Жук
Вадим Семенович родился в 1947 году в
Ленинграде. Окончил театроведческий
факультет Ленинградского государственного
института театра, музыки и кинематографии.
Поэт, актер, сценарист, драматург,
режиссер, теле- и радиоведущий. Создатель
и художественный руководитель театра
«Четвертая стена». Стихи публиковались
во многих журналах и альманахах, в том
числе в «Знамени», «Октябре», «Арионе».
Автор четырех поэтических книг.
Живет
в Москве. В «Новом мире» публикуется
впервые.
Вадим
Жук
*
СКВОЗЬ
ЗАРОСЛИ ЧАПАРРЕЛЯ
* *
*
Представь
себе — каков он русский Стикс.
Как стынет
небо над водою чёрной,
Какая ивушка
на берегу грустит,
И тянет дымом
с пашни обречённой.
За поворотом
выросло село,
Гребущий в
днище упирает пятки
И синей
изолентою весло
Замотано в
районе рукоятки.
Покинут лес.
Покинут пёс. Покинут дом.
Все спешные
приметы человека.
Торопится
гребец, покуда льдом
Не затянула
непогода реку.
* *
*
Пояс с кольтом
отстёгивая на ходу,
Холм для нас
застелили мхом и согрели,
Палубной
походкою я иду
Сквозь заросли
чапарреля, дорогая, сквозь заросли
чапарреля.
Воробьиное
граффити на раскисающем льду
Или чухонский
светлый расплыв акварели
В белом июне.
Ты видишь, как я иду,
Сквозь заросли
чапарреля, заросли чапарреля.
Ранних лисичек
корзинка псом прижалась к ноге,
Скачут индейцы
по милой и влажной Карелии.
Рыжий Майн
Рид на полке, цент в пироге,
Капли брусники
в зарослях чапарреля.
Там в небывалом,
но бывшем когда-то году,
Десятилетний,
начитанный, ростом не больше свирели,
К тебе,
десятилетняя, я иду,
Сквозь ржавую
проволоку, сквозь заросли чапарреля.
* *
*
«Аврора»
грозная, теснящая Неву,
На набережной
чёрные заводы.
Я был уверен
в том, что доживу
До ноября
семнадцатого года
Другого века.
В нём мы победим
Весь старый
мир могучей силой ратной,
Порядок новый
в мире утвердим,
И будет всё
доступно и бесплатно.
И нашей
Революции сто лет!
Салют в
вечернем небе распылённый!
И мне подарят
чёрный пистолет
И белые
бумажные пистоны!
Осталось
десять месяцев. Не срок.
Я доберусь
до этого столетья.
Но вряд ли я
нажму на твой курок,
Прощай,
прощай, мой чёрный пистолетик.
Здесь будущее
залито свинцом
И тягостна
свинцовая погода.
И бьёт
свинчаткой ветер мне в лицо,
Две тысячи
семнадцатого года.
28
декабря 2016
* *
*
Одна и та же
белая звезда,
Над парком
за окном и над могилой Блока,
Над женщиной
чужой и светлоокой,
Над поездом
до пункта «никуда»,
Над лапчатым
Кремлём, над спящим Эрмитажем,
Одна и та же.
* *
*
Это Владимир
Набоков с сачком,
Ловит крылатых
лолиток сачком,
Хищен, изящен
и тучен.
Чтоб хорошо
красоту разглядеть
Надо её на
булавку надеть
Можно тогда
красоту разглядеть
Лучше.
* *
*
Просторный
кабинет. Отдёрнуты гардины.
До края,
лейтенант, армянского налей.
Я список
лагерей прочёл до середины,
Вот он идёт
как раз за списком кораблей.
Краслаг и
Чердыньлаг, Особый Соловецкий,
Вятлаг и
Дубровлаг, Свирьлаг, Сиблаг, Дальлаг.
Норильский,
Озерлаг, Таёжный, женский, детский.
Сыпняк. Барак.
Собак. Архипелаг Кулак.
Да выпей сам,
сынок... Заешь хотя бы сушкой,
Посыпался
народ ввиду особых мер.
Прими их,
лейтенант, — Дефо, Сервантес, Пушкин
Записывай,
сынок, — Катулл, Рублёв, Гомер….
Вагон
Когда мы
наконец друг к другу притерпелись,
Все сорок
человек и восемь лошадей..
Как славно
было нам! Какие песни пелись!
Какой разгул
свобод! Какой обмен идей!
И первые два
дня, когда мы испражнялись,
От окружавших
взгляд стыдливо отводя,
Мы чувствовали
стыд и даже извинялись.
Но сумно
стало нам и нашим лошадям.
Вагон стоял
забыт. Незыблем. Не колеблем.
Среди огрызков
рельс, среди обломков шпал.
Песок и
креозот. Железных прутьев стебли.
Он толком
сам на знал, как он сюда попал.
Вагон стоял
забит аршинными гвоздями.
Дымился и
смердел. Вокруг цвела весна.
Они были
людьми, мы были лошадями.
Нас был
двойной набор, но смерть была одна.
Тускнел
нагрудный знак «Челябинск — Чебоксары»,
Уже не зная
жить, мы снова стали петь.
И подлетал
к нему оголодавший сарыч,
И пробовал
запор отчаянный медведь.
Один из нас
исторг на грязь настила семя,
Зубами в
вороной другой вцепился бок...
Потом не
стало нас. И я ушел со всеми.
И не могу
сказать, кто автор этих строк.
* *
*
Видишь,
мальчик бежит.
Сзади девочка
с криком бежит: «Не бежи!»
На песке
остаются пятипалые лёгкие лодки.
Не догнала.
Устала. Он скрывается за гаражи.
Муравьи по
тропинке идут такелажной походкой.
Он плюёт в
муравья. Попадает. Тот гневно глядит,
Вытер лапы
о грудь и берётся опять за поклажу.
Мальчик лёг
за «Максим». Далеко впереди
Он заметил
десант, по родному крадущийся пляжу.
«Тра-та-та»
! Он за сопкой — невидимый им,
«Тра-та-та!»
! Только эхо к волне покатилось!
Нужно каску
воды! — перегрелся «Максим»!
Отойти
невозможно! Тут она появилась.
Улыбается.
Жалкие плечи. Глядит воробьём.
Через тёмную
чёлку. Живую. Густую.
Он толкает
её, потому что он любит её
И любить
обречён до тех пор, пока мир существует.