Виктор Бердинских, Владимир Веремьев
*
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ГУЛАГА
Главы из книги
Окончание. Начало
см.: «Новый мир», 2018, № 10, 11
ИЗ РАЗДЕЛА 2. Лагерный социализм: несущие структуры
ГЛАВА 12. Мир за колючей проволокой («спецконтингенты»)
Лагерный мир… Это дно нашего общества. Его ужас, серая беспро-светность отражают в себе всю глубину социальной трагичности и нравственной ущербности нашей жизни», — так писал академик А. Д. Сахаров на закате советской эпохи, в марте 1988 года. Эти слова могут быть отнесены ко всей новейшей истории отечественной карательно-исполнительной системы, главную и неотъемлемую часть которой составлял Гулаг. Сталинско-советские лагеря были местом массового произвола и насилия, бесправия и унижения человеческого достоинства, изощренных издевательств и каторжного труда. Вместе с тем у каждого отдельного узника имелось конкретное место проживания и работы, среда его непосредственного обитания, — лагерное подразделение (лагпункт), где он проводил долгие годы заточения, а нередко и заканчивал свой земной путь. Приглядимся же внимательнее к этой обыденной лагерной среде, причем — глазами очевидцев, тех, кто имел к ней самое прямое отношение.
Условия жизни и труда заключенных однообразны и примерно одинаковы по всем лагерям, лаготделениям и лагпунктам. Они претерпели незначительные изменения за весь период существования Гулага.
Вот как, например, выглядела общая панорама 5-го лаготделения Воркутлага (затем Речлага) при шахте № 40 в Коми АССР (конец 1940-х — начало 1950-х годов): «Жилая зона ограждена колючей проволокой — высотой 3,5 метра. Изнутри — шестиметровая запретная полоса („запретка”), через каждые 15 метров — прожектора на специальных опорах (столбах), заливающие „запретку” электрическим светом. На расстоянии 100 — 200 метров — сторожевые вышки. Извне зоны — собаки на стальных тросах. В жилой зоне — 24 барака. Из них 4 заняты под служебные и хозяйственные помещения (санчасть, портновская и сапожная мастерские, продовольственный и вещевой склад, кухня и столовая („пищеблок”), карцер, парикмахерская, канцелярия, клуб и библиотека и т. д.). Каждый барак рассчитан на 120 — 180 заключенных. Стандартный размер одного барака — 30 метров в длину и 8 метров в ширину. Строительство такого барака осуществлялось следующим образом: на расстоянии двух метров друг от друга в землю зарывали столбы высотой 3 — 3,5 метра, к ним прибивали гвоздями два ряда досок, между которыми засыпался утеплитель (как правило, шлак от котельных или опилки). Затем прорезали окна и двери, потолок утепляли древесной стружкой — вперемешку со мхом. Крышу настилали толем, иногда досками. Зимой стены бараков присыпали снегом — толщиной до одного метра. Окна бараков закрывались стальными решетками. Освещение — керосиновые или электрические лампы. Внутри стены барака обмазывали глиной, а пространство в 6 — 8 метров отгораживали для сушилки одежды и обуви, тут же был умывальник (две бочки — с холодной и горячей водой). Вдоль стен — сплошные двухэтажные нары. Размер жилой площади на одного заключенного — 0,8 квадратных метра (где-то больше, где-то меньше, при общегулаговской норме — 2 „квадрата”). Нары покрывались матрацами, набитыми стружкой. С 1950 года каждому заключенному выдавали простыню и одеяло. Личные вещи хранились в деревянных ящичках или просто под матрацами. Барак отапливался обычно двумя железными печками. В центре — три длинных стола, скамьи (или табуреты). За порядком следили староста и двое дневальных, которые через день мыли полы. Раз в месяц проводилась санпрофилактика (борьба с клопами), которая обычно сводилась к ошпариванию кипятком мест, излюбленных этими насекомыми. Иногда в бараке устанавливали репродуктор, передачи велись из комендатуры. Ходить из барака в барак строго запрещалось, за этим следила „самоохрана” из числа заключенных. По нерабочим дням узников выводили в клуб — на „культурно-массовые мероприятия”. Раз в неделю (иногда реже) показывали кинофильмы, как правило, очень старые. Политбеседы, кружки самодеятельности, библиотека — вот и весь досуг…»
Лишь в некоторых деталях отличалась эта картина от того, что можно было наблюдать в те же годы в других лагерях. Мемуарная зарисовка так называемого «штрафного» лагпункта Вятского ИТЛ (Кировская область): «В жилой зоне размещались четыре барака с 4-мя секциями в каждом (в секции проживали побригадно по 40 — 50 человек)… В жилой зоне также размещались баня, сушилка, выносные туалеты, волейбольная площадка… Окна бараков зарешечены, двери обиты жестью, нары — двухъярусные, сплошные, с намертво закрепленными досками. На ночь в секцию заносилась „параша”, двери закрывались на замок, перед этим в каждой секции надзирателями проводилась проверка наличия осужденных. Все помещения строились капитально, из бревен или из бруса. Отопление печное, из коридора… К зоне строгого режима примыкала так называемая „хозяйственная зона” („хоззона”) с общим режимом содержания, отгороженная сплошным забором и с простреливаемым коридором. В „хоззоне” помещения были оборудованы двухъярусными нарами („вагонками”), в секции проживали по 15 — 20 человек (обычно — бригада), на ночь бараки не закрывались. Содержавшиеся здесь заключенные имели право свободно перемещаться по зоне, чаще писать письма, получать посылки и свидания. Они работали на лесоповале, погрузке леса в железнодорожные вагоны и в „хозобслуге” (по обслуживанию „спецзоны”)… Распорядок дня для заключенных: подъем — в 6.00, туалет, завтрак, в 7.00 — развод на работу. После развода — ежедневная проверка осужденных, оставшихся в зоне, работа с „отказчиками”... Для работающих обед готовили на производстве. После возвращения с работы — ужин, решение личных вопросов, дел и в 22.00 — отбой… Раз в 10 дней — помывка в бане со сменой белья и его прожаркой. Одежда традиционная: летом — хлопчатобумажные куртка, брюки и картуз. Зимой выдавались ватные брюки, телогрейка, бушлат. На ноги: летом — кирзовые сапоги (некоторым — резиновые „чуни”), зимой — валенки. В „хоззоне” разрешалась носка своих вещей. Ремонт одежды и обуви производился в местной мастерской, как правило, в ночное время, чтобы к началу рабочего дня все было отремонтировано...»
