ЕГЭ И ЛИТЕРАТУРА

Бушканец Лия Ефимовна — филолог, литературовед. Окончила Казанский государственный университет. Доктор филологических наук. Автор многих научных работ, в том числе монографии «„Он между нами жил…” А. П. Чехов и русское общество 1880 — 1917 гг.» (2012). Член Чеховской комиссии при Совете по мировой культуре РАН. В «Новом мире» печатается впервые. Живет в Казани.

ЛИЯ БУШКАНЕЦ

_*

ЕГЭ и литература

Две вещи несовместные?

В этом году в стране произошла очередная национальная катастрофа.

5 июня «РИА Новости», ссылаясь на данные Рособрнадзора, сообщило, что из 36127 человек, которые сдавали ЕГЭ по литературе в 2014 году, высокие баллы получили 6% участников. «Высокие баллы» — это более 80 по стобалльной шкале. В прошлом году их набрали 4,47 тысячи человек, т. е. 11%. Количество стобалльников по литературе в этом году сократилось практически в 4 раза — их было на всю Россию около 200. А средний балл по стране — чуть более 50, по сравнению с прошлым годом он упал почти на 10 пунктов^[1].

Обсуждение «этого ужаса» было особенно острым потому, что литература была первым экзаменом, ее сдавали уже 27 мая. Потом стало понятно, что с русским языком, математикой, историей в стране те же проблемы, но поскольку результаты ЕГЭ именно по литературе были обнародованы первыми, то они и вызвали потрясение. И к тому же это ЛИТЕРАТУРА! Это наше ДОСТОЯНИЕ! Это ПУШКИН! ДОСТОЕВСКИЙ! ТОЛСТОЙ! Литература — чуть ли не последнее, чем мы можем безоговорочно гордиться, а тут нас так подвели. И кто? Наши дети, в которых вложено все!!! Наши учителя, которым государство подняло зарплату!!!

Москвичи сочли, что наказали именно их: «По мнению Елены Вигдоровой, в этом году московских школьников почему-то наказали. „Московские дети ничем не лучше и не хуже детей из других регионов. Но в других городах, насколько мне известно, результаты ЕГЭ не отличались от тех, что были получены на пробных тестах. А в Москве почему-то не так. И самое обидное, что это коснулось примерно пяти процентов выпускников, которые сдают ЕГЭ по литературе, но это те дети, которые поступают в гуманитарные вузы. Я думаю, что это удар по интеллигенции. Возможно, сознательный, потому что таких случайностей не бывает. Кто-то сдает экзамен лучше, кто-то — хуже, но вся Москва не могла поглупеть за последние несколько месяцев. С московскими детьми в этом году произошла очень некрасивая история”»^[2]. Действительно, как сказано в той же статье, даже победители олимпиад набрали всего по 65-70 баллов…

Но и в нашем регионе с многочисленными хорошими школами и — используем модное слово — амбициозно нацеленными выпускниками была точно такая же ситуация. Более того: я сама эксперт региональной предметной комиссии. Когда были подведены итоги нашей же работы, мы были удивлены не меньше выпускников, их родителей и учителей.

Глава Рособрнадзора Сергей Кравцов заявил ресурсу «Лента.ру»: «Что касается занижения баллов, то у меня нет такой информации... Надо понимать, что родители и учителя могут давать необъективную информацию. Понятно, что они надеялись на более высокую оценку, но у нас нет данных, что именно в этом году массово занижались баллы. Если есть конкретные примеры, то надо обращаться к нам в Рособрнадзор. Назовите фамилию, предоставьте конкретную работу, и мы еще раз сами ее перепроверим и дадим оценку. У нас есть Федеральная предметная комиссия, которая готова эти работы поднять и пересмотреть. Но, еще раз повторюсь, пока мы не располагаем такими фактами»^[3].

И действительно, могу подтвердить: никакого злого умысла у нас, экспертов, не было. С другой стороны, и это тоже могу подтвердить, не гениальные, но действительно хорошо подготовленные дети набрали по 65-70 баллов, что не позволяет им конкурировать, например, с выпускниками прошлого года, решившими поступать в этом, а в ряде случаев лишает их даже возможности участвовать в конкурсе на гуманитарные специальности.

Что главное в любой сложной ситуации? Найти виновных и наказать. Виновные должны быть очевидно виноваты — в соответствии с ясными и простыми ожиданиями общества.

Виноваты дети, которые инфантильны и ничего не читают, и вот оно, наконец-то проявилось истинное положение дел! — сказала интеллигенция, особенно преподаватели вузов, которые последние годы, после введения ЕГЭ, мучаются со студентами, не желающими думать.

Виноват ЕГЭ! — сказали родители, которые в день экзамена отправляют детей на съедение анонимному чудищу. Непонятно, кому при необходимости высказывать претензии, потому что написанные нашими любимыми чадами работы уходят как в пропасть, а оттуда выскакивают только неизвестно как появившиеся баллы.

Виновато Министерство образования, Федеральный институт педагогических измерений, который готовит задания для ЕГЭ, и вообще экспертные комиссии! — сказали все, потому что, кроме некоторых высокопоставленных сотрудников указанного министерства, других сочувствующих этому ведомству в стране нет.

Виноваты учителя, которым подняли зарплату, а они не работают! — перевели стрелку сотрудники Министерства образования. Да, часы на литературу сокращаются, да, учителя вынуждены готовить за счет уроков литературы классы к обязательному ЕГЭ по русскому: русский сдают все, а литературу в каждой параллели — единицы, да, учителя пишут справки вместо того, чтобы проверять домашние задания, — все равно они должны уметь исхитряться и не позорить страну и министерство. Иначе им пообещали понизить зарплату обратно.

Итак, хочется дать простой и очевидный ответ. Но для того чтобы произошла катастрофа нужно, чтобы в одной точке сошлось множество причин.

Попробую увидеть эти причины как

— мама дочери, которая в этом году сдавала ЕГЭ, т. е. как родитель;

— преподаватель-филолог (с 1989 года) крупного федерального университета, т. е. как «потребитель» школьного «продукта»;

— в некотором роде учитель, потому что в нескольких школах веду элективный курс по подготовке к ЕГЭ;

— председатель экспертной комиссии региона в первый год введения обязательного ЕГЭ по литературе, как заместитель председателя в этом году и как эксперт комиссии во все остальные годы.

