письмо Д. Д. Шостаковича
МИЛОСЕРДИЕ
письма
Публикация, текстовый
комментарий и примечания В. В. Перхина.
Перхин Владимир
Васильевич родился в 1942 году, окончил
Ленинградский Государственный
университет. Доктор филологических
наук, профессор Кафедры истории
журналистики Института «Высшая школа
журналистики и массовых коммуникаций»
СПбГУ. Автор и составитель ряда книг, в
числе которых «„Открывать красоты и
недостатки…” Литературная критика от
рецензии до некролога. Серебряный век»
(Саратов, 2001), «Русские литераторы в
письмах (1905 — 1985). Исследования и
материалы» (СПб., 2004); «История журналистики
Русского зарубежья ХХ века. Конец 1910-х
— начало 1990-х годов. Хрестоматия» (М.,
2011). Живет в Санкт-Петербурге.
Данная публикация
входит в блок материалов (2016, № 8, 9),
посвященных 110-летию со дня рождения
Дм. Дм. Шостаковича.
МИЛОСЕРДИЕ
Неизвестное
письмо Д. Д. Шостаковича о С. С. Прокофьеве
Об отношении власти большевиков к
артистической интеллигенции опубликованы
многие документы1. Но корпус этих
документов в государственных архивах
еще далеко не исчерпан. Это подтверждает
и письмо Д. Д. Шостаковича о С. С.
Прокофьеве, публикуемое впервые.
В 1947 году при поддержке Всесоюзного
комитета по делам искусств композитор,
вернувшийся из эмиграции в 1936 году,
получил звание «Народный артист РСФСР»2.
В начале 1948 года в постановлении ЦК
ВКП(б) об опере В. И. Мурадели «Великая
дружба» он был назван композитором,
«придерживающимся формалистического,
антинародного направления»3. В
недавно опубликованном дневнике его
жены М. А. Мендельсон-Прокофьевой подробно
день за днем описано состояние композитора
после этого постановления. Очень часто
там встречаются выражения «плохое
самочувствие», «категорическое запрещение
врачей»4. Однако, несмотря на
болезненное и тягостное состояние,
композитор продолжал работать — писал
оперу «Повесть о настоящем человеке»
о силе духа русского советского человека
в годы Великой Отечественной войны. Она
создавалась по заказу Ленинградского
театра оперы и балета им. С. М. Кирова.
В конце года состоялось ее концертное
исполнение. Оно было плохо подготовлено.
Композитор находился в зале и был
поражен: «Певцы и оркестр выучили оперу
еле-еле… Певцы... читали по складам…»
В результате вместо «реабилитации» в
глазах власти, желавшей, чтобы композитор
писал мелодичную и «понятную» массам
музыку, он опять услышал ропот недовольства
и претензии. Одновременно от него
требовали переделать оперу «Война и
мир», создававшуюся в годы войны. «Сережа,
— записано в дневнике жены, — удивительно
умеет брать себя в руки, но как непоправимо
все это сказывается на его здоровье».
1949 год начался с упреков в прессе о
«крайней формалистичности» музыки в
опере «Повесть о настоящем человеке».
Из-за этого Прокофьеву не оплатили
работу над этим сочинением; был выдан
только аванс. Наступало безденежье,
композитор не мог расплатиться с долгами,
которые он сделал для покупки дачи.
Деньги были нужны и на помощь детям,
которым он обеспечивал «регулярно
деньги на питание, квартплату, обучение...»
Здесь надо напомнить, что дети у Прокофьева
были от первого брака с певицей испанского
происхождения Линой Ивановной Прокофьевой,
с которой он расстался еще перед войной.
20 февраля 1948 ее арестовали, она оказалась
в лагере5. Сыновья остались без
матери. Прокофьев никому не говорил о
своих переживаниях, но это жизненное
испытание могло только усилить развитие
гипертонической болезни.
