КНИЖНАЯ ПОЛКА АЛЕКСЕЯ ЛУКЬЯНОВА

КНИЖНАЯ ПОЛКА АЛЕКСЕЯ ЛУКЬЯНОВА

Свою десятку книг представляет писатель, лауреат Новой Пушкинской премии 2006 года в номинации «За новаторское развитие отечественных культурных традиций» и личной премии Бориса Стругацкого «Бронзовая улитка» 2009 и 2011 годов. Живет в городе Соликамске Пермского края.

Английский писатель Терри Пратчетт известен англочитающей публике более тридцати лет. В Россию он пришел с опозданием, но быстро завоевал армию поклонников в среде любителей фантастики, но и не только.

Известен сэр Теренс Дэвид Джон Пратчетт, офицер ордена Британской империи и рыцарь-бакалавр, прежде всего романами о Плоском мире. Диск, лежащий на спинах четырех огромных слонов, стоящих на панцире черепахи, населен всевозможными сказочными расами — троллями, гномами, эльфами, вампирами, оборотнями и прочими. Однако популярными эти романы стали вовсе не из-за наличия в них традиционных атрибутов фэнтези. Помимо того, что произведения Пратчетта остроумны и смешны — а Пратчетта часто сравнивают с П. Г. Вудхаузом и Ивлином Во, — для меня он примечателен тем, что способен «подсадить» детей на самостоятельное чтение. Чего я только не делал, чтобы привить сыну вкус к чтению — и сам читал, и заставлял, и буквально за год почти добился результата — полного отвращения к печатному слову. И вдруг вышла экранизация «Цвета волшебства» (о самом романе речь чуть позже), которая сыну очень понравилась. Когда он узнал, что книга еще смешнее и имеется в домашней библиотеке, то немедленно проглотил ее и десяток других книг Пратчетта, а потом взялся за других авторов. Так что для меня сэр Теренс — почти член семьи.

Впрочем, начать я хочу не с цикла о Плоском мире, а с книг, которые Пратчетт написал специально для детей и подростков.

Терри Пратчетт. Джонни и бомба. Роман. Перевод с английского Н. Аллунан. М., «ЭКСМО»; СПб., «Домино», 2005, 304 стр. («Джонни Максвелл — спаситель Вселенной»).

Герои трилогии Терри Пратчетта о Джонни Максвелле — подростки, которых принято называть «нердами», или «лузерами». Существа вне статуса, неудачники с причудами давно уже являются трендом европейского и американского масс-культа. В некотором роде это реванш авторов, в детстве тоже испытывавших давление сообщества за свою «ненормальность». Слоган «Nerds today — bosses tomorrow. Don’t bully», которым заканчивается известный ролик про издевательства в школе^[1], — слабое утешение чудакам, затюканным одноклассниками. Мол, терпите, станете боссами — тогда отыграетесь.

По счастью, Терри Пратчетт обходится без этого сиропа. Он не пытается утешить нердов (а по сути, читающие подростки и есть нерды, ибо читать, по мнению реальных пацанов, это для слабаков). Автор переключает внимание «неудачников» на другие стороны жизни, в которых важен не статус, а твои личностные качества (что тоже для слабаков).

Спасти провинциальный английский городишко от нацистской бомбардировки — вот задача, вставшая перед Джонни, который всего-то и хотел помочь городской сумасшедшей вернуть ее тележку со всяким хламом. Кому из реальных пацанов придет в голову помогать грязной бомжихе? Кто из задир или мажоров, оказавшись в прошлом, попытается спасти всех? Только нерд может воспринять такую ситуацию спокойно — ведь он столько читал фантастики про «попаданцев» и прекрасно знает, как нужно действовать в столь странных обстоятельствах. И только нерд будет считать себя обязанным что-то изменить.

Ответственность маленького человека за большие события — нить, проходящая через все произведения Пратчетта. Причем зачастую — и об этом мы поговорим в дальнейшем — метафора «маленький человек» используется в буквальном смысле. Подросток Джонни и его друзья — примерный чернокожий мальчик Ноу Йоу, квази-скинхед Бигмак, жирдяй Холодец и умная девочка Кассандра — не только чувствуют ответственность за будущее, но и пытаются в меру своих сил сделать это будущее лучше.

Разница во внешности и интересах персонажей тоже неслучайна. Мирное сосуществование разных культур — это другой лейтмотив романов сэра Теренса. Впрочем, эта тема куда шире раскрывается в романах о Плоском мире.