Вот только к Министерству образования не имею никакого отношения и понять их позицию изнутри никак не смогу.

Давайте вместе с выпускником и с его работой пройдем весь путь от подготовки к ЕГЭ по литературе до апелляции.

Сначала надо понять, что выпускник должен написать.

Что такое ЕГЭ по литературе?

Наша общественность любит обсуждать то, о чем не имеет ни малейшего понятия. Более того, некоторые интервью даже сотрудников министерства свидетельствуют о том, что они тоже не представляют себе, что такое ЕГЭ по литературе.

Образцы КИМов — это сокращенное название для контрольно-измерительных материалов (так варварски и на полурусском называются задания, которые получают дети) — представлены на официальном сайте ФИПИ (http://www.fipi.ru).

Разберем КИМ, выложенный на этом сайте fipi.ru. Вся информация о том, как проводится экзамен, также представлена здесь.

Итак, за 235 минут (полных 4 часа запрещают санитарные врачи) экзаменуемый должен выполнить задания, которые делятся на три блока.

В первом блоке дан фрагмент текста примерно на одну страницу из любого включенного в официально опубликованный список эпического, лиро-эпического или драматического произведения, т. е. из романа, рассказа, поэмы, романа в стихах, пьесы и пр.

К этому тексту дано 7 вопросов части В — т. е. таких, ответы на которые надо вписать в бланк. Они элементарны. Например, дан фрагмент из «Тихого Дона»: Григорий слушает пение казаков. Надо назвать литературное направление, в русле которого развивалось творчество М. Шолохова (реализм), жанр произведения (роман-эпопея, впрочем, мудрствовать не надо: например, говоря о «Преступлении и наказании» нужно написать просто «роман», а не идеологический роман, социально-психологический роман и пр. — не пройдет через компьютер, «проверяющий» ответы части В), нужно указать фамилию Григория и вписать, что характеристика персонажа через его внешность называется портретом. Один вопрос предполагает соотнести между собой два столбца — фамилии героев и события их жизни (один ответ лишний): в одном ряду названы Листницкий-старший, Штокман и Степан Астахов, в другом перечислены «большевик-агитатор», «главарь банды», «помещик, владелец Ягодного» и «казак, муж Аксиньи». Это хоть какой-то способ проверить знание текста. Иногда в этом задании возникают совершенно неожиданные подробности, но не будем осуждать составителей — это такие детали текста, которые не могли попасть в какое-нибудь «краткое содержание».

К предложенному фрагменту даны два вопроса, на которые нужно ясно и четко ответить в 5-10 предложениях.

Первый вопрос проверяет умение читать текст, видеть его смыслы — заложенные автором и те, которые несет текст и помимо авторского замысла («Как характеризует Григория его поведение во время пения казаков?» — нужно сказать о тоске по мирной жизни, о чувстве красоты и пр.).

Второй вопрос проверяет общую начитанность сдающего: нужно соотнести данный фрагмент с точки зрения его темы, поставленных проблем или его идей с другими текстами русской классики и в нескольких предложениях объяснить, по каким основаниям это сопоставление проведено. Поскольку анализируется фрагмент, а не все произведение, и в нем наряду с ведущими для романа, рассказа и прочими проблемами возникают и более частные, то опять же «краткое содержание» не поможет выполнить задание. Вопрос может быть совершенно неожиданным, приходится даже вспоминать случайные для произведения эпизоды («В каких произведениях русской классики звучат песни и в чем соответствующие эпизоды можно сопоставить с приведенным фрагментом «„Тихого Дона”?» — можно вспомнить «Грозу» А. Н. Островского, «На дне» М. Горького).

Второй блок — это анализ лирического произведения, стихотворения. Сначала 5 вопросов части В: определить размер стихотворения (вернее, метр, имеются в виду ямб, хорей, дактиль, амфибрахий, анапест), найти тропы (тоже не самое сложное: метафора, метонимия, эпитет… в заданиях ЕГЭ по русскому это тоже есть), вспомнить, к какому литературному направлению принадлежал поэт (символизм, акмеизм и прочие). В общем, знания хоть и не самые важные для анализа стихотворения, но элементарные и необходимые с точки зрения общей культуры. Так, если дан фрагмент «Поэта и гражданина», то спрашивают про метр (который составители упорно называют «размером без указания количества стоп»), просят найти, есть ли здесь неологизм, антитеза, эпитет, олицетворение или гротеск, хотят, чтобы в двух приведенных строчках увидели анафору и т. п.

Третий блок — традиционное сочинение примерно на 250-300 слов. На выбор опять же традиционно предлагается одна из трех тем (первая — по русской литературе первой половины XIX века, вторая — по второй половине XIX века, третья — по XX веку).

Никаких тестовых заданий, т. е. части А, над которыми как якобы существующими в ЕГЭ по литературе смеется Интернет, в КИМах нет.

Задумано в целом неплохо. Не идеально, но и не ужасно.

И вот теперь попробуем понять, почему все пробуксовывает.

Виноваты ли наши дети?

Первое, самое распространенное заблуждение связано с тем, что на ЕГЭ по литературе идут те, кто боится сдавать все остальные предметы, потому что к физике или химии надо готовиться, а тут прокатит «на шару». Потому и такие низкие результаты.

Да, какое-то количество таких работ есть: из всех заданий выполнены одно-два и сразу понятно, что КИМ наш экзаменуемый увидел первый раз в жизни. Действительно, много средних работ, и если раньше проверка сочинений доставляла экзаменаторам удовольствие — было над чем посмеяться, то сейчас даже глупость неоригинальная и несмешная. Именно эти работы опустили средний балл по стране до уровня «тройки».

Но разговор не о них.

Экзамен по литературе — необязательный. Никто не заставляет его сдавать — обязательно, напомню, выпускники сдают только русский язык и математику. Нигде не написано, что ученик должен набрать определенное число экзаменов и бедные дети вынуждены набирать это количество за счет литературы, — не должны.

Значит, на этот экзамен идут только те, кому он необходим для поступления: это поступающие на филологические специальности, на дизайн, на журналистику, в консерваторию… И все. Даже историкам, психологам, будущим философам ЕГЭ по литературе не нужен!

Из почти 30000 выпускников в нашем регионе экзамен по литературе выбирает около 1000, т. е. чуть более трех процентов.

