«Арион», «Вертикаль. XXI век», «Вестник аналитики», «Виноград»,
«Вышгород», «Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «Иностранная литература», «Октябрь», «Православие и современность», «Православное книжное обозрение»,
«Лампада», «Посев»
Лиана Алавердова. После катаклизмов. — «Знамя», 2014, № 3 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
Автор живет в Нью-Йорке, работает в Бруклинской публичной библиотеке. Некоторое время тому назад Л. А. написала (неопубликованную пока) книгу «Мальчик с мечом деревянным» — в помощь тем, у кого в семье случилось самоубийство. Настоящее эссе — полезное, на мой взгляд, чтение для тех, кто считает статьи, подобные «После катаклизмов», искренней «отработкой» за приют в Стране эмигрантов. Замечателен тихий, будничный тон рассказа о том, как живут и выживают обычные американцы, пережившие какое-нибудь потрясение: будь то самолетные тараны небоскребов или участие родственников в иракской ли, афганской — кампании.
Алексей Алехин. Куда ж нам плыть?.. (записки о поэтическом замысле). — «Арион», 2014, № 1 <http://www. arion.ru>.
«Подлинная поэзия эвристична целиком. Нет, конечно, „производных”, сиречь вторичных, стихотворений пруд пруди. Они так и тащатся по эпохам, по модам длинными шлейфами за открывателями: бесконечная череда маленьких и средневеликих пушкиных, пастернаков, мандельштамов, бродских. Целые книжные шкафы. И даже внутри собрания одного большого поэта поздние стихи частенько эксплуатируют находки ранних. Но не они составляют соль поэзии.
В основе любого подлинного стихотворения, даже самого незатейливого, лежит озарение. Некоторое приключение души.
Поэт отличается от непоэта тем, что постоянно этих приключений ищет.
Кстати, в колее наших рассуждений, вынесенные в эпиграф строки Ходасевича («…счастлив, кто падает вниз головой» и т. д. — П. К.) «перекликаются со знаменитым символом веры Фета: „Кто не в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой, с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху, тот не лирик”».
«У меня есть друг-психиатр, ведущий занятия для семейных пар. Тема их — психология семейной жизни. Он жалуется, что три четверти записавшихся на прием бывают разочарованы, потому что ждали от него — про технику секса. Боюсь, что и „филологические” критики все больше не о любви, а про эту самую технику».
Бомжи на стройке литпамятников. Специфика момента. Заочный «круглый стол»: итоги 2013 года. — «Дружба народов», 2014, № 1, 2 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.
Из выступления Владимира Губайловского «Романы пишутся долго»:
«А вот по-настоящему удавшихся романов, в которых речь идет о России XXI века, я в 2013 году не увидел.
„Интересный” человек — может быть интересен уже тем, что единичен. Но такой герой не дает возможности заглянуть за занавес. Потому что он сам этот занавес и есть, и ничего кроме этого нет. Политика, писателя, ученого, музыканта интересно рассматривать, но он презентует главным образом самого себя. А вот человек „неинтересный” представляет не себя. Он — неотрефлектированное, рассыпающееся сырье. Он живет в других — невербальных, неструктурированных — пространствах и плоскостях. Его трудно выхватить из действительности, потому что он интересен именно невычленяемостью из контекста, именно тем, что он есть, а не тем, что про него можно рассказать. Говорить о таком герое можно тогда, когда его оформляет сама действительность, когда у действительности есть развернутая в будущее перспектива.
Герои повести Сергея Жадана „Продавцы счастья” («Новый мир», 2013, № 7, перевод с украинского Евгении Чуприной) — просто есть, и, говоря о них, думая о них, можно что-то понять о сегодняшней Украине. У героев Жадана, особенно молодых, особенно юных, например, у 11-летней Алисы — не по возрасту взрослой девочки — другое будущее, не то, что у героев русских романов. И это наступающее будущее меняет настоящее, внешне почти неотличимое от российского. В будущем Алисы — больше свободы, ей не надо „вставать с колен”. И у этого вроде бы зыбкого украинского настоящего есть нужная прозе прочность — о нем можно написать роман. Жадан и пишет…»
Среди материалов февральского номера отмечу замечательные переводы Н. Бельченко из Петра Мидянки, а также стихи и переводы Владимира Леоновича (рубрика «Золотые страницы „ДН”»).
