Григорий Петухов
*
ПЯТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ
Петухов
Григорий Павлович родился в 1974 году.
Окончил Литературный институт
им. А.
М. Горького. Автор книги стихов «Соло»
(2012), которая рецензировалась в «Новом
мире» (2012, №12). Лауреат поэтической
премии «Московский счет» за дебютную
книгу. Живет в Москве.
Рекрут
(из старых английских баллад)
М. Амелину
Покинь, парень, свой дом, друзьям
Дай руку: прощай, старик,
И в путь, удача с тобой пока
В Ладлоу башня стоит.
Домой вернешься в воскресный день,
Улицы Ладлоу пусты,
Фермы и мельницы слушают как
Колокол бьет с высоты.
Придешь в понедельник, рынок гудит
Словно пчелиный рой,
Куранты в Ладлоу тебе споют:
«Домой возвратился герой».
Ведь ты героем вернешься домой,
А если будешь убит,
Добрая память наградой тебе,
Покуда Ладлоу стоит.
Ты будешь слушать военный горн
Среди полуденных стран,
И враг содрогнется, когда ты пойдешь
В атаку в цепи англичан.
А если твой ляжет до Ангельских Труб
В землю чужую прах,
Камрады твои похоронят тебя,
С тяжкой скорбью в сердцах.
Оставь свой дом, по зеленым полям
Ступай, и будешь храним
Ты Ладлоу родным, пока высоко
Башня стоит над ним.
* *
*
Все сбылось, что загадывал наперед.
Жизнь на шарапа берет, на испуг берет.
Тучным летом прельщает, как стрекозу Крылов,
выселяет враз из пяти углов,
мелким бисером дарит, восторга слезой пустой,
к мертвым старухам вписывает на постой,
говорит: ясный свет, дожив до волос седых,
всю дорогу ты, почитай, что дрых.
Я, соколик, тебя, говорит, разбужу!
Запущу тебе под крестец вожжу,
вздрючу тебя! — сообщает мне череда
обстоятельств, она же событий цепь.
«Все приемлю, — я ей отвечаю, — да!
Тот, кто меня залучил сюда,
выбрал именно эту цель!»
* *
*
В омут августа на Воробьевых горах с головой.
Тремор действия если отнять и зуд деловой,
беззащитности кроме, останется что в индивиде?
То, чем ни я вас, ни вы меня не удивите.
На два аршина от пола в решетке стук,
ног спотыканье, неловкость рук,
(длиннолягую помнишь сисястую дуру — как по тебе тащилась)
сентиментальность останется и слезоточивость.
Пелопоннес, Пропонтида, многоколонный Коринф —
что ни сделаешь с жизнью единственной ради рифм
в августе душном на Воробьевых горах,
чтоб застрять головой, как в заборе, в иных мирах.
* *
*
двухкомнатная в центре жизнь внаем
или напротив ввечеру когда нальем
и выпьем — сразу в сердце прояснится
в кисель зимы где фонари залит
груб в голове предметов неолит
зато какая гибкость в пояснице
за жизнь иную проходящей вслед
нет уз святей товарищества нет
а ты себе что дура возомнила
пока кровоточит в окне закат
в речах какая плавность чистый МХАТ
какая ложь какая симфония
obscura сердцу пагуба уму
в деревья эркером и пятерней во тьму
побудь еще со мной схлестнулись мрак и холод
не на живот — как пересвет и кочубей
на чьи заточки чисто скарабей
я всем нутром своим наколот
Памяти Королёва
Отчего, я и сам не пойму,
в этот вечер из всех, кто до сроку
самовольно шагнули во тьму,
Королёва припомнил Серегу.
То ли гибель листвы за окном,
разоренье и слезы в пейзаже,
натолкнули на мысли о нем,
о военном его камуфляже,
то ли воздуха гулкий кессон,
на коробке от спичек топоним, —
пьяный увалень с детским лицом,
о тебе, однокашник, напомнил.
Из медвежьей глуши силомер,
ты был мастер заваривать кипеш,
помню, трезвый железом гремел,
в рукопашную лез — только выпьешь.
В драмтеатре кулисой шурша,
от конвоя отбившийся леший,
был ты явно чужая душа
для субреток, тартюфов, помрежей.
Берендей с вологодских низин,
песнопевец из поймы молочной,
видно, хрупкое что-то носил
под своей ломовой оболочкой.
Самочинно задув свой пожар,
на крещенском ветру стекленея,
за короткую жизнь не стяжал
ты ни лавров, ни уз Гименея.
Наших набранных тесно рядов
в гранках чтоб нонпарель не вскипела,
знак судьбы твоей был, Королёв,
на письме — знак разрыва, пробела.