И даже им учителя не рекомендуют, а иногда и просто запрещают записываться на ЕГЭ по литературе, боясь плохих показателей: одна знакомая девочка жаловалась, что в школе ей разрешили подать соответствующую заявку, когда она поклялась, что будет ходить на курсы в университет и к репетитору.

Потому что ЕГЭ по литературе считается в школах самым сложным, хуже огромной по объему истории или непредсказуемой физики. Страх перед необходимостью сдавать ЕГЭ по литературе определяет выбор специальности многими абитуриентами — проще пойти туда, где, например, нужно обществознание.

Так что случайных людей на экзамене мало, это миф — многие специально и тщательно готовятся год и даже два. И дети так плохо сдали экзамен… парадокс. Вот главный вопрос именно в этом: почему так получилось в этом году, что хорошие дети завалили ЕГЭ по литературе?

Конечно, готовься не готовься, а общие для состояния современной культуры изъяны все равно вылезают: дети не знают истории, путают войны, революции («Тихий Дон» — это о Великой Отечественной войне, например), с трудом представляют себе образ мышления разночинца Базарова или барина Фамусова, приписывая им современную систему ценностей. Ну, над этим экзаменационные комиссии смеются на протяжении десятилетий, ничего нового. Пожалуй, действительно, нынешние восемнадцатилетние кажутся инфантильнее, чем мы были в их годы. Но это может быть и наше взрослое субъективное ощущение — надо спросить психологов и социологов.

Скажу как мама, хорошо знающая ровесников дочери, окончившей одну из лучших школ в городе: хорошие юноши и девушки, умные, в меру порядочные, в меру начитанные, не хуже и не лучше, чем в былые годы. Обучаемые. Не спорю, могли бы заниматься немного больше и серьезнее.

Может, система образования их испортила?

Виновата ли система преподавания литературы?

Десятилетие назад танцевальный коллектив, в котором участвовала моя дочь, поехал в Германию. Там их пригласили посмотреть на занятие в одной из городских танцевальных школ. Всех наших потрясло то, что ведущая все время спрашивала участников, понравилось ли им и было ли им интересно. Наших же, в традициях русской хореографической школы, всегда просто муштровали. Может быть, им было не очень интересно, зато танцевали они лучше местных коллективов и сорвали аншлаги.

Теперь и мы привыкли к тому, что все должно доставлять удовольствие, в том числе и учение: учителя и преподаватели должны «делать нам интересно». И забыли, что не сначала «интересно», а потом мы что-то выучили, но сначала мы что-то поняли и знаем, а потом стало «интересно». Мы любим и ценим то, во что вложились, чего добились, а не то, что свалилось на голову в качестве подарка. Теперь все хотят учиться легко, хотя это бесполезно, потому что образование — труд, а слово «удовольствие» свидетельствует не о легкости процесса запоминания учебника, а об удовольствии совершенно иного порядка.

Показательно, что изменение отношения к учебе в школе началось с литературы. Как преподавать математику — тут не сунешься со своими советами. А вот как преподавать литературу и русский язык — знают все. Как? Надо сделать так, чтобы «дети любили читать, чтобы им было интересно». Надо упростить учебники, надо убрать всю теорию литературы, надо изучать более простые произведения. В общем, лишить ум учеников пищи и возможности думать.

В результате произошла девальвация литературы в школе, уроки перестали уважать. Получили противоположное задуманному — литература неинтересна. Поэтому для большей части школьников литература — это повод поболтать, объект презрения и чушь — в силу своей примитивности. А для тех, кто идет сдавать ЕГЭ по литературе, — загадка, ибо у них нет надежного инструментария для анализа — только интуиция и мистическое «чувство текста».

Литература срочно должна стать сложным предметом, и дети должны усвоить, что для понимания произведения надо очень много знать: историю литературы, историю культуры, как «устроено произведение» — т. е. элементы поэтики, и многое другое.

То, на что «официальная методика» ориентирует современную школу, глубоко порочно еще в двух аспектах.

Во-первых, методика базируется на принципе здравого смысла — но понять произведение с точки зрения бытового здравого смысла невозможно.

Абсурдность стремления понять литературное произведение с позиций здравого смысла показал, например, литературовед В. Б. Катаев на замечательном примере с чеховской «Каштанкой». Он вспомнил, как в одной литературоведческой работе в целом хорошего чеховеда было сказано по поводу рассказа: «В конце произведения торжествуют такие чувства, как привязанность, любовь, верность, которые оказываются выше сытости, удобств, тщеславия, блеска славы», Чехов «стремился напомнить читателю о простейших, непреходящих ценностях, забытых „буржуазной цивилизацией”, — естественности, нравственном здоровье, гуманности, свободе от предрассудков, расчета, корысти — и выразить мечту о другом состоянии мира — о счастье, гармонии, единении людей». Это и есть «здравый смысл», в котором торжествует социологизм и часто примитивное понимание психологии. Но Катаев сопоставил «естественность, нравственное здоровье», «гуманность», «свободу от предрассудков» с текстом. А там на самом деле написано совершенно иное: «Столяр был пьян, как сапожник...», «Чтоб... ты... из...дох...ла, холера!» или: «Он вытаскивал ее за задние лапы из-под верстака и выделывал с нею такие фокусы, что у нее зеленело в глазах <…>. Особенно мучителен был следующий фокус: Федюшка привязывал на ниточку кусочек мяса и давал его Каштанке, потом же, когда она проглатывала, он с громким смехом вытаскивал его обратно из желудка». «Он размахивал руками и, глубоко вздыхая, бормотал: „<…> Теперь вот мы по улице идем и на фонарики глядим, а как помрем — в гиене огненной гореть будем...”. Словом, какую бы из добродетелей ни приписали „людям из народа”, в реальных героях рассказа их не отыскивается»^[4]. И вообще, почему рассказ заканчивается так, что всех безумно жалко? Почему Каштанка ушла от клоуна к столяру, который ее бил? С позиций повседневного здравого смысла понять, о чем рассказ, НЕВОЗМОЖНО. И в интерпретации на житейском языке рассказ бессмыслен — понятно, почему школьники всю литературу считают чем-то бесполезным.

Во-вторых, современная методика требует от произведения прямого нравственного воспитательного воздействия на читателя (и от преподающего учителя, и от экзаменатора, но сначала, как это ни абсурдно, от текста). Методистам кажется, что если сказать: «Убивать нехорошо», «Не слушаться старших нехорошо», то никто не будет убивать и все будут слушаться старших. Почему-то они исходят из наивно-просветительского идеализированного представления о человеке, хотя на дворе XXI век. Школьники, пока еще не испорченные в отличие от взрослых, интуитивно чувствуют, как все это фальшиво и ложно. И переносят свое отношение на саму ни в чем не повинную литературу.

