ЕЛЕНА ШВАРЦ В ПИСЬМАХ К ОЛЕГУ ДАРКУ

Вступительное слово и подготовка текста Олега Дарка.

Елена Шварц в письмах к Олегу Дарку

Иногда я ей устраивал истерики. На которые она отвечала, например, так: «Да что Вы все придумываете. Человек не может писать каждый день. Даже Вы не можете» (несколько раздраженно). Или: «Да я Вам уже и так написала несколько тысяч писем». Насчет первого не уверен: мне казалось, что это она мне не может писать каждый день, а другому очень даже сможет. А второе — действительная правда: у меня тысячи три ее писем, и я не знаю у себя более ценной собственности. Многие очень коротки, и самое длинное ее письмо раза в три короче самого короткого моего. Но и они были прекрасны, и прекрасно было ожидание их.

Иногда писем было (записок, конечно) по нескольку за день.

Последнее — на Рождество 2007 года. И значит, четыре с половиной года переписки. Помилуйте, да как же здесь обойтись без хвастовства?

*

Я знаю, что она бы хотела этой публикации.

Помню один телефонный разговор. Она сказала: «А может, опубликовать нам нашу переписку?» А я заартачился и ответил — вроде того, что «когда мы с Вами умрем». Тогда у меня было очень собственническое, ревнивое чувство. Мне совсем не хотелось, чтобы это все стало общим достоянием, чтобы кто-то к ним прикасался. «Да? Не хотите? Ну ладно», — сказала Лена. И с тех пор ее письма стали еще короче. Она была очень литературный человек.

Но как это проверить — говорила или не говорила?

*

А начиналось все так.

7 июля 2003 года была опубликована в «Русском журнале» моя первая статья о ней, самая слабая из всех, очень легковесная. Однако же вполне восторженная. И тогда же я составлял для издательства «ОЛМА-ПРЕСС» поэтическую антологию (которая, кстати, так и не вышла). Я написал Елене Андреевне, чтобы согласовать подборку. Она вспомнила меня, ответила по подборке (тоже, между прочим, весьма дурной, о чем тут же и написала). А в конце — о том, что читала мою статью и должна быть благодарна мне, но только не знает, как эту благодарность проявить. Я отвечал: да очень просто — разрешите мне писать Вам. Она позволила. В августе 2003 года началась наша переписка.

*

Я заметил, что не могу публично (я имею в виду и письменно тоже, да тем более письменно) называть ее Леной. Мне чудится в этом и амикошонство, и стремление всем показать, вот какие мы были друзья (стремление, разумеется, присутствует). С именем же ее, с тем, как мне ее называть, был такой эпизод. В первом же, уже частном, не от издательства, письме я назвал ее Еленой (!). На что она заметила, что ее называют либо Еленой Андреевной, либо Леной («как Вы хотите?»), но никак уж не Еленой. Разумеется, я выбрал «Лена».

Я написал эти полуцитаты «как Вы хотите», «но уж никак не» — и сейчас же услышал ее голос, который слышал только в записи или по телефону.

*

Первой позвонила мне она.

В то, что это Е. Ш., я поверить никак не мог и переспрашивал: кто? кто? Она была озадачена и, по-моему, напугана. Но обычно впоследствии в Питер звонил я, и мы очень подолгу разговаривали. (И очень жаль, что рядом с письмами нельзя воспроизвести и эти упоительные беседы. Жена меня ревновала.) А когда она приезжала в Москву, то звонила сама. Иногда начиная так: «Я же обещала, вот и звоню». У нее был удивительный голос, подобного не слышал никогда. Почему-то всегда вызывал у меня буколические ассоциации: ручей в камешках, лужайка, голос.

Но вживую я ее не видел никогда.

*

В этом была какая-то взаимная договоренность (в том, чтобы не видеться). Сейчас странно и дико вспомнить, но я сам не хотел встречаться.

