Кертанов Виктор Юрьевич родился в 1989 году. Живет в Москве. В «Новом мире» публикуется впервые.
ВИКТОР КЕРТАНОВ
*
ПУСТЬ ВСЕ БУДЕТ КАК БЫЛО С САМОГО НАЧАЛА
Рассказ
I
Черный костюм: юбка и пиджак в тонкую голубую полоску. Белоснеж-ная блуза с серебряными запонками в виде якорей, оплетенных канатами, — видимо, опять что-то важное на работе. На шее золотой крестик на блестящей цепочке. Ваня стоял рядом и ощущал привычный аромат ее духов. Мама перебила его мысли, еще раз задав вопрос.
— Ты сможешь остаться с братом?
— У меня сегодня важная работа по математике.
— Очень важная?
— Ну да, но я могу.
— У меня презентация для правления, нельзя не пойти. Останешься?
— Я могу, черт с контрольной.
— Что значит «черт с контрольной»? Следи за языком.
— Ладно. Потом напишу — я все знаю, я ведь подготовился. Не конец света.
Он подумал, что чуть не испортил дело своими фразочками и показной задумчивостью. Хотелось не просто остаться дома, но чтоб это было как бы без особого желания с его стороны. Радость внутри, что не нужно идти в школу — всего лишь посидеть с этим маленьким притворой. Ваня сам любил иногда притвориться: кашлял и делал жалобные глаза, будто возлежал на смертном одре — любая драма, лишь бы остаться дома и поиграть в игры, полистать те журналы с девушками, посмотреть телек.
Мама взглянула на часы.
— Я опаздываю. Все как всегда! Так, сюда кладу ключ — если вдруг что-то. — Она сделала паузу. — Позвони сейчас.
— Да научился я звонить тебе!
— Позвони.
Он пошел в комнату за телефоном — мрачно. Окна были занавешены, брат спал. Густой, немного спертый воздух, игрушки и книги на полу. На мгновение в квартире воцарилась особая утренняя тишина, которую, казалось, можно было потрогать, почувствовать на вкус или разрезать ножом, как пирог. Взял телефон. Услышал гудок и нажал отбой. Вернулся в коридор.
— Проконтролируй, чтобы Савва выпил лекарства. На холодильнике листок — там все написано. Еду разогреешь в микроволновке, вместе поедите.
— Да, понятно. Разберемся. Не первый день на Земле.
— Философ! Если кто-то будет звонить, к двери не подходить — дома никого нет. Ты понял?
— Да понял я, понял.
Ее рука утонула в сумке: слышно, как перемешиваются пластмассовые и металлические вещи. Хотелось скорее остаться дома одним.
— Так, туалет. — Она скинула туфли. — И никакого телевизора сегодня и никаких игр до уроков — сделай домашнее задание до конца недели.
— Хорошо. До конца года сделаю, если ты не возражаешь. Я не смотрю телевизор уже давно, кстати.
— И никаких игр. Знаю я, как ты не смотришь.
— Хорошо. Сделаю на следующие шесть лет домашнее задание.
Мама пошла в туалет. Дверь закрылась, повернулся замок. Ваня услышал, как спустилась вода. Дверь открылась, щелкнули выключатели, в ванной загорелся свет — вода лилась на ее руки, она смотрела в зеркало: то на себя, то на него. Ваня опирался о дверной косяк и раскачивался, так что рукам за спиной было приятно от того, что тело прижимает их сильно к дереву.
— Красивая у тебя мама?
— Да.
— Правда?
— Да.
Она вытирала руки большим фиолетовым полотенцем и смотрела на сына. Он наблюдал за ее действиями и ничего не говорил. Она посмотрела на часы — семь двадцать семь. Закрыла свою комнату, убрала ключ в сумку.
— А Флакка не надо покормить?
— Я уже покормила.
Она вдруг застыла и задумалась. Подняла левую руку, стала загибать пальцы и шевелила накрашенными красными губами, будто что-то припоминая.
— Португалия — Лиссабон, Норвегия — Осло, Италия — Рим. — Он загибал пальцы, как она, и растягивал слова.
— Очень смешно. Я позвоню после презентации. Держи телефон рядом. И пожелай мне удачи.
— Удачи.
— Я люблю тебя. И твоего брата люблю.
— Хорошо. Я тоже всех-всех люблю.
Она была уже не здесь. Унеслась куда-то далеко — видимо, на то самое, на что нельзя не пойти. Послышались чуть неуклюжие шаги босых ног, ступающих по кафелю. В белой пижаме вышел в коридор Савва.
— Савва, ты зачем встал? Тебе нужно отдыхать, лежать в кровати, пока до конца не выздоровел. Босиком не ходи! Я оставляю тебя с твоим братом — пожалуйста, не подведите меня.