На уроках математики, физики, химии школьники изучают основы науки. Что изучают на уроках по такому предмету, как «Литература»? Вот когда современная методика определится, что на этих уроках нужно делать — «болтать» на нравственные темы, учиться понимать художественный язык литературы, — вот тогда и можно будет выработать концепцию ЕГЭ по этому предмету. А пока экзаменационные задания демонстрируют, насколько запутались в том, что такое литература в школе как предмет, наши методисты. А раз они сами не знают, чего хотят, то тем более ничего не понимают и сдающие экзамены школьники.

Виноваты ли составители заданий?

Я очень сочувствую составителям заданий. Когда на одном из семинаров в ФИПИ несколько лет назад аудитория из председателей региональных комиссий набросилась на молодую женщину (справедливо) по поводу многих вопросов, она, огрызаясь, ответила: «А вы попробуйте столько заданий придумать!» Действительно, да еще чтобы всем эти задания понравились.

Но давайте посмотрим, например, на задания С5 — это обычные сочинения.

Рассмотрим ситуацию на примере заданий, приведенных на сайте ФИПИ в разделе «Открытый банк заданий для ЕГЭ».

Некоторые задания обычные и понятные: «Какой предстает „русская долюшка женская” в изображении Н. А. Некрасова?», «Каково значение „Журнала Печорина” в романе М. Ю. Лермонтова „Герой нашего времени”?», «Каков итог жизненных исканий Григория Мелехова? (по роману М. А. Шолохова „Тихий Дон”)», «Как в рассказе М. А. Шолохова „Судьба человека” выражен гуманистический протест писателя против бесчеловечности войны?». Есть, конечно, стандартные и далекие от любого школьника, например, «тема поэта и поэзии». Темы не предполагают размышления, нестандартных мнений, понятно, чего от тебя хотят, тут легко можно написать скучное, но крепко сбитое сочинение.

Есть темы, по сути, традиционные, но сформулированные так, что хочется посмотреть в лицо придумавшим их «методистам»: «В чем своеобразие звучания финала комедии А. С. Грибоедова „Горе от ума”?», «В чем неоднозначность образа Сатина в пьесе М. Горького „На дне”?». Вот за это «звучание финала» литературу в школе и ненавидят.

Есть темы, которые якобы предполагают размышления выпускника. Игру с ним в кошки-мышки, потому что все знают, что высказывать свое мнение опасно. «Какие черты „нового человека” в образе Базарова принимает и какие отрицает И. С. Тургенев?» На самом деле Базаров трагический герой, даже заблуждения которого масштабнее достижений других людей, трагический герой вне системы оценок — именно такой образ создает Тургенев. Но вопрос поставлен, и написать иначе нельзя.

Есть темы, вызывающие сомнения у специалистов. Так, в «новые люди» однажды записали Штольца — с историко-культурной точки зрения к типу «новых людей» относятся люди, подобные Базарову, т. е. радикально настроенная естественнонаучная интеллигенция 1860-х годов. Штольц, конечно, новый для русской культуры тип, мне лично так вообще очень нравится, но это не отменяет того, что он буржуа, а не «новый человек» в строгом смысле этого понятия.

Но самое интересное — это задания, в которых о героях расспрашивают как о жителях соседней квартиры. «Почему Свидригайлов покончил жизнь самоубийством, а Раскольников нет? (по роману Ф. М. Достоевского „Преступление и наказание”)». Так надо было Достоевскому! Потому приходится выкручиваться: надо и авторскую позицию раскрыть, и о героях как о живых людях поразмышлять, и нравственные декларации куда-то вписать. «Почему София Фамусова отказалась выходить замуж за Скалозуба? (по комедии А. С. Грибоедова „Горе от ума”)». Во-первых, вопрос несколько сомнительный, потому что это только Фамусов аккуратно спросил дочь о возможности этого брака, Скалозубу София не отказывала. Во-вторых, формулировка вопроса не предполагает анализа текста именно как художественного произведения. А потом Рособрнадзор говорит о низком уровне работ. Как спросили — то и получили: пересказ. И именно таких заданий более трети!

Выпускники, большая часть которых не владеет на сознательном уровне приемами анализа текста, оказываются в полном методологическом тупике: их обрекают на наивно-реалистическое восприятие текста, которое свойственно шестиклассникам и от которого должны избавиться более взрослые читатели.При этом выпускники обязаны объяснить авторскую позицию и использовать литературоведческие термины. Что-то вроде: образ Софии Фамусовой ответил на вопрос образа отца в диалоге между персонажами категорической репликой «Нет!» Итого пять литературоведческих терминов.

И нам пора перейти к разговору о критериях оценивания ответов.

Виноваты ли авторы критериев?

Чтобы оценивание ответов по всей стране было единообразным, чтобы эксперты не проявляли субъективизма — а иначе результаты ЕГЭ не будут сопоставимыми, — ФИПИ совершенно резонно постаралось ввести четкие критерии оценок.

На критерии выпускники и родители редко обращают внимание — а зря. Надо научиться смотреть на работу глазами эксперта: задумано так, что он проверяет только наличие критериев. За те достоинства ответа, которые в критерии не попали, дополнительные баллы не начисляются. Баллы только отнимаются.

Посмотрим на критерии внимательнее: я приведу обширные цитаты из того, на что ориентируются эксперты при проверке^[5]. Критерии приведены на сайте ФИПИ в разделе, в котором представлены демоверсии заданий.

Оценка выполнения заданий С1 и С3, требующих написания развернутого ответа в объеме 5—10 предложений. Максимальный балл 4.

1. Глубина приводимых суждений и убедительность аргументов.