«— Но нельзя путешествовать во времени и не изменить историю. Все перепутается, — возразил Ноу Йоу.

— В этом-то вся и фишка! — подхватил Бит-мак. — Самый смак. Я был бы даже не прочь вступить в полицию, если б они работали во времени. Отправляешься в прошлое и говоришь: „Эй, ты — Адольф Гитлер?”, а он: „Ахтунг, йаа, це я!”, и ты его бац!!! — из помповухи. И нет проблем.

— Да, но ты ведь можешь случайно прикончить собственного дедушку, — терпеливо принялся объяснять Ноу Йоу.

— Не-а. Мой дед на Гитлера ни капельки не похож».

Терри Пратчетт. Угонщики. Роман. Перевод с английского А. Нестерова. М., «ЭКСМО»; СПб., «Домино», 2005, 320 стр. («Мир номов»).

Первый роман Терри Пратчетта вышел в свет в 1971 году, назывался «Люди ковра» и повествовал об обитателях обычного напольного ковра, людях, рост которых меньше блохи (очередная буквализация метафоры). Сериал о номах — инопланетянах, чей космический корабль потерпел крушение в окрестностях Земли много лет назад, — сродни «Людям ковра». Номы — это маленькие человечки, не микроскопические, конечно, а величиной с мышь, но и для них маленькие проблемы обычных людей выглядят огромными. Стоит признать, что уши номов растут и из свифтовских «Путешествий Гулливера», и из «Добываек» Мэри Нортон, и, как ни странно, из «Пасынков Вселенной» Хайнлайна. Судите сами: маленький народец, который прячется в складках местности, занятой человеком, и беззастенчиво пользуется плодами человеческой цивилизации, — это явные «Добывайки». Конфликт двух номовских кланов, живущих в универмаге «Арнольд Лимитед» со дня основания (1905), — это уже конфликт лилипутов с блефускианцами. А уж сама история космических путешественников, забывших, откуда и зачем они летели, — это фабула классического романа Роберта Хайнлайна.

Такой махровый постмодернизм не смущает Пратчетта. С присущими ему юмором и серьезностью он выстраивает картину воистину апокалиптическую — мир, каким его знали номы, рушится и нужно решить — отринуть ли ради выживания заветы предков или погибнуть, но остаться верным традиционной культуре (пусть и существующей так недолго). Пратчетт подкупает читателя — герои его пусть и сомневаются, пусть и совершают ошибки, но при этом сохраняют здравый рассудок и изо всех сил пытаются бороться со стереотипами. Сериалы про Джонни Максвелла и про номов номинально считаются детскими, и Пратчетт эксплуатирует это мнение. Он делит мир на черное и белое, на добро и зло, на правильное и неправильное — как сам понимает. А понимает он, что всякие традиции хороши до тех пор, пока из-за них никто не гибнет. Культура, требующая жертв, — это уже варварство, и номы бегут из этого варварства, угоняя грузовик.

Особое внимание следует уделить стилизациям «Книги Номов» под священные писания. Позволю себе небольшую цитату:

«I. И были те, которые говорили: Видели мы в Магазине новые знамения, ниспосланные Арнольдом Лимитедом (осн. 1905), и смутились духом, и не могли понять значения их.

II. Ибо было то время года, когда должна начаться Рождественская Ярмарка, но знамения ниспосланные не были знамениями о Рождественской Ярмарке.

III. Как не были то и знамения Январской Распродажи или знамения, говорящие „Снова в Школу”, и „Весенняя Мода”, и Летняя Распродажа, и прочие, которые предвещали наступление всякого времени года.

IV. Ибо знамение, ниспосланное нам, говорило, что грядет Последняя Распродажа. И восскорбели мы в сердце своем.

Книга Номов, Иски и Жалобы, ст. I—IV».

Юмор, возникающий на стыке религии и быта, наглядно демонстрирует, как окружающий мир без критического восприятия мгновенно мифологизируется.

Именно попытке вырваться из мифа в реальность посвящены «Угонщики».

Терри Пратчетт. Цвет волшебства. Роман. Перевод с английского И. Кравцовой. СПб., «Азбука-Терра», 1997, 412 стр. («Плоский мир»).