Виганд Вюстер. Геттинген-Сталинград-Елабуга. Вступление Рустама Рахимова. Перевод Юлии Романовой. — «Вышгород», Таллинн, 2013, № 6.
Эта глава о годах, проведенных в русском плену, была исключена из англоязычных и российских изданий книги бывшего военнопленного офицера вермахта. На русском языке мемуары выходили под искаженным названием «Будь проклят Сталинград».
Автор жив. Мастерит модели кораблей. Впечатление от чтения примерно такое же, как от книг Примо Леви. Ужас, то есть.
Описанию плена предшествуют некоторые рассуждения «общего плана». Вот начало одного из них. «…Мы, солдаты, выполняли свой долг перед Германией, поскольку верили в неизбежность войны, в которую нас ловко втянули англичане и американцы. Мы также верили в то, что Сталин хотел охватить большевизмом всю Европу. В Сталинграде мы были сыты политикой по горло. Все вложенные в наши умы нацистские идеи отвалились от нас, как старая штукатурка от стен. Мы сами себе казались памятниками. Но наши генералы почему-то не стояли рядом с нами с оружием в руках, когда закончились наши последние патроны (это не касается генерала фон Хартмана). Паулюс сам снял свои фельдмаршальские эполеты и сдался в плен. В Сталинграде мы оказались в полном дерьме — такой вот безрадостный конец. 1945-й год показал, что нам нельзя было ждать справедливости. Только безоговорочная капитуляция, к которой можно было прийти и раньше, чтобы спасти жизнь солдат».
Иосиф Ильин. Белая одиссея. Из дневников. Вступление Александра Архангельского и Вероники Жобер. Комментарии и примечания Вероники Жобер. — «Октябрь», 2014, № 3, 4 <http://magazines.russ.ru/October>.
«Смыслового пика дневники достигают в сибирских „главках”. Служа колчаковскому сопротивлению и восхищаясь самим Колчаком, Ильин трезво видит ничтожество окружения, жадность министров, бесконечную схватку амбиций и задним числом начинает понимать, что возлюбленная им монархия тоже разлагалась из-за внутренней гнили. Хуже того, в одной из записей Ильина промелькнет страшноватая мысль: ну победим мы, белые, возьмем Москву, освободим Петроград, а как победить болезни самого народа? Как, каким образом одолеть красного беса в душах? Жестокостью? Нет, не поможет. Самым выразительным и самым катастрофическим в этих дневниковых записях станет эпизод смертной казни 1919-го, в которой пришлось участвовать Ильину. <…>
Но сюжетная драма заключена здесь не только в нарастающем чувстве истории, в быстром, у нас на глазах совершающемся взрослении героя, в его запоздалом отрезвлении. Она заключается еще и в том, что вихрь грандиозных событий подхватил самого обычного, без каких-то особых мыслительных талантов человека, зарядил его своей невероятной энергией, насытил знанием жизни, а потом выбросил за пределы большого процесса и — как бы это сказать? — обесточил. Мы прощаемся с Иосифом Ильиным на российско-китайской границе: из охваченной Гражданской войной России он попадает в сытую, спокойную Манчжурию, в которой ему предстоит пусть очень трудная, но вялая и защищенная своей вялостью обыденная жизнь» (из вступления).
Автор дневников — отец писательницы Наталии Ильиной.
Александр Каплин. Верой и правдой. — «Православное книжное обозрение», 2014, № 2 <www. izdatsovet.ru>.
Профессор Харьковского национального университета имени В. Н. Каразина пишет о Викторе Ипатьевиче Аскогенском (1813 — 1879) как о православном исповеднике и защитнике основ русской жизни. Долгое время этот славный автор «Краткого начертания истории русской литературы» (1846), издатель журнала «Домашняя беседа для народного чтения» проходил «по ведомству» «обскурантизма и мракобесия».
Кстати, в его «Домашней беседе» печатался святитель Игнатий Брянчанинов.
В этом же номере «ПКО» священник Константин Кравцов рецензирует примечательную книгу «Восстание от греха», составленную Е. Игониной, — сборник житий, патериков и молитв о покаянии.
Евгений Кравченко. О земле как об объекте религиозного поклонения. — «Посев», 2014, № 3 <http://www.posev.ru>.