3 балла — экзаменуемый дает прямой связный ответ на вопрос, опираясь на авторскую позицию; при необходимости формулирует свою точку зрения; убедительно обосновывает свои тезисы; подтверждает свои мысли текстом; не подменяет анализ пересказом текста; фактические ошибки и неточности отсутствуют;

2 балла — экзаменуемый дает прямой связный ответ на вопрос, опираясь на авторскую позицию, при необходимости формулирует свою точку зрения, не подменяет анализ пересказом текста, но при ответе не все тезисы убедительно обосновывает; и/или допускает 1 фактическую ошибку;

1 балл — экзаменуемый понимает суть вопроса, но не дает прямого ответа на вопрос; и/или не опирается на авторскую позицию, ограничиваясь собственной точкой зрения; и/или неубедительно обосновывает свои тезисы; и/или частично подменяет анализ текста его пересказом; и/или допускает 2 фактические ошибки;

0 баллов — экзаменуемый не справляется с заданием: не дает ответа на вопрос; и/или подменяет анализ пересказом текста; и/или допускает 3 фактические ошибки и более.

2. Следование нормам речи — по этому критерию работа оценивается, если по первому критерию получено более 1 балла.

1 балл — допущено не более 1 речевой ошибки;

0 баллов — допущено более 1 речевой ошибки.

Итак, 3 балла — если выпускник убедительно… формулирует… подтверждает... обосновывает… Он должен быть гений литературоведения, при этом он опирается на авторскую позицию и только при необходимости обращается к своей точке зрения. Вот где нужен Единый Учебник по литературе: по крайней мере все будут знать, какой именно нужен «прямой связный ответ», а то литературоведы все время о чем-то спорят. Посмотрите, какая шаткая граница между двумя и тремя баллами, — это наблюдение нам еще пригодится.

Оценка выполнения заданий С2 и С4, требующих написания развернутого ответа в объеме 5—10 предложений. Максимальный балл 4. Указание на объем условно; оценка ответа зависит от его содержательности (при наличии глубоких знаний экзаменуемый может ответить в большем объеме, при умении точно формулировать свои мысли экзаменуемый может достаточно полно ответить в меньшем объеме). Выполняя задание, экзаменуемый самостоятельно подбирает для контекстного сопоставления два произведения разных авторов.

Включение произведения в литературный контекст и убедительность аргументов.

4 балла — экзаменуемый отвечает на вопрос, указывает названия двух произведений и их авторов, убедительно обосновывает выбор каждого произведения

И убедительно сопоставляет эти произведения с предложенным текстом в заданном направлении анализа; искажение авторской позиции и фактические ошибки в ответе отсутствуют

3 балла — экзаменуемый отвечает на вопрос, указывает названия двух произведений и их авторов, но не во всем убедительно обосновывает выбор каждого произведения / или убедительно обосновывает выбор одного произведения и не во всем убедительно обосновывает выбор другого произведения

И убедительно сопоставляет одно или оба произведения с предложенным текстом в заданном направлении анализа (при сопоставлении допускаются отдельные негрубые недочеты);

ИЛИ экзаменуемый отвечает на вопрос, указывает названия двух произведений и их авторов, обосновывает выбор только одного произведения (возможно, не во всем убедительно)

И убедительно сопоставляет оба произведения с предложенным текстом в заданном направлении анализа (при сопоставлении допускаются отдельные негрубые недочеты);

ИЛИ экзаменуемый отвечает на вопрос, указывает названия двух произведений и их авторов, убедительно обосновывает выбор каждого произведения,

Но допускает отдельные недочеты при сопоставлении двух произведений с предложенным текстом в заданном направлении анализа / или убедительно сопоставляет с предложенным текстом только одно произведение (при сопоставлении допускаются отдельные негрубые недочеты);

И/ИЛИ допускает 1 фактическую ошибку, не искажая в целом авторской позиции.

2 балла — в) экзаменуемый отвечает на вопрос и

ИЛИ указывает названия двух произведений и их авторов, обосновывает выбор только одного произведения (возможно, не во всем убедительно)

И убедительно сопоставляет одно произведение с предложенным текстом в заданном направлении анализа (при сопоставлении допускаются отдельные негрубые недочеты);

ИЛИ указывает названия двух произведений и их авторов, не обосновывает выбор обоих произведений (или дает неубедительное обоснование)

И убедительно сопоставляет одно или оба произведения с предложенным текстом в заданном направлении анализа (при сопоставлении допускаются отдельные негрубые недочеты);

ИЛИ указывает названия двух произведений и их авторов, обосновывает выбор двух произведений (возможно, не во всем убедительно) / или убедительно обосновывает выбор только одного произведения,

Но не сопоставляет одно или оба произведения с текстом в заданном направлении анализа;

ИЛИ указывает название только одного произведения и его автора, обосновывает выбор произведения (возможно, не во всем убедительно), убедительно сопоставляет это произведение с предложенным текстом в заданном направлении анализа (при сопоставлении допускаются отдельные негрубые недочеты);

И/ИЛИ допускает 2 фактические ошибки, в целом не искажая в целом авторской позиции.

1 балл — г) экзаменуемый отвечает на вопрос и при этом

ИЛИ указывает названия двух произведений и их авторов, не во всем убедительно обосновывает выбор одного произведения / или не обосновывает свой выбор (или дает неубедительное обоснование)

И неубедительно сопоставляет эти произведения с предложенным текстом / или сопоставляет их с предложенным текстом без учета заданного направления анализа;

ИЛИ указывает название только одного произведения и его автора, обосновывает выбор произведения (возможно, не во всем убедительно) и неубедительно сопоставляет это произведение с предложенным текстом;

ИЛИ указывает название только одного произведения и его автора, не обосновывает выбор произведения (или дает неубедительное обоснование), но убедительно сопоставляет это произведение с предложенным текстом в заданном направлении анализа (при сопоставлении допускаются отдельные негрубые недочеты);

И/ИЛИ допускает искажение авторской позиции;

И/ИЛИ допускает 3 фактические ошибки.

0 баллов — экзаменуемый не отвечает на вопрос;

ИЛИ дает ответ, который содержательно не соотносится с поставленной задачей и не опирается на авторскую позицию;

И/ИЛИ указывает название одного произведения и его автора, но не обосновывает свой выбор (или дает неверное обоснование) и не сопоставляет это произведение с предложенным текстом;

И/ИЛИ существенно искажает авторскую позицию;

И/ИЛИ допускает более 3 фактических ошибок.

Во-первых, надо сопоставить указанный фрагмент с двумя другими произведениями русской литературы, учитывая нюансы смысла. В одном из вариантов прошлых лет нужно было найти героев, похожих на Ситникова из «Отцов и детей». Можно было подобрать пример с героем-двойником, случай, частый в системе образов (Печорин и Грушницкий, Базаров и Аркадий), но тут был к тому же герой-шут. Если быть точными, то параллель среди программных произведений одна — Репетилов по отношению к Чацкому. Заставить бы самих составителей заданий искать эти параллели!