Однажды она написала:

«Скоро будет вечер в Москве, где я участвую вместе с другими лауреатами <должно быть, в связи с премией «Триумф»>, не стоит, наверно, приходить. Я вот и маму всегда просила не приходить и она меня так и не услышала, ну и ладно» (30 января 2004). И на следующий день: «Вы сами должны решить — приходить или нет. Но не знаю — почему у меня такое чувство возникло как с мамой — не объяснить. Может, это все эстрадность, не знаю, зачем это смешивать. Но повторяю — как хотите». (Пунктуация — авторская.)

Стало быть, и мне не дело пускаться в предположения, отчего так стало.

*

В Петербурге на вечере памяти Елены Шварц я читал фрагменты ее писем. Принимали очень хорошо и много хлопали. Разумеется, не мне, а автору писем. Но я был счастлив выступить несовершенным транслятором ее голоса. Потом я прослушал аудиозаписи вечера, вывешенные в ВКонтакте. И мгновенно почувствовал отвращение к своему исполнению, голосу, интонациям. НРЗБ — так обычно помечают трудно читаемые места в публикуемых рукописях. Несколько раз мне хотелось такой пометки, когда я прослушивал свое чтение ее писем. Но аудитории я очень благодарен. Нужно очень любить Е. Ш., чтобы так отзываться на ее голос сквозь обилие эфирных помех.

Однако же вот что мне подумалось. Каким бы оно, это чтение, ни было, все ж таки читает живой человек, волнующийся, любящий, переживающий, его видно, и все это по нему видно. В публикации же всегда есть безличность и холодность. В публикаторе подозревается отстранение и равнодушие, почти цинизм. Возможно, письма (не только Е. Ш., но ее особенно) вообще лучше не «предавать бумаге», а читать на вечере, перед собранием. Возможно, это была бы самая естественная для них форма публикации.

*

В связи с публикацией писем всегда возникает множество и этических, и психологических проблем. Окружающие, готовые обсуждать позицию публикатора, обыкновенно редко удосуживаются заглянуть в него самого. Хорошо ли, и надо ли, и приятно ли (мне, мне) выставлять на всеобщее обозрение то, что составляло четыре года суть моей жизни?

Но есть и другая очень практическая проблема. После публикации частных писем жизнь публикатора меняется. Он выпускает на волю одного не столько злобного, сколько безразличного духа.

<...>

И что с этим со всем делать, не очень понятно.

*

Что изменилось с тех пор, как возник у нас разговор с Еленой Андреевной о переписке? Отчего тогда, при жизни, я не хотел эдакого вполне романтического и литературно по-своему интересного жеста? Отчего тогда мне казалась невыносимой мысль о том, что эти письма будет кто-то читать? А ныне я взапуски пускаюсь на публикацию?

Вот здесь-то, коли дело касается только меня, я могу себе позволить предположения.

Возможно, все дело в сожалениях и утрате. Возможно, эта публикация, и пока она длится, — продолжение разговора (переписки). Возможно, мы оба по-прежнему живы.

2011

Олег Дарк

Thu, 14 Aug 2003 16:25

Сегодня пишу коротко. Вчера очень устала — целый вечер два человека из Москвы записывали мои стихи для пластинки, но один из них оказался музыкантом и сыграл на прощанье на серебряной флейте^[1]. Никогда так близко не слышала живую флейту. Но уже была слишком изможденной, чтобы действительно слушать.

С «Литературными гастролями» странно получилось — Наталья Иванова хотела их в нон-фикшн напечатать, она абсолютно поверила, что все это правда^[2]. По-моему, судя по ее рецензии (в «Дружбе народов») и сейчас так думает. Но самое странное — когда я их написала, и в «Знамя» уже отослала, но еще не напечатали, — я вдруг получила по почте приглашение на фестиваль в Ирландию, в город Голвэй. Посмотрела по карте — это на берегу океана. Странно, правда? А до этого я не была в Ирландии на берегу океана, только в Белфасте недолго. Я туда съездила и вернулась. А думала, что случится что-нибудь. Нет, не случилось.