Таков — несколько бесстрастный, отрешенный — взгляд на зону со стороны сотрудника лагеря, служившего «по чину и уставу» и в силу этого считавшего, что заключенные должны жить и работать так, как требуют гулаговские инструкции. А вот каким запомнился мир «лагерного зазеркалья» одному из его бесчисленных узников — инженеру-конструктору Ю. Л. Юркевичу, проведшему в сталинско-бериевских лагерях более десяти лет (1940 — 1951): «Во всю длину лагпункта шла бревенчатая дорога шириной около 4 метров. По ее сторонам были проложены тротуары из дощатых съемных щитов, уложенных над вонючими, кишевшими крысами сточными канавами… Сзади бараков стояли длинные многоместные уборные. Существовало, кстати, правило — как ходить в уборную ночью: летом это разрешалось только в нижнем белье, зимой обязательно в верхней одежде. Дело, конечно, было не в заботе о зэках, а просто — чтобы часовой на вышке мог лучше различить человека. Если выйти в неположенном по сезону виде, то часовой мог и выстрелить. Так бывало… Все постройки были бревенчатыми, под драночными крышами… На территории зоны всегда стояла густая вонь от сточных канав, куда все норовили мочиться ночью, чтобы не тащиться до уборной, да и от самих уборных, очень редко очищавшихся… Посреди барака стоял длинный стол со скамьями по сторонам, а вдоль стен — в два ряда „вагонки”, разборные двухэтажные четырехместные нары стандартного для всего СССР образца, грязные и кишевшие клопами. Ближе к дверям помещалась большая кирпичная печь… В холодное время года печи непрерывно топились дневальными… и в бараках всегда было жарко, хоть и тянуло холодом из щелей плохо проконопаченных стен. В большие морозы углы промерзали насквозь и были украшены фестонами инея. Воздух в бараках всегда был спертый, воняло грязными портянками, прожаренной одеждой, самосадом… Постельного белья и подушек в лагере не полагалось, при удаче можно было получить на складе изношенное байковое одеяло, но обычно каждый укрывался своим ватным бушлатом, и спали почти или вовсе не раздеваясь…
Питание. Самое главное — хлеб… Хлеб всегда был плохой, водянистый до такого предела, что добавить еще каплю — и его уже нельзя выпекать. Мука была с всевозможными примесями — овес, ячмень, а то и гречневую муку добавляли, тогда хлеб получался голубым. Но во всех случаях был он малопитательным. Горячая пища полагалась трижды в день, и была она исключительно крупяной или мучной. Крупа шла самых дешевых сортов, мусорного качества. Заправлялась пища, еле заметно, растительным маслом, притом не всегда… Изредка добавлялись в баланду подгнившие соленые помидоры, капуста. Иногда давали вареный турнепс. Рыба или мясо бывали редким исключением. Вкус пищи всегда был скверным, но это совершенно не играло роли. Еда ценилась только по густоте и количеству… Необходимо было иметь собственный котелок, а лучше — два, для баланды и для каши, собственную ложку. Котелки всегда можно было добыть: за пайку или две хлеба их делали лагерные жестянщики. Деревянную ложку давали в столовой… Бригадир выдавал талоны на питание на весь день, такого образца, как трамвайные билеты, с текущими пятизначными номерами… Около столовой действовал черный рынок, на котором всегда можно было купить или на что-нибудь выменять талон на еду. Торговля шла одеждой, бельем, обувью, а также маслом и сахаром из больницы…
Каждое утро к 7 часам мы выстраивались в зоне по бригадам для отправки на работу… На улице еще ночь, лютый мороз… Одеты мы плохо, в рванье… Плетемся еле-еле, голодные и не выспавшиеся…
Вечером возвращаемся в лагерь. Каждый тащит полено для барака. Часть дров отбирает охрана в воротах — топить караулку и прихватить домой… Бежим за ужином, затем разогреваем котелки в бараке на печке. Наступают блаженные 2 — 3 часа до отбоя. В бараках жарища. Можно потолковать с соседями по нарам, узнать лагерные новости. И — спать… Кажется, только закрыл глаза — и вот уже подъем. В первый момент не соображаешь, где ты. Полутемно, холодно — за ночь барак выдуло. Кашель, матерщина, вонь. Кругом копошатся оборванные люди...
Обычно новоприбывшим выдавали одежду третьего срока — невообразимое вонючее рванье с прожженными у костров дырами. Верхней одеждой во всех лагерях служила телогрейка — удобная и практичная вещь, если новая. На зиму давались ватные бушлаты — те же телогрейки, но подлиннее и ваты побольше. Штаны были бумажные. В виде особой удачи можно было получить и ватные штаны, „инкубаторы”, как прозвала их лагерная интеллигенция. Но их было мало, они предназначались для общих работ. На теплое время полагались бумажные гимнастерки из чертовой кожи или похожего материала, такую ткань я видел только в лагерях. Шились они с воротником и манжетами другого цвета, например, зеленый с оливковым или черным. Это — чтобы легче распознать беглеца и чтобы не продавали за зону. Но это не помогало. Рассказывали, что в радиусе 50 километров вокруг лагеря все деревни были одеты в лагерные вещи… Зимой полагались валенки, но с ними всегда было туго, и всегда доставались они старые. Новые немедленно уходили за зону. Рабочих ботинок почти не было, и большинство работяг весну, лето и осень ходили в ЧТЗ — так назывались, по имени большого гусеничного трактора тех времен, огромные грубые калоши из прорезиненной ткани… Некоторые переживали в ЧТЗ и лютые зимы, обмораживая ноги. Страшный вид был у этой обуви. Идет по зоне такой вот доходяга-полупокойник, еле тащит своими слабыми ногами пудовые ЧТЗ, на голове ватная ушанка, одно ухо оторвано, подтянул руки в рукава бушлата с выжженной спиной. Смотрит под ноги: а вдруг кто-то уронил кусок хлеба!..»
Как видим, восприятие заключенного изнутри лагпункта кардинально отличается от взгляда на него снаружи — вольнонаемного сотрудника. Людьми в лагере управляли страсти, эмоции, чувства, инстинкты. Голод, страх, ненависть — основные из них.
Существенная бытовая грань жизни в любом лагере — это постоянная борьба с носителями антисанитарии: клопами, тараканами, мышами, крысами и т. п. В документах Гулага многократно отмечается и «большая завшивленность заключенных»: эта проблема также никогда не теряла в лагерях своей актуальности. Не меньшей бедой был и постоянный холод в бараках, что никак не способствовало «оздоровлению» вымотанных тяжелым физическим трудом, продрогших и промокших людей да еще при полуголодной пайке...
Весь распорядок жизни в лагере подчинен обеспечению главной его функции — выполнению «производственной программы». Какими способами и какой человеческой ценой решалась эта задача? Попытаемся более детально представить это с помощью тех же мемуарных свидетельств. По словам вольнонаемного сотрудника, один рабочий день на лагерном лесоповале протекал следующим порядком: «Развод на работу — в 7 часов. До мастерского участка (при расстоянии менее 5-ти километров) ходили пешком, строем по 4 — 6 человек в ряд, под конвоем обычно 2-х солдат с собакой. По прибытию на мастерский участок бригады расходились по своим рабочим местам. Лес валили лучковыми пилами. В 1951 — 1952 годах начали внедряться электропилы „ВАКОП” весом по 12 килограммов каждая, но вальщики от них отказывались и в доказательство своей правоты соревновались, кто быстрее спилит дерево — „ВАКОПом” или „лучком”, и в большинстве случаев победителем выходил последний — „лучок”... Вывозка леса в сортиментах на нижний склад производилась на лошадях, зимой — по „ледянке” (залитой льдом трассе), летом — по декавильной дороге (вместо рельсов по трассе параллельно укладываются бревна из подтоварника и по ним движутся специальные тележки, оборудованные колесами с вогнутыми ободами). Возчики были постоянными, за каждым из них закреплялась конкретная лошадь. На мастерском участке, под навесом, была организована кухня-столовая. Съем заключенных и их сбор в „отстойник” проходил по ударам в кусок рельса… Следует заметить, что вытаскивание бревен (трелевка), их погрузка на тележки — все делалось вручную, труд довольно тяжелый… Система трудовых зачетов, введенная в ИТЛ в самом начале 1930-х годов, затем периодически отменяемая и вновь восстанавливаемая гулаговским начальством, функционировала вплоть до 1960-х годов. При выполнении нормы на 121% и выше срок наказания засчитывался заключенному (в 1950-е годы) как 1:3, то есть один день работы — за три дня „отсидки”... Производительность труда у „рекордистов”, конечно, росла, но в больших объемах имелись и приписки невыполненных работ, „торговля” лесом между бригадами, прочие злоупотребления. В первую очередь „зачеты” шли „блатной” верхушке лагпункта...»