Во-вторых, в бланках заданий, как говорят выпускники (никто из комиссии их не видел), сказано, что они не могут упомянуть сопоставляемый фрагмент в этом задании более одного раза. Эксперты об этом не знают и при проверке считают недостатком, если оба раза не обосновано сопоставление.

В-третьих, вы обратили внимание на тонкую границу между баллами? Вы ее поняли?

Наконец, С5 — максимальный балл 14.

1. Глубина раскрытия темы сочинения и убедительность суждений.

3 балла — экзаменуемый раскрывает тему сочинения, опираясь на авторскую позицию; формулирует свою точку зрения; убедительно обосновывает свои тезисы; фактические ошибки и неточности отсутствуют;

2 балла — экзаменуемый раскрывает тему сочинения, опираясь на авторскую позицию; формулирует свою точку зрения, но не все тезисы убедительно обосновывает и/или допускает 1—2 фактические ошибки;

1 балл — экзаменуемый раскрывает тему сочинения поверхностно или односторонне, не опираясь на авторскую позицию; и/или не обосновывает свои тезисы; и/или допускает 3—4 фактические ошибки;

0 баллов — экзаменуемый не раскрывает тему сочинения и/или допускает более 4 фактических ошибок.

Опять же разница между 3 и 2 балла кажется мне шаткой. И насколько могут расходиться авторская позиция и «своя» точка зрения?

2. Уровень владения теоретико-литературными понятиями.

2 балла — экзаменуемый использует теоретико-литературные понятия для анализа произведения, ошибки и неточности в использовании понятий отсутствуют;

1 балл — экзаменуемый включает в текст сочинения теоретико-литературные понятия, не использует их для анализа произведения и/или допускает 1 ошибку в их употреблении;

0 баллов — экзаменуемый не использует теоретико-литературные понятия или допускает более 1 ошибки в их употреблении.

Одни эксперты просто считают термины: 4 мало, 6 или 7 — нормально. Другие еще дополнительно строго следят за «обоснованностью» их применения. С одной стороны, как только произведение начинают анализировать именно как художественный текст, возникает потребность в терминах. С другой стороны, темы сочинений «про героев» сами по себе провоцируют пересказ. А еще вспомним, что многим великим филологам были не нужны термины. Все ситуативно, на самом деле.

3. Обоснованность привлечения текста произведения.

3 балла — текст рассматриваемого произведения привлекается разносторонне и обоснованно (цитаты с комментариями к ним; краткий пересказ содержания, необходимый для доказательства суждений; обращение к микротемам текста и их интерпретация; разного рода ссылки на изображенное в произведении и т.п.);

2 балла — текст привлекается разносторонне, но не всегда обоснованно, и/или имеются отдельные случаи привлечения текста вне прямой связи с выдвинутым тезисом;

1 балл — текст привлекается только как пересказ изображенного;

0 баллов — текст не привлекается, суждения текстом не обосновываются.

Привлечение текста, согласно внутренним инструкциям, должно быть минимум три раза: обращение к эпизоду с конкретными деталями, цитата (даже если прозаический текст) и использование деталей портрета, пейзажа и пр. Многие выпускники, не зная этого, просто отсылают к тем или иным моментам произведения, что не считается обращением к тексту, — и со свистом теряют баллы.

4. Композиционная цельность и логичность изложения.

3 балла — сочинение характеризуется композиционной цельностью, его части логически связаны, внутри смысловых частей нет нарушений последовательности и необоснованных повторов;

2 балла — сочинение характеризуется композиционной цельностью, его части логически связаны между собой, но внутри смысловых частей есть нарушения последовательности и необоснованные повторы;

1 балл — в сочинении прослеживается композиционный замысел, но есть нарушения композиционной связи между смысловыми частями, и/или мысль повторяется и не развивается;

0 баллов — в сочинении не прослеживается композиционного замысла; допущены грубые нарушения последовательности частей высказывания, существенно затрудняющие понимание смысла сочинения.

Это наиболее понятный критерий: в сочинении должны быть введение, основная часть из нескольких абзацев и заключение.

5. Следование нормам речи.

3 балла — речевых ошибок нет или допущена 1 речевая ошибка;

2 балла — допущены 2—3 речевые ошибки;

1 балл — допущены 4 речевые ошибки;

0 баллов — количество допущенных речевых ошибок существенно затрудняет понимание смысла высказывания (допущено 5 и более речевых ошибок).

Парадоксально, но мнения экспертов здесь расходятся иногда на 2 балла, хотя что такое речевая ошибка, должно быть очевидно.

Итак, работа оценивается по ее соответствию критериям. Все разнообразие литературы надо уместить в жесткие нормы. Которые к тому же зыбкие. Жесткие и зыбкие одновременно.

Как пробраться между Сциллой и Харибдой? Для этого нужны лоцманы.

Зачем нужны репетиторы?

В обычной школе навыкам анализа текста чаще всего не учат — не успевают, лишь бы прочитали, потом надо обсудить нравственные проблемы. А на выработку умения писать сочинения вообще времени не остается. В хорошей школе развитых детей учат анализировать текст. Но в ЛЮБОМ случае надо научить ребенка не просто писать все типы сочинений в ЕГЭ, а писать их по критериям.

Экзаменуемый должен уметь написать правильный текст без учета никому не нужных литературоведческих споров и новаций, с официально признанной «авторской позицией», строго по плану, с нужным числом терминов и обращений к тексту.

Глава московского Департамента образования И. О. Калина на специальном заседании, посвященном ситуации с ЕГЭ этого года, прямо сказал, что детей надо готовить к ЕГЭ так, чтобы они, как хороший канат, выдерживали груз с многократным перевесом^[6].

Но он не сказал, что на это может натаскать только репетитор, который был экспертом и знает все нюансы проверки. Репетитор не должен учить любить литературу, понимать произведение, не должен давать навыки анализа текста и умение видеть множественность смыслов. Он получает деньги за то, что учит писать текст, который бы настолько соответствовал критериям, что ни умный эксперт (который часто излишне строг), ни глупый эксперт (из рядовой школы, где давно не надо готовиться к урокам, т. е. который отстал от современного литературоведения) не могли бы занизить отметку. Репетитор должен научить видеть все сложные ситуации с темами: как, например, выкрутиться, если тема сформулирована некорректно. Репетитор должен объяснить, какие интерпретации будут приняты экспертами, а какие покажутся им вольнодумством и будут наказаны. И для репетитора, и для выпускника такая подготовка — высший пилотаж.