Вы очень хорошо написали про жертвоприношение. Я думаю, это вообще главная моя тема, скрытая. Только непонятно — кто жертва.

Насчет того, что какие-то мои друзья по плечу меня хлопали и прочее — это у Вас неверное понимание. Никогда меня по плечу никто не хлопал и не амикошонствовал, всегда побаивались и недаром. Иногда расправа была короткой. И потом, я очень рано стала знаменитой, в узких, как известно, кругах. Тот же покойный Витя^[3] [Кривулин] любил мною пугать людей и рассказывал всякие страшные истории, так что даже Седакова со мной знакомиться боялась. И потом у нас в городе все-таки люди церемоннее, чем в других местах.

Стихотворение пусть еще полежит, подумает.

Fri, 19 Sep 2003 06:38

Напротив моего окна на проезжей части все время лежит большой черный пес и чешется, это меня очень печалит. Когда я ему выношу угощение, он принимает, но слегка рычит в пространство на всякий случай.

Вообще много забот и хлопот.

Wed, 24 Sep 2003 14:30

Рада, что спасла столько минималистов, я о них, кстати, не имею понятия. Без понятия — теперь говорят.

Все, что Вы относите к нашим поэтам, относится в равной степени и к московским.

И тем, и другим я всегда была поперек, кроме Миронова^[4], отчасти Седаковой и Кублановского. И никогда меня и не любили. То есть столько же любили, как и ненавидели. Один Миронов со мной не воевал. Но мы с ним не то, чтобы дружим, как Вы пишете, а — не знаю, как определить... Появилась я все-таки раньше, чем в семидесятых, еще в конце шестидесятых. В двухтомнике первые стихи, которые есть, написаны в девятнадцать лет. Вот тогда я и стала кристаллизоваться, не в стендалевском смысле.

Вы очень верно написали о моей эклектичности, я такой пожиратель всего, эклектик большого стиля. Отчасти Пушкин был таким, хоть какое может быть сравнение, упаси Боже. Очень, очень верно и только вы один заметили — мою жестокость. Правда, не злобу, к которой я мало способна, — хотя у меня бывают, особенно раньше, жуткие приступы гнева. Но я в стихах жестока и в жизни жестока была всегда, особенно к тем, кто меня любил. Я даже не могу объяснить этой своей особенности. Но жестокость всегда была у меня первой и истинной реакцией на любую влюбленность. Мне тоже надо подумать — отчего это.

Wed, 24 Sep 2003

Почему Вы не верите, что я скорописец? Я последние годы все время как швейная машинка в руках эксплуатируемой швеи.

Стихи, что я присылала, кажется, все будут, если Бог даст, в декабрьском номере «Звезды». Уже завтра надо гранки читать.

Мамину книгу^[5], думаю, можно найти там, где продаются книги о театре. Там, в книге — ее дневник конца тридцатых, о компании девочек-театроманов, актероманов. Это она писала в то время, когда ее родители были арестованы и отец уже расстрелян, но она еще не знала. И, потом, там — статьи, заметки о театре и немного обо мне. И фотографии, одна моя любимая, где мы вместе и мне там, наверно, полгода нет. Но — уже похожа, только более китайчатая, просто китаец.

Да, без Ваших писем скучновато, я это особенно поняла теперь.

Fri, 3 Oct 2003 10:45

Вот чего бы я не хотела — никогда — чтобы мои стихи иллюстрировали. Это все равно, что музыку иллюстрировать — Бетховена там. Это ужасно. Про таблицу Менделеева Вы написали просто удивительно <…>. И я всегда, когда сочиняю, — инстинктивно примериваюсь — куда это ближе, в какую клеточку. И радуюсь, если <в> совсем новую для себя — вот как Марло, в этой клеточке он один. А в других бывает помногу.