Большая часть романов Пратчетта повествует о событиях на Плоском мире, покоящемся на спинах четырех гигантских слонов, которые, в свою очередь, стоят на панцире огромной черепахи А’Туина. Самый первый из них — и, пожалуй, самый легкомысленный — «Цвет волшебства». Это литературная пародия ради литературной пародии. Пратчетт высмеивает штампы фэнтези — мечи, магию, драконов, — и чем безумнее злоключения его персонажей, тем они смешнее. В Анк-Морпорк (этакий собирательный образ «Большого Города» и место действия большинства романов о Плоском мире) прибывает первый на Диске турист по имени Двацветок. Двацветок жаждет экзотики и приключений, но при этом уверен, что с ним не может произойти ничего плохого (разве может что-то плохое случиться с туристом?), к тому же он застрахован. Переводчиком и гидом туриста (сказочно богатого по меркам Анк-Морпорка) становится волшебник-недоучка Ринсвинд, трус и параноик. А так как Ринсвинд головой отвечает за интуриста, на эту парочку постоянно обрушиваются всевозможные злоключения.

Достается от Пратчетта всему — и культуре, и политике, и религии, и науке. В Плоском мире очень даже объемно отражаются как литературные штампы, так и «язвы буржуазного общества», то есть вся наша жизнь. Взять хотя бы идею организованной преступности. У Пратчетта и она буквализуется — патриций Анк-Морпорка, вместо того, чтобы бороться с преступностью, организует ее. Здесь действуют Гильдии Воров, Убийц, Попрошаек, и все преступники должны быть членами этих Гильдий, и платить членские взносы за право на законных основаниях воровать, убивать или попрошайничать (они должны предъявить жертве лицензию), честные граждане платят взносы за «безопасность» (сертификат приходится носить с собой), а Гильдии, в свою очередь, платят налоги в казну. Деятельность каждой гильдии сопряжена с чудовищной бюрократией, что тоже вызывает здоровый смех читателя, узнающего в Гильдиях все те инстанции, которые не мытьем, так катаньем вытягивают деньги из наших кошельков.

Но это сатира еще легковесна, Пратчетт пока отшучивается и балагурит, и весь тон «Цвета волшебства» — светская беседа старых друзей, которые не хотят говорить о серьезных вещах. Недаром английская писательница, обладательница Букеровской премии и обозреватель The Guardian Антония Сьюзен Байет отмечает, что чем дальше, тем романы о Плоском мире становятся мрачнее. Пратчетту уже не хочется просто хохмить, ему есть что сказать и сказать начистоту. А то, что став серьезным, Пратчетт не столько растерял, сколько приобрел поклонников, доказывает, что читатель нуждается не только в легкомысленных играх словами, но и в серьезном разговоре.

«— Мы забрели в зону с сильным магическим индексом, — объяснил он. — Когда-то давно здесь образовалось мощное магическое поле.

— Вот именно, — ответил проходящий мимо куст».

Терри Пратчетт. Маскарад. Роман. Перевод с английского С. Увбарх и А. Жикаренцева. М., «ЭКСМО»; СПб., «Домино», 2004, 480 стр. («Плоский мир»).

Цикл романов о Плоском Мире распадается на подциклы, и ведьмы Эсмеральда Ветровоск и Гита Ягг уже встречались в нескольких книгах Пратчетта. Однако с привычным нам образом старой злокозненной карги ведьм Плоского мира объединяет разве что умение летать на помеле. На лоне природы, в незамысловатом сельском быту матушке Ветровоск и нянюшке Ягг чаще приходится заниматься фельдшерством и акушерством, а заодно психотерапией, кулинарией и еще множеством нужных и важных вещей, нежели колдовством. Да и колдовство это чаще представляет из себя смесь нейролингвистического программирования и практической психологии, которую сами ведьмы называют головологией. Однако случается и этим дамам тряхнуть стариной.

Обычно ведьмы объединяются в ковен из трех товарок, но третья ведьма — Маграт Чесногк — недавно вышла замуж за короля, и традиция требует от матушки и нянюшки найти нового члена женсовета. Они даже подыскали подходящую кандидатуру — юную Агнесс Нитт, да вот беда — девушка не хочет быть ведьмой и не собирается всю жизнь прозябать в деревне. Агнесс берет себе звучный псевдоним Пердита (который местное население воспринимает как что-то неприличное) и уезжает в Анк-Морпорк, чтобы стать звездой оперы. Старым ведьмам очень нужна третья, молодая, но не могут же они, потеряв достоинство, бегать за девчонкой. По счастью, нянюшка Ягг недавно написала книгу рецептов, которую издали в Анк-Морпорке, а гонорар оказался как-то подозрительно мал. Матушка Ветровоск использует это как уважительную причину отправиться вслед за Агнесс. Такова завязка «Маскарада».