Родители! Без такого репетитора даже талантливый учитель талантливого ученика к ЕГЭ не подготовит! Не слушайте министерских деятелей, которые говорят, что школьное образование обеспечивает равные возможности для ЕГЭ, — ищите репетитора!

Виноваты ли эксперты?

Первая проблема, с которой сталкивается каждый эксперт, — чем больше проверишь, тем больше получишь, поскольку оплата идет по числу проверенных работ.

Эксперту по литературе надо проверить четыре минисочинения и одно сочинение достаточно большое, но чаще всего дети пишут много, берут дополнительные листы.

С одной стороны, нужно читать медленно, переключаясь с темы на тему, с задания на задание — через какое-то время похожие работы начинают мелькать перед глазами... Представьте себе подряд 30, 40, 50 ответов на один и тот же вопрос, написанных примерно одними и теми же словами.

С другой стороны… Я не имею права разглашать нашу зарплату, но все, не имеющие отношения к ЕГЭ и системе образования, были бы изумлены, узнав, сколько стоит проверка одной работы. Меньше, чем стоит один проезд на транспорте. За адскую работу по 12 часов в день при невозможности отвлечься эксперт получает гроши — за такие деньги те же школьники не соглашаются даже промоуторами на улице постоять. Но чем быстрее читаешь, тем быстрее все работы сливаются в один сплошной текст, и где уж оценить каждый ответ. Если бы платили чуть больше, а проверяли чуть медленнее…

Второе. В этом году эксперты проверяли работы под наблюдением камер, работающих в режиме онлайн и транслирующих изображение в Москву. Эксперты должны были сидеть молча; если пачка работ была проверена, то нужно было поднимать зеленую карточку, при необходимости обратиться к председателю комиссии нужно было поднимать красную карточку. Как в «Макдональдсе» — «Свободная касса!» Видимо, предполагается, что эксперты пытаются среди анонимных и зашифрованных листов найти «свои» работы по каким-то фразам, активно опрашивая аудиторию. Для непосвященных: опознать нужную работу невозможно, почерк человека, пишущего в условиях стресса на больших листах, меняется так, что его не опознаешь, ответы похожи, опросить всех — дескать, не встречалась ли у вас такая-то фраза, нереально. Но в результате у экспертов не было возможности посоветоваться, обсудить нестандартный ответ, что бывает очень важно, особенно если, что называется, «глаз замыливается»…

Третье. Проблема профессионализма. Увы, в комиссиях бывает очень разный уровень экспертов. Есть вузовские преподаватели — и знающие, и не знающие реалии школы. Чаще знающие, кстати, и, кроме того, думающие о том, с кем им придется потом работать. Есть учителя хороших лицеев, гимназий, профессионалы и в методике, и в литературоведении. Есть давно привыкшие к рутине. Есть давно окончившие вузы и ничего не знающие и не читающие современных литературоведческих работ. Увы, я сама, как третий эксперт (т. е. эксперт, который перепроверяет работу третий раз, если два обязательных эксперта существенно разошлись, выставляя первичный балл), сталкивалась с ужасавшими меня случаями, когда замечательная работа, автор которой явно читал современные исследования, получала 1 или 0 баллов. Это очень скользкий и сложный вопрос, и его можно было бы решить, если бы можно было обсуждать работы между собой. Но… см. пункт 2.

Четвертое. Еще одна проблема чисто психологическая. В нынешней России все боятся взять на себя ответственность. Приходишь в какую-нибудь контору, а милая девушка говорит: «Я не могу решить этот вопрос, я всего лишь могу следовать положению». Идешь к чиновнику чуть выше рангом, потом к следующему — но даже самый высокий начальник отвечает так же. Ни один человек в нашей стране не может решить нестандартную проблему, потому что все боятся ответственности, наказания, чаще мифического.

Тот же подсознательный страх движет экспертами. За содержание С1 и С3 эксперт может поставить от трех до нуля баллов. Что проще: три балла — замечательный ответ, два — приемлемый, один балл — плохой ответ, ноль баллов — написанное за ответ считать нельзя.

За прошедшие с введения ЕГЭ годы учителя научились отличать плохие ответы. Первые годы милая учительница обычной районной школы могла так радоваться примитивному связному ответу, что радостно ставила самые высокие баллы. Но вот что касается ответов хороших, нестандартных...

Поставить высокий балл страшно — вдруг будет федеральная перепроверка и наругают. Вдруг стобалльников и высокобалльников будут перепроверять и наругают. Вдруг… и наругают. В любом ответе есть недостатки, в рамках предложенного объема и отведенного на экзамен времени монографию написать невозможно. И проще поставить два балла — это тоже, если спросят, высокая оценка, и опасности для себя тоже никакой нет.

Кроме того. Работу проверяют два эксперта в разных концах аудитории. Если они в оценке по одному из критериев расходятся на 2 балла и более, работа идет на окончательную перепроверку третьему эксперту. Большое число третьих проверок — страшный сон для комиссии и министерства, якобы показатель непрофессионализма комиссии. Потому вот как размышляет эксперт: если я поставлю за эту добротную работу 3 балла, то вдруг кто-то поставит 1? Если я поставлю 2 балла, то не будет опасных расхождений ни с тем, кто поставил 3 балла, ни тем, кто поставит 1 балл. И третьей проверки точно не будет.

А дальше... Дальше система пересчета баллов из первичных во вторичные, т. е. перевод в проценты по никому, кроме ФИПИ, не ведомой системе.

Итак, если ребенок набрал за ответы части В все возможные баллы, то это 12 баллов.

Если за С1 и С3 он получил по 2 балла за содержание и по 1 баллу за отсутствие речевых ошибок — то это 6 баллов.

Если за С2 и С4 он набрал по три аккуратных балла — то это еще 6.

И «большое сочинение»: за раскрытие авторской позиции аккуратные 2 балла из 3, за использование литературоведческой терминологии — 1 из 2, за обращение к тексту 2 из 3, за связность и логичность сочинения 2 из 3, и за отсутствие речевых ошибок ребенок даже — допустим! — получил все три первичных максимальных балла. За сочинение — 10 баллов.

