ДЕТСКОЕ
ЧТЕНИЕ С ПАВЛОМ КРЮЧКОВЫМ
Фрида
и Фридл (ч. 1)
Мне
кажется, более всего на свете она любила
маленьких детей. Она знала их во множестве,
собирала и как превеликую радость
показывала друзьям их фотографии —
грудные и постарше — записывала детские
слова, монологи и диалоги; дружила с
детьми — ответственно и строго,
по-учительски, и в то же время талантливо,
весело, так что и со стороны было весело
видеть ее вместе с детьми.
Лидия
Чуковская, «Памяти Фриды»
Она
излучала особое, материнское тепло.
Георг
Айслер, художник (ученик Фредерики
Дикер)
Наша рубрика
адресована взрослым, — которым мы
рассказываем преимущественно о
произведениях, читаемых нашими детьми
самостоятельно, или о текстах, читаемых
взрослыми — детям — вслух. Но сегодня
ее название пусть притянет несколько
иной смысл, сохраняя ключевым слово
«дети». Я чувствую себя обязанным
представить тут два совсем не детских
произведения. И — двух героинь, посвятивших
себя детям и во многом воплотившихся в
заботе о них. Это русская журналистка
и писательница Фрида Вигдорова (1915 —
1965) и австрийская художница и педагог
Фридл Дикер-Брандейс (1898 — 1944). Подчеркну,
что обе женщины по своему происхождению
были еврейки.
В судьбе и той и
другой случились события, принесшие
каждой из них (одной при жизни, другой
— посмертно) — мировую известность:
Вигдорова законспектировала заседания
позорного суда над поэтом Иосифом
Бродским в начале 1964 года, и эта запись
широко разошлась по миру; а Фредерика
Дикер с 1943 по 1944 год обучала детей в
концлагере чешского городка Терезин
рисованию и занималась с ними
искусствотерапией.
Фрида Абрамовна
умерла от рака в Москве, сегодня ее
художественные книги и журналистские
труды понемногу переиздаются, публикуются
и материалы из домашнего архива.
Фридл погибла от нацизма в Биркенау, а
проще говоря, в Освенциме, среди миллиона
других евреев. Сегодня ее картины стоят
больших денег, а выставки проходят по
всему свету (как и рисунки ее маленьких
учеников).
Помянуть здесь этих
двух великих подвижниц меня побудили
две публикации, которые, надеюсь,
привлекли и еще привлекут внимание —
особенно! — тех из нас, кто пребывает в
нелегком статусе родителя, тех, кто
всерьез думает о том, как воспитывать
и любить детей. И что в этой связи делать
с самими собой, любимыми, что же такое
особенное искать и обнаруживать в самих
себе, могущее пригодиться детям?
Итак, в течение почти
двух лет (2010 — 2011) ставший, кажется, уже
полусуществующим журнал «Семья и школа»
публиковал заветную книгу Фриды
Вигдоровой «Девочки (дневник матери)».
В свое время эти дневники в той или иной
мере были известны: Фрида Абрамовна
давала их читать друзьям и знакомым
(Корней Чуковский упоминал рукопись в
«От двух до пяти» и цитировал из нее),
художественно обработанные извлечения
из дневника под названием «Маша и Катя»
Вигдорова готовила для так и не вышедшего
из печати и загубленного цензурой тома
«Литературной Москвы».
«Девочки» так и не
вышли в свет, Ф. А. оставила их своему
близкому другу — Лидии Чуковской,
которая подготовила их для печати (и
дала то самое название — «Девочки
(дневник матери)» и даже сдала в работу
издательства «Просвещение». И в апреле
1968 года записала в своем дневнике: «У
меня надежды на выход этой книги, да еще
в этом, темнейшем, изд-стве, да еще сейчас,
— нету никакой. Уж очень она очаровательная,
домашняя, талантливая. Но мой долг
исполнен». В конце концов издательство
отговорилось реорганизацией (имена
автора и публикатора в это время еще и
были в опале у властей), и рукопись
постигла судьба Атлантиды. Но, как видим,
не навсегда. Публикацию выполнила —
сократив и одновременно расширив текст
— младшая дочь Фриды Абрамовны и ее
наследница — Александра Александровна
Раскина, живущая ныне за границей.
Сегодня, читая этот дневник (а дочь Саша
присутствует в нем с рождения и до
двенадцати с небольшим лет), рассматривая
фотографии и живописные изображения,
я наткнулся на одно удивительное
факсимиле. На послание человека, который
назвал автора дневника «большим сердцем,
самой лучшей женщиной, какую я знал за
последние 30 лет». На доброе и шутливое
письмо от Корнея Чуковского, адресованное
дочери автора и одной из героинь
«Девочек», причем адресованное в тот
самый год, внутри которого я пишу эти
заметки.