— Да, ты зачем встал?
Ваня улыбался потерянному виду брата. Настроение было хорошее — теперь он точно знал, что не пойдет в школу. Лицо Саввы было заспанным, вьющиеся белые волосы торчали во все стороны.
— Не ходи босиком! Иди сюда.
Он подошел к маме. Она подняла его на руки и крепко поцеловала в щеку — как будто хотела, чтобы болезнь, из-за которой у ее ребенка была уже третий день температура, полностью перешла к ней через один этот поцелуй. Она поцеловала его еще раз, и он обвил рукой ее шею и душистые рыжие волосы.
— А ты любишь маму?
— Да.
— А если бы меня нельзя было любить, то кого бы ты любил?
— Тебя.
— Но если бы меня не было.
— Все равно тебя.
Все это напоминало какую-то заученную и повторяемую изо дня в день мантру. Но было в этом нечто глубинное — сверх привычки и машинальности. Смысл слов уже истерся и поблек, и эти слова не имели ничего общего с толкованиями словарей. Нечто подспудное и невыразимое было во всем этом — сказанном как бы между делом.
Опустила Савву на пол и достала из шкафа тапочки — они шлепнулись у его ног. Сказала, чтобы не обижал старшего брата и присматривал за ним, а вечером будет докладывать обстановку. Савва внимательно слушал, а Ваня продолжал улыбаться.
Притянула Ваню и обняла. Он не стал доставать руки из карманов. Шелк ее волос на лице. Она думала о том, что Савве уделяет больше внимания, что Ваня может чувствовать, что она любит его меньше, — но на самом деле это не так, не так. Савва еще маленький, и ему необходимо больше внимания, думала она. Отпустила старшего сына. Открыла дверь, и в квартиру ворвалось тысячеголосое эхо, в котором не различить отдельные голоса. Все спуталось в клубке звуков. Она вышла, замок громко закрылся.
Когда ночью слышишь этот звук — звук входной двери, — то замираешь во мраке комнаты и думаешь, что ночью происходит какая-то неизведанная жизнь — откуда-то приходят и куда-то уходят. И совсем не знаешь, откуда и куда. Иногда сомневаешься, нужно ли встречать того, кто пришел. Или лучше притвориться спящим — в ночное время ведь положено спать.
II
Ваня потрогал лоб брата — горячий. Отвел его обратно в комнату. С резким выдохом циркового силача легко поднял брата в воздух и уложил в кровать, сказав, что нужно отдыхать.
— Что будешь делать?
— Не знаю. Почитаю, может. Ничего интересного.
— Ничего?
— Совсем. Если что, я разбужу тебя.
— Правда?
— Правда.
Ваня пошел в большую комнату, включил телевизор, и тот испугал его громкостью, которая разбила кристальную тишину занимавшегося дня, как разбивают, нечаянно задев, дорогой хрустальный бокал. Сделал тише.
Сел в кресло, перекинул ногу через широкий мягкий подлокотник (если ударить по нему ладонью, то вылетят тысячи серебристых пылинок, и некоторое время они будут парить, словно в невесомости). Щелкал кнопки на пульте, посмотрел на дверь, подбежал к ней и бесшумно закрыл. Включил канал моды и сделал еще тише — красивые длинноволосые девушки в нижнем белье рассекали по подиуму на высоких каблуках. Он отложил пульт и оглянулся еще раз на дверь, рука скользнула вниз. Смотрел на экран и закрывал глаза, рука двигалась, пока внутри что-то не оборвалось и дыхание не сбилось. Включил приставку и стал играть. Не то чтобы очень хотелось, просто целый день впереди и все можно успеть.
Прошел час. Он продолжал играть и вдруг услышал, как в комнату вошел брат.
— Это ты?
— Ты говорил, что скажешь.
— Ничего интересного.
— Дашь поиграть?
— Я хочу уровень пройти.
Ваня говорил это, не отрываясь от экрана. Савва стоял в дверях. Ваня оглянулся на него через плечо: глаза Саввы сильно блестели от готовых перелиться через край слез. За секунду стало неинтересно — раздражало, когда он стоял тут и собирался реветь.
— Ладно-ладно, малышня, иди — играйся. Только не реви, плакса-вакса.
— Я не плакса.
— Плакса.
— Нет!
— Ты будешь играть?
— Да. Включи мне.
Ваня нажал на паузу, встал и нехотя протянул джойстик брату. Тот по-турецки сел на красный в узорных лабиринтах ковер и сразу нырнул в мир виртуальных чудовищ, как ныряют в бассейн профессиональные пловцы, мгновенно скрываясь под поверхностью воды. Настойчивые лучи с трудом пробивались в комнату. Ваня посмотрел на брата, подошел к окну и скрылся за шторами. На улице ясный, совсем прозрачный день. Все залито солнечным светом, и небо такое голубое и совсем безоблачное.