Недалеко от моего дома, — кстати, у дома где была Палата (а кажется, и есть) мер и весов, то есть там, где жил Менделеев и куда Блок провожал Любовь Дмитриевну — на стене сделанная из непонятно чего, по проекту ученика Филонова, таблица Меделеева. Очень красивая. Она и приснилась ему, если знаете. Да кто ж не знает. <…>

Что касается слова, которое Вы даже произнести боитесь, я не боюсь. Пошло бояться старости. Еще Цветаева писала о культе молодости в предвоенной Франции, а теперь он везде распространился. И, как ни странно, таким инфантилам, как я, легко стареть.

В понедельник вечером уезжаю.

Sat, 4 Oct 2003 13:04

Что касается пса — местные бомжи мне сказали, что у него хозяин в больнице и имя его — Тихон. И что он больной и хозяин вряд ли вернется. Да, я его позвала, чтобы он немного поел и отдохнул. Он это и осуществил. Потом я хотела смазать йодом его раны, но он меня чуть не укусил за это. А потом выразил желание уйти, чему я очень обрадовалась. И звать его не надо было, бомжи сказали — он бомж.

Это, наверно, правильно про ст<ихотворе>ние, что там — не будущее, а вернее, там и прошлое и будущее. Недаром Рита, вдова Аронзона^[6], говорила, что я выражением лица и вообще похожа на Демона, потому что и ему и мне всё очень больно.

Tue, 21 Oct 2003 07:10

Я, к большому моему сожалению, очень отзывчива к плохому и мало чувствительна к хорошему, это один из моих главных пороков. То есть я остро реагирую на всякие гадости, обиды, на злых людей — хотя и это недолго длится, я все быстро забываю. Но <на> хорошее — даже когда я делаю что-нибудь хорошее, должное — я равнодушна почти, а вот если что плохо сделаю, то страдаю некоторое время. То есть не умею радоваться почти, это ужасно.

Я слышала, как про меня говорят, входишь и слышишь — шепчутся — резкое, чужое слово — шварц, шварц — будто и не про меня.

Thu, 23 Oct 2003 10:16

Видела того пса сегодня, впервые за все время. Лучше б не видела — надрывает душу.

Грустно вообще.

Стихи я, конечно, записываю — иногда от руки, иногда сразу на компьютере. Но давно уже не пишется, а когда не пишется, то и не живется.

Fri, 24 Oct 2003 01:57

Но, правда, все-таки Вы преувеличиваете мое значение. И, потом, неверно сравнивать меня как личность и как поэта, это несоизмеримо и даже не может быть соизмеримо. Я в каком то смысле — проводник, шаман, — немногое зависит от шамана. Родиться в правильное время в правильном месте — вот тут мне повезло, и среди правильных людей. И быть избранным при этом, да, как бы я ни мучилась всю жизнь. А мне здорово повезло, но это не моя заслуга. Множество людей благороднее меня, добрее, даже своеобразнее, а мое единственное достоинство — талант — мне принадлежит в небольшой степени. Только что в землю не зарыла, спасибо. Я, наверно, именно такая, каким и должен быть поэт в эти последние уже, кажется, времена — смешная, нелепая, чуткая и сочетающая все свойства в равной степени. На всякое свойство — противосвойство. Впрочем, Миронов как раз доказывал, что стихи останутся, а личности не имеют значения и исчезнут, потому что культура исчезает. Но тогда и стихи исчезнут. Но где-то сохранятся.

Tue, 11 Nov 2003 09:24

Все цвета люблю, пожалуй, кроме желтого, который почему-то болезненно на меня действует. Оранжевый еще хуже. В стихах у меня тоже — разноцветность, но бывают черно-белые периоды. Покойный Кривулин это первый заметил. То есть, заметил, что появилась многоцветность, а в начале было строже. Сейчас опять цвет исчезает, кажется.