Правда, Корней
Иванович несколько ошибся в своих
расчетах, 2013-й превратился у него в
2025-й, но тем не менее: «Дорогая Саша.
Спасибо Тебе и за лягушку, и за белого
медведя, и за лисицу, и за ворону, и за
кролика и за цветы, — синие, желтые,
красные, — которыми окружено твое
письмо. Твое поздравление доставило
мне радость. В 2025 году тебе тоже будет
71 год и так как по некоторым причинам у
меня не будет возможности поздравить
тебя в 2025 году, спешу заранее принести
тебе свои поздравления. И тоже рисую
кое-какие картинки. Вот это — бабочка,
залетевшая сегодня к нам в окно и
усевшаяся на кухаркин напёрсток. Так
как в 2025 году напёрстков уже не будет
(все будут шить машинами), я нарисовал
его особенно тщательно. Бабочка у меня
не вышла, но напёрсток как живой. <…>
Привет Маме, Папе и Гале. Твой друг
Чуковский (Корней Иванович, род. 1882)».
Жанр такой книги,
которую создала Фрида Вигдорова, хоть
и малыми проявлениями, но в истории
нашей словесности — существует, взять
хотя бы «Нашу Машу» Л. Пантелеева. Я
догадываюсь, что существовали и существуют
(пусть единицы, но все-таки) и совсем не
«литературные» люди, бравшиеся за
подобное дело. Но писательский случай
— особый, ведь точная, фиксирующая
событие, поступок или детское высказывание
запись тут может быть преображена в
искусство. В послесловии к одной из книг
Вигдоровой Лидия Чуковская писала о
своеобразии писательско-журналистского
дара своей любимой Фриды, об особом
качестве ее записей: «То, что сделаны
они на лету, не помешало им: они вполне
точны и вполне завершены. И достоверность,
точность, которая составляет их прелесть
и силу, — не стенографическая, а самая
драгоценная на свете: художественная».
Я понимаю, что времена
изменились. Что ушла советская эпоха —
своеобразно, интересно и крайне драматично
отразившаяся в этих записях, в характерах
и становлениях героинь. Что преломилась
сама антропология — что любой современный
ребенок в сравнении с этими девочками
середины сороковых-пятидесятых годов
прошлого выглядит просто каким-то
инопланетянином. Что, скорее всего,
книга покажется многим из тех, кто
прочитает ее, чем-то вроде «памятника
домашней педагогике». Изменилось все
— время, нравы, язык, характеры, страна
и мир, наконец.
Но главное-то
осталось: это те же самые дети и те же
самые мать с отцом (дневник чуть-чуть
полифоничен: глава семейства, писатель
Александр Раскин оставил тут и свои
записи). «Девочки» пропитаны, если
угодно, драгоценным веществом родительской
любви, сущность которой неизменна. И те
испытания и искушения, которым время
от времени подвергаются и автор и ее
героини, — тоже ведь в основе своей
извечны, как восход солнца.
Читая, я настолько
сдружился с Сашей и Галей,
до такой степени привязался к их
родителям, что, после того, как записи
завершились, долго не мог с ними мысленно
проститься.
Если когда-нибудь
«Девочки (дневник матери)» будут изданы
отдельной книгой, мне бы очень хотелось
приложением к ней видеть и «Памяти
Фриды» — Лидии Чуковской, вот так —
книгу в книге. Наверное, если бы эти
записи вышли в шестидесятые, отдельного
рассказа об авторе и не потребовалось
бы: Вигдорову знали все. Она была, что
называется, народным заступником и
положила жизнь свою «за други своя». Но
теперь, несмотря на переиздания, ее имя
в читательском сознании существует
исключительно как приложение к судьбе
нашего знаменитого нобелиата. А это не
вполне справедливо.
Впрочем, ее материнское
простодушно-исповедальное «отражение»
в этих записях — замечательно.
Расставаясь с
«Девочками», приведу два фрагмента —
от 4 и 9 декабря 1946 года (Гале Кулаковской
9 лет 4 месяца, Саше Раскиной 4 года и 2 с
половиной месяца).
«4 декабря 46.
Саша:
— Мама, люби меня больше, чем Галю.
Посмотри: она сосет палец, в школе ей
поставили тройку... Она грубая... Люби
меня, пожалуйста, больше.
* Мы с Сашей пришли в школу за Галей.
Сидим в вестибюле, ждем. Саша оглядывается,
осматривается. Находит глазами плакат
и читает по слогам: „Учиться, учиться,
учиться!” и спрашивает:
— Мама, что это их так уговаривают
учиться?