А вот как воспринимал течение своего рабочего дня на лесоповале рядовой лагерник: «Промзона — это квартал леса размером километр на километр, огражденный от остальной тайги просеками шириной до 50 метров. Летом в пределах отчетливой видимости по периметру стоят вышки с часовыми, а зимой по просеке вокруг зоны прокладывается лыжня, по которой регулярно (через 15 — 25 минут) проходит наряд из 2 — 3-х охранников, обследующих „запретку” — на предмет ее нарушения. При запуске в зону всех заключенных пересчитывают, как и при выходе из нее. Работают от темна до темна. В обед — один час на прием баланды, которая в лесу варилась более „темная” (появлялись крупинки перловки, ячки, пшена). С наступлением темноты — съем. Все бригадники волокутся к выходу на вахту. Пяти-десятиразовый пересчет наличия заключенных. „Пошел!”, „Ложись!”, „Стой!” — мат и все остальное „по заказу”... Дни зимы и весна проходили в непрерывной работе. Выходных не было. „Прогуляли несколько дней из-за морозов (было минус 40 градусов) — отрабатывайте!” Жизнь совсем потеряла свой смысл: поспал — и снова туда же, в лес…»
К этим подробным рассказам очевидцев можно лишь добавить, что не зря в лагерях называли лесоповал «зеленым расстрелом», а горные работы — «сухим расстрелом». Производственные нормы были велики и трудновыполнимы даже для физически могучих мужчин. А ведь чем «габаритнее» и сильнее человек — тем больше ему нужно пищи и тем быстрее (при лагерном довольствии) «валили» его дистрофия, пеллагра, цинга, дизентерия.
Делом здравоохранения в лагерях ведала особая медицинская служба (санитарные отделы и части). Многолетний (1939 — 1961 годы) узник, а затем исследователь Гулага Ж. Росси свидетельствует: «Главная болезнь и причина смертности советских лагерников — истощение от недоедания и чрезмерной нагрузки… Хронические болезни (артрит, астма, гипертония, сердечные болезни и прочее), как правило, не лечатся, и больных не освобождают от работы, так как теоретически их должны направлять на более легкие работы. Но, как правило, этих работ не хватает для всех хроников и не всегда возможно применение заниженных норм… С середины 1930-х годов приходится в лагерях 200 — 250 заключенных на одну больничную койку. С этого же времени условием госпитализации заключенного является согласие оперуполномоченного (или следователя), который, с другой стороны, всегда может предложить больнице принять нужного ему человека… Пребывание в больнице означает несколько лучшее питание и бытовые условия. Кроме того, для лагерника это отдых от изнурительной работы, а для сидящего в тюрьме — смягчение изолированности, так как в больничную палату попадают люди из разных камер...»
Врачами до 1950-х годов работали преимущественно заключенные и спецпоселенцы, а затем — вольнонаемные специалисты либо освободившиеся из лагеря, но не имевшие права выезда за пределы ИТЛ. Пациент-заключенный 1950-х годов так вспоминает о своих лагерных целителях: «О (лагерных) медиках кто-нибудь напишет много доброго. Как специалисты-врачи, как люди-человеки они заслуживают сердечной похвалы… Отношение врачей к лагерникам было человеческое, если последние действительно болели и не вели себя с медиками по-скотски. Не повернется язык говорить худого, если этого не было. Часто, очень часто врачи стремились дать отдохнуть работягам-доходягам перед отправкой их на лесоповал: если видели, что выписываемый из больницы опять „дойдет до ручки”, ему назначали повторное лечение в стационаре или санчасти при лагпункте. Попадались, конечно, и среди врачей подлецы, однако таких все же были единицы, это не массовое явление… Основная масса лагерных врачей — подвижники Божьей милостью, человеколюбы...» Лагерным врачам, действительно, работы всегда хватало с избытком.
Вся жизнь подневольного в лагере протекала внутри бригады. Ж. Росси замечал по этому поводу: «Группы лагерников численностью от около 15 до 35 человек для совместного производства работ объединяются в бригады. Работой бригады руководит бригадир („бугор”). Называют бригаду или по фамилии бригадира или номером. В бараке ей отводят место в одной секции… На общих работах бригадир (мужчина или женщина) расставляет людей и проверяет их работу; сам физически не работает, но официально числится „работающим на общих”. За каждую проработанную смену бригадир составляет подробный отчет (рапортичку). От его умения составить отчет („натянуть норму”, „зарядить туфту”) зависит питание („котел”) бригады. Часто из числа бригадников „бугор” выбирает себе помощников по „отчетной части”. Это неофициальная должность, и помощник обязан работать наравне с другими. Но в рапортичке „бугор” записывает ему наивысшую выработку, обеспечивая его наивысшей, после себя, нормой питания, особенно если тот является еще и его личным доносчиком… До „ежовщины” „бугор” выбирался бригадниками. С тех пор стал назначаться администрацией…»
По замечанию другого бывшего лагерника, а впоследствии писателя Е. Федорова, «лагерь нерукотворен, но формы его сложились не стихийно — это осуществленный идеал социализма». «Буграми» часто назначались матерые уголовники, которые, сами не работая, добивались (нередко прямым насилием) рабского повиновения бригадников (чтобы они «горбатили, не разгибая спины»), отнимали у них часть продуктов и вещей из посылок и передач, забирали лучшие порции в столовой, изымали деньги для «общака». Уголовная «система ценностей», ущербная криминальная психология пронизывали все поры и структуры лагеря: бригады, цеха, отделы, службы и т. д. Это только на первый взгляд кажется, что всем в зоне управляет «начальство в погонах» — оно, по сути, очень далеко от повседневной жизни заключенных. Власть формальных начальников зачастую иллюзорна и эфемерна. Реально делами в лагерях распоряжаются неформальные лидеры — из числа самих же заключенных. Люди эти — разные, но «авторитетными» и страшными для солагерников их делает абсолютная, практически ничем и никем не ограниченная власть над жизнями других заключенных. Ну а цена жизни рядового заключенного «не тянет и на копейку» — смерть разгуливает всегда неподалеку. Приведем образное воспоминание об этом одного из бывших лагерников: «Вся система лагерей была направлена на превращение огромных масс людей в лагерную пыль, и спастись удалось тем, кому помог Господь. На ручном повале каждый старался подобрать напарника по себе — и по силе, и по духу, а это очень важно. Нытик подбирал себе нытика, и они чаще всего уходили в небытие на пару. Хлюпик выбирал хлюпика, а сильные духом подбирали себе подобных и чаще всего выживали, если их просто чисто физически не уничтожали чекисты или их пособники — ворье со своими приблудами...»
Еще одна неотъемлемая черта лагерной жизни — повальное стукачество. В 1920-е годы руководство ОГПУ ставило задачу иметь среди заключенных в лагерях не менее 25% доносчиков. В 1930 — 1940-е годы эта плановая установка уменьшилась до 10%. Об успехах и неудачах в этом деле судить сложно, поскольку оперчекистские архивы, где сосредоточены списки лагерных «стукачей» и «шептунов», отчеты оперуполномоченных («кумовьев») о работе с агентурой, наглухо закрыты. Ориентируясь по некоторым косвенным источникам, можно лишь предположить, что гулаговские чекисты вполне укладывались в запланированный 10-процентный норматив. По официальным данным, в 1941 году «секретные сотрудники» составляли 1,7% от общего количества заключенных, а в 1944 году их число увеличилось до 8,0%, сохраняясь на этом уровне и в последующем. В июле 1947 года агентурно-осведомительная сеть Гулага насчитывала 139 тысяч человек. Отметим, что это — официальные сведения, которые не учитывают неведомое, но значительное количество «добровольных помощников», то есть тех лагерников, которые в силу ряда причин и обстоятельств соглашались доносить на своих соседей по бараку или напарников по работе. По воспоминаниям бывшего узника Гулага С. Климовича, когда во время восстания в Горном лагере (Норильск) в 1953 году специальная комиссия из заключенных вскрыла сейфы оперативного отдела 4-го лагерного отделения (с целью найти списки «стукачей»), то результаты этой операции потрясли всех: в списках оказались 620 человек, то есть каждый пятый заключенный. Среди доносчиков значились молодые и старые, мужчины и женщины, больные и здоровые, образованные и полуграмотные. По доносам «стукачей» в лагерях ежегодно привлекались к уголовной ответственности десятки тысяч узников. Новые приговоры, дополнительные страдания, а порой и гибель от пули палача — таков конечный результат этой тотальной системы «стукачества».
