Дьячков
Алексей Владимирович родился в 1971 году
в Новгороде, с трех лет живет в Туле.
Закончил строительный факультет
Тульского государственного университета.
Автор поэтических книг «Райцентр» (М.,
2009) и «Государыня рыбка» (М., 2013).
Алексей
Дьячков
*
РОДИТЕЛЬНЫЙ
ПАДЕЖ
Работа
Лимонная
долька. Заката заварка,
И волны прибоя
песок теребят.
Реальность
размером с почтовую марку
Никак не
вмещает большого тебя.
Посылки с
едою. Посланья из Тулы,
С советами
мамы открыток стопа.
А в зале
составлены кресла и стулья.
И девочка
деньги берет со стола.
На вечер
пустой обижаться не надо.
Вернешься
домой после долгого дня. —
Прогулка с
собакой. Горячая ванна.
Две-три кружки
чая, и книжка одна.
Часы громыхают,
как старый обходчик.
Свой сон
запиши и оставь до утра. —
Заварка… и
долька… и докторский почерк,
Который не
расшифровать никогда.
Сон
За затяжной
грозою пауза,
В воздушных
складках влажный вяз.
Простая
музыка добаховская
Над серым
полем поднялась.
Пейзажа
глубина не резкая
И простота
без пестроты —
В окне за
пыльной занавескою,
За высохшим
пучком травы.
За дверь
проводишь жизнь с застольями,
И дым развеется
костра.
На съемках
«Сталкера» в Эстонии
Расплачется
актер в кустах,
Когда разрушит
ливень целое,
И стадо гулкое
овец
В полуразрушенную
церковку
Пастух загонит
наконец…
Перед
возвращением
Не старый —
десяти годов не дашь —
Прозрачный,
влажный сад роняет груши.
Ждет доброго
художника пейзаж.
Темна вода
во облацех воздушных.
Сиренева
волна, листва сера,
Синеет в
теплых сумерках малина.
Смеется дед
над внуком — спасена
Веселая душа
наполовину.
Пьет деда
чай, бурчит себе под нос,
Кусает желтый
рафинад щипцами.
На ржавый
шелушащийся поднос
Глядит, на
свет, на астры между нами.
И он, и я, мы
знаем жизнь одну.
И вот мы,
переглядываясь через
Белесые
цветы, идем во тьму,
Я в мамином
плаще, а он в свеченье.
Родина
Ни любви не
осталось, ни милости.
Склон
подтаявший вновь подморозило.
И давно уже
осень не снилась нам
С лесом тихим
и розовым озером.
Небо держится
— сердце не ёкает.
И всю ночь
по углам на окраинах
С головою
под маминым стеганым
Одеялом лежим
без дыхания.
Поцелуи,
записки, объятия,
Шорох пены,
шуршание гравия.
Вспоминаем
зарубки и вмятины
И друзей
своих по фотографиям.
На талоны
как жили и карточки,
Как плясали,
как пили и падали.
Как на сходах
мы ставили галочки
За Варраву
во славу Пилатову.
Радость всю
разделили по-братски мы.
В одиночестве
боль — доля лучшая.
Надо каяться,
а не оправдываться,
Пережив все,
что Богом отпущено.
Заболоцкий
До Уржума
ходил через лес осенний.
С узелком
возвращался по дну реки.
Мылся дедушка
в тазике в воскресенье.
И сражались
до вечера в поддавки.
Рисовали
приятели кошке ушки.
В старом
городе в волнах горел пятак.
Засыпало
извозчиков снежной стружкой.
И карманных
часов громыхал тик-так.
Заползая с
мороза в барак с толпою,
Не боялся
молитвы забыть слова.
Дым над лесом
трубою и все такое.
И надел, и
делянка, и вся страна.
Разлетаются
щепки — лес ветер правит.
И в окошко
глядит облаков семья. —
Протирает
очки в роговой оправе,
Громыхает
костяшкой туда-сюда.
Первая
молитва
Стопкой
сложены книги на лавочке.
Глеб с веранды
играет отбой.
Но висит из
второго товарищ на
Перекладине
вниз головой.
Он глядит,
как с пожарными ведрами
На костер
налетела толпа.
Черный лес,
как в пруду, перевернутый
На лиловые
тучи упал.
Странный мир
с незнакомыми лицами.
Шорох в небе,
огонь, кутерьма.
Твердь
расплывчатую и землистую
Прячет от
близорукости тьма.
Как от зарева
звездные просыпи,
От меня
отделяется часть.
Я твержу: Не
оставь меня, Господи,
И в последнюю
ночь, в тихий час.
Кардиология
Палата с
неработающим теликом.
В саду шуршит
опилками магнит.
А в темноте
с зелеными оттенками
Твое молчанья
золото горит.
Страдает
бабка злая в рыбьем тереме,
Сжимает
крепко выданный обол.
На пустыре,
где клумба в запустении,
Играет кто-то
с внуками в футбол.
Мне подтянул
суровый деда помочи,
Под подбородком
шапку завязал,
И сунул
пирожок с начинкой облачной,
Чтоб на морозе
я не замерзал.
И я потопал
на уроки пения,
Труда,
осуществления надежд.
И я прошел
падение империи,
И повторил
родительный падеж.
Уверенно
один с портфелем кожаным
Шел по воде,
не видел берегов.
И только
останавливался, может быть,
На кладбище
у камня твоего…
Щеколда
пастой гои не начищена,
О раму ветка
бьется без причин.
В саду
статическое электричество,
Как уголь
остывающий, трещит.
Терцины
Не прятался
с кем-то от дождика в арке,
Тяжелые капли
стрясая с пальто.
Не ждал на
террасе в янтарной заварке,
Умолкнет
когда за оградой пожар.
Не утку кормил
на пруду в зимнем парке,
Скулил, через
варежку жадно дышал.
Поплыл мой
словарь по дворам и фасадам
Бараков, чтоб
я урожай пожинал —
Чтоб в
созданных для описания ада
Трехстишиях
заговорил наконец
О рае, о пляске
осеннего сада,
О том, как
идет к остановке отец,
А я у окна с
новогодней открыткой
Слова позабыл,
не поэт, не певец. —
Пускай мне
Орфей посчитает убытки,
Вергилий
пускай отчитает с душой,
Поскольку
молчание маленькой рыбки
Не меньше
молчанья большой.