* Вчера были на именинах у Паши. На
прощанье я сказала имениннику:
— До свидания, Паша, поцелуемся.
— Только не с тобой! — воскликнул он и
тут же заключил в объятия Сашу.
Очень у него это темпераментно получилось.
Ему исполнилось пять лет. Он был потрясен
количеством подарков, шумом, кричал,
дрался, но всё в каком-то упоении, без
злости.
* Саша с падежами не в ладу. Она говорит:
„Я тебя люблю, как я могу тебя не любить,
у меня же не шесть матерь?” Она же:
„Четыре детей”.
9 декабря 46.
Саша, задумчиво:
— Мама, почему так смешно получается:
сначала человека нет. Потом он родится.
Потом его опять нет: умирает. Правда,
почему так?
* Мама Соня возила Галю в кино смотреть
„Мастера сцены”. Там первые акты из
„Царя Федора”, „Вишневого сада”, „На
дне”. Девочка все поняла. Особенно
проникновенно и с большим сочувствием
рассказывает о „Царе Федоре”:
— А под конец зазвонили колокола в
церкви, и он говорит своей жене таким
жалким, усталым голосом: „Иринушка, не
пойду я к обедне, ведь это не такой уж
большой грех, правда? А пойду я в свою
опочиваленку...”
* Галя:
— Мама, моя соседка Гольденблат Рита
потеряла свою ручку и говорит: „Это ты
взяла”. Я ей отвечаю: „Прежде чем
говорить, поищи хорошенько”. Она поискала
и нашла под партой и все-таки стоит на
своем: „Это ты взяла, а потом бросила!”
Евгения Карловна услышала и страшно на
нее накричала. Она сказала: „Как ты
смеешь так оскорблять человека?”
Тут Галя смеется. Я удивленно смотрю на
нее. Тогда она поясняет с веселым
изумлением:
— Человек! Это я — человек!»
В следующий раз мы поговорим о
документально-художественном романе
Елены Макаровой «Фридл», о самой Фредерике
Дикер и отметим юбилей Юрия Коваля.
А в качестве своеобразного эпиграфа к
будущему рассказу о художнице и педагоге
(если бы сотни детских рисунков не
уцелели чудом после Терезина, мир,
возможно, и не узнал бы феномена Фридл)
приведу отрывок из ее сохранившейся в
одном из частных пражских архивов
терезинской лекции (может быть, заметок
к будущему докладу). Начало этой записи
напомнило мне письмо одного японского
издателя — Корнею Чуковскому. Адресат
не успел с ним ознакомиться, издатель
приехал в Переделкино сразу после
кончины К. И., о которой, судя по всему,
не знал; свое послание сказочнику и
специалисту по детской психологии он
сложил в тот день прямо в доме и оставил
«на память». Насколько я помню, там
говорилось примерно так: «Дети никогда
не были для вас незрелыми, недоразвитыми
существами, но — совершенным прототипом
человека…».
Итак, Ф. Дикер-Брандейс, лето 1944 года:
«Наши предрассудки и притязания в
отношении детских рисунков вытекают,
по большей части, из ложных представлений
о самом ребенке и о том, что он имеет
сообщить. Они происходят из расхожих
мнений о высоких и низких эстетических
ценностях, возникающих у взрослых
вследствие либо их тщеславия, либо
самонадеянности или страха; пытаясь в
свое время решить проблемы своего
собственного творческого развития, они
сочли их непреодолимыми и со страху
подавили в себе желание в этих проблемах
разобраться. Почему, собственно, взрослые
так спешат уподобить себе детей — так
ли уж мы счастливы и довольны собой?
Ребенок не является (или почти не
является) недоделанным, недоразвитым,
предварительным этапом развития
взрослого. <…> Предписывая детям
путь их развития, притом что их способности,
помимо всего прочего, развиваются
абсолютно неравномерно, мы не даем им
расти свободно и творчески, а себя лишаем
возможности этот рост увидеть. <…>
Главное, чтобы ребенок был свободен в
выражении того, что он хочет о себе
сказать, — это могут быть любые идеи и
фантазии, богатые и бедные, вплоть до
бессмыслицы — либо вовсе не воплощенные
в форме, либо выраженные на том языке
формы, которым он владеет. В обмен на
это мы получим бесценную возможность
наблюдать за его внутренним состоянием
(здесь желательна помощь психолога),
вникать в его интересы, предпочтения и
знания. Приведенные ниже работы детей
могут служить примерами того, насколько
необходимо ребенку ежедневное спонтанное
самовыражение и как оно трансформируется
в рисунках, которые дети рисуют как
„картинки”».