Бывший сотрудник (офицер) Вятлага рассуждает об этом явлении «со своей колокольни»: «Для эффективной работы лагадминистрации имелись осведомители („стукачи”). Их фамилии держались в секрете. Среди „стукачей” были и приспособленцы, провокаторы, с которыми работу приходилось прекращать. Через сеть осведомителей в лагере было предотвращено много преступлений, в том числе побегов и нападений на лагадминистрацию...» Цель оправдывает любые средства — вот основополагающий принцип и смысл деятельности лагерных чекистов.
Отметим, что, несмотря на все суровые административно-профилактические меры, в зоны широко, в массовых масштабах (особенно в 1950-е годы) проникали водка, одеколон, чай и другие так называемые запрещенные вещи. В «оттепель» заметно активнее стали распространяться и наркотики, в основном — анаша. Для некоторых вольнонаемных сотрудников продажа лагерникам спиртного, его суррогатов, а также наркосодержащих продуктов (прежде всего — чая) являлась, выражаясь современным языком, сверхприбыльным бизнесом.
Оперативная обстановка в лагподразделениях всегда отличалась повышенной напряженностью. Вот лишь одна выдержка из криминальной статистики того же Вятского ИТЛ за 1951 год (в общем-то не выходивший из ряда вон по отчетным общегулаговским показателям): проявлений бандитизма — 17 (убиты 15 человек, ранены — 4), случаев отказов от работы — 2681, «промотов» вещимущества — 431, «гомосексуального сожительства» — 217, хулиганства — 304, побегов — 24 (бежавших — 40), попыток к побегу — 25 (при участии 48 заключенных). В том же году на оперативном учете в этом ИТЛ состояли (как «склонные к побегу») — 1397 человек (каждый двадцатый лагерник). Лагерное начальство ставило «борьбу с побегами» на один уровень с профилактикой отказов от работы и уделяло этой борьбе первостепенное внимание. Конечно, побег из зоны (тем более таежной) — это всегда авантюра с минимальными шансами на успех. К тому же в немногочисленных поселениях и деревнях лагерной округи на беглецов «охотились» добровольцы из числа местных жителей: ловили и сдавали их, получая при этом премию (как за пушного зверя). Характерен следующий эпизод из воспоминаний одного бывшего лагерника — об отношении к беглецам в деревнях, прилегающих к границам лагеря: «Увидев такого „незнакомца”, деревенский малыш-постреленок тут же кричит: „Мамка, теленок прибежал!” А дело в том, что за выданного „беглеца” чекисты платили „натурой”: давали теленка, или поросенка, или два пуда (целых полмешка!) муки и т. п. Как тут устоять бедной и голодной женщине, не имеющей других средств к существованию? Это ведь — целое богатство для нее, спасение для ее семьи! До милосердия ли здесь?! А, кроме того, существовала ведь и ответственность за „недонесение”, притом — крутая!..» Множество бежавших сгинуло в болотах, умерло от голода, заплутав без карты и компаса в дремучих лесах, погибло от пуль розыскных групп (если оказывали сопротивление или не могли, обессилев, идти «своим ходом» назад — в лагерь). Побег из-под стражи квалифицировался как «контрреволюционный саботаж» (статья 58-14 УК РСФСР), наказывался с применением самых суровых мер — вплоть до «вышки» (расстрела), и собственный спецлагсуд на эту крайнюю меру не скупился. И тем не менее — побеги не прекращались: возможность (пусть иллюзорная) «самопомилования», реализации сладкой (пусть несбыточной) мечты о воле грела душу отчаявшегося и разуверившегося лагерника, подвигала его на смертельно авантюрный шаг. Чаще всего уходили в бега уголовники. Политзаключенные совершали побеги крайне редко.
Предельно сложная, постоянно взрывоопасная внутрилагерная обстановка требовала (по мнению гулаговского и местного начальства) соответствующих (то есть сверхжестких) мер «дисциплинарного воздействия» на заключенных. В реальности эта установка воплощалась в драконовски лютой так называемой дисциплинарной практике. Основным и наиболее популярным у лагерных начальников видом наказания, которым они щедро, не задумываясь, «одаривали» заключенных по любому поводу, являлось водворение в «барак усиленного режима» (БУР) либо в штрафной изолятор (ШИЗО). Это на самом деле — очень тяжелое наказание: потерять здоровье в неотапливаемом «штрафняке», находясь там без пищи и отдыха, можно в считанные дни. Сплошь и рядом «загоняли» в БУРы и в ШИЗО целыми бригадами — за «невыполнение производственных заданий», «плохое поведение» и т. д. Объективности ради (и отдавая должное изобретательности гулаговского нормотворчества) следует признать, что перечень применяемых к заключенным мер наказания, в общем-то, однообразием не страдает: в той или иной (иногда облегченной форме) они затрагивали почти всех лагерников (по присловью — «был бы человек, а наказание найдется»). Например, за 1957 год дисциплинарным взысканиям в Вятском ИТЛ подвергнуты 17895 заключенных, то есть практически весь среднесписочный состав «контингентов» этого лагеря. И преобладающей мерой наказания оставался «отдых на штрафняке».
Нельзя, говоря о бытовой стороне лагерной жизни, пройти и мимо темы, которая затрагивает самые скорбные обстоятельства: смерть человека в зоне и все, что этому сопутствует. В Гулаге завершили свой жизненный путь многие тысячи заключенных: самых разных по происхождению, национальности, вероисповеданию, составам обвинений. Общими для них стали лагерная судьба и место последнего пристанища. Вот что повествует об этом один из лагерных старожилов: «Характерной особенностью Гулага предвоенных и военных лет являлось отсутствие зэковских кладбищ-могильников: хоронили лагерников там, где они умирали. Любой кювет или углубление в почве становились „могилой”, и ни у кого сейчас не вызывают особого удивления, смущения или каких-то неприятных эмоций найденные в земле (или на земле) человеческие кости. Хоронили заключенных (в массе своей) — голыми и без гробов: в актах о погребении, хранящихся в личных делах в архиве спецотделов лагерей, так и помечали — „похоронен по 3-й категории, в рубахе и кальсонах”... Только после смерти Тирана появились специальные кладбища для заключенных. На левой ноге трупа крепится (привязывается на голень) бирка с номером личного дела заключенного. При „сталинщине-бериевщине” о смерти заключенного никто не сообщал его семье до конца „срока наказания”: умершему могли продолжать приходить посылки, письма и т. д. А после окончания „срока” о покойнике просто „забывали”, в органы ЗАГС о его смерти не сообщали (хотя это положено делать по закону), на запросы о его судьбе могли не отвечать. Вследствие этого многие из лагерных покойников юридически пока и не умерли — продолжают числиться „живыми мертвыми душами”… Вся процедура захоронения совершается бесконвойными заключенными („пропускниками”). Присутствие священника на „зэковских” похоронах — случай исключительный...»