Испанский я когда-то выучила, чтобы прочесть св. Терезу, и сразу, прочтя кое-как, забыла. А вообще Испания почему-то совсем для меня ирреальна, как будто ее и нет на самом деле. Потому, может, она и важна для меня, как придуманная страна, и туда даже не хочется. Хотя раньше казалось, что вообще никаких стран нет, а вот постепенно они появились в реальности. Не уверена, что от этого они стали лучше.

Mon, 17 Nov 2003 09:49

Еще вспомнила — хотела рассказать — вот Вы писали о саламандре. Я видела в Хайдельберге, на стене таких замкообразных конюшен, где теперь университетская столовая, на воротах, маленькое, высеченное в камне изображение саламандры — маленькая ящерка с мужским лицом. На зрителя смотрит, на крошечных лапках. Наверно, потому что по-немецки — дер Саламандер.

Mon, 17 Nov 2003 16:03

Спасибо за быстрый ответ, а то я уж думала, что почта такие рассказы не пропускает. Да, верно, ближе к Одоевскому, опечаток там много, наверно, не перечитывала. Почему-то, то есть понятно почему, — стало мне страшно после этого безумного сочинения. Может, Вы и правы, что длиннее — было б лучше, ну разве немного смогу удлинить. Такая уж я лаконичная. Что же касается самого Люцифера, то, во-первых, у меня есть ст<ихотворе>ние — к нему обращено, да и в маленьких поэмах есть отсылки. А так, чтобы в духе Байрона, нет, это не по мне. Это — литературность, так же как и о Фаусте с Дон Хуаном писать уже, наверно, невозможно. И тяжело на душе от этого рассказа, хоть Вы хорошо все истолковали в светлую сторону.

Wed, 19 Nov 2003 12:15

Ну да, конечно, Вы правы, эта странная двойственность, несоизмеримость двух существ. И неужели Вам непонятно, что просто для жизни у меня почти не остается сил. Кстати, когда-то в ранней юности я написала рассказ о растущей из себя монахине, странный.

Меня очень тронуло Ваше письмо — насчет того, что Вы тоже гореть согласны. Но я не хочу гореть, я хочу спастись все-таки. Помните в «Лавинии» — телеграмму во сне получила, о том, что я все же спасусь. Я ведь служу Богу по своему.

А что — мифологическое существо, — но я все же не литературный персонаж, кем-то придуманный. Хотя для Вас — может быть — я нереальна. И, конечно, не придумана. Мне кажется, я могу послужить (и служу) к Вашему самопознанию.

Sun, 7 Dec 2003 05:44

Вы знаете, что любовная лирика — не самый мой любимый жанр. Я этим даже горжусь, что вынесла его за скобки и центр положила в другом.

Sat, 13 Dec 2003 05:37

Кстати, я читала в одной газете как факт, что одна женщина в бразильских джунглях почему-то залезла на какое-то дерево редкое и там лежала, а потом вернулась в Париж и выяснилось, что она беременна от дерева. Когда рожала, то умерла, потому что изнутри задеревянилась. Вот вам и дерево!

Mon, 15 Dec 2003 11:44

Что касается моих переживаний, то я Вам уже неоднократно писала, что у меня не бывает долгих и глубоких переживаний (кроме одного — как говорил один принц), а все мои эмоции быстротечны. Поэтому я сейчас вполне уже могла бы и забыть о премии, если б меня не тревожили все время в связи с этим. Сегодня звонил из Москвы какой-то незнакомый человек, какой-то академик, который меня поздравлял и бодро завершил свое поздравление — а на статью вы и внимания не обращайте. Я спросила — какую? Он говорит <…> Вот так написал! Так что теперь мне лучше и не читать ничего. А Пурин, знаете такой есть — он довольно одаренный и странный человек — тоже мой сосед, звонил и просто рыдал от счастья, что победила в метафизическом смысле наша петербургская поэзия, и завершил свою речь словами — вы орфей, вы орфичны.