Рецензия на нашумевший телефильм К. Семина «Биохимия предательства» — о Власове и российской оппозиции. Этот эмоциональный текст лучше, конечно, декламировать вслух, так он впечатляющ. Ниже — небольшой и наименее эмоциональный фрагмент из финала рецензии, не оставившей от сего произведения кадра на кадре.
«Впрочем, в большой навозной куче оказались и жемчужные зерна. Канал „Россия” впервые показал огромной зрительской аудитории памятник генералу Власову и власовцам в Ново-Дивеево — а над памятником вьются российский и Андреевский флаги. Имеющий глаза да призадумается, спасибо Константину Семину. <...>
Кто-то из зрителей впервые услышал о Пражском манифесте — и прочитает этот исторический документ в год его 70-летия. И опять призадумается. Вновь спасибо Семину.
Многие побегут в Подольский музей Мелехова. Пока не закрыли. Такой бесплатной рекламе можно лишь позавидовать.
И ясно ведь: если повешенный 70 лет назад и давным-давно мертвый генерал вызывает такую истерику, значит, что-то в его истории непросто».
Владимир Крупин. Ловцы человеков. Повесть. — «Вертикаль. XXI век», Нижний Новгород, 2014, вып. 14.
Вот начало произведения. «Станислав Юрьевич Куняев, главный редактор журнала „Наш современник”, сотрудник журнала Вячеслав Морозов и я, грешный, летели в низовья Печоры ловить рыбу».
Я что хочу сказать. Вот ежели кто задумает понять, что есть патриотический лагерь нашей словесности, тот должен внимательно прочитать сию вещь. Мне кажется, что и для своего, и для чужого — тут все «ключи» и «отмычки» собраны.
Николай Крыщук. Записки совслужащего, или 22 редакторских урока. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2014, № 3 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.
«У авторов надо уметь учиться. <…> Я обратился с просьбой написать предисловие для сборника Ахматовой к Валентину Семеновичу Непомнящему, автору глубоких работ о Пушкине. В его работах научный анализ облекался в форму увлекательного монолога, разговора о насущном — то, что и необходимо было нашим читателям.
В советское время каждая публикация дорогого стоила, в том смысле, что и платили хорошо, и опубликоваться было не просто. И вот — отказ. Но какой! Приведу большую часть письма Непомнящего — в нем и состоит сюжет главки: „Уважаемый Николай Прохорович! Я искренне благодарен Вам за предложение написать предисловие к ‘детскому‘ изданию Ахматовой: я высоко ценю А. А. как поэта и очень люблю писать для детей; кроме того, мне лестно то, что с таким предложением Вы обращаетесь ко мне, человеку, который никогда специально не писал ни о поэзии Ахматовой, ни о поэзии ХХ века вообще. Но вот именно в связи с этим последним обстоятельством я, к сожалению, никак не могу взяться за такое дело. Несмотря на то, что я очень многое в русской поэзии люблю и глубоко уважаю, в целом эта стихия — ‘не моя‘. И человечески, и (стало быть) профессионально я ощущаю, воспринимаю и оцениваю эту поэзию скорее ‘извне‘, чем ‘изнутри‘. Как раз на той глубине, где рождается самая способность что-то писать о литературе, — на этой глубине я (говоря жестко) всю ‘пушкинскую традицию‘ нашего времени готов отдать за Пушкина, всю поэзию ХХ века — за нескольких поэтов века ХIХ. Конечно, с таким ощущением я и не могу, и не имею права (если не профессионально, то человечески) браться за предложенную Вами тему, хотя, повторяю, благодарен за доверие, с каким Вы обратились ко мне. <…> Всего Вам доброго! В. Непомнящий”».
Юрий Марков. Феномен научно-технической агрессии. — «Вестник аналитики (Институт стратегических оценок и анализа/Бюро социально-экономической информации), 2014, № 1 (55) <http://www.isoa.ru>.