Композитору нужна была кардинальная
медицинская помощь. 16 февраля 1950 года
жена записала в дневник: «Сегодня решила
позвонить Д. Д. Шостаковичу, зная его
отзывчивость в подобных случаях. Через
час после моего звонка Шостакович был
у нас (впервые). Он обещал сделать все,
что можно, понимая всю трудность нашего
нынешнего положения. Он понял, что для
Сережи крайне важно находиться в момент
моей операции под наблюдением врачей,
где в любую минуту ему может быть оказана
срочная помощь; понял, что означает для
меня сознание того, что Сережа поставлен
в наилучшие условия; понял, что означает
для нас обоих возможность видеть друг
друга, находясь в одном помещении».
Может быть, как никто Шостакович понимал
состояние Прокофьева и потому еще, что
их имена стояли рядом в списке сочинителей
«антинародной» музыки. К тому же он был
депутатом, и заботиться о ближних было
для него привычным делом. Личное
сочувствие горю Прокофьева и общественная
обязанность совпали. Уже на следующий
день появилось письмо на бланке «Депутат
Верховного Совета РСФСР Шостакович
Дмитрий Дмитриевич» (оно сохранилось
в фонде В. М. Молотова в Российском
государственном архиве социально-политической
истории):
17 февраля 1950 г.
Заместителю Председателя Совета
Министров СССР
Вячеславу Михайловичу Молотову
Многоуважаемый Вячеслав Михайлович!
Обращаюсь к Вам с большой просьбой:
окажите, пожалуйста, содействие в
помещении выдающегося советского
композитора Сергея Сергеевича Прокофьева
и его жену Мирру Александровну (так в
подлиннике. — В. П.), в Кремлевскую
больницу. С. С. Прокофьев страдает
гипертонией в повышенной форме, а у его
жены образовалась киста и ей требуется
серьезная операция. Здоровье С. С.
Прокофьева вызывает тревогу. Профессора,
наблюдавшие за его здоровьем, работают
в лечсанупре (Лечебно-санитарное
управление. — В. П.) Кремля и таким
образом, они смогут за ним наблюдать,
если его и его супругу поместят в
Кремлевскую больницу. С. С. Прокофьев
не прикреплен к лечсанупру Кремля. Если
можно это сделать, то надо его прикрепить.
И, во всяком случае сейчас, может быть
в порядке исключения, положить его в
больницу.
Очень прошу Вас помочь в этом деле.
Примите мои лучшие пожелания
Д. Шостакович
Москва 151, Можайское шоссе,
37/45, кв. 87. Тел. Г1-22-56
Сообщаю адрес С. С. Прокофьева в Москве,
Проезд Художественного театра, 6, кв.
47.
Тел. К1-97-68.6
Текст напечатан на машинке прописными
буквами, подпись — автограф. В левом
верхнем углу письма резолюция: «Разрешаю
поместить Прокофьева и жену. В. Молотов.
17.II.». День в день. 18 февраля жена отметила
в дневнике: «Все произошло действительно
с молниеносной быстротой. Оказывается,
Шостакович написал В. М. Молотову. Нас
вдвоем поместили в кремлевскую больницу.
<…> Сережа взял с собой портфель, в
который вложил партитуру „Каменного
цветка”».
Операцию жене сделали быстро и выписали
из больницы, а Прокофьев оставался там
до начала апреля. Потом лечение
продолжалось в санатории. Полное
выздоровление так и не наступило. Но
милосердие Шостаковича продлило жизнь
композитора на три года. Он сочинил
много прекрасной музыки, в том числе
балет «Сказ о каменном цветке», Седьмую
симфонию и Симфонию-концерт для виолончели
с оркестром. Премьера концерта состоялась
в феврале 1952 года. Исполнял М. Л.
Ростропович, оркестром руководил С. Т.
Рихтер. Это произведение и сейчас
рассказывает людям о трагических
переживаниях художника давно ушедшей
эпохи. А его исполнение при жизни
композитора показывает, что искусство
Прокофьева все же не удалось в полной
мере вывести из художественного оборота.
Правда о трагизме жизни доходила до
современников вопреки всем попыткам
борцов с «формализмом». А они, надо
отметить, продолжали действовать:
упомянутая брошюра была подписана в
печать 12 сентября 1951 года — к пятилетию
первого из четырех постановлений. Ее
тираж — 500000 экземпляров. И в то же время,
когда она продавалась во всех книжных
магазинах, планировались концерты
Прокофьева, продолжала звучать его
музыка. Косвенно этому помог и Молотов,
как бы оказавший покровительство
художнику своим указанием об устройстве
супругов в Кремлевскую больницу.
