Эстеты и панки

*

ЭСТЕТЫ И ПАНКИ

Дмитрий Бобышев. Зима. М., Издательство В. Гоппе, 2012, 12 стр.

Маленькі макарони. Военные стихи. М., Издательство В. Гоппе, 2012, 34 стр.

Обычно в рецензионных материалах мы не указываем тираж. Здесь это, однако, принципиально. Тираж этих изданий — 10 экземпляров.

В каждой его книге есть то, что сейчас называется фишкой, — какой-то тайный замысел, позволяющий по-новому представить творчество поэта. Гоппе выпускал книги на деревянных кубиках и обожженных глиняных табличках, даже книгу-бутылку. Он снабдил издание Осипа Мандельштама светящимися иллюстрациями. Каждую свою новую книгу Гоппе делает центром небольшого художественного мирка. Работая над каждым изданием, он лепит скульптуру автора, причем тот может даже не знать о существовании этой скульптуры. Кроме того, к каждой книге Гоппе изготовляет, как сам называет эту конструкцию, библиостас. Художник так описывает его в интервью «Независимой газете»: «Организованное рабочее пространство художника книги, которым чаще всего является короб, разбивается на секции в виде несимметричной решетки, и в эти секции раскладываются различные предметы, одухотворяющие замысел»^[1]. Библиостас — слово, не случайно отсылающее к религиозной традиции. Мне библиостасы Гоппе напоминают скорее не монументальные иконостасы православных храмов, а христианские реликварии, в которых могут бережно храниться самые незамысловатые предметы, освященные культом: скажем, шип из тернового венца или щепка, отколовшаяся от креста, на котором был распят, например, апостол Петр. Чем, например, уникален фарфоровый слоник из библиостаса к книге Осипа Мандельштама? — точно такие же слоники сотнями тысяч продавались в советских магазинах, но, попав в библиостас, он приобщается к миру писателя, освящается культом литературы.

Действительно, отношение Гоппе к литературе можно назвать почти религиозным.

В последние два года Виктор Гоппе издал сразу несколько книг, заслуживающих внимания: это и книга-альбом стихов Всеволода Емелина «Давайте начнем все сначала!!!!!» (2011), совмещенный с «Путаницей» Корнея Чуковского, и книга Александра Вознесенского «Северное сияние», для которой переработал статьи Корнея Чуковского об Уолте Уитмене так, словно бы они были написаны о Вознесенском и о нашем сегодняшнем дне^[2] (об этой книге я уже писал для «НГ Еx Libris»)… К Чуковскому у Гоппе вообще особое отношение — недаром его стихи и статьи выступают в качестве иллюстративного ряда, некоего культурного эха.

В 2012 году вышла книга Дмитрия Бобышева «Зима». Напечатанная на обоях советского производства, эта книга — настоящий оммаж русскому кубофутуризму. Интересное решение. Бобышев, — как об этом пишет Дмитрий Кузьмин в аннотации, размещенной на тыльной стороне обложки, — наследник русского футуризма. И поскольку именно кубофутуристы стоят у истоков бук-арта в нашей стране, издание Бобышева стало для Гоппе поводом почтить память великих предшественников. Кажется, со времен футуристических сборников Гоппе первый в России начал использовать для оформления книг обойную бумагу. А выходные данные книги набраны поверх репринта обложки первого в России бук-арт издания — книги-поэмы Хлебникова и Крученых «Игра в аду». Что Гоппе использовал именно старые обои, тоже важно: это позволяет читателю физически, собственными пальцами ощутить течение времени (большая часть сборника составлена из стихов, написанных в 1960-х)…

В пьесе (или фрагменте романа) Леонида Костюкова «Человек или подвиг филолога» главный герой — пронырливый литературовед Лисянский восклицает: «Как, вы не знаете, кто такой Х — он же пил с Бродским!», будто факта совместного с Бродским посещения сосисочной достаточно, чтобы войти в историю литературы. Но если отбросить иронию, нужно признать, что рассматривать поэтов «ахматовской плеяды» вне Бродского сейчас невозможно. Разбирая Бобышева, невольно обращаешься к Бродскому. Читаешь строки первого стихотворения из книги: «…ты, / — не ты ли мне соляной — / в сердце — палочкой стеклянной — / ваву — кислотой вожгла?» И сразу же вспоминаются прославленные сериалом «Секс в большом городе» строки Бродского «И в сердце мне вонзилась грусть, / Как острая, холодная заноза». Cтроки Бродского? — непродолжительный поиск в интернете неумолимо утверждает: таких строк у Бродского не было, а было и есть стихотворение «Шесть лет спустя», в обратном переводе с английского на русский в нем и появляется эта «ледяная заноза», странно перекликающаяся со стеклянной палочкой из стихотворения Бобышева. Посвящено стихотворение Бродского, как мы помним, М. Б.