Ваня вспомнил про таблетки. Он не знал, сколько времени — должно быть, около десяти. Пошел на кухню, думая, как квартира незаметно и необъяснимо изменяется, когда мамы нет: будто становится прохладнее и тише — звуки словно скрадываются в невидимую шкатулку. Подумал, что в эту самую секунду мама что-то делает, живет другой жизнью. Вспомнил, что в школе сегодня физкультура, занятия с другими классами и футбол, и от этого стало немного досадно. Зато он точно знал, что не смог бы написать контрольную по математике. Каждый день обещал себе, что изучит все пропущенные темы, но всегда находилось что-то и это что-то было важнее.
Он открыл холодильник, внутри загорелось желтым. Пахло плесневелым сыром и рыбой. Закрыл дверцу: еще рано есть. Совсем не хочется. На холодильнике листок держится на магните в форме золотого слитка. На столе маленькие коробочки и бутылочки с лекарствами. Ему не хотелось разбираться с маминым почерком, с лекарствами — со всем этим, — но выхода не было. Со звоном достал из кухонного шкафчика большую ложку, взял одну маленькую бутылочку с оливково-серебристой крышкой, открутил и понюхал: терпкий и сладкий травяной запах. Сквозь темное коричневое стекло (нужно было поднять склянку на свет, чтобы что-то разглядеть) видно, как переливается густая жидкость и медленно стекает по стенкам. Налил изумрудно-зеленый сироп в столовую ложку и проглотил — вкусно. Нужно же проверить, все ли в порядке с лекарством, прежде чем давать его брату.
Ваня облизал ложку еще раз, чувствуя во рту остатки сиропа и металлический привкус ложки. Вернулся обратно в комнату, где брат увлеченно играл, энергично наклоняясь в разные стороны. Совсем еще маленький — играет в игрушки.
— Пойдем, нужно выпить лекарство.
— Не хочу.
— Пойдем, я сказал.
— Ну-у-у!
— Не нукай — нажми на паузу, через две минуты продолжишь.
Ваня с напускной строгостью ждал, пока Савва выйдет из комнаты. Когда Савва проходил, не сдержался и чуть пихнул его в плечо — просто так, убедиться, что брат по-прежнему слабее. Он чуть не рассчитал силу, и Савва ударился плечом о дверь, отшатнулся и ойкнул. По щекам заструились крупные капли обиды, он замахнулся и хотел ударить, но Ваня легко поймал его руку и выкрутил ее за спиной. Савва кричал и брыкался, и Ваня быстро опустил руку и прижал брата к себе.
— Извини, я не специально. Забыли? Я просто показал тебе, что будет с тем, кто захочет обидеть тебя. Выпьешь лекарство — станешь суперсильным. Это секретное лекарство, оно дает суперсилу. Забыли?
— Забыли.
Савва с недоверием посмотрел на брата и медленно пошел вместе с ним на кухню. Ваня взял оставленную на столе ложку и снова наполнил ее вкусным изумрудным сиропом. Савва широко открыл рот и проглотил.
— Вкусно?
— Ага.
— Чувствуешь силу?
— Да.
— Вот еще это.
Он выдавил из алюминиевой упаковки таблетку и дал брату, налил в стакан воды. Брат сморщился от того, какая таблетка противная и горькая. Взял стакан двумя руками и пил из него, высоко запрокидывая, словно переворачивал большие песочные часы. Поставил стакан на стол. Ваня подождал, пока Савва уйдет, и тихо пошел в прихожую. Он не хотел включать свет, чтобы не привлекать внимание брата — пусть себе играет, а то опять потом донесет.
В прихожей темно. Отражения в зеркале тусклые, аспидно-черные. Подошел к шкафу и отодвинул зеркальную створку. Находясь во мраке прихожей, Ваня смотрел вверх — там, на самой высокой полке, мама хранила запасной ключ от своей комнаты. Он случайно узнал об этом, и мама сама, наверное, забыла, что положила его туда. Он повернулся и увидел в дверях брата, который наблюдал за ним. Ваня понял, что не сможет отделаться от него. Сказал, чтобы принес стул, и Савва побежал на кухню и принес большой, чуть меньше его самого, деревянный стул с вышитыми на мягкой подушке цветами. Савва поставил стул рядом с братом и с облегчением выдохнул.
III
— Ну и идиот же ты!
— Сам идиот.
— Малявка.
— Я не малявка.
— Все малявки так говорят.
— Я все равно расскажу все маме.
— Мне плевать.
Ваня сам не заметил, как начался спор, и он уже жалел, что приходится тратить время. Это отвлекало от дела. Вечно все рассказывает маме.