Чем руководствовался Молотов, мы можем
только предполагать. Нельзя исключать,
что и для него этот жест был в какой-то
мере продиктован человеколюбием. Одно
можно сказать точно: прежде всего он
учитывал политическую целесообразность
своих действий, как и все большевистские
руководители. А она заключалась в том,
что в 1949 году Шостакович, командированный
в США, укреплял авторитет Советского
Союза и его руководителей. В этой роли
«человеческого лица» большевистского
режима он был нужен и в дальнейшем.
Поэтому откликнуться на его просьбу
считалось политически целесообразным
в расчете на последующую «благодарность».
Подобное было и раньше. Например, в 1946
году Шостаковичу предоставили в Москве
пятикомнатную квартиру и выдали 60000
рублей «на хозяйственное обзаведение7».
Прокофьев не получал от власти такой
значительной финансовой поддержки, к
тому же, подчеркнем, тайной, помимо
гласных сумм Сталинских премий. Да и
они после 1947 года обходили его стороной.
В то время как Шостакович продолжал их
получать: в 1950-м за музыку к фильму
«Падение Берлина», в 1952-м — за 10 поэм
для хора без сопровождения на слова
русских революционных поэтов. В отличие
от Прокофьева он более точно выбирал
политически безупречное содержание
для своих работ. Но когда в 1957 году
Молотов потерял политическое влияние,
Шостакович способствовал тому, чтобы
через несколько месяцев отменили
постановление об «антинародной» музыке.
Это был акт защиты чести и достоинства
композиторов, их музыки, в том числе
Прокофьева, а в конечном счете — тоже
акт милосердия по отношению к здравствующим
композиторам.
Человеколюбие и сострадание — это
этические ценности Шостаковича и
Прокофьева, которым они были всегда
верны. Молотов не придавал им высшего
значения, можно сказать, он изъял их из
своего лексикона и только иногда проявлял
движения, похожие на заботу о человеке,
как в случае с откликом на письмо
Шостаковича о страданиях Прокофьева.
В. В. Перхин
Приношу благодарность Ирине Антоновне
Шостакович, Галине Дмитриевне Шостакович
и Максиму Дмитриевичу Шостаковичу за
разрешение опубликовать письмо.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См.:
Власть и художественная интеллигенция.
Документы ЦК РКП(б) — ВКП(б) — ВЧК — ОГПУ
— НКВД. 1917 — 1953 гг. Составители А. Артизов
и О. Наумов. М., «РОССПЭН», 1999.
2. См.:
Деятели русского искусства и М. Б.
Храпченко, председатель Всесоюзного
комитета по делам искусств (апрель 1939
— январь 1948). Свод писем. Издание
подготовил В. В. Перхин. М., «Наука»,
2007, стр. 596 — 608.
3. После
публикации в газетах переиздавалось в
брошюрах. См.: О журналах «Звезда и
«Ленинград». О репертуаре драматических
театров и мерах по его улучшению. О
кинофильме «Большая жизнь». Об опере
«Великая дружба» В. Мурадели. М.,
«Госполитиздат», 1952, стр. 26.
4.
Мендельсон-Прокофьева М. А. О Сергее
Сергеевиче Прокофьеве. Воспоминания.
Дневники (1938 — 1967). Научная редакция,
предисловие и комментарии М. А. Кривцовой.
М., «Композитор», 2012. Далее цитаты
приводятся по этому изданию.
5.
О ней см.: Morrison S. The Love and Wars of Lina Prokofiev.
London, «Harvill Secker», 2013.
6. РГАСПИ.
Ф. 82. Оп. 2. Ед.
хр. 1464. Л. 63-63об.
7. См.:
Москва послевоенная. 1945 — 1947. Архивные
документы и материалы. Ответственный
редактор Т. М. Горяева. М., «Мосгорархив»,
2000, стр. 681; Деятели русского искусства
и М. Б. Храпченко.., стр. 643.