Основные события романа разворачиваются в оперном театре Анк-Морпорка, и довольно скоро становится понятно, что «Маскарад» — пародия на «Призрака оперы» Гастона Леру. Те же таинственные убийства в театре, убежище в подземном лабиринте, юная оперная звезда и Призрак в маске. Пратчетт исследует природу таланта, его взаимоотношения с деньгами, с поклонниками, с близкими людьми и даже с самим собой. И природу «звездности». Оказывается, талант еще не гарантия успеха. Агнесс обладает невероятными вокальными данными, но внешность у нее не оперная — ядреная деревенская девка не может изображать на сцене утонченную даму высшего света. И потому Агнесс приходится петь на заднем плане, а рот на сцене открывает красавица без голоса. И если сама Агнесс — скромная девушка, то ее альтер эго, которое носит имя Пердита, с этим мириться не хочет.

Раздвоена, кстати, не одна Агнесс. Все ведьмы в большей или меньшей степени подвержены раздвоению личности: так, любимое развлечение матушки Ветровоск — обмен разумов, она то и дело норовит вселиться то в птицу, то в зверька. Именно способность глядеть на мир разными глазами делает ведьм такими могущественными и такими мудрыми. Раздвоение — это способность влезть в чужую шкуру, понять того, чьими глазами ты смотришь. Не в этом ли вообще женская сила — в эмпатии, в сочувствии? По крайней мере так считает Пратчетт, и с ним трудно не согласиться.

Матушка и нянюшка распутывают клубок событий, в котором запуталась Агнесс (попутно выправляя еще парочку-другую «кривых» судеб), и юная беглянка понимает, что ведьмовство привлекает ее куда больше, чем огни рампы. Финалы у Пратчетта традиционно счастливые. Да и Призрак Оперы оказывается не таким зловещим, как его оригинал. Ведь, в сущности, без своего Призрака и театр не театр.

«Госпожа Плюм подняла взгляд, но смотреть в глаза матушки было все равно что смотреть в зеркало. На тебя таращился ты сам и спрятаться было негде».

Терри Пратчетт. Мрачный жнец. Роман. Перевод с английского Н. Берденникова и А. Жикаренцева. М., «ЭКСМО», 2001, 416 стр. («Плоский мир»).

Единственный персонаж, который присутствует практически во всех романах о Плоском мире (эпизодически или как главный герой), — это Смерть. Скелет, облаченный в балахон, с остро отточенной косой в костлявой ладони, верхом на бледном коне — образ, хорошо знакомый всем нам. Однако символизирует он вовсе не конец бытия.

Смерть Плоского мира (материализация метафоры, как он сам себя представляет) настолько очеловечен, что даже завел какое-то подобие семьи. У Смерти свой особняк, в котором живет его домработник Альберт — вполне живой человек. Были у Смерти дочь (приемная) и зять, бывший подмастерье (трагически погибли), имеется внучка Сьюзен, унаследовавшая от дедушки способность управлять пространством и временем, и, конечно, неизменная спутница Смерти, белая лошадь по кличке Бинки. Соответственно и враги у такого Смерти (у Пратчетта Смерть именно «он») эксцентричные. Это отнюдь не живые существа, а сущности, именуемые Аудиторами, — некая рациональная часть мироздания, которая требует логичности и правильности, в которую персонифицированный Смерть, имеющий собственную личность, как-то не слишком вписывается (равно как и весь мир, лежащий на спинах четырех слонов).

Согласно Аудиторам, хаос в мир приносит личность. Стоит кому-то осознать себя индивидом, как его разрывают тысячи желаний, зачастую противоречащих друг другу. Однако Смерть (и Пратчетт вместе с ним) считает, что хаос — это и есть жизнь. Философия эта во многом спорная и наивная, но в Плоском мире вполне рабочая и даже сюжетообразующая.

Итак, Смерть погряз в бесконечной рефлексии. Сомнения мешают ему работать, он то и дело пытается понять, что значит — быть человеком. Потому его отправляют в отставку. Получив массу свободного времени, Смерть устраивается батраком на ферму, благо работать косой для него привычное дело.

