого я и понимаю, и не могу понять
до сих пор — и рассказал правду. Оказалось,
что дед не был мне родным, — он не был
отцом моего отца. Я полюбил его еще
сильнее. Он был реальностью. А родной
дед казался всего лишь преданием.
Понадобилось время, чтобы привить к
себе это предание, отыскать внутри
скрытые до поры фрагменты генетического
кода, в которых родной дед был записан
до мельчайших черт.
10
И тогда мне
впервые приснился Яблонков.
Я сидел за
столиком кафе на его центральной площади.
Над столиком — зонт. Я пил кофе. Посреди
площади — типичная ратуша с циферблатом.
Да и сама площадь похожа на площади всех
европейских городов: квадрат рынка
огражден трехэтажными каменными домами
шириной в три окна, с каждого угла берут
начало две улицы. Крыши из красной
черепицы. На площади несколько кафе,
баров, мастерских, пивных, магазинов.
Над каждой дверью — яркая вывеска. Возле
одного из кафе — деревянная бочка с
красным вином, вокруг кучка мужчин в
шляпах. У ратуши — деревья: липа, черешня,
магнолия.
Я ясно видел
все, что делалось на площади, на балконах,
все, что можно было разглядеть в окнах
всех этажей. Я хорошо слышал голоса, и
чешская речь четко делилась на слова.
Мимо проехала старомодная пожарная
машина. Из огромного бака капала на
брусчатку вода, и какой-то пожарный,
стоя на подножке, пытался закрутить до
конца большой кран.
11
Проснувшись
утром, я был уверен, что Яблонков именно
так и выглядит. И если бы я в ту минуту
попал в него, то оказался бы в продолжении
своего сна. Вместе с остальными бросился
бы смотреть на пожар в пригороде. Я решил
добраться до Яблонкова.
12
В Яблонкове
родился мой дед Роберт Прахаска. Прахасок
в Чехии много. Это странно, ведь прахаска
по-чешски — прогулка. Мой прадед Франц
был городским фаермейстером — старшим
пожарной службы. Кроме деда у него были
и другие дети. В 1938 году немцы ликвидировали
Чехо-Словацкую Республику. Небольшую
территорию в Татрах возле реки Ольга
они отдали полякам. Целый год поляки не
могли нарадоваться увеличению польской
державы и отличному взаимопониманию с
Германией. В тот год и уложилась краткая
история — как Роберт Прахаска стал моим
дедом.
13
Роберт
Прахаска был учителем. Новая польская
власть послала его учительствовать в
сельскую школу на Волынь. Полякам
нравилось, когда украинцев учили
неукраинцы. В той же школе работала моя
бабушка, отправленная на Волынь из
Галичины. Они полюбили друг друга.
Бабушке было тридцать восемь, а деду
двадцать семь. Бабушку это слегка
беспокоило. Она не знала, что времени
осталось очень мало, и разница в возрасте
не имеет значения. Я просто счастлив,
что единственные свои летние каникулы
они догадались провести в Заросляке
под Говерлой. Того пансионата давно уже
нет. Но я знаю, как хорошо бывает летом
в этих краях. В сентябре началась война.
Роберта Прахаску мобилизовали в первые
дни. Через две недели он прекратил свое
существование вместе с польской армией.
Было ему двадцать восемь лет. Он не
дождался рождения сына. Мой отец родился
в самый первый день следующего года. Ни
он, ни мы с братом никогда не говорили
по-чешски.
14
В армии у
меня под началом был броневик. И я мог
бы съездить на нем в Яблонков. Двигался
бы к Татрам, подстраивая свои радиоантенны
так, чтоб принимающие сигнал в Закарпатье
не замечали изменения расстояния. И
постепенно отступал бы к городку своих
снов. Въехал бы на площадь, чтоб убедиться
в подлинности того, во что поверил. Не
помню, что помешало. Возможно, желание
попасть в украинские горы, в Делятин.
15
После того
как дед Роберт пропал, бабушка долго
надеялась на его возвращение. Ведь если
желания людей и Бога совпадут, произойдет
чудо. Но грех равнять логику Бога с
человеческой.
16
Больше я
ничего о деде не знаю.
17
Места, в
которых я вырос, дед проезжал по дороге
в Заросляк — так диктует география. А
отец добирался в Делятин из самого
сердца Азии. В Азии бабушка встретила
мужа, который привез ее в Карпаты и стал
моим дедом. Это отдельная история.
18
Мне часто
приходит в голову, что географическая
экспансия рода — это воспроизведение
в пространстве генной структуры. Что
ареалы обязательно должны расширяться.
Даже если это простое переползание по
поверхности. Что, потеряв Яблонков, я
получил Делятин. А вместо чешского языка
— еще один диалект украинского. Отсюда
мои дети могут начать свои географические
завоевания. А я могу здесь остаться.
Чтобы, если понадобится, прикрыть их с
тыла.
19
У моих детей
неплохая кровь — смешанная и причудливая.
Еще у них есть карта, где зачеркнуты
пункты, в которые не обязательно заходить,
— они и так приснятся. Дети не пропадут.
Ведь они никогда не останутся одни.
Перевел
с украинского А. Пустогаров