Он подошел к темной двери маминой комнаты и прислушался — тишина. Дверь из темного дерева, тускнеющая золотым ручка. Под дверью полоска бело-голубого света. Вдруг раздался страшный грохот! Ваня отпрянул — сердце в груди колотилось, как бешеное. Кажется, что-то уронили на лестнице где-то в подъезде.
— Что это?
— Да уйди ты отсюда! Вали, если что-то не нравится.
Ваню задело, что брат увидел, как он испугался какой-то ерунды, не относящейся к делу. Все это время Ваня держал в своей вспотевшей ладони ключ. Заглянул в замочную скважину и, как в подзорной трубе, увидел балконную дверь, наполовину скрытую белым тюлем, угол кровати и аквариум на подоконнике. Он вставил ключ в замочную скважину и перестал на несколько секунд дышать.
Ключ повернулся, и дверь открылась. Белый прозрачный тюль надулся, как парус яхты. Вся комната была заполнена каким-то океанско-голубым свечением. Пахло морем, свежестью. Они осторожно зашли в комнату. Сначала Ваня, потом Савва, ступая по следам брата, как тень.
Крупные хрусталины люстры переливались в лучах дневного света и отбрасывали на белый потолок радужные ленточки. Мамин туалетный столик с большим зеркалом завален бумагами, фотографиями и косметикой, журналами и книгами.
Савва ходил по запретной территории, куда попал по воле брата. Он смотрел себе под ноги, будто важное, не терпящее отлагательств дело вдруг полностью заняло его. Он не хотел иметь ничего общего с нарушением закона, но интерес постепенно перевешивал, тем более он видел, как непринужденно брат выбирает, с чего бы начать исследование секретной комнаты.
Савва поднял глаза и увидел расческу, в которой были запутавшиеся мамины волосы. Взял один волос и вытянул его, приложил одним концом к голове, чтобы посмотреть, насколько длиннее. Натянул его двумя руками — волос переливался бронзово-красным. Пряди длинных тонких волос часто выбиваются и падают на мамины глаза. Тогда она отводит их, и видно большую молочную жемчужину ее любимых сережек.
На столе он увидел фотографию в серебристой рамке. Савва взял рамку двумя руками: мама с папой. Папа высокий, в белой рубашке с закатанными рукавами и в черных брюках. Ему нравилось, как смотрит на фотографии мама — казалось, ее взгляд такой особенный только потому, что папа рядом с ней. А у папы пронзительные глаза, и тяжелые брови нависают над ними и наискось чуть закрывают их.
— Я помню, как их фотографировали.
— Да?
Ваня кивнул. Он не помнил и не знал, когда этот снимок был сделан, но сам верил в то, что говорил. Просто как будто хотел больше, чем брат, знать о своем отце. Ему казалось, что он имеет больше права говорить о нем, потому что помнил его руки с набухшими венами, большие часы, басистый смех и несколько глубоких линий на лбу и щеках. Акварельный силуэт силился превратиться в нечто устойчивое, но этого никогда не происходило.
Савва оторвался от фотографии и повернул голову в сторону брата, который уже копошился в ящике тумбочки с другой стороны кровати. На его руке болтался лонжин с ремешком из черной крокодиловой кожи, несколькими маленькими циферблатами и продолговатыми серебристыми кнопками. Савва поставил фотографию обратно и подскочил к брату.
— Ух ты!
— Это папины часы. Когда вырасту, мои будут. Мама сказала. — Ваня сделал паузу, посмотрел на брата. — Да не реви ты только, детский сад. Просто я раньше стану взрослым. Когда ты станешь взрослым — я тебе отдам их. Тебе бы в плакальщицы только.
— Нет!
— Я тебя вообще не звал. Мог продолжать в игрушки играть, малявка. Зачем за мной идешь?
— Я маме все расскажу.
— Мне пле-вать! Ты уже говорил сто раз. Я тоже расскажу, как ты брал вещи с ее стола.
— Ничего я не брал.
Молчали. Они чувствовали, что договорились и теперь могут продолжить исследование. Савва подошел к подоконнику, на котором стоял шар-аквариум с золотой рыбкой. Та повернулась сначала одним, затем другим янтарно-золотым боком, и ее красные плавники походили на развевающиеся под ветром флаги. Рыбка смотрела черными выпуклыми глазами с золотыми кольцами. Савва постучал ноготком указательного пальца по стеклу аквариума — высокий камертонный звук, — и рыбка изменила направление движения, глаза задвигались.
Ваня положил часы обратно и закрыл все ящики препарированной тумбочки, где хранились вещи отца. Подошел к маминому шкафу и потрогал пальцами ключ, торчащий из двери. Он видел сразу два своих отражения — в каждой створке. Было неприятно и не хотелось смотреть на себя. Отвел взгляд.