Как Смерть пытается понять человека, так и сам Пратчетт пытается понять своего героя, а через него — и людей. «Остраненный» взгляд Смерти выхватывает противоречия и нелогичности, которые, собственно, и есть жизнь, и, кажется, получает от этого определенное удовольствие; однако мир, оставшийся без Смерти, очень скоро погружается в безудержное буйство ничем не ограниченных жизненных сил, и по всему выходит, что правильный порядок вещей, не имеющий ничего общего с мертвым порядком Аудиторов, — это и жизнь, и уход из нее.

Грустная ирония заключается в том, что Пратчетт, страдающий с недавнего времени редкой формой болезни Альцгеймера, всерьез озабочен проблемой добровольного ухода из жизни, этой теме посвящен и документальный фильм с его участием. Решение добровольно уйти из жизни вызвало массу споров в Великобритании, но большинство читателей с пониманием отнеслись к нему. Писатель хочет встретиться со своим персонажем, оставаясь в здравом уме. Но стоит также заметить, что те же читатели стали больше жертвовать средств на медицинские исследования, связанные с болезнью Альцгеймера. Смерть снова выступает на стороне жизни.

«А еще Считающие Сосны умеют считать, чем они и прославились. Смутно понимая, что люди определяют возраст дерева по годичным кольцам, Считающие Сосны решили, что именно поэтому люди и рубят деревья. Придя к такому выводу, Считающие Сосны за одну ночь изменили свой генетический код так, что примерно на уровне человеческих глаз кора стала образовывать светловатые цифры — точный возраст дерева.

И за какой-то год практически все сосны были уничтожены предприятиями по производству декоративных номерных табличек…»

Терри Пратчетт. Мелкие боги. Роман. Перевод с английского Н. Берденникова под редакцией А. Жикаренцева. М., «ЭКСМО», 2001, 432 стр. («Плоский мир»).

Боги на Плоском мире реальны, их много, и чем больше людей в них верят, тем они могущественней. И самым могущественным считается бог Ом — омнианство господствующая религия, ересь жестко подавляется, государство Омния ведет захватнические религиозные войны. По иронии, космогонические представления омниан напоминают земные — будто мир представляет собой шар, вращающийся вокруг звезды. Разумеется, это неправда, ведь мы знаем, что Диск совершенно плоский и солнце вращается вокруг него.

Послушник по имени Брута, полноватый апатичный подросток (снова нерд!), с виду невеликого ума, но с феноменальной памятью, натыкается на маленькую черепашку, которая оказывается никем иным, как богом Омом, в которого Брута так истово верит. И даже более того — Брута единственный, кто верит в Ома искренне и всей душой. Так случилось, что величайшего бога за религиозными обрядами и догматами начисто забыли.

Что есть зло? (Пратчетт раз за разом берется исследовать природу зла, и в «Мелких богах» самый неприятный персонаж — семиарх Ворбис, истовый служитель веры, циник и ханжа, умеющий и любящий ломать людей, особенно сильных и свободных.)

Что есть религия? Действительно ли это учение о воссоединении человека с богом или это лишь система приемов манипуляции сознанием масс? Верят ли священники в бога или только используют его имя в личных целях? Пратчетт явно придерживается второго мнения. Он противник религии как института человеческих взаимоотношений. Боги в его книгах в основном подлые, жадные, мстительные и эгоистичные, и люди нужны им исключительно как топливо, поддерживающее пламя их существования. Меж тем бог для истинно верующего человека — не оружие, сокрушающее противников, а фонарь, позволяющий осветить жизненный путь во тьме.

Брута, этот пророк поневоле, пытается донести эту весть до окружающих, но люди его не слышат. Единственный, с кем он может говорить, — сам бог Ом. Бог оказался смертен, слаб и потому не способен творить чудеса, но Бруте это совершенно не мешает, ведь для него бог — собеседник. И от этих разговоров Ом меняется. Ранее равнодушный к чаяниям верующих, Ом понимает, что не только человек должен верить в бога, но и бог — в человека. И в итоге, когда Бруту собираются казнить за ересь (которая, как мы знаем, на самом деле является истинной верой), ценой собственной жизни спасает своего спасителя. Меняется и Брута — он учится думать и задавать вопросы. И находить ответы.

Впрочем, оканчивается роман вовсе не этим чудесным спасением. В посмертии многие персонажи продолжают существовать в неком пространстве, где нет ничего. Туда попадает мучитель Бруты, семиарх Ворбис. И истинное чудо демонстрирует сам Брута, умерший в глубокой старости и встретивший там, за чертой, Ворбиса. Чудо прощения.

