Херсонский Борис Григорьевич родился в 1950 году. Окончил Одесский медицинский институт. Заведует кафедрой клинической психологии Одесского национального университета. Автор нескольких стихотворных сборников, лауреат премии «Anthologia» за поэтические книги «Площадка под застройку» и «Вне ограды». Живет в Одессе.
Борис Херсонский
*
ДО ПОСЛЕДНЕЙ КРОШКИ
Жесть
запихнуть человека в жестянку и забросить в просторы,
где нет ни тепла, ни воздуха, ни надежды, ни веры,
ни странички Евангелия, ни свитка Торы.
возвращайся — или гори в плотных слоях атмосферы!
со всех сторон глядят восхищенные взоры.
открытый автомобиль, лицо также открыто настежь,
рука над головой колышется в приветственном жесте.
космос! ты точно — наш, что же ты очи застишь?
детская карусель, ракета из крашеной жести:
называется центрифуга. выпал — пропал без вести.
что ж ты летишь, душа, со скоростью метеорита?
в душной южной ночи из-под ладошки смотри и
мотай на ус: пред тобою опять же настежь открыта
история СССР, вариант учебника психиатрии.
сиди, старуха, у разбитого на пятнадцать корыта!
информация — пыль в подшивках газет в грифах
«секретно», в царапинах на кинопленке — в круглых коробках,
в рыке львов дрессированных, в их расчесанных гривах,
в паровозных топках — лазо, мы народ не из робких,
в пораженных грибком папках — в подземных архивах.
прошлое — как молоко из соски, как манная каша с ложки.
земля — колыбель человечества, но не вечно лежать в колыбели.
прошлое — песня о том, как остались от козлика ножки-рожки,
володя и саша пугали младшего братика, пели.
это — коврига космоса: глотай до последней крошки.
* *
*
Наемники преданны, хоть и за деньги, не то что свои:
продадутся за грош, хоть тем же наемникам. Говорят, бои
уже на подступах к городу, говорят,
сквозь кольцо обороны уже прорвался отряд
каких-то безумцев — это они
орудуют на окраинах последние дни.
Лавки закрыты. На витринах — щиты,
что усиливает ощущение опасности и нищеты.
Ветер гонит обрывки плакатов. За ними гоняются псы.
Коты лежат на карнизах, ухмыляясь в усы.
С грохотом бронетехника проходит по мостовой.
Бежишь, и, кажется, демоны гонятся за тобой.
Пленных вешают без суда, стараясь, чтобы тела
подольше дергались на веревке. Дела — как сажа бела.
Пугаешь — никто не боится, пытаешься говорить —
еще больше ярятся, хочешь друзей одарить —
сбегают с полученными деньгами. Со вчерашнего дня
рядом только родня.
Но и родственники ненадежны, тебе ли не знать?
Ничтожна, завистлива племенная знать.
На верблюде в пустыне бедуин — молодец.
Но беда, если такой пробирается во дворец.
Все — подлецы, подонки, крысы, но ты подлее их всех.
Ты — самый жестокий, и это — надежда (предпоследняя) на успех
* *
*
Каждая чешуйка каждой рыбки —
маленькое зеркало. Она
отражает все подводные ошибки —
не беда, что отраженья зыбки,
на манер чернильного пятна.
Ледяной покров лежит, надежен,
на поверхность водную наложен,
ледяная твердь поверх пруда,
словно твердь небесная, когда
Бог в нее гляделся, осторожен:
наверху — вода, внизу — вода.
Небосвод! Ты был водоразделом,
словно ледяной покров — весь в белом,
ни тебе созвездий, ни Луны.
Подступы к тебе укреплены.
Хордовым и позвоночным телом
мы распоряжаться не вольны.
Мы плывем привольно друг за другом,
лед и лунка — идеальным кругом.
В лунке можно видеть старичка,
червячка на кончике крючка.
Ловля рыбы может быть досугом
теплого, хмельного мужичка.
Он сидит над поплавком, бедняга,
скорченный, как старая коряга,
весь древесный, весь покрыт корой,
зимней белоснежною порой,
хорошо, что есть во фляге брага,
что ж, пора — по первой, по второй.
Мы плывем не ведая подвоха.
Плыть — неплохо и всплывать — неплохо,
а что лучше — знает только Бог.
Смотрит в бесконечность рыбье око.
Старичок глядит на поплавок.
* *
*
Просто страна и время были устроены так.
Распятый Христос — не годился. Годился распятый Спартак.
Украинец считался — бандеровец. Еврей — израильский шпион.
Бог считался никто. А «Спартак» — «Спартак» — чемпион!
Мяч по полю гоняли. Трибуны кричали: «Гол!»
Человек был церковная крыса, или гол как сокол.
Но хлеб — пятнадцать копеек, ешь — не хочу…
Есть мяч и нога — лупи ногой по мячу.
«Динамо», понятно, Киев, а мы про «Спартак», Москва.
Деньги вышли. Команда дышит едва.
Считай, что помер «Спартак», а фанаты его живут.
Красные облака по белому небу плывут.
Красные облака с ромбом и буквой «С»
пересекают зимнее белое поле небес.
Снизу их подсвечивает восток.
Судия в белых ризах дует в судейский свисток.
* *
*
На дне Средиземного моря отыскали еще одну
посудину тех времен, когда обновилась Земля.
Говорят, то был первый корабль, который пошел ко дну,
вместе с грузом, гребцами и кормчим, восседающим у руля.
А до того корабли не тонули. Свободно скользили они
по идеально-гладкой поверхности безопасной воды.
С небес, как с ближнего берега, им светили огни,
и, представьте себе, корабли на воде оставляли следы.
И, между зеленых скал, скрываясь в смертной тени,
снизу вверх на днища глядели обитатели водной среды.
И в небе кормчий стоял, и гребцы гребли,
и от облака к облаку, на всех парусах
перевозили стройные, невесомые корабли
существ, о земле забывших
ради жительства в небесах.