ПОСЛЕ ТЕБЯ

Куллэ Виктор Альфредович родился в 1962 году на Урале. Поэт, переводчик, эссеист, сценарист, комментатор собрания сочинений Иосифа Бродского. Лауреат литературных премий. Живет в Москве и Санкт-Петербурге. Постоянный автор «Нового мира».

Виктор Куллэ

_*

ПОСЛЕ ТЕБЯ

_{* *}

_*

Пустота влечёт как магнит,

да любовь удрать не даёт.

Лист ещё на ветке дрожит —

страшен беспилотный полёт.

Милая, ты ветру сродни,

и любовь тебе не к лицу.

Падающий лист — подтолкни.

Небо подари беглецу.

_{* *}

_*

Жду, когда ты номер наберёшь, —

чтобы голос с головой накрыл,

заставляя вслушиваться в ложь

и подыгрывать по мере сил.

К страху перед пошлостью святой

выработался иммунитет.

Было болью — стало пустотой.

Неподдельнее опоры нет.

_{* *}

_*

Жизнь, что завершилась вчерне,

впору переводить в беловик.

Но питаться светом извне

я и к старости не привык.

Ностальгический идиот

всё ещё зачарован тьмой

той любви, что его спасёт —

чтоб неспешно добить самой.

     Любовь

Водицей питьевой

прикидывалась — чтоб

накрыло с головой.

Лишь чудом не утоп.

Потом с ума свела,

отхлынув как волна.

Печаль моя светла.

Тоска моя черна.

_{* *}

_*

Что умолк, хохлатый щегол?

Звуки в клюве оцепенели?

Ветвь, где эту зиму провёл,

зеленеет от трели к трели.

Чем роскошнее шум листвы,

тем пичуги песнь бестелесней.

Умирают — от нелюбви.

Это лучше, чем от болезней.

_{* *}

_*

Будущее без тебя

как-то щедро на дары.

Странно: поэтов толпа,

но все друг к другу добры.

Я на Мальорке. Луна

кругла. Небосвод кристаллист.

Пальма не влюблена

в тоскующий кипарис.

Милая, после тебя —

трезвый, уже не слепой, —

заново душу слепя,

всё же останусь собой.

После тебя всё одно:

жив или делаю вид.

Это не мной зажжено.

Пусть само прогорит.

Mallorca, Casa Oliver, 22.IV.2016

_{* *}

_*

С годами к слепоте пожёстче,

но мягше к слабостям. Любым.

Ты наилучшею из женщин

был незаслуженно любим —

пусть ненадолго. Так изволь

пристойно написать про это

и просто помнить: даже боль —

источник внутреннего света.

Mallorca, 25.IV.2016

_{* *}

_*

Смолоду, цитатами набит,

всяк пытает: «быть или не быть?»

Быть — не экзистуха, дурачьё.

Это лишь умение твоё

противостоять небытию.

Вот: посильно противостою.

_{* *}

_*

Было снегом —

стало словом.

Свыкся с веком.

Тошно в новом.

Ремесло вам

вспомнить не с кем…

Было словом.

Стало снегом.

_{* *}

_*

Маясь в ледяном остроге,

дьявол думает о Боге.

Что обиднее всего:

Господу — не до него.

Люди мелочны и слабы —

вот и надобно спасать.

Глупо собственные ляпы

на лукавого списать.

Сколь бы нынешний дурдом

ни разросся плотно,

будущее — за добром.

Ибо зло — бесплодно.

     В Ярославле

Ну здравствуй, волжская волна!

Затеял пересечь пространство —

да видимо перестарался

и перепутал времена.

По набережной — где латынь

зубрил мой батя студиозом —

бреду, как будто под наркозом.

Река. Безветрие. Теплынь.

Курчавый, стройный, молодой,

мечтающий о самой-самой,

ещё не повстречавшись с мамой —

своей любовью и бедой, —

ещё живущий наугад,

считай что на автопилоте…

Уже потом, под грузом плоти,

он станет чуть сутуловат.

Мечтал исколесить весь свет,

а выпала — одна шестая.

Я это позже наверстаю —

меня ещё в проекте нет.

Работа — дом — работа — дом —

по выходным всё чаще дача.

Смерть, за плечом врача маяча,

ужо своё возьмёт потом.

Здесь, в Ярославле, видит Бог,

он — юн, беспечен, осязаем…

Жаль: мы друг друга не узнаем

в такой свирепый солнцепёк.

_{* *}

_*

За столетие на сантиметр

подрастает самшит.

Жизнь завершается смертью. Смерть

человека страшит.

Вот и сходит с ума самоед,

плодит несуразную муть.

А может, чтобы увидеть свет —

достаточно выключить тьму?

_{* *}

_*

Крыльев трепетная бахрома

чует траурную кайму.

Смерть — не боль. Просто холод и тьма.

В ней вполне можно жить. Но к чему?

Мотылёк, грациозен и мал,

размышляет при виде костра:

«Мир ловил меня — но не поймал.

Вечереет. Пожалуй, пора».

_{* *}

_*

Ребёнок, которому взрослый впервые солгал,

влюблённый слепец, проведавший об измене, —

ещё не подозревают, что жизнь состоит из лекал.

Вот и ведут себя как дилетанты на сцене.

Лгать будут все. Верить нельзя никому

(в первую очередь — самообману души).

Но сохранить рассудок въедливому уму

позволяет лишь вера, противостоящая лжи.

_{* *}

_*

И сызнова демон прелестный прельстит,

душе предвещая разлад.

Утративший крылья — не в силах простить

того, кто остался крылат.

Вот так и любовь, мой последний оплот…

Бездумно, почти как дитя,

сначала она отправляет в полёт,

потом — режет крылья шутя.

_{* *}

_*

Забыл, а всё одно болит —

как Родина в изгое.

Свирепый труд, кромешный стыд

и укрощённый голос

лишь для того, чтобы она —

в объятиях мужчины

заснув, удовлетворена —

проснулась без причины.

_{* *}

_*

Когда мы были Ангелами — ты

до сумасшествия, до дурноты

умела всякий раз предстать иною.

Я сознавал, что я тебя не стою.

Пора свободы, счастья, нищеты.

Когда мы были Ангелами — мне

казалось: наши тени на стене

таинственной платоновской пещеры —

вне власти денег, похоти, карьеры —

неразлучимы в праздничном огне.

Когда мы были Ангелами — нам

досталось это небо пополам,

полёт беспримесный, лишённый цели.

Но постепенно крылья ослабели,

пришла обыденность, сказав: ням-ням.

Теперь друг друга не желаем знать.

Не повернуть, как ни пытайся, вспять

привыкшую к вращению планету.

Но, чтоб из-под земли пробиться к свету,

вновь остаётся Ангелами стать.

_{* *}

_*

Солнце, как в исполинской линзе,

преломляется в Невской дельте.

Я любил тебя больше жизни.

Но, наверное, меньше смерти.

Уповал, как на Бога. Бог же

занят и не может не мешкать.

Но любовь всё же смерти больше.

Хоть, случается, жизни меньше.