Поэтические биографии оказываются намертво сцеплены — даже, казалось бы, никак не связанные с Бродским стихи возвращают читателя к зиме 64-го. Стихотворение, написанное Бобышевым тогда же — в 1964 году — в книге тоже есть; формально это посвящение Евгению Рейну, но с не меньшим основанием оно могло бы быть посвящено Найману, или Бродскому… или самому Бобышеву. Образы четырех поэтов легко узнать в обреченно стоящих друг напротив друга, навечно сцепленных скульптурах. Для Бобышева это сцепленье оказалось действительно нерасторжимым. На одной из литографий Гоппе изобразил всех четверых друзей, причем Бродского — в образе быка Юпитера, похищающего Европу — музу, играющую на его рогах, как на лире. Бобышев же кормит быка — Бродского — стихами. На боку у быка, чтобы не оставалось никаких сомнений, красуются две буквы — JO. Двух оставшихся друзей так же несложно идентифицировать: в руках у них тетрадки, на которых можно прочесть два слога — МА и АХ, что даже самого непроницательного читателя заставит вспомнить о благоволившей молодым поэтам Ахматовой.

Виктор Гоппе первоначально не планировал заниматься бук-артом, в книгоиздательство он пришел почти случайно, хотя и по зову сердца: хотел помочь друзьям, книги которых не могли увидеть свет из-за цензуры. Однако это и определило его жизнь: Гоппе долго сотрудничал с поэтами лианозовской группы, его отношения с Игорем Холиным можно назвать поистине уникальными. Виктор издал шесть книг еще при жизни мэтра, причем ни одно стихотворение, изданное Гоппе, Холин не включил ни в одну другую публикацию. Поэт, торговавший антиквариатом, должен был прекрасно понимать, какой подарок он делает художнику…

Изначальная симпатия Гоппе к неподцензурной литературе сохраняется до сих пор. Ему по-прежнему интересны «возмутители спокойствия», выламывающиеся из политических, эстетических и любых других конвенций, нарушающие все мыслимые приличия.

Еще весной прошлого года в интервью «Независимой газете» Гоппе обещал выпустить напечатанный на старых рентгеновских снимках сборник гражданской поэзии «Пушечное мясо».

Революционные настроения обернулись пшиком, а вот сборник состоялся, но он оказался не таким, как планировалось изначально: получилось, так сказать, мясо с гарниром. Да, книга, составленная из рентгеновских снимков, действительно есть, называется она, как и задумывалось, «Пушечное мясо», только это не сборник разных поэтов, а собрание стихотворений одного автора (одного из любимейших авторов Виктора Гоппе) — Евгения Лесина^[3].

Но и замысел сборника не пропал: почти одновременно с роскошным изданием Лесина вышла и небольшая книжечка со стихами десяти разных поэтов и c названием на украинском языке: «Маленькi макарони (военные стихи современных авторов)».

Вначале сам замысел: почему (скажем, в случае Лесина) старые рентгеновские снимки? Рентгеновские снимки делались с сугубо практическими целями — обнаружить те повреждения, те источники боли, от которых страдает человек. Сегодня того человека, чьи кости запечатлены на снимке, может быть, уже нет в живых, а снимок все еще продолжает храниться — он остается свидетельством давно прошедших страданий. И в чем-то поэт, пишущий «на злобу дня», подобен этому рентгеновскому снимку — он, конечно, пишет о том, что тревожит современников здесь и сейчас, но если уж он настоящий поэт, то об этом «здесь и сейчас» он свидетельствует, извините за пафос, перед лицом вечности.

Почти такое же значение имеют старые советские фотографии, использованные для оформления сборника «Маленькi макарони»: жизнь, изображенная на них, осталась в прошлом, но ее мгновения сохраняются запечатленными на этих фотографиях. Источник иллюстративного материала для «Пушечного мяса» и «Маленьких макарон…», возможно, один и тот же — подчеркивающий тем самым родство проектов. Перед нами фактически блокнот в виде книги — или книга в виде блокнота в оранжевой суперобложке (как бы намекающей на «оранжевость» гражданской лирики — на ту же «оранжевость» иронически намекает и «фэйковое» издательство, указанное на обложке — «Містетство обороны культуры» — сочетание весьма химерное: «містетство» на самом деле «мистецтво» по-украински означает «искусство»), в выходных данных стоит «ИЗД. ПРОЕКТ В. ГОППЕ. ИЛЛЮСТР. В КНИГЕ ВЫПОЛНЕНЫ В ТЕХН. ЦВ. ЛИТОГРАФИИ И ШЕЛКОГРАФИИ НА ФОТОБУМАГЕ. БЛОК СКРЕПЛЕН МЕТАЛ. ПРУЖИНОЙ И ЗАКЛЮЧЕН В СПЕЦ. СУПЕР».