«Бог. Богу нужны люди. Вера — это пища богов. Но еще богам нужна форма. И боги становятся такими, какими их представляли люди. Вот почему Богиня Мудрости носила пингвина. Подобное могло случиться с любым богом. Хотя должна была быть сова. И все об этом знали. Но плохой скульптор, который никогда не видел сову, загробил статую. Однако веру не остановишь — вот и вышло так, что в товарищах у Богини Мудрости оказалась птица, которая постоянно ходит в вечернем туалете и воняет рыбой».

Терри Пратчетт. К оружию! К оружию! Роман. Перевод с английского Н. Берденникова под редакцией А. Жикаренцева. М., «ЭКСМО»; СПб., «Валери СПД», 2002, 480 стр. («Плоский мир»).

Пратчетт умудряется писать о всех давно знакомых вещах так, будто до него этим не занимался вообще никто. Взять, к примеру, полицейский роман. Пратчетт описывает ситуацию реорганизации городской стражи Анк-Морпорка на фоне городских волнений. Это знакомая нам по детективному циклу Эда Макбейна о 87-м полицейском участке (тут на него есть явные аллюзии) рутинная работа полицейского подразделения, и в то же время — совершенно новая сторона жизни стражей порядка. В стражу набирают новобранцев самых разных рас и слоев общества, зачастую — враждебных друг другу. Как могут ходить в одном патруле гном и тролль, если их народы извечно воевали друг с другом. Вот и сейчас… простите за неровный почерк…

Пратчетт копает очень неудобные темы, о которых не принято говорить в приличном обществе: уличные банды, гастарбайтеры, бытовой национализм. И капитану городской стражи Ваймсу (пока еще капитану, сфера его забот растет в геометрической прогрессии, и в конце книги он станет командором) приходится работать с этим. Ваймс — человек долга, потомственный стражник, законник до мозга костей, за что его ненавидит практически весь город, награда за его голову растет с каждым днем. И Ваймс отказывает подчиненным в праве культурной и национальной самоидентификации. Отныне стражники — это только стражники, а не гномы, не вервольфы, не мужчины и не женщины. Отныне водораздел «свой — чужой» выглядит как «преступник — честный горожанин».

Надежным тылом в нелегкой работе Ваймса выступает сержант Моркоу Железобетонссон, человек, воспитанный гномами и считающий себя гномом. Он тоже законник, но иного толка. Для Ваймса правосудие должно свершиться, пусть даже падет весь мир. Моркоу, доброжелательный и уверенный в себе молодой красавец в зеркально надраенных доспехах, показывает на своем примере, что соблюдать закон — удобно, приятно и выгодно.

Кроме увлекательного сюжета и традиционно остроумного повествования Пратчетт показывает себя и мастером эпизода. Взять, к примеру, сцену умирания. Смерть на Диске, приходя за смертными, ГОВОРИТ ОБЫЧНО ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ. Эпизод встречи Смерти и бродячего пса выглядит изящно и емко:

«— БОЛЬШОЙ ФИДО?

— Да.

— РЯДОМ».

Терри Пратчетт. Правда. Роман. Перевод с английского Н. Берденникова и А. Жикаренцева. М., «ЭКСМО»; СПб., «Домино», 2008, 512 стр. («Плоский мир»).

Двадцать пятая книга о Плоском мире, «Правда»^[2], не относится к упомянутым уже циклам о ведьмах, Смерти, Ночной Страже или Ринсвинде. Это в некотором роде производственный роман, и в нем описано возникновение на Диске средств массовой информации.

Производственные романы не так уж редки в Плоском мире. На Диске возникала индустрия кино («Движущиеся картинки»), рок-музыка («Роковая музыка»), реформировались почта («Опочтарение») и банковское дело («Делай деньги»). Да и романы о Ночной Страже смело можно назвать производственными.

Первая в Анк-Морпорке общественная газета родилась совершенно случайно. Вильям де Словв, молодой аристократ, до сих пор зарабатывавший на жизнь тем, что делился светскими сплетнями из Анк-Морпорка с высокопоставленными особами «за рубежом» (исключительно в личной переписке), внезапно получил возможность делиться новостями с куда большим количеством людей, потому что гномы изобрели печатный станок. Этот станок буквально превращает свинец в золото, потому что каждый экземпляр газеты стоит пять центов!

Впрочем, газета приносит Вильяму не только — и не столько! — деньги, сколько головную боль и душевные терзания. Да, правду хотят знать все. Но так ли она нужна, эта правда? А что, если правда таковой лишь кажется и газета помогает облыжно обвинить невиновного?