«Успехи в области информационных технологий приводят к росту информации в обществе, которую человек не успевает должным образом оценить, осознать, пропустить через свою душу. Сопереживание делается формальным, суррогатным, поскольку за ним не следуют действия. Нравственное поведение всегда более значимо, чем чувства, за которыми ничего не следует. Еще хуже нравственная дезориентация, когда в СМИ начинают ругать то, что раньше хвалили, или наоборот. Это одна из причин нравственной деградации в обществе. На этом фоне прогресс в области информационных технологий уже не кажется этически оправданным. <…> Утрата этического контроля в обществе, чреватая апокалипсисом, может служить признаком глубинных социальных и экологических нарушений в социуме. Причем патологические изменения в человеческом сознании и психологии могут происходить, существенно не затрагивая интеллектуальных способностей. Возникает феномен так называемого вербального мышления и тяга к многословию. Увы, последнее нередко помогает делать служебную карьеру и занимать ответственные посты в обществе. В результате развитие сменяется процессами деградации».
Антон Нестеров. Уильям Карлос Уильямс: «смотреть» и «понимать». — «Иностранная литература», 2014, № 3 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
Стихи и проза выдающегося американского поэта, прозаика, драматурга и эссеиста (одно время — сподвижника Эзры Паунда), «разрушителя литературных конвенций и потрясателя основ».
«Уильямс обладал редким даром: создавать поэзию из простых вещей — „Главное иметь нахальство знать, что это стихи”, — как определил это позже Ян Сатуновский. Уильямс мог превратить в стихотворение записку на холодильнике…»
Вослед эссе А. Нестерова здесь публикуются, помимо прочего, переведенные им стихи из книги У.К.У. «Картинки, по Брейгелю, и другие стихотворения» (1963), получившей — посмертно — Пулитцеровскую премию.
«Его стихи „по мотивам” полотен Брейгеля — это не навеянные созерцанием Брейгеля „образы”, а — попытка рисовать словами, по чужой канве. Это вовсе не экфразис, а — чистая изобразительность. Уильямс делает весьма своеобразную вещь. Он описывает брейгелевские полотна с отстраненностью искусствоведа: из левого угла в правый, передний план, фон... Никакой внешней рефлексии, никакого эмоционального накала и за счет этого достигается сильнейший эффект.
Вот, „Охотники на снегу”, пошаговое описание фрагментов: группа охотников, собаки, вывеска на трактире, костер у входа в этот самый трактир, женщины, поддерживающие огонь, каток с детьми, еще дальше — скалы и на переднем плане — куст. Взгляд обежал картину, все. Но не совсем — брейгелевский холст был записан целиком, а в стихотворении между фрагментами зияет пустота, неизбежная, как пробелы между словами в тексте. И в этих зияних — ощущение холода, того самого, экзистенциального, из которого и растет брейгелевское отчаянье».
В рубрике «Сигнальный экземпляр» — «ИЛ» представляет главы из романа нобелевского лауреата Мо Яня «Колесо мучительных перерождений» (перевод Игоря Егорова). Слова переводчика о «размытости границ между прошлым и будущим, реальным и нереальным, миром мертвых и миром живых, между добром и злом» — в аккурат приложимы к этой безумной, едкой прозе.
Елена Погорелая. Метаморфозы музы. — «Арион», 2014, № 1.
…В частности, осмысление сей сущности через стихи Олега Дозморова, Максима Амелина, Сергея Гандлевского, Веры Павловой, Олега Чухонцева.
Ближе к концу номера — изящное эссе Андрея Арьева «Роддом отечественных муз» (Царское Село в русской поэтической традиции). Ждем и антологию «Царское Село в русской поэзии», которую А. А. составил вместе с Борисом Чулковым.
Протоиерей Димитрий Рощин. Отдать себя. Беседовала Анна Берсенева. — «Виноград» (журнал для родителей), 2014, № 2 (58) <www.vinograd.Su>.
« — Если человек вырос таким образом, что семья его родителей оставила в нем негативное отношение к браку, значит ли это, что такому человеку не стоит создавать семью, чтобы не переносить в нее проблемы из семьи своих родителей?
— Покаяние отменяет все, изменяет все вещи. С Богом вообще не стоит ничего бояться, потому что Он управляет все во благое. Он меняет человеческую природу и освобождает от всякого рода зависимостей. Человек, может, и помучается — детский опыт ведь никуда не денешь, но вполне может удержаться совсем в других рамках. Это будет для него тяжело, но это будет спасительный путь. Есть ведь люди, у которых папа-мама были по нескольку раз женаты и замужем, а они живут себе в одном браке. А без Бога это было бы невозможно».