Кстати, о месте и роли духовенства в лагерной жизни пока существуют лишь легенды. Хотя можно с полным основанием утверждать, что священники и священнослужители самых разных конфессий в нечеловечески тяжких условиях продолжали с достоинством нести свою пастырскую миссию. Прежде всего это относится к представителям польской, немецкой и прибалтийской диаспор, которые и в лагерях, вопреки всем режимным притеснениям и политико-идеологическим запретам, стремились, в меру возможностей, соблюдать заповеди и обряды, отмечать религиозные праздники и т. п. Имеется целый ряд свидетельств и о настоящем подвижничестве в лагерях православного духовенства.
«Досугом» заключенных занимались культурно-воспитательные отделы (КВО) управлений ИТЛ, а в лагподразделениях — культурно-воспитательные части (КВЧ). Почти во всех зонах оборудовались «культуголки», в которых проводились различные мероприятия, в основном пропагандистского характера (беседы, политзанятия, прослушивание радиопередач). При «культуголках» действовали кружки художественной самодеятельности. Проводились даже общелагерные смотры этой самодеятельности, а также конкурсы стенных газет лагподразделений. Кроме стенной печати, существовали и общелагерные многотиражные газеты (как для заключенных, так и для вольнонаемных сотрудников), последние в лагерях называли «козьими газетами» — по обозначению махорочных самокруток («козьих ножек»). В те времена было престижным иметь в каждом лагере «крепостной театр», которым обычно похвалялись руководители ИТЛ перед заезжим высоким начальством. А для подневольных актеров работа на лагерных подмостках позволяла в нечеловеческих условиях оставаться творческими личностями, а то и просто выжить.
Нормативы Гулага предписывали получение 1 экземпляра газеты на 100 заключенных, но о том, как эти нормативы выполнялись в реальной жизни, особенно на удаленных лагерных объектах где-нибудь в тайге, в приполярной тундре или на глухом прииске — представить нетрудно. В лучшем случае имелись 1 — 2 экземпляра на весь лагерь, да и те обычно «хранились» в КВЧ. По данным политотдела Вятлага (Кировская область), в 1951 году на подразделениях этого лагеря имелись 42 библиотеки для «сидельцев». Общий книжный фонд составлял около 40 тысяч экземпляров, то есть чуть более одного экземпляра на человека, причем почти половина — это «политическая макулатура» («произведения классиков марксизма-ленинизма», «труды И. В. Сталина» и т. п.) и учебно-техническая литература. Хотя формально каждый второй заключенный значился библиотечным читателем. Кроме того, выписывались для лагерников 1637 комплектов газет и 326 журнальных экземпляров. Согласимся, что на 35 тысяч человек контингента это совсем немного...
Имея определенное представление о внешних параметрах лагерной среды обитания, попытаемся хотя бы в самых общих чертах рассмотреть ее содержимое — внутреннюю структуру подневольного мира. Официально она в советские времена определялись по так называемым окрасам, то есть по соответствующим статьям Уголовного кодекса (УК) РСФСР. Эта классификация к середине 1950-х годов включала около 40 позиций. Примерно треть из них составляли «контрреволюционеры» — репрессированные по составам известной 58-й статьи УК. К ним относились, в частности, «измена Родине», «терроризм», «диверсии», «контрреволюционный саботаж вне лагеря», «участие в антисоветских организациях», «принадлежность к членам семей изменников Родине» (ЧСИР), а также «отказчики от работы — членовредители». Во вторую группу включались осужденные за «хищения государственной и личной собственности», в том числе по «закону» от 7 августа 1932 года и по указам от 4 июня 1947 года. Третья группа объединяла тех, кто был подвергнут уголовному наказанию за «преступления против личности», в частности за изнасилование, за бандитизм и убийство (как вне, так и внутри лагеря), а также «воры-рецидивисты». По отдельным категориям фиксировались также репрессированные за «имущественные преступления», за «нелегальный переход границы», за «контрабанду», за «побеги из мест лишения свободы», за «воинские преступления», за «незаконное хранение оружия», за «спекуляцию», за «хулиганство», за «нарушения Положения о паспортах», за «должностные и хозяйственные преступления», «по другим указам» и за «прочие преступления» («бытовики»). Количественно преобладали последние в этом перечне — «бытовики» (примерно 40%), далее шли «расхитители» (25%), затем — «контрреволюционеры» (15%), «бандиты» (10%) и «хулиганы» (5%). Но все это — чисто условные параметры, которые применялись лишь в официальных гулаговских отчетах и учетах и совершенно не отражали подлинные реалии внутрилагерной неформальной организации и самоорганизации. По мнению же очевидцев, практически единодушному и почти так же однозначно принимаемому современным исследовательским сообществом, в советских лагерях существовала (и продолжает существовать) своя, так сказать, «классовая структура», которая представляет собой соподчиненность нескольких «каст», то есть неформальных групп заключенных разного «достоинства». Основных «каст» — четыре, а промежуточных («мастей») может быть и гораздо больше — и в каждом лагере, и в отдельной зоне.
Первая и высшая каста — «блатные». Вторая и самая многочисленная каста — «мужики». Третья, более или менее значительная по количеству (в зависимости от вида режима, производственного профиля и т. п.) каста — «придурки» («козлы»). Четвертая и низшая каста — «отверженные» («петухи»). В 1930 — 1950-е годы отдельной кастой практически являлись и «доходяги» («мисочники») — истощенные до крайности лагерники, которые уже не могли трудиться, следить за собой и обрекались на медленную нравственную и физическую гибель. Наиболее многочисленной кастой были (и остаются) «мужики», то есть «трудяги», «работяги-сдельщики». Это они валили и пилили лес, добывали руду, строили зоны и жилые поселки, выращивали сельхозпродукцию и делали многое другое, на чем держалось все лагерное хозяйство.
Попытаемся рассмотреть каждую из этих лагерных каст детальнее.
Начнем сверху. «Блатные» — они же «воры», «жулики», «жиганы», «путевые», «авторитеты» и т. п. Лидеры их («паханы») называли себя «ворами в законе» и, в соответствии с неписаным «воровским кодексом», не работали (это запрещалось, считалось, применяя их жаргон, «западло»), но прекрасно жили за счет труда «мужиков-работяг». При «паханах» существовало нечто вроде «политбюро»: обычно это была так называемая «пятерка», в состав которой входили сам «пахан», его заместитель («ученик»), а также сборщик и хранитель общей кассы («общака»), телохранитель «пахана» и его личный «советник». Вокруг этих «авторитетов» вертелись «шестерки» («гвардия», «атлеты», «бойцы», «гладиаторы»), прислуживавшие своим хозяевам и готовые на все по их команде. Высший «орган управления» у «блатных» — «сходка» («сходняк»): что и как там решалось — так тому и быть в зоне. Неотъемлемые черты «блатарей» — эгоизм и жестокость. В жизни их интересовали лишь деньги, «шмотки», карты, спиртное, женщины — то, что (при существовавших тогда внутрилагерных порядках) «воровские авторитеты» всегда имели.