Роман, описывающий жизнь журналиста, сам напоминает журналистское расследование. Пратчетт и сам некогда был газетчиком, и даже есть легенда, что первый труп в его карьере образовался буквально на пятнадцатой минуте трудоустройства. Пытаясь докопаться до правды, Вильям со своей помощницей Сахариссой натыкаются на самый настоящий заговор аристократов (отсылка к Уотергейтскому скандалу). И Вильям с ужасом понимает, что его фамилия имеет к этому заговору некоторое отношение.

Главный герой только начал свою карьеру и сталкивается со множеством проблем: журналистская этика, желтая пресса (эта тема в романе передана шикарно и очень смешно), взаимоотношения с властью и законом. Вильям патологически честен и разборчив в средствах, потому дело у него идет не слишком легко, но он не собирается сдаваться и заслуживает уважение как власти в лице патриция, так и закона в лице командора Ваймса, хотя для обоих появление газеты стало настоящей головной болью.

К сожалению, юмор и впрямь постепенно уходит из романов Пратчетта. Они по-прежнему остроумны, но веселая улыбка превращается в улыбку сардоническую, и с этим ничего не поделаешь — Плоский мир постепенно сросся с нашим.

«На плоском карнизе у окна четвертого этажа, прислонившись спиной к стене, стоял человек и смотрел вниз с застывшим выражением на лице.

Далеко под ним толпа старалась чем-нибудь помочь. Здоровая природа анк-морпоркцев не позволяла им отговаривать человека в таком положении от прыжка. Это же свободный город, в конце концов. Советы подавались соответствующие.

— Гораздо лучше прыгать с Гильдии Воров! — кричал кто-то. — Шесть этажей, а внизу солидные прочные булыжники! Разобьешь башку с первого захода!

— Отличные каменные плиты уложены вокруг Дворца, — советовал его сосед.

— Все так, — возразил первый горожанин. — Но Патриций его просто убьет, если он решит выкинуть там такой фортель, я прав?

— Ну и что?

— Да ничего, это просто вопрос стиля.

— Башня Искусств очень хороша, — как будто по секрету сообщила какая-то женщина. — Почти девятьсот футов высотой. И вид оттуда отличный.

— Верно, верно, не стану спорить. Но остается слишком много времени на размышления. Пока летишь вниз, я имею в виду. Неподходящий момент для углубленного самоанализа, как мне представляется.

— Слушайте, у меня полный фургон креветок, и если я застряну тут еще ненадолго, они просто уйдут домой, — простонал извозчик. — Почему бы ему не прыгнуть, наконец?

— Он думает. Это же серьезный шаг в жизни».

Терри Пратчетт. Патриот. Роман. Перевод с английского С. Увбарх и А. Жикаренцева. М., «ЭКСМО»; СПб., «Домино», 2005, 560 стр. («Плоский мир»).

Командору Ваймсу предстоит заняться не только внутренними, но и внешними делами Анк-Морпорка. Спорная территория — абсолютно голый пятачок суши, возникший в волнах, — внезапно становится причиной обострения дипломатических отношений между Анк-Морпорком и Клатчем.

Политика не нравится Ваймсу, как всякий честный служака, он терпеть не может интриги и вранье, но беда в том, что внешняя политика внезапно стала оказывать заметное влияние на политику внутреннюю. Из-за всплеска патриотических настроений жители Анк-Морпорка будто взбесились и, обычно равнодушные к инородцам, вдруг принялись громить лавки клатчских торговцев, которые и Клатча-то ни разу не видели — только их предки были оттуда родом.

Патриотизм захлестывает всех, воевать с Клатчем рвутся мальчишки и дворецкие, и настроения эти изо всех сил подогревают военные, скучающие по маршам, муштре и наградам. И только немногие граждане Анк-Морпорка понимают, что средств на ведение войны в городе нет, как нет и армии. Единственные, кто способен держать в руках оружие, — это Ночная Стража. Но их явно недостаточно.