Ключ повернулся. Шкаф открылся. Внутри темнота и прохлада, и казалось, что мамин запах обитает здесь. Шкаф был разделен на несколько отсеков. На перекладине висела одежда, наверху две полки с духами, шкатулками, блестящими подарочными пакетами и часами, внизу — два выдвижных ящика. Ваня окунул лицо в одежду, плотно висевшую на перекладине, и почувствовал прохладную ткань. Он потрогал одно из платьев: хрустящий темно-синий материал потрескивал на пальцах.
— Принеси стул.
Савва снова притащил стул. Он радовался, что помогает. Ваня встал на стул, нащупал и потянул вниз шпингалет — открылась вторая дверца. Ваня изучал содержимое шкафа, и голова будто кружилась от вида множества вещиц, не принадлежавших ему. Чувство, что узнаешь что-то важное — то, что нельзя узнать никак иначе.
Он брал с верхней полки духи, снимал крышку и подносил к носу, вдыхая.
— На, понюхай.
— Вкусно!
— Я тебе что говорю.
В каждом флаконе было разное количество. Он взял один флакон, где побольше, и брызнул вверх. В воздухе засветился конус искристых капелек, и Ваня ловко спрыгнул со стула и, подняв нос кверху, вдохнул. То же попытался повторить Савва.
Ваня перешел к нижним ящикам — потянул один из них: тяжелые с загнутыми углами глянцевые журналы и коробка презервативов. Он открыл ее, взял квадратный конвертик и стал рассматривать, надавил пальцами — внутри воздух. Он почувствовал, как внизу все напряглось.
— Что это?
— Маленький еще.
— Ну скажи!
— Я сказал, еще маленький.
Ваня опять залез на стул и достал с верхней полки тяжелую продолговатую шкатулку, стараясь не сбить флаконы с духами, помаду, лаки. На шкатулке располагалась балерина, застывшая в изящном движении. Сломанная, она когда-то крутилась под музыку, если завести. Держа в руках шкатулку с драгоценностями, Ваня спустился. Внутри покоились кулоны с красными, синими камнями, цепочки и браслеты, золотые, платиновые и серебряные кольца. Он взял одно, золотое, с выгравированными римскими цифрами на внутренней стороне. Тысячи маленьких царапин, а кольцо все равно гладкое, и на расстоянии вытянутой руки кажется, что царапин вовсе нет. Надел несколько колец и браслетов.
— Ладно, нужно складывать все. Пора поесть.
Вдруг стало скучно и неинтересно. Казалось, ожидали большего, стоя там, снаружи, у закрытой двери. Подумал, что можно взять одно кольцо и везде ходить с ним, но отказался от этой идеи. Потом все же положил, как бы незаметно для себя самого, самое неприметное, на его взгляд, тусклое серебряное кольцо в карман. Теперь хотелось снова поиграть во что-нибудь или посмотреть телек.
Ваня спрыгнул со стула и побежал на кухню глянуть время. Савва подошел к аквариуму, за которым стояло большое дерево с многоугольниками зеленых листочков. Он снова постучал по стеклу аквариума и что-то сказал рыбке. Захотел запустить руку в аквариум, но не доставал. Пододвинул стул и забрался на него, окунул сначала палец, а потом и всю кисть в воду. Тюль надулся парусом, вторая рука соскользнула с подоконника. Аквариум упал на пол и с глухим грохотом раскололся. В эту же секунду вода хлынула во все стороны. Предательски быстро она разбегалась, образуя выпуклый неровный контур, напоминающий Антарктиду. На полу огромные блестящие и зазубренные осколки всех размеров — морские рифы, поднимающиеся над поверхностью воды.
IV
Ваня вернулся в комнату и охнул.
Ошарашенный, он смотрел на брата, который боялся слезть со стула — кругом вода и блестящее зазубринами стекло. Ничего не исправить. За секунду Ваня тысячу раз пожалел: зачем он затеял все это! Вспомнил о математике, и она показалась ему одним из самых притягательных способов провести время. И он пренебрег им. Мысли прервал телефонный звонок. Посмотрел, не мигая, на брата и с безысходной злостью и досадой покачал головой. Его язык немел, по спине пробегал холодок — он не слышал и половины того, что говорила мама, и ему кое-как удалось закончить телефонный разговор. Вернулся в комнату.
— Теперь я, — он сделал акцент, — все расскажу маме.
Сказал это и тут же понял, что ничего не выйдет. Теперь можно было говорить что угодно — достанется им обоим, и ему — в первую очередь. Ваня на руках вынес брата из комнаты. Вернулся, и увиденное еще больше расстроило его. Непроизвольно покачал головой и выдохнул из легких весь воздух. Хотелось повернуть время вспять.
Он вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ.
— А рыбка? — Савва широко открыл глаза и смотрел на Ваню. — Она без воды там!