Tue, 30 Mar 2004 10:15

Если б Вы знали, как ужасно закончилась та ночь, когда Вы мне позвонили. Я чудом осталась жива, но сгорела моя квартира и все, что я любила с детства. Но надо быть мужественной.

Sun, 4 Apr 2004 05:31

Пишу из кафе. Завтра перееду в другой дом.

Как я могу вести ночной образ жизни, когда мне надо рано быть дома и там разговаривать с водопроводчиками, мастерами и прочими. Такая напасть.

Да еще завтра годовщина мамина уже шестая. Всё сразу вместе.

Если Вы спрашивали про фотографию на «Танц<ующем> Давиде», там мне лет 19. <…>

Совсем катастрофа и не знаю — хватит ли сил. А хорошо бы — меня пригласили в начале июня в Перуджу, рядом с Ассизи, это моя мечта. Но надо восстанавливать паспорт.

Fri, 16 Apr 2004 02:09

Жалко, что не дозвонились. <…> Не помню, писала Вам или нет, что мою дверь в одну из первых ночей после пожара взломали и жалкий видик вынесли.

Теперь заказала железную дверь.

Что касается мужества, то после маминой смерти все это кажется естественным продолжением, хотя трудно быть бездомной. Горек чужой хлеб и тяжелы чужие ступени. Вспомнила, что, кроме Шварцмана^[7], — сгорела и моей работы картинка, автопортрет с мертвым котом, который тому же Михаилу Матвеевичу и другим нравился.

Чем настроение лучше, тем глаза зеленей.

Через неделю я уже уеду (28 апреля) в Комарово — нельзя будет звонить, и смогу ли подключаться к интернету там? Все равно буду приезжать и из кафе смогу. Может, я там напишу что-нибудь.

Tue, 20 Apr 2004 02:33

Я не пропала и не уехала пока, я просто очень устаю.

Ужасно мне жалко моих детских фотографий, но, может, у тети с Дальнего Востока что-то сохранилось. Особенно мой портрет в возрасте пяти примерно лет, — стоял на книжном шкафу, как и моя фотография с Михаилом Матв<еевичем> Шварцманом. Глядя на эту детскую фотографию, мой первый муж сказал — какой гордый ребенок. Там, действительно, очень было видно и гордость и страдание.

То, что я Вам присылала, — все же останется стихотворением. Я его немного изменила, потом пришлю. И еще немного сочиняла, а сейчас перестала.

У нас (я все говорю — у нас) поставили черную новую дверь. Это хорошо, но действует на нервы — пока привыкну.

Thu, 22 Apr 2004 03:01

Хандра, да, это для меня в другой жизни, а в этой — звериная тоска, сейчас особенно по маме тоскую — у нее 27<-го> день рожденья, на кладбище поеду. Сегодня снилось, что я ей мобильник купила. В Комарово надеюсь уехать 28<-го>.

Дома я теперь не каждый день бываю и дверь эту страшную не каждый день вижу. Завтра закончат штукатурку и начнут чинить проломленный потолок.

Ира Шварцман сказала, что не было снимка работы М<ихаила> Матв<еевича>, а только надпись посвятительная мне сохранилась, будет напечатана в его книге, что летом выйдет. Там начиналось: Лена, вы синева ранимая оград узорных града тайн — на этом и кончалось, кажется.

Какой он был необыкновенный — Михаил Матвеевич.

В каком номере «Знамени» должна быть Ваша статья?

Thu, 6 May 2004 02:33

Седакова написала, что у нее в квартире был потоп, и сейчас тоже идет ремонт, от которого она «постарела на десять лет». Интересно, что я — поэт огня (я так всегда говорила), а она — воды, и вот у нее — потоп, а у меня пожар. <…>

Насчет «ласки огня» — ничего себе ласки — все сожрал — маленький мир.