После войны многие матерые «блатари» отошли от «воровских традиций»: соглашались на сотрудничество с лагерной администрацией, не отказывались от работы и т. п. Некоторые, нарушая «воровской кодекс», совершали новые преступления: убийства, поджоги и прочее, а затем «выбрасывались в запретку» или «прятались на вахту» (КПП) и просили изолировать их в ШИЗО, становясь таким образом «ссученными». Между этими двумя уголовными группировками («ворами» и «суками») в конце 1940-х — начале 1950-х годов развернулась в лагерях настоящая война — на взаимоистребление. В ту зону, где верховодили «ортодоксы» — «законные воры» («чесняки»), «ренегатам» — «ссученным» («сукам») доступа не было. И — наоборот. Поэтому их старались «разделить», изолировать друг от друга, распределить «по мастям» на разные лагпункты. Впрочем, «воровская» инфраструктура, пронизывавшая все подразделения Гулага, оказывалась небесполезной (а порой и необходимой) для лагерного начальства. Бытует даже мнение, что создание уголовной властной инфраструктуры в лагерях — во многом дело рук самих чекистов, а также о том, что, уничтожив руками «блатных» в 1930-е — начале 1940-х годов значительную часть «контрреволюционеров» в зонах, «стратеги» из НКВД на втором этапе целенаправленно раздували в лагерях вражду между различными «воровскими» группировками — с целью их взаимоистребления. Версия, конечно, привлекательная (особенно для самих чекистов — как весомое доказательство их «профессионализма», умения «влиять на процессы в преступной среде»), но она не выдерживает «критики реальностью». Мы знаем, например, что на переломе сталинской эпохи (1953 — 1954 годы) официальная гулаговская власть оказалась просто парализованной, передав уголовному миру лагерные зоны под его практически полное подчинение. Хотя неформальный контроль криминальной «элиты» над местами заключения, исходя из имеющихся объективных данных, был установлен гораздо раньше. А в конце 1940-х — начале 1950-х годов «воровская верхушка» в зонах ворочала огромными деньгами, поскольку, как известно, все заключенные обязаны были отдавать четверть своей мизерной «зарплаты» (и любых других «доходов») в «воровской общак». В результате сформировался солидный капитал, который подпитывал всю теневую лагерную «экономику».
В гнетуще-аморальной лагерной атмосфере профессиональные уголовники чувствовали себя как рыба в воде. Эта криминальная власть имела под собой (помимо финансовых) и другие, не менее материальные основания: ежедневно в зонах Гулага во время обысков изымались целые горы холодного оружия (ножи, пики, заточки, топоры и т. п.). Но весь этот конфискат являлся лишь верхушкой того айсберга, что представлял собой на самом деле боевой арсенал криминальных группировок в лагерях. Стоит ли после этого удивляться, что разборки внутри зон — драки, поножовщина, убийства, смертельные избиения заключенных, вооруженные нападения на представителей администрации — были заурядным явлением во все годы существования Гулага.
Следующая лагерная каста — «мужики». К ней на протяжении всей истории существования Гулага относилась преобладающая масса (90% и более) его населения. Это — случайные, в общем-то, на зоне люди — «контрреволюционеры-болтуны» (репрессированные по пункту 10 статьи 58-й УК), «бытовики», «мелкие расхитители», «хулиганы», «бомжи» и т. п. За что сидели эти люди? Приведем лишь несколько примеров (по свидетельствам старожилов Кировской области):
«В 1938 году меня взяли в армию, и я находился в военно-морской пограничной школе. Был у нас такой случай. Шли строевые занятия. Во время перерыва разошлись, кто куда. Один курсант пришел в туалет, а бумаги с ним не оказалось. Его товарищ дал ему газету. А на ней был портрет Сталина. Курсант взял газету, посмотрел и говорит: „О, Иосиф Виссарионович! Ну да ничего, надо же чем-то пользоваться”. Когда закончились занятия и мы пришли в казарму, его вызвали в штаб, и оттуда он больше не вернулся. Нам потом сказали, что это был враг народа…»
«Работал я на стройке МВД и спросил одного, знал, что он сидит по 58-й статье, за что же он был посажен. Он говорит, работал после войны трактористом. А трактор был плохой, чтобы его завести, надо полдня крутить ручку. И он своим товарищам сказал, что на фронте работал на американском тягаче, который заводится от стартера мгновенно, и похвалил эту машину. Ну и дали ему 10 лет за восхваление иностранной техники и принижение нашей…»
«Я в артели „Север” работал. Мы сидели в столовой, ели, и ребята стали дуреть. Один в другого ложкой супа плеснул, и этот в него хотел плеснуть. А сзади портрет Сталина был. Капля супа попала на портрет, и этого парня назавтра уж не стало. Его посадили…»
«Садили за все! У одного из нашего села в семье было 7 детей. Он принес домой в кармане им горсточку гороха. Его посадили. За вязанку соломы, унесенную с колхозного поля, чтоб закрыть дырявую крышу, посадили нашего соседа. А за бранные слова в адрес правительства и расстрел можно было заработать…»
«Мой отец в 1944 году был репрессирован за то, что, побыв в своей деревне в отпуске и вернувшись назад на завод, рассказал, что пахал дома на бабах землю. Расценили это как „дискредитацию” Советской власти, дали ему 10 лет. Срок отбыл полностью, вернулся в 1954 году больным человеком и скоро умер…»
А вот что вспоминают о своей жизни в зоне сами бывшие лагерные «мужики»: «У нас ведь вообще от 50 до 90% зэков — люди, которых в какой-нибудь западной стране просто оштрафовали бы, и дело с концом. Там ведь тюрьмы только убытки приносят, а у нас — прибыль, в этом все дело… „Мужики” прежде всего работают. Пашут на обычной работе — не бригадирами или мастерами, а простыми работягами. Ни на какую власть они не претендуют, никому не прислуживают, с администрацией не сотрудничают. Вмешиваться в дела „блатных” они не могут. Права голоса на их „разборках” они не имеют. Но есть, конечно, среди них и уважаемые люди, к которым „блатные” прислушиваются, не говоря уже об остальных „мужиках”. Словом, „мужики” — это зэки, которые намерены после отбытия лагерного срока вернуться к нормальной жизни…»
В особую лагерную касту выделялись так называемые «придурки» (или «козлы»). Это — открытые сотрудники лагерной администрации, те, кто занимает в зоне какую-нибудь должность — завхоза, нарядчика, коменданта, дневального, заведующего клубом, библиотекаря и т. п. Лагерники называют их еще и «суками», а администрация именует «активом». Комментарий бывшего заключенного («мужика»): «Я лично этих людей судить не возьмусь. В „козлы” разными путями попадают: кто по доброй воле, кого-то заставят, кого-то запугают. Если станешь „козлом”, будешь делать то же, что и все „козлы”. Будешь „куму”, начальнику оперчасти, таких же зэков, как сам, сдавать. И даже если ты будешь, например, работать в библиотеке, все равно — ты „козел”, и братва тебя к себе не примет. На зоне вообще движения вверх, от низшей касты к высшей, нет. С „козлами” можно здороваться, общаться с ними, прикасаться к ним, но в „общак” их не пускают. В лагерях, кстати, такая легенда бытует: есть секретный приказ, по которому в случае войны всех „козлов” должны расстрелять — как потенциальных предателей. Но это, конечно, только легенда…»
Наконец, самая низшая каста в лагере — «обиженные», они же «петухи», «опущенные» и т. д. Это каста изгоев, неприкасаемых, отверженных, среди которых находятся и пассивные гомосексуалисты. Отметим, что на том же уровне в зонах котируется и некая промежуточная каста — «доходяги» («чушки», «черти»). Гомосексуализм в неволе существовал всегда, хотя и был он, как правило, и до поры до времени, делом добровольным. Но в Гулаге эта перверсия получила небывало широкое распространение, и прежде всего как неформальное наказание провинившегося чем-то перед «блатным сообществом» узника. Некоторые ветераны Гулага считают, что этот дикий обычай придумали чекисты-опера, для которых он стал своеобразным оружием в борьбе с так называемым отрицаловом в тюрьмах и лагерях. Есть, кстати, подобный ритуал у некоторых видов обезьян: вожак стаи в знак победы над провинившимся соплеменником-самцом насилует его. И вот такое зверство стало чуть ли не обыденностью в советских лагерях. Обратимся к свидетельству на сей счет бывшего политзаключенного В. Буковского: «В лагере процветал гомосексуализм, и пассивные гомосексуалисты имели женские прозвища — Машка, Любка, Катька. Уголовная традиция в этом смысле на удивление нелогична: быть активным гомосексуалистом — молодечество, пассивным — позор. С этими рядом не полагалось есть за столом, и они обычно садились в столовой в углу, отдельно. Да и посуда у них была специальная, чтобы, не дай Бог, не перепутать, — сбоку на краю миски пробита дырочка. Даже брать у них из рук ничего не полагалось. Большинство этих отверженных становились ими отнюдь не добровольно. Чаще всего, проигравшись в карты, они вынуждены были расплачиваться натурой, а уж потом любой, кому не лень, принуждал их к совокуплению — лагерный закон их не охраняет. Сколько хороших ребят так-то вот искалечили — сосчитать трудно. В зоне их было процентов десять…»