— Ты совсем? Мы скажем, что услышали, как что-то упало и разбилось в комнате, но так как у нас нет ключа, то мы и не смогли ничего сделать. А звонить и расстраивать без толку не хотели — понял?
— Но она умрет без воды!
— А что, черт побери, ты предлагаешь? Хочешь, чтобы мы получили по полной программе за то, что влезли в комнату и разбили аквариум, шарились там везде! Ты разбил аквариум!
Савва глубоко дышал и не знал, что делать. От досады он готов был разреветься. Он хотел открыть комнату, оттолкнул брата и дернул за ручку — дверь не поддалась. Он думал о рыбке, что она задыхается без воды. Будто чувствовал то же, что она. Ваня молчал и смотрел на брата, и его тело как-то обмякло и расслабилось, полностью отдавшись беспорядочному потоку мыслей. Закрыл глаза. Боже, пусть все будет как было с самого начала.
— К черту! Черт побери! Черт возьми! Черт!
Ваня вытащил из кармана ключ, открыл дверь в комнату. Тапочки противно шлепали по воде. Он добежал до места крушения аквариума — рыбки нигде не было. Осторожно, чтобы не пораниться, наклонился и увидел ее под кроватью: билась и невысоко подпрыгивала. Хотел поймать, но она выскользнула. Ухватил с третьего раза. Побежал на кухню, держа в коробочке ладоней. Положил рыбку в раковину, снял с плиты пустую кастрюлю. Налил холодной воды и опустил Флакка в воду. Савва стоял под боком и внимательно смотрел, как внутри серебристой кастрюли плавает живое золото.
— Теперь нам крышка.
Ваня посмотрел на Савву, и ему стало противно при одной мысли о том, что произошло. Теперь вся квартира была в мокрых следах, и в маминой комнате целое море и осколки. Ваня чувствовал, что становится сторонним наблюдателем своей жизни. Сколько работы нужно сделать: убрать все стекла, собрать воду, вымыть под кроватью полы — неизвестно, как. Этот день должен быть совсем другим!
Он смотрел на плавающую в кастрюле рыбку и размышлял.
Он представлял, как вечером мама — очень уставшая — войдет в квартиру, как откроет дверь комнаты; как он не сможет смотреть ей в глаза и объяснить хоть что-либо. Все мысли в его голове звучали укором. Наваливались на него противной, зеленоватой и невыносимой массой, так что в районе солнечного сплетения все как-то обрывалось, и не было ни единой точки опоры. Неизвестность наказания, молчание, ожидание возвращения мамы — весь этот хаос, с которым нужно что-то сделать. Или не делать ничего.
— Так! Будешь делать только то, что я говорю. Никаких вопросов.
Из кладовой Ваня вытащил все газеты и прибежал обратно в комнату. Надел тапочки и, аккуратно перешагивая, старался не наступать на огромную водяную линзу. Газета быстро пила воду и темнела. Шлепал по воде и сначала собрал большие осколки, затем, стараясь не порезаться и ничего не пропустить, в большие осколки клал те, что поменьше.
Оставляя за собой мокрые следы, он побежал в другую комнату на балкон и взял там ведро и швабру. Следующие полтора часа ушли на то, чтобы все вытереть, убрать мокрые газеты и высушить шторы и покрывало феном, пропылесосить. Однажды Ване удалось подсмотреть, как мама моет полы, и теперь, необъяснимо для самого себя, он радовался тому, что произошло. Сложнее всего было собирать воду под кроватью. Когда большая часть работы была сделана, Ваня с Саввой вернулись на кухню, чтобы передохнуть. Они увидели, что Флакк прибился к краю кастрюли и перевернулся.
Никто ничего не сказал.
V
В его руках был ключ от квартиры. Брат не хотел, чтобы Ваня уходил, да и Ване было немного страшно нарушать мамин запрет. Ваня сказал, что будет через пятнадцать минут, и закрыл дверь.
В его правом кармане лежали все сбережения. Он думал о том, что в зоомагазине может не оказаться точно такой рыбки, точно такого же аквариума, что денег может не хватить. Он сбегал по лестнице, думая обо все этом, а солнце просвечивало сквозь старые грязные окна и безразлично наблюдало, как мальчик мелькает на этажах: седьмой, шестой, пятый, четвертый… На одной лестничной клетке Ваня увидел старый покосившийся шкаф с незакрытыми дверцами. Подумал, что, видимо, этот шкаф так напугал его сегодня своим грохотом.