Предисловие «От издателя», открывающее сборник «Маленькi макарони…», — по сути, манифест Гоппе о предназначении поэта. Гоппе своими словами пересказывает историю гибели Плиния-старшего. Оказавшись рядом с вулканом, он непременно своими глазами хотел «видеть пробуждени Везувия» (предисловие написано с нарочитыми опечатками) и задохнулся вулканическими газами. Гоппе никак не поясняет эту историю, но можно заключить, что, по его мысли, ожидающие пробуждения народных масс поэты должны быть столь же самоотверженны.

Однако иллюстративный ряд оставляет множество намеков на то, что современная социальная активность скорее похожа на созданный Остапом Бендером «союз меча и орала», чем на настоящую борьбу за народные права. На одной из иллюстраций красуется надпись: «Лондон нам поможет». Бендер в оригинале говорит — «Заграница нам поможет». На другой иллюстрации два субъекта несут гроб, раскрашенный в цвета российского флага, под ним надпись — «гробы А. Везенчук». И опять вспоминаются Ильф и Петров и их герой — гробовых дел мастер Безенчук. Заканчивается сборник «Маленькi макарони» литографией с насмешливым призывом «убирайтесь назад къ Гельману въ Пермь!» и фигурой улепетывающего, потерявшего ботинок и штаны поэта.

Впрочем, это не значит, что Гоппе разочаровался в социальной поэзии. Лучше всего его отношение к происходящему в стране отражает все же поэзия — завершающее сборник стихотворение Александра Вознесенского «Чту путч». В нем всякая общественная активность — фарс, а жизнь индивида никак не связана с происходящим вовне: «Приёмник тихо говорит / о ситуации в зоне стихийного / бедствия. / Наклею в дембельский альбом / правительственные приветствия». То, что, по мнению Гоппе, общественную жизнь подменяет фарс, подчеркивается еще одним способом: сборник украшают эротические картинки, подписанные советскими лозунгами: например: «Болтать — врагу помогать!», «Колхозники и колхозницы! Голосуйте за дальнейший подъем сельского хозяйства». Получается забавно.

Издание своей книги Гоппе хотел приурочить к проекту Политтеатра «Двенадцать»: одиннадцать современных поэтов читали свои стихи на социальные темы, Двенадцатым незримо присутствовал Блок (отрывки из его поэмы «12» прочитал Вениамин Смехов). Театр, впрочем, сделал ставку не на социальную направленность творчества, а на известность поэтов. Конечно, был на вечере и вечный бунтовщик-консерватор Всеволод Емелин (в США таких людей называют «South park республиканцами»). Были здесь же и левый радикал, революционер Кирилл Медведев, и певец пролетарского быта и тяжелой жизни люмпен-интеллигенции Андрей Родионов. Но выступал рядом с ними, например, и Дмитрий Воденников, которого с трудом можно назвать поэтом, пишущим на остросоциальные темы. Сотрудничества с театром у Гоппе не получилось. Однако в память о попытке остались иллюстрации, на которых изображены якобы занавесы МХАТа (с парящей чайкой) и театра «Практика» (с пикирующим бомбардировщиком).

Есть в сборнике стихи, написанные совсем недавно, буквально по методу утром в куплете — вечером в газете, например, вариация Андрея Родионова на блоковский текст «Девушки пели в масках в церковном хоре» или стихотворение Евгения Лесина «Широка страна, а не отстой» — эти стихи наследуют той же традиции, что и быковский проект «Гражданин поэт» — политические фельетоны с опорой на знаковые для советской культуры тексты. Разве что помимо классики стихи Родионова, Лесина и Емелина наследуют еще и панк-культуре, чего нельзя сказать о текстах Быкова. (Вообще, пародийный элемент, особенно там, где дело касается «актуальности», довольно силен — скажем, в стихотворении Андрея Родионова «в буфете дома литераторов / пьет пиво революцанер / пьет словно сам он люцифер / не видя даже провокаторов» пародируется соцартовский, сам весьма пародийный «милицанер» Д. А. Пригова).

Есть и стихи, написанные довольно давно, например не лучшее, но входящее в корпус основных текстов Всеволода Емелина стихотворение: «Воскресенье вербное, день рожденья Гитлера». Есть и текст уже четвертьвековой выдержки — «Они» Алины Витухновской. Если верить дате, созданы «Они» в 1986 году, когда поэтесса была еще даже не подростком — ребенком. И для ребенка это очень хорошее стихотворение, мастерство автора обсуждаемо, зато юношеского пафоса и максимализма хватит на десятерых: «Я сжимаю в руках солнца сгусток, / Остатки неба синего с солью. / Они называют это искусство. / Я называю это болью».

Или стихотворение Елены Фанайловой «Сараево поражает в самое сердце»…

Все же, наверное, стоило бы напечатать эти стихи поверх чужих переломов, вывихов и растяжений.

Юрий УГОЛЬНИКОВ