Итого: 34 балла из 42 по осторожности эксперта и из чувства самосохранения. Чем больше на эксперта давят (в Москве или каком-то регионе), тем больше он стремится перестраховаться: вдруг перепроверка обнаружит, что я завышаю, из комиссии исключат, в школе при аттестации будут проблемы. Зачем мне это надо?

Если выпускник придет на апелляцию, то ему скажут, что он получил высокие, достойные баллы и грех жаловаться. А что у него речевая ошибка или авторская позиция недораскрыта, а такой-то эпизод не проанализирован, а пересказан и это, соответственно, не считается за обращение к тексту, то это мы вам докажем как дважды два и еще баллы снизим, если будете упираться.

А 34 первичных балла — это 71 вторичный.

Виноваты ли те, кто придумал таблицу перевода первичных баллов во вторичные?

Почти ³/₄ первичных баллов превращаются в ²/₃ окончательных. Первичные баллы, которые ставят эксперты, по всем ЕГЭ приводятся к единообразию — в стобалльную систему. Логично было бы предположить, что каждый первичный балл «весит» одинаково — примерно 2,4 итоговых, тестовых. Тогда 34 балла — это примерно 80 баллов. Но это, как мы можем понять из таблицы перевода первичных баллов в тестовые, только 71 балл.

Посмотрим на таблицу внимательнее^[7].

Первичный балл	0	1	2	3	4	5	6	7	8
Вторичный балл	0	4	8	12	16	20	24	28	32

9	10	11	12	13	14	15	16	17	18
34	35	37	38	40	41	43	44	46	47

19	20	21	22	23	24	25	26	27	28
49	50	52	53	54	56	57	59	60	62

29	30	31	32	33	34	35	36	37	38
63	65	66	68	69	71	72	73	79	82

39	40	41	42
87	91	96	100

Обратите внимание, что один балл за часть В (по одному за правильный простой ответ, такой, как фамилия героя) и за части С достаются разными усилиями. А «доход» могут принести одинаковый.

Посмотрите, как хитро переводятся баллы для того, чтобы можно было пройти минимальный порог (в самом начале таблицы). Чаще всего этот порог достигается ответами на часть В — ответом на вопрос о фамилии героя… Все сделано для того чтобы, как часто бывает в нашей стране, спасти слабых.

И затопить более сильных. Посмотрите: в том среднем диапазоне, в котором идут хорошо подготовленные дети, вторичные баллы почти не отличаются друг от друга: 63, 65, 66, 68, 69, 71, 72, 73. А дальше баллы вдруг начинают резко прыгать (73, 79, 82, 87, 91, 96, 100). 38 и 39 первичных баллов вдруг дают 5 баллов разницы в окончательном варианте, а ведь начальная разница в один балл — почти случайность.

Вот, кстати, и ответ, почему многие умные дети, победители олимпиад, не прошли порог в 70 баллов. Эксперты, испуганные перепроверками, боящиеся ответственности и перестраховывающиеся, плюс система перевода баллов, из-за которой попасть в высший диапазон почти невозможно.

Виновато ли министерство образования?

Собственно влияние Министерства в связи с ЕГЭ проявляется в ситуации с апелляциями.

Этой ситуации был посвящен ряд статей в центральной прессе: «В этом году никаких обсуждений не было, и, как рассказала Елена Вигдорова, те люди, которые объявляли школьникам результаты повторной проверки, не имели права повышать оценку. „Некоторым прибавляли один-два базовых балла, которые давали прирост общего результата на пять-десять баллов, — говорит преподаватель. — И, как ни пытались выпускники донести до членов комиссии свои возражения и объяснения, им объясняли, что ничем более помочь не могут. Единственное, что им оставалось, — это обратиться к председателю городской экспертной комиссии Елене Чернышевой, которая принимала школьников с девяти утра и до полуночи. В очень корректной и вежливой форме она объясняла детям, что они молодцы и их работы хорошие, и в редких случаях поднимала оценку на один-два балла, утешая выпускников тем, что они могут поступить в другой вуз или на следующий год. Выглядело все это несколько оскорбительно”»^[8].

Апелляция для комиссии — самое трудное.

На нее приходят дети, действительно плохо написавшие работу, и объяснить им это невозможно, потому что они не видят своих ошибок.

Приходят выпускники, которые не знали о критериях, их не «натаскали» репетиторы, — если бы знали, они бы написали как надо, им обидно, и их очень, очень жаль.

Но хуже всего, когда видишь субъективность и ошибку эксперта. Которую нельзя исправить, потому что, если будет много поддержанных апелляций, это будет значить, что «эксперты у нас непрофессиональные», а за это министерство будет ругать. Честь мундира всегда важнее конкретных людей.

Итак…

Итак, ни у кого не было злого умысла низкими баллами сломать жизнь выпускникам, никто не хотел дискредитировать ЕГЭ по литературе… везде, на каждом этапе сломалось по чуть-чуть.

Одни не продумали задания, другие не продумали «разбалловку», третьи, пытаясь ограничить субъективизм экспертов, придумали странные критерии оценивания, четвертые боялись за свою карьеру и защищали честь мундира на апелляциях. А в итоге, как всегда у нас, крайними и обиженными остались самые незащищенные, в данном случае — выпускники, причем не слабые (этих не жаль), а достойные. В ЕГЭ «вылетают» две категории. Первая — случайные и плохо подготовленные ученики, двоечники. Для них порог «двойки» специально опустили, чтобы они якобы сдали экзамен. Вторая — самая уязвимая — умные дети, которые еще не знают литературу на уровне кандидатов наук и методистов и которые наивно полагают, что нужно проявить свой ум и независимость при понимании текста. Они могут сделать это удачно и неудачно. Зато выигрывают, как часто в нашей стране, средние.

Есть ли выход?

Конечно.

Если бы задания на этапе их подготовки проходили серьезную экспертизу…

Если бы эксперт проверял тщательно и взвешенно, мог посоветоваться с коллегами, не спешил заработать побольше…

Если бы эксперты по всей стране были равно начитаны в области современного литературоведения…

Если бы эксперт не боялся быть самостоятельным в оценках, особенно нестандартных работ…

Если бы на апелляциях не нужно было защищать «честь мундира» и никто бы не боялся опять же проявить самостоятельность...

В общем, если бы никто из взрослых не боялся быть свободным, ответственным и смелым, то и выпускники писали бы работы умные и самостоятельные…

Но это утопия.