Ваня выбежал на улицу и сразу свернул налево. Обогнул угол дома и побежал к перекрестку. Светофор мигал зеленым, и, когда загорелся красный, он был на середине дороги. Запрыгнул на бордюр, машины сзади поехали. Вдруг он будто проснулся: как в голову его могла прийти мысль, чтобы закрыть дверь и бросить все так: разбитым, разлившимся и оставить под кроватью Флакка? Перебежал еще одну дорогу и теперь пересекал по диагонали городской парк. Через десять минут прибежал к магазину. Потянул дверь, и его встретил человек в черном: закрыто на перерыв — время. Лицо охранника было какого-то землистого цвета, худое и все в глубоких морщинах. Как если бы у старых деревьев была не твердая, а мягкая — поддающаяся пальцам — пластилиновая кора. Черные брюки и куртка висели на нем, как на огородном пугале, и он смотрел куда-то в сторону. На ремне болталась связка ключей.
— Пожалуйста, я быстро!
— Перерыв. Не работаем.
— Ну пожалуйста.
— Закрыто.
Голос Вани становился громче. Охранник держался рукой за металлическую ручку и не пускал. Смотрел куда-то в сторону и будто о чем-то думал.
— Ты русский язык понимаешь? Не ра-бо-та-ем!
— Валя, впусти ты его. Видишь, нужно человеку.
Ваня встал на цыпочки и за шлагбаумом руки увидел женщину в бордовом халате. Взбитые крашеные волосы — сахарная вата, которую не станешь пробовать, — и толстый слой косметики на лице.
— Впусти-впусти, еще без двух минут. Что ж вредный такой!
Охранник нехотя отпустил руку, и Ваня вошел. Подбежал к женщине и сказал, что нужен аквариум и золотая рыбка. Он сразу увидел нужный аквариум и указал пальцем. Женщина в бордовом халате кивнула и спросила, какая золотая рыбка. У нас их много, — сказала она и указала щедрым жестом пухлой руки на большой прямоугольный аквариум, где в зеленой воде плавали переливающиеся рыбки всех видов. Среди золотых он не мог отличить одну от другой — не знал, какая больше похожа на Флакка. Он услышал, как где-то далеко городские часы пробили два.
— Валя, больше не пускай! Ну так что, определился? — сказала женщина в нетерпении и добавили как бы себе: — Взбредет же!
Ваня отвлекся от мыслей и вдруг услышал множество различных птичьих голосов. Он огляделся и увидел в клетках красивых ярких птиц, а в одной клетке абсолютно беззвучно покоилась большая зеленая ящерица. Он не услышал последних слов женщины в бордовом халате, но догадался об их значении и вспомнил, что у него есть фотография Флакка в телефоне. Он показал ее женщине, она внимательно смотрела, совсем не мигая, а потом выловила сачком норовившую избежать своей участи рыбку. Налила воду в аквариум и выпустила в новом прозрачном жилище. Ваня вдруг сообразил, что рыбку нужно положить в пакет с водой и только потом в аквариум. Так он скорее вернется домой. Продавщица нервно отреагировала, но выполнила просьбу.
— Тысяча четыреста сорок два рубля
Лицо начала заливать краска. Он знал, что это больше, чем у него было. Достал деньги из кармана и положил на прилавок. Продавщица вопросительно посмотрела на него. Вывернул карманы наизнанку: телефон, два стеклянных шарика и серебряное кольцо. Тысяча триста двенадцать рублей вместе с мелочью — больше ничего. Решение пришло в одну секунду.
— Возьмите вот это кольцо.
— Ну наконец-то! Хоть кто-то! Хоть один нормальный! Ладно, давай, сколько там у тебя есть, и глаза мои чтоб тебя не видели! Занесешь на неделе!
Ваня выскочил на улицу. Подбегал к парку, когда почувствовал, что от аквариума руки уже устали. Казалось, он возвращался с трофейной головой какого-то чудища, и эта мысль воодушевляла его. Внутри было чувство, что все сделанное им — правильно. Даже если ничего не получится. Вдруг его мысли прервал голос.
— Э-э-й!
Ваня услышал тот же писклявый голос еще раз, и трое перегородили ему дорогу. У одного в руках лыжная палка, второй с накинутым на голову капюшоном и в разноцветных кедах, третий — самый большой — с прямым носом и короткой горизонтальной складкой у лба. У него длинные и спутавшиеся, извивающиеся, как змеи, маслянистые волосы. Прозрачные, почти бесцветные серые глаза, в которые не хотелось смотреть. Трое одновременно говорили, перебивая друг друга и посмеивались.
— Вот это марсианин!
— Ты куда это так спешишь? Опаздываешь на космический корабль?
— Она желания исполняет — твоя рыбка? Первое твое желание будет: хочу, чтобы волосы появились?
— Смотрите-ка, даже бровей нет. Ты откуда такой взялся, с Марса?
Ваня понял, что совершил ошибку, что нельзя было останавливаться. А теперь сердце сильно колотилось, и было слишком поздно.
— Ниоткуда.
— Быстро идешь. Продашь нам свой марсианский скафандр с волшебной рыбкой?