Пратчетт описывает ура-патриотический угар и риторику очень узнаваемо. Если роман транслировать в прайм-тайм по радио и телевидению, его вполне можно принять за политическую хронику нашего, а не Плоского мира. Именно поэтому в качестве цитаты я приведу несмешной фрагмент:

«Куда проще представлять себе кучку людей, засевших в какой-нибудь прокуренной комнате, плетущих заговоры за бутылкой бренди, избалованных своей властью, обнаглевших от своей избранности. Ты цепляешься за это представление, потому что иначе тебе придется принять неоспоримый факт: порой самые дурные вещи случаются из-за самых обычных людей, что вычесывают собак и рассказывают детишкам на ночь сказки. В один прекрасный момент эти обычные люди выходят на улицу и делают ужасные вещи с другими обычными людьми. О нет, гораздо легче все валить на Них. Если дело в Них, то никто ни в чем не виноват. А если дело в Нас, то что такое Я? Я ведь часть Нас. Иначе быть не может. Частью Них я уж точно никогда себя не считал. Мы всегда часть Нас. А плохие вещи делают Они».

Терри Пратчетт. Шмяк! Роман. Перевод с английского В. Сергеева. М., «ЭКСМО», 2013, 480 стр. («Плоский мир»).

Один из последних — тридцать четвертый плоскомирский роман (2005), недавно вышедший и у нас.

В Анк-Морпорке живут люди из самых разных стран и существа самых разных рас, и всем обычно находится место и занятие по душе и таланту. Некоторые соблюдают традиции своих предков, иные предпочитают не заморачиваться ритуалами и живут в том ритме и по тем правилам, которые диктует большой город.

Гномы Анк-Морпорка представляют из себя внушительную культурную диаспору и стали такой же частью города, как тролли, попрошайки или уроженцы Щеботана. Большинство забыли традиционные для гномов ремесла — прокладывание подземных ходов и поиск полезных ископаемых — и даже большую часть времени проводят на поверхности земли, что для традиционной гномьей культуры считается неприемлемым.

Но накануне празднования очередной годовщины Кумской битвы — знаменитого сражения между троллями и гномами, в котором так и непонятно, кто победил, — в Анк-Морпорк прибывают граги. Граги — этакие знатоки гномьих законов и обычаев. Они никогда не видели солнечного света. Гномы, вышедшие на поверхность, гномы-ренегаты, испытывают перед грагами некоторый стыд и чрезвычайно их уважают.

Появление грагов совпадает с убийством гнома, и, по всем признакам, гнома убил тролль — по крайней мере рядом с трупом обнаружены следы тролля и его дубинка. Назревает межрасовый конфликт, который грозит выплеснуться на улицы города.

Ситуация, описанная в романе «Шмяк!», много тяжелее, чем в «Патриоте». Одно дело — может, будет война, может, нет, и враг где-то далеко. А что делать, если боевые действия уже начались на улицах города и враги — такие же граждане, как и ты? В Ночной Страже служат как гномы, так и тролли, и в случае стычки достанется и тем, и другим. Командору Ваймсу вновь приходится заниматься политикой, попутно расследуя убийство даже не одного, а нескольких гномов.

И вновь все упирается в традиции и перемены, конфликт отцов и детей превращается в конфликт Монтекки и Капулетти, и всем непременно нужно знать, кто первый начал, вместо того чтобы решить, кто первым забудет старые обиды.

Показательным в этой ситуации является диалог Ваймса и его дворецкого, которым я бы и хотел закончить этот обзор.

«— Скажи, Вилликинс, ты часто дрался в детстве? Состоял в уличной банде или вроде того?

— Я имел честь принадлежать к Грубиянам с Поддельнображной улицы, сэр, — ответил дворецкий.

— Правда? — Ваймс искренне впечатлился. — Помнится, это были крепкие орешки.

— Спасибо, сэр, — невозмутимо отозвался Вилликинс. — Я горжусь тем, что обыкновенно мне доводилось нанести противнику больше ущерба, нежели пострадать самому, если вдруг молодые люди с Канатной улицы испытывали необходимость вновь обсудить больной вопрос относительно спорной территории. Их излюбленным оружием, насколько я помню, были крючья, которыми пользуются грузчики.

— А вашим? — с любопытством спросил Ваймс.

— Заточенные монетки, зашитые в поля шляпы, сэр. Всегда под рукой в трудной ситуации.

— Черт возьми, старина. Да ведь такой штукой ничего не стоит выбить глаз.

— Если постараться — да, сэр, — ответил Вилликинс, тщательно сворачивая полотенце.

„А теперь ты стоишь здесь в полосатых брюках и форменной куртке, сияющий, как солнечный зайчик, и упитанный, как поросенок, — подумал Ваймс, вытирая под ушами. — А я стал герцогом. Вот оно как бывает”».