Ситуация с гомосексуализмом в лагерях — это, может быть, одно из самых наглядных проявлений фарисейства и лицемерия «воровского кодекса», расхождения его с реальной жизнью. Неформальный «тюремный закон» прямо и категорически запрещает наказывать кого бы то ни было таким противоестественным способом. Если человека признают виновным (причем виновным только по лагерно-тюремной, а не общегражданской жизни), с него можно получить «штраф» — пачку курева, некоторую денежную сумму и т. п. Его можно, если на «разборке» так решат, избить, переломать ему кости, убить, наконец. Но «опустить» нельзя. Так это трактуется на словах, по понятиям. О том, что имело место на деле в лагерной обыденности, мы знаем…
Подводя некоторые итоги, отметим, что лагерный мир во многом жил с 1930-х годов (и живет до настоящего времени) по неписаным установлениям воровских законов. И дело здесь не столько в том, что эти законы адекватно, точно регулировали внутрилагерную жизнь в условиях тоталитарного насилия. Суть, думается, все-таки в другом. Сам по себе лагерь (как производственный организм и хозяйственный субъект) нужен был для того, чтобы заставить основную массу подневольных людей («исполнителей производственной программы») работать не только по внешнему, официальному принуждению, но и при внутренней системе насилия и угнетения. Блатной мир чутко уловил этот социальный заказ и смог создать такую систему, без которой вся структура лагерей (в ее первозданном и мало изменившемся за прошедшие десятилетия качестве) функционировать не в состоянии. И пока так называемые исполнительные учреждения (преемники советских ИТЛ) остаются по существу хозяйственными субъектами с применением принудительно-подневольного труда и жесткой централизацией управления их производственной деятельностью, неформальная власть уголовного мира в них будет незыблема.
Люди и нравы
Возврата нет…
Лагерь — это хитроумное изощренное приспособление, чтобы ставить людям ловушки, используя все их слабости, а иногда и достоинства, и добродетели — для того, чтобы, вывернув человека наизнанку, поставить его в такое безвыходное положение, что он может и не заметить, как сделает подлость, а сделав ее однажды, становится жертвой шантажа… И дальше — это как трясина, как «пески-зыбуны»: чем больше барахтаешься, тем глубже увязаешь, и, попав на путь предательства — вольного или невольного, — назад возврата нет…
Ефросинья Антоновна Керсновская (1907 — 1994), ветеринар, художник, узница Гулага в 1941 — 1952 годах.
Пребывание в сталинско-советских лагерях для женщин (а они составляли там в отдельные годы до 40% всего спецнаселения) — тяжкое, нередко — немилосердно жестокое и даже роковое испытание. Тому имеется множество документальных подтверждений и живых свидетельств. Приведем лишь некоторые из них.
Повествует бывший узник Гулага А. В. Антонов-Овсеенко: «На пересылку прибывает женский этап. После нудной, изнурительной проверки новеньких ведут в баню. Там уже поджидает жадная орава блатных и придурков. Все молодые, красивые достаются им на растерзание. Вольные начальники тоже не брезгают свежатинкой, им поставляют отборных. Многие женщины выходят из бани в лагерном тряпье, чуть прикрыв наготу мешковиной. Одежду надо сдавать в прожарку, то есть в дезинфекцию, если по-вольному. Приличные платья, белье, пальто — все исчезает. „На сменку” блатари дают ограбленным грязную рванину. Но самое худшее впереди. В лагере самое худшее всегда впереди. Через неделю-другую формируется этап на производственную колонну. Как откупиться, чем? Позади следственные тюрьмы, пытки, голод, многодневный этап. Теперь вот — колонна, каторжные работы на лесоповале, в котлованах, в каменных карьерах, на строительстве дороги. И трехъярусные нары в дырявых бараках, дикий произвол охраны, жестокие игры блатных девок. И вечно серое заполярное небо, серые бушлаты, серая баланда. И неотступные мысли о детях, оставленных на воле, о стариках... Сколько их не вернулось с Печоры и с Воркуты, с Колымы, с Новой Земли? Сколько погибло на Волге, на Лене, на Сыр-Дарье?.. Среди них были „указницы”: осужденные… за прогул на производстве, они прибывали на пересылки тысячами. Еще больше попадало за мелкие хищения. Им давали — щедро, равномерно — по пять лет за початок кукурузы, принесенный с поля голодным детям, за горсть муки. В истребительные лагеря шли и шли зарешеченные эшелоны с женами и дочерьми „врагов народа”...»
Из многочисленных свидетельств бывших узниц Гулага, прошедших все круги этого земного ада (Е. С. Гинзбург, Е. А. Керсновская, Н. Е. Семпер-Соколова, Е. С. Глинка, Т. К. Окуневская, О. А. Адамова-Слиозберг и другие), остановимся сначала на, может быть, самых откровенных и эмоциональных. Они принадлежат М. Л. Фишман, немке по национальности, уроженке Крыма, члену Компартии (с 1920 года) и бывшей сотруднице ВЧК-ОГПУ, перед арестом и заключением (в 1941 году) работавшей заведующей производственными мастерскими Союзтранспроекта НКПС СССР (Москва). Итак: «В первую ночь (после ареста летом 1941 года — В. В., В. Б.) меня на Лубянке посадили в подвал. Женщин обрабатывала женщина-палач. Она заходила в пыточную камеру, здоровенная такая высокая баба в синем халате, и приказывала: „Нагинайсь!” Потом: „Шире ноги расставляй!” К бабе-громиле в синем фартуке меня водили всякий раз перед допросом. Сидишь перед следователем, руки на коленях, не смеешь пошевелиться. А следователь — он знает, как над тобой надругались, он-то знает — покрикивает: „Чего ерзаешь, курва!”… Ты сидишь весь вечер, до поздней ночи сидишь, а то и до утра. Он меня матом, матом и кулак под нос. А внутри все горит, боль невыносимая. Меня мама с детства приучила — каждый вечер перед сном мыться теплой водой, губкой, у нас в семье все были чистоплотны. И такой яд, такую грязь занесла мне та баба-палач…
Этап из Москвы в Саратовскую тюрьму, январь 1942 года: длинный состав на дальнем запасном пути. Наш вагон — четырехосная коробка. В вагоне стоит толпа, человек к человеку вплотную. Ни нар, ни скамеек, ни досочки. На полу — конский навоз, раньше в этом вагоне перевозили лошадей. Окошки вверху открыты, забраны стальной решеткой. В стенках щели, в полу тоже. Отопления никакого. Двадцать два дня ехали мы до места, до Саратова. Еда? По куску селедки в день и по три сухаря. Питье? Никакого питья, ни капли воды. Первыми умерли младенцы. Матери набирали через силу слюни во рту и плевали в детские ротики. Младенцы кричали, тянулись к пустым грудям. Охранники выкинули детские трупики в снег. На каждой станции женщины кричали, просили воды… Мертвыми телами мы закрывали щели в стенках. Когда конвоир открывал вагон, трупы падали на охранников, и они страшно ругали, били нас. Всякий раз при раздаче „пищи” возле вагона складывали штабеля трупов. Одну мертвую мы не выбрасывали, то была старушка горбатая, мы клали ее на спину и горбом закрывали отверстие в полу, нашу „уборную”. На ходу поезда оправляться было невозможно, ветер задувал внутрь, но что мы могли поделать?.. В Саратовскую пересыльную тюрьму нас привели глубокой ночью. Кормили нас в тюрьме баландой, посуды никакой, один разбитый черепок на двадцать человек. Каждый норовит подцепить пальцем хоть зернышко крупяное, пальцем, которым перед этим вытирал то, что обычно вытирают бумагой. Ни воды, ни мыла, ничего...