On Sat, 28 Aug 2004 14:29

Конечно, было приятно поговорить с Вами. Но потом опять столько неприятностей — еще одна труба протекла и так далее. Все время приходят мастера разного вида и толка, пыль столбом стоит, и трудно уже дышать. Сегодня купила книжный шкаф и, надеюсь, в понедельник его привезут, тогда хоть книги частично на месте будут. Постепенно все устроится, наверно. Вчера опять встретила черного пса, уже другого, но очень похожего. Он за мной увязался, поел с большим аппетитом и заночевал. А утром ушел, обычно он проводит дни лежа на проезжей части.

Sun, 26 Sep 2004 13:51

Мне уже лучше. Ничего страшного, в конце концов. Воспаления легких нет, сказала моя приятельница-врач, а есть много болезней, заканчивающихся на -ит — бронхит, ларингит и т. д. Правда, она сказала — что вы сами знаете, что ваше здоровье на последнем краю. Я вспомнила покойного Витю [Кривулина] и говорю — вот эта болезнь — край, она говорит — это уже финиш, а у вас край. Это утешает. Она мне больше рассказывала о свадьбе банкиров в Царском селе, куда она была вчера приглашена. Она говорила, что перед этим великолепием меркнут пиры Екатерины и фильм «Ватель». Там танцевали марионетки, а на пруду плавали лодки с героями сказок — оловянный солдатик, например. Все это было ночью в Екатерининском дворце. Больше всего ее поразило, что десерт подавали на столах изо льда, которые таяли постепенно и уплывали в желоба.

Wed, 29 Sep 2004 14:37

Разве может быть, что что-то есть в стихах, а в жизни этого не будет? Иначе стихи были бы только игрушкой. К счастью или несчастью — это не так. Я всегда это знала.

Sun, 28 Nov 2004 19:29

Это чувство подключения к чему-то неизмеримо большему, чем ты сам, — бывает, должно быть, у шаманов и хороших актеров. <…> И действительно, когда пишешь, — будто противостоишь чему-то, а когда читаешь — будто огромный ветер уносит, растворяешься почти. Это и привлекательно и мучительно.

Но вот жизнь быстро вернулась в обычное русло.

Ваша Лена

Комментарии*

1. Записывалось авторское чтение для CD «Песня птицы на дне морском» (аудиопроект П. Крючкова и А. Королева «Звучащая поэзия», при поддержке редакции журнала «Новый мир»), выпущенного некоммерческим тиражом в 2004 году. На флейте играл Антон Королев, музыкант из оркестра Евгения Светланова.

2. «Знамя», 2001, № 1.

3. Кривулин Виктор Борисович (1944 — 2001) — поэт, прозаик, эссеист, общественный деятель.

4. Миронов Александр Николаевич (1948 — 2010) — поэт. Как и Виктор Кривулин, Миронов был ярким представителем ленинградской неофициальной культуры 1960-х — 1980-х годов.

5. Шварц Дина. Дневники и заметки. Составитель Е. А. Шварц. СПб., «ИНАПРЕСС», 2001. Дина Морисовна Шварц (1921 — 1998) — театровед, бессменная заведующая литературной частью БДТ.

6. Аронзон Леонид Львович (1939 — 1970) — ленинградский поэт. При жизни публиковался в самиздате.

7. Шварцман Михаил Матвеевич (1926 — 1997) — самобытный художник-авангардист, создатель и идеолог т.н. «иератического искусства». «На уровне Иературы внутреннее и внешнее, дух и космос, личное и сверхличное, глубь и „оболочка” совпадают» (С. Кусков).

Дарк Олег Ильич — прозаик, эссеист, литературный критик. Родился в 1959 году в Москве, окончил филологический факультет МГУ. Публиковался во многих журналах и альманахах. Автор двух книг прозы. Живет в Москве.