Медведев
Григорий Васильевич родился в 1983 году
в Петрозаводске. Учился на факультете
журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова и
в Литературном институте им. А. М.
Горького. Публиковался в журналах «Дети
Ра» и «Знамя». Работает редактором в
одном из интернет-изданий. Живёт в городе
Пушкино Московской области. В «Новом
мире» публикуется впервые.
Григорий
Медведев
*
БЕЛЫЙ
ШУМ
*
*
*
То,
что войной считалось, —
в
сорок пятом осталось.
А
если где-то стреляли,
если
десант и разведка
кровавили
каски, разгрузки, —
по-другому
именовали,
по-русски,
но
войной называли редко.
Помнили
ту, большую,
роковую,
пороховую,
на
безымянных высотах
священную,
мировую,
все
батальоны и батареи.
А
этих старались забыть скорее,
напрасных
своих «двухсотых».
*
*
*
Хорошо
созревает рябина,
значит
нужен рябинострел,
чтобы
щелкала резко резина
и
снарядик нестрашный летел.
Здесь
удобное мироустройство:
вот
— свои, а напротив — враги;
место
подвигу есть и геройству,
заряжай
и глаза береги.
Через
двор по несохнущим лужам,
перебежками
за магазин —
я
теперь не совсем безоружен,
я
могу и один на один.
Дружным
залпом в атаке последней
понарошку
убили меня,
и
все тянется морок посмертный
до
сих пор с того самого дня.
*
*
*
Выпусти
пса на детской площадке,
где
ржавая горка, песок, качели,
турник,
чьи низкие стойки шатки.
Листья
почти облетели.
Это
даже не середина жизни,
и
вокруг не лес, а гнильца, болотце;
подойди
к перекладине и повисни,
подтянись,
пусть сердце сильней забьется.
Бывшим
школьникам тонкокостным
перед
кем запоздалым успехом хвастать?
Но,
вдыхая жадно октябрьский воздух,
все
упорствуешь: девятнадцать, двадцать...
Подростковая,
в общем-то, зависть, обида,
только
зря — не разверзнется клумба
и
герои дворовые из Аида
не
восстанут в час твоего триумфа.
*
*
*
Научись
дышать пустотой.
Это
отныне твой дом родной.
Что-то
подобное пел БГ,
а
ты ему подпевал.
Выглядело
смешно.
Тогда
еще не сдавали ЕГЭ
и
кассетник пленку жевал.
Это
время уже прошло.
В
новом времени, в пустоте,
песенок
нету, а наши — те —
превращаются
в белый шум.
Он
идет-гудёт,
он
идет-гудёт.
Никаких
не наводит дум.
*
*
*
Я
смотрю из окошка трамвая,
как
вторая идет моровая,
и
моя поднимается шерсть.
Братец
жизнь меня учит и братец смерть.
Я
котенок с улицы Мандельштама.
Отвези
меня, мама,
в
Ванинский порт, брось во терновый куст,
будто
чучелко смоляное.
Только
б не слышать косточек гиблый хруст
и
всё остальное.
*
*
*
Яблоня
плодоносит лет пятьдесят,
если
хватает сил.
Мой
дед, посадивший сад,
его
уже пережил.
Мы
вдвоем в запустелом сидим саду,
август,
трава ничком.
Поднимаю
и на скамейку кладу
антоновку
с битым бочком.
Дед
выпрямляется, гладит кору
яблонь,
кора жестка.
Верю,
приговоренные к топору,
они
узнают старика.
Жалко
тебе их? Кивает: да.
Ветер
доносит дым.
Он
все понимает и смотрит туда
куда-то.
И мы молчим.
*
*
*
Как
будто выморгал соринку
и,
с оптикой, другой от слёз,
впервые
поглядел всерьёз
сюда.
И всё тебе в новинку.
Уже,
смотри-ка, дуб зазеленел,
и
комариный князь Болконский зазвенел,
и
братья муравейные, сутулясь,
шагают
среди трав своих и улиц.
Оставь
тяжеловесную печаль.
Она
здесь устарела, как пищаль,
и
через раз грозит осечкой.
Не
бойся: нас и так прикроют, защитят
те,
что в осоке медленно шуршат
и,
легкокрылые, висят над речкой.