Митрополит Тернопольский и Кременецкий Сергий. В Церкви нас держит Господь. Беседовала Инна Стромилова. — «Православие и современность», Саратов, 2014, № 28 (44) <http://www.eparhia-saratov.ru/ArticlesCategories/Index/journal>.
Интервьюер напоминает, что в кафедральном городе Тернополе среди различных церквей, размножившихся после церковного раскола в 1990-х, ныне — только один православный храм Московского Патриархата. Мы добавим, что владыка Сергий — очень любим и почитаем в православном народе и что беседа эта записывалась до нынешних украинских событий.
« — Если посмотреть на хронику событий, возникает ощущение, что активисты раскола действовали вовсе не из-за каких-то богословских заблуждений — это могло бы их хоть как-то оправдать. Миряне, духовенство, священноначалие — они, вообще, были верующие? Если да, то почему произошел этот слом? Почему они стали поступать так, словно совершенно не имели Христа в душе и ничего о Нем не знали?
— Это очень сложный вопрос. Взять даже самого бывшего митрополита Филарета (Денисенко). Мне доводилось с ним служить. Это была недосягаемая величина, мы его уважали, почитали! Когда я стал архиереем, соприкоснулся с ним ближе: он нас время от времени собирал в Киеве и буквальным образом наставлял в вере, укреплял. Его заслушивались. И когда началась против него кампания, я своим прихожанам говорил: „Не верьте этому. Я — не верю”. Не мог такого даже допустить. <...> Когда совершились такие страшные события, я вижу — это для нас всех величайший урок: каким столпом он был в вере и не устоял. Смотрите, как опасно довериться себе, не смириться, где-то возгордиться. Потому что не мы держимся в Церкви, в Церкви нас держит Господь. Ведь эти люди были не такими, и что с ними сделалось?! Помрачение, прелесть греховная, так враг издевается. Сначала мы негодовали, а сейчас просто сострадаем и молимся: ввели специальную молитву за обращение заблудших, еженедельно служим молебны и боимся осуждать, потому что видим, что люди попали под власть лукавого, знаем, как трудно им покаяться и вернуться. Ведь печать раскола, то есть отступления от Бога, — это страшная печать. А нам главное — хранить себя в вере и не возгордиться, ни в коем случае. Но и благодушествовать, проявляя лживую толерантность, неправильно».
Дмитрий Шеваров. Он был своим в саду мировой культуры. — «Лампада» (издание храма иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрине), 2014, № 2 (95).
Исследование о Николае Гнедиче.
«Гнедич, сформировавшийся на стыке четырех культур — украинской, русской, античной и европейской, — прекрасно ориентировался в саду мировой культуры. Он пытался приучить доверчивых русских людей, прежде чем срывать плоды, смотреть на корни.
После 1917 года публицистические произведения Гнедича издавались лишь фрагментарно. И не только потому, что его эстетические и нравственные воззрения стали считаться глубоко устаревшими. Очевидно, что удобнее было иметь дело с Гнедичем-переводчиком, чем с Гнедичем-мыслителем. За последние сто лет „Записные книжки” Гнедича ни разу не выходили полностью, хотя по объему это всего лишь тридцать страниц. <…> Что сегодня мешает издателям опубликовать полностью „Записные книжки” Гнедича? Возможно, острая злободневность его мыслей о народе и власти, нравственный максимализм Гнедича?..»
Далее обильно цитируются выдержки из «Записных книжек» — не публиковавшиеся в советских и постсоветских изданиях. Приведу пару миниатюр.
«Первый, издавший крик о равенстве — был его враг; если это был человек из народа, он алкал золота богачей; если богач — он хотел почести вельмож; если вельможа — жадничал верховной власти; и вот какого равенства желают все, о нем вопящие; вот о каком равенстве мечтали в 18 веке, но мы видели и грозное начало и быстрый конец кровавым мечтам сим. Нет равенства в природе, нет его на земле и не может быть в обществах человеческих».
«Едва ли хорошо такое правление, в котором каждый гражданин имеет свободу повелевать, и стало быть каждый гражданин может быть тираном. Таково правление республиканское. Его лучше называть: правление своевольное».
Составитель Павел Крючков