— Нет.
— Я же вежливо тебя прошу. Дай денег в долг, и мы у тебя его купим.
— У меня нет.
— А похож на богатенького мальчика. Ты не нервничай, а то, я смотрю, ты уже перенервничал.
Ваня стоял, и его ноги, казалось, превратились в камень. Он не мог двинуться и боялся взглянуть на змееволосого. Он вдруг подумал о том пути, который проделал, и посмотрел на аквариум. Инстинктивно Ваня повернулся спиной к хулиганам и присвистнул, и в следующее мгновение прозрачный стеклянный шарик летел точно в глаз змееволосому.
— Да, с Марса.
Змееволосый по-собачьи взвизгнул и закрыл лицо ладонями. В эту же секунду Ваня рванул, что было сил, резко свернув с дороги. Лыжная палка пролетела справа от него. Промахнулись. Ему вдруг стало совсем не страшно — он будто стал вдвое сильнее. К тому же он был чемпионом школы по бегу, и, когда хулиганы припустились в погоню, он знал, что его не догонят.
Подбегая к дому, Ваня обежал его вокруг, чтобы сбить возможных преследователей с пути, чтобы они не могли узнать, где он живет. Поднялся и стоял около входной двери. Глубоко дышал. Поставил аквариум на ступеньку, запустил руку в карман, потом в другой — ключа нигде не было. Проверил несколько раз. Посмотрел задний карман. Лицо стало горячим, и ему вдруг захотелось кричать. Вспомнил, что когда выкладывал вещи из карманов в магазине, то ключа уже тогда не было. Дверь открывалась ключом изнутри и снаружи. Не мог поверить в происходящее. Посмотрел на аквариум — рыбка беззаботно плавала в маленьком пространстве целлофанового пакета. Ване хотелось плакать, и он не знал, что делать. Все зря.
Ваня сел на ступеньки. Он смотрел на кроссовки, и в голове не было ни одной мысли. Вдруг вспомнил, что когда только вышел из дома, то положил ключ под стельку, но совсем забыл об этом. Так я точно не потеряю его, — подумал он тогда. Достал ключ из кроссовки и дважды поцеловал его. Открыл дверь и услышал, как из другой комнаты бежит брат.
Ваня держал аквариум с рыбкой в пакете на уровне глаз — точь-в-точь Флакк. Поставил аквариум на прежнее место и выпустил рыбку из целлофанового пакета. Отнес мусор, захватив все пакеты с разбитыми стеклами, мокрыми газетами. Флакка запечатали в почтовый конверт и положили в мусорный пакет.
Братья дважды проверили, что в комнате все так, как было с самого начала. Вышли и закрыли дверь. Ваня вспомнил про кольцо. Несколько секунд думал и снова открыл комнату.
Прежде чем положить кольцо обратно в черную и тяжелую шкатулку с замершей балериной, Ваня еще раз надел его. Сначала на безымянный палец, потом на указательный. Дверь снова закрылась. Мама может заметить подмену — рыбка все же отличалась от Флакка. Ваня взял стул и положил ключ от комнаты туда, откуда взял его.
Разогрели еду и сели за стол. Все, что делали братья, было подчинено одной цели. Они совсем не разговаривали — у них было общее чувство и слова не могли ничего добавить.
VI
— Почему не спите? Куда-то ходили? Почему коврик у двери сдвинут?
— Да никуда не ходили мы. Мусор выкинул только.
— Я выздоровел!
Мама присела и обняла сыновей. Усталость наполняла ее, как теплая вода наполняет ванну.
— Как все прошло?
— Ваша мама была на высоте. Нервничала, но меня все похвалили.
— Еще бы.
— Тут без происшествий?
— После нас хоть потоп. В лучшем виде.
— Откуда ты набрался этого!
Она поцеловала сыновей, они по очереди поцеловали ее. Пошли в свою комнату.
Лежали в кровати и слышали, как дверь в комнату открывается. Звук замка был уже привычным. Савва залез на второй этаж к Ване — они были рядом и едва дышали. Мама тихо напевала какую-то старую грустную песню. Высокий камертонный звук — мама, должно быть, стукнула ноготком по аквариуму. Слышали ее шаги — она шла к ним в комнату. Притворились, что спят. Она стояла около их кровати и несколько секунд смотрела.
— Вы думаете, во сне люди не дышат?
Они засмеялись и открыли глаза, и она засмеялась тоже. В комнате было совсем темно, и все предметы успели превратиться в плотные тени. Мамины глаза тускло поблескивали. В коридоре горела лампа, и трапеция бледного света лежала на пороге комнаты, как дверной коврик. Пожелала сыновьям спокойной ночи и еще раз поцеловала их. Она не стала полностью закрывать дверь. Только немного прикрыла ее и погасила в коридоре свет.