Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Постоянный автор «Нового мира». Живет в Санкт-Петербурге.

Александр Кушнер

_*

Заветный гул

_{* *}

_*

Если бы ты, дорогой мой, придумал скрепку,

Если не скрепку, придумал хотя бы кнопку,

Кнопку или бельевую, мой друг, прищепку,

А не прищепку, то винную, скажем, пробку,

Если бы ты вслед за классиком наудачу

Худшую из его сочинил бы книжек,

Если бы ты написал новый вальс собачий

Или придумал свой собственный «чижик-пыжик»,

Ты перед нами предстал бы в другом аспекте,

Нас критикуя, привлек бы к себе вниманье,

Мы бы порадовались твоей скромной лепте

В общее дело смиренья и выживанья.

_{* *}

_*

Конечно, нет. Не верю в предсказанья,

Иначе фильм о жизни где-то снят

Заранее, все встречи, расставанья,

Все смерти, каждый шепот, каждый взгляд.

Конечно, нет. Иначе все страницы

Грядущих книг написаны уже,

Ни праведника нету, ни убийцы.

И не за что ответ держать душе.

Никто не виноват. Товарищ Ленин

Сыграл ему порученную роль.

Конечно, нет. Иначе ни сомнений,

Ни слез, и кровь не кровь, и боль не боль.

А мертвый конь, змея та гробовая,

И князь Олег, конечно, ерунда.

Но жизнь свою в уме перебирая,

Вдруг говорю, смутясь: конечно, да!

_{* *}

_*

Стоянка поезда — одна минута, мало!

Так мы подумали, на самом деле — много!

Прощай, Окуловка! Ты в зарослях застряла,

Пересекла тебя железная дорога.

Никто в Окуловке, лишь женщина с ребенком

Одна из поезда навстречу ветру вышла.

Встречал ли кто ее? Не разглядел я толком.

Встречал, наверное. Листва клубилась пышно.

Виднелись низкие какие-то строенья

Пристанционные: бетон, кирпич, известка.

Прости, Окуловка: плохое настроенье.

Всё как-то смутно здесь, затеряно и плоско.

Куда в Окуловке, налево ли, направо

Пойти отраднее? И стыдно почему-то.

И эту женщину я не имею права

Жалеть. И вообще одна всего минута!

_{* *}

_*

В чем дело, не пойму. И нефти, и угля

В ней больше, чем в любой другой стране, и торфа,

И газа, и леса огромны и поля,

И что ни новый царь, то новая реформа,

И олово, и цинк, и никель, и руда

Железная в ее глубинах, и алмазы,

Ее подводный флот готов пойти туда,

Куда ему велят — и выполнить приказы,

Стрелковое ее оружие в чести,

И средства ПВО, и новый истребитель,

Но в драном пиджаке и с мелочью в горсти,

К прилавку подойдя, ее томится житель,

И раньше, чем француз, бельгиец или швед,

Умрет на фоне всех неслыханных запасов.

Я звездный блеск люблю и старый парк, как Фет.

Зачем же я пишу сегодня, как Некрасов?

_{* *}

_*

₁

Когда весь мир лежит у ног героя,

Им завоеван, скука — новый враг —

Приходит, хуже смерча, жарче зноя,

И с ней уже не справиться никак.

Копьем сразить нельзя, стрелою тоже,

Бессилен меч и кони не нужны:

Достанет и на пиршественном ложе,

Отравит явь и проберется в сны.

Выходит, зря Египет завоеван,

И в Персию напрасно вел войска,

Успехом сыт, удачей избалован,

И в Сузах — мрак, и в Индии — тоска!

Не затевать великого похода,

А быть, как все, и сбросить тяжесть с плеч…

И в тридцать три, быть может, умер года

Он для того, чтоб нас предостеречь.

₂

А стулья ломать в самом деле не надо,

Сквозник-Дмухановский, наверное, прав.

Бывает такая сырая прохлада,

Так лезут цветы и трава из канав.

Окно приоткрыл — и как будто в другую

Страну перебрался, рубеж перешел.

Не стоит войну затевать никакую, —

Так чудно сидеть, опираясь на стол.

Твой подданный-тополь подходит с поклоном,

И куст-царедворец блестит в полумгле.

Откройте окно, подышите озоном,

Чтоб не было скучно так жить на земле.

Египет и Сузы не стоят прохлады,

Сырого листочка, бегущего вскачь.

А стулья казенные не виноваты,

Что храбр Александр и учитель горяч.

_{* *}

_*

Джульетта, Офелия — девочек жаль,

За что им такие страданья?

И жаль Дездемону, — какая печаль

В основе лежит мирозданья!

И кажется странным, что в книге одной,

В смятенье, в слезах и в испуге,

Под общей обложкой, тяжелой такой,

Не знают они друг о друге.

Три разных любви, а дорога одна.

О, если б могла Дездемона

Прочесть про Офелию! Жизнь, ты страшна,

Носиться с тобой нет резона.

Но иву увижу, увижу зарю —

И что мне страдалицы эти?

Я что-то, Джульетта, не то говорю!

Три спутницы, в сущности, дети.

_{* *}

_*

Откуда он, сей гул непостижимый?

_Тютчев

Не поленюсь, на лифте поздней ночью

Спущусь и выйду, крадучись, во двор

Не для того, чтоб туч увидеть клочья

Иль звездный, еле видимый узор,

Что фонари затмили ярким светом,

И не дворовых кленов караул,

А для того, чтобы во мраке этом

Услышать тот заветный, странный гул.

Чудесный гул — и я себе позволю

Вослед поэту так о нем сказать:

Пока мы спим, отпущенный на волю

И мыслящий, и можно угадать,

О чем шумят ночные эти мысли,

Когда, сойдясь над городом, они

Во тьме живой субстанцией нависли.

Или их нет над нами в наши дни?

_{* *}

_*

Кто старше нас, тот старше, даже если

Он в молодости умер, все равно —

На десять лет, на двадцать или двести,

Хоть Лермонтов, хоть под Бородино

Полковник тот, что был сражен булатом.

Полковнику могло быть сорок лет.

Войди он шагом к нам молодцеватым,

Ты кресло б уступил ему и плед.

Сегодня дома холодно и сыро,

Топить еще не начали, увы.

Он старше нас, он честь сберег мундира.

«Ну ж был денек!» «Не отдали б Москвы».

Мне много лет. Я младше, я моложе.

Дождь припустил за окнами опять,

Осенний дождь, на сумерки похожий.

Не жаловаться! И не унывать!

_{* *}

_*

Как чудно всё: и мироздание,

И снежных вихрей навык ткацкий!

Откуда заяц про восстание

Узнал на площади Сенатской?

Неужто же в лесу у ельника

Есть связи тайные, возможности, —

И зайца, белого бездельника,

Он держит на секретной должности?

Быть может, льдинке с влажным фокусом

Следить за городом приказано

И всё каким-то странным образом

В чудесном этом мире связано?

Или во мгле и снежной осыпи,

Решив с судьбою не тягаться,

Придумал всё это для Осиповой

Поэт, свалив вину на зайца?

Нет, нет, мне думать так не хочется,

И в сказках к людям жмутся звери,

И льнет луна к нам, полуночница,

И я немного суеверен.