Лиснянская
Инна Львовна (1928 – 2014) – поэт, прозаик,
эссеист. Лауреат многих премий, в том
числе Государственной премии (1998), премии
Александра Солженицына (1999), премии
«Поэт» (2009). Выпустила двадцать восемь
книг стихотворений. Среди иных трудов
– исследования о поэзии Анны Ахматовой,
«воспоминательная проза», переводы.
В нашем
журнале публиковалась с конца 1950-х
годов. Последняя прижизненная подборка
в «Новом мире» называлась «В туфлях на
медовом клею» (2013, № 12), первая посмертная
– «Вещий звон» – вышла три года тому
назад (2015, №?1). Последние годы Инна
Львовна подолгу жила у своей дочери в
Хайфе (Израиль). Похоронена в подмосковном
Переделкине.
Инна
Лиснянская
(1928
— 2014)
*
В
ЧАС НОЧНОЙ
Из разных тетрадей.
Публикация Елены Макаровой
* *
*
Обижали —
была отходчива.
Унижали —
была покорна.
Вот и вышла
из дома отчего
Вся в слезах,
но не выше горла.
Не кормили
— была услужлива,
Не любили —
бывала кроткой,
Вот и вышла
из дома мужнего
В крике вся,
но не выше глотки.
Научилась
прощать предательства,
Обвинят —
опускаю плечи.
Вот и вышла
я из издательства
В плаче вся,
но не выше речи.
1966
В
пригороде
Сейчас мне
тихо и светло,
От горя тише
я и строже.
Нас одиночество
свело,
И разлучает
нас оно же.
Во всем
гармония жива.
Так тщилась
я ее нарушить,
Но разлетелись
наши души,
Как эта бедная
листва.
Плывут
листочки по реке,
Гляжу на них
осиротело,
Я небо удержать
хотела
В своей
слабеющей руке.
Но, видишь,
руку мне свело,
Но, чувствуешь,
мороз по коже.
Нас одиночество
свело
И разлучает
нас оно же.
1966
* *
*
И думы, и
атомы вдруг расщепились,
Предметы
распались, друзья раздружились.
Да я и сама-то
с собой не в ладу —
Ладони в
огне, а сознанье во льду:
То красные
маки, то черные дуги,
То чье-то
дыханье в оконной фрамуге.
1979
* *
*
М.
С. Петровых
Чего только
в мысли не лезет!
И снова ты,
ноги поджав,
Сидишь на
тахте в затрапезе,
И падает
пепел в рукав.
Стекает по
желобу время
В канавы
родной Беговой,
Трамвайчика
гладкое темя
Мелькает за
мокрой листвой.
И ты, не меняя
квартиры,
Не помня
чужие грехи,
Незримой
касаешься лиры
И кроткие
пишешь стихи.
Губа оттопырена
гневно,
А очи так
дымно глядят,
Прости меня,
Марья Сергевна,
Другие меня
не простят.
Запев три
аршина пространства,
И целое небо
над ним,
Прости, что
привыкла я в гости
Не к мертвым
ходить, а к живым.
Не знаю, что
здесь тебя нету,
Не знаю, что
ты умерла,
Тебе подаю
сигарету
И пепельницу
со стола.
1980
Бакинский
пляж
Белые носки,
Красные
сандалии,
Желтые пески,
Море, и так
далее.
Детский мир
убит,
Перестал
быть сказкою,
Сей песок
покрыт
Кровию
армянскою.
Девочка в
песке,
На меня
похожая,
С лезвием в
виске,
С содранной
кожею.
Никогда, о
нет, —
В этот город
чертовый!
Память прошлых
лет
Кровью
перечеркнута.
1991
* *
*
Чудесной
взыскана я судьбой,
Где я ни
ючусь, ни верчусь,
Как винт с
бракованною резьбой,
Я ни за что
не ввинчусь
В истории
общее колесо,
И в механизм
часов,
Ни в брешь,
просверленную Руссо,
Ни в болт
напольных весов.
Ни в дырку
истины прописной,
Ни в круг
текущих затей.
Я счастлива,
Боже, и в час ночной
Молюсь я силе
Твоей.
1991
* *
*
Не грозит
мне Лета,
Не грозит
забвение,
У меня на это
Редкое
везение.
Я подобна
реющей
Над холмами
синими
Птице, не
имеющей
Собственного
имени.
Мыслью
ядовитою
Ночь моя
заполнена:
Чтобы стать
забытою,
Надо быть
запомненной.
Август
1992
Отходная
В этот сумрак
ночи певчей,
Словно в
обморок, впаду.
Догорят к
рассвету свечи,
Отраженные
в пруду.
Век мой! И
мои тревоги
Догорят во
мне к утру —
И твои омою
ноги,
И слезу твою
утру.
Бедный мой,
как долго длится
Твой последний
грозный хрип
Меж мгновеньем
медуницы
И почти
бессмертьем лип.
Был кровавым,
был продажным,
Едким, словно
ржа и дым,
Но каким бы
ни был страшным —
Был ты все-таки
моим.
Август
1992