Меня привезли в Карлаг, на лагпункт Просторное Карагандинской области, отведенный специально для немцев. Ходить я не могла, бруцеллез поразил суставы, палку держать не могла, даже двумя руками. Наш этап принимало местное начальство. Меня заметил начальник санчасти Сивков: „Это что такое?” — „Гражданин начальник, не могу ходить”. Он выбил ногой палку, на которую я опиралась. Я упала. Тогда он начал бить меня ногами в живот… Бросили меня в барак, на нижних нарах места нет, на верхние я залезть не могу. Да и мочусь непрерывно: Сивков мне все внутренности отбил. Сколько раз так били. И других женщин били…
Самая тяжелая работа выпала на долю саманной бригады. Саман — это глина, замешанная с соломой. Летом ли, зимой, бригада готовила из самана кирпичи для строительства домов. Ногами месили глину, по 12-14 часов в сутки, голые пятки трескались, в иную трещину входил палец. Единственное лекарство, которое помогало, это собственная моча. Мужчины управлялись с лечением просто, женщинам было труднее. Посуды — никакой. Если кому удавалось найти консервную банку, это считалось редкой удачей. Каждая тряпочка, выброшенная вольными на помойку, — богатство. Стирали тряпочку в песке, в золе, мыла не видели годами… Однажды в наш барак зашли приезжие начальники, я соскочила с нар: „Граждане начальники, выслушайте нас, мы же люди, мы же не скоты. Вот нас здесь 250 женщин, у каждой бывают менструации, мы ходим и спим в брюках. У нас нет ни капли воды. Загляните в нашу уборную — там даже к стене нельзя прислониться. Мы же люди, мы же не животные, помогите нам, граждане начальники… Вы преступники. Вы губите людей. Посмотрите, сколько здесь раковых больных, они заболели по вашей вине!..” С тех пор меня стали запирать в баню, лишь только слух пройдет, что к нам едет комиссия…
На работу часто следовали с бригадами мужчин. Им было легче, они могли на ходу облегчить мочевой пузырь. Женщины просились, но конвой не разрешал. Иногда разрешал и убивал, ведь „шаг влево — шаг вправо” считается „попыткой побега”. Некоторые стрелки натренировались одной пулей убивать двоих. За голову платили 60 рублей. Я всегда мочилась на ходу. Но я никогда не просила конвой пустить меня в сторонку… Мы умирали с голоду. Но у нас была одна радость — собачья кухня. Она находилась неподалеку от нашей жилой зоны, и, проходя мимо нее, колонна всякий раз замедляла шаг: из кухни доносились волшебные запахи мяса, настоящего мяса. И овсянки. Мы шли и мысленно обедали с ними, мы ели по-человечески, внюхиваясь в собачью стряпню… Нам все завидовали: Ларисе (солагернице — В. В., В. Б.) мать прислала два гребешка костяных, вычесывать вшей. Все к нам подлизывались. Вычесать вшей из головы — тоже праздник. Сплошные праздники… А сколько радости приносил банный день. Один раз в двадцать дней нам давали шайку деревянную воды со щелоком… Если хотели напиться и помыть хоть что-то, просили банщика: „Не надо, не надо щелока...” И вот ты пила, сколько хотела, один раз за двадцать дней — сколько хотела, а остатки уже выливала на одно место. Все тело оставалось немытым. Женщины в ватных штанах вытряхивали их после прожарки — в банный день полагалась дезинфекция одежды — перед каждой насыпалась кучка красной трухи. Все ходили с мокрыми по щиколотку ногами, в зловонной крови. От всех несло мертвечиной...»
Говоря о судьбе заключенных женщин, нельзя не коснуться проблемы материнства в неволе. Несмотря на нечеловеческие условия содержания, в Гулаге наблюдалась относительно высокая рождаемость. По официальным данным, число беременных, находившихся в лагерях и колониях, составляло: к началу 1947 года — 7389, к началу 1948 года — 4991, к началу 1949 года — 9300, к началу 1950 года — 11950. Среднесписочный состав детей, содержавшихся в домах младенца ИТЛ, УИТЛК-ОИТК МВД-УМВД насчитывал соответственно 14631, 11224, 24119 и 19260 душ.
Женщина оставалась женщиной и в гулаговской преисподней. Вспоминает еще одна бывшая узница Гулага — Х. В. Волович, получившая 15 лет заключения, так и не узнав, за что, когда ей шел двадцать первый год: «Когда говорят о коротких сроках построения социализма в нашей стране, перед глазами возникают фантастические толпы, стада оборванных, желтых, опухших существ особой породы, именуемой зэками. (Недобрая слава селекционерам — создателям этой породы!) Человеческое право, достоинство, гордость — все было уничтожено. Одного только не могли уничтожить селекционеры дьявола: полового влечения. Несмотря на запреты, карцер, голод и унижения, оно жило и процветало гораздо откровенней и непосредственней, чем на свободе. То, над чем человек на свободе, может быть, сто раз задумался бы, здесь совершалось запросто, как у бродячих кошек. Нет, это не был разврат публичного дома. Здесь была настоящая, „законная” любовь, с верностью, ревностью, страданиями, болью разлуки и страшной „вершиной любви” — рождением детей. Прекрасная и страшная штука — инстинкт деторождения. Прекрасная, когда все условия созданы для принятия в мир нового человека, и ужасная, если еще до своего рождения он обречен на муки. Но люди с отупевшим рассудком не особенно задумывались над судьбой своего потомства. Просто до безумия, до битья головой об стенку, до смерти хотелось любви, нежности, ласки. И хотелось ребенка — существа самого родного и близкого, за которое не жаль было бы отдать жизнь…»
До середины 1930-х годов срок пребывания детей при заключенной матери ограничивался четырехлетним возрастом. В лагерях, где имелись беременные женщины и кормящие матери, в зависимости от их количества либо устраивались отдельные огороженные помещения в общих бараках, либо выделялся специальный («мамский») барак, либо оборудовались «детские городки». В случае рождения живого ребенка мать получала для него несколько метров портяночной ткани. Ребенку выписывали «детский паек», матери — «мамский». От работы женщину освобождали только непосредственно перед родами и после них. Днем матерей под конвоем приводили к детям для кормления. Нянями в «мамских» бараках работали солагерницы, репрессированные за бытовые преступления, также имевшие своих детей. Вернемся к воспоминаниям Х. В. Волович: «В семь часов утра няньки делали побудку малышам. Тычками, пинками поднимали их из ненагретых постелей (для „чистоты” детей одеяльцами не укрывали, а набрасывали их поверх кроваток). Толкая детей в спинки кулаками и осыпая грубой бранью, меняли распашонки, подмывали ледяной водой. А малыши даже плакать не смели. Они только кряхтели по-стариковски и — гукали. Это страшное гуканье целыми днями неслось из детских кроваток. Дети, которым полагалось уже сидеть или ползать, лежали на спинках, поджав ножки к животу, и издавали эти странные звуки, похожие на приглушенный голубиный стон… На группу из семнадцати детей полагалась одна няня. Ей нужно было убирать палату, одевать и мыть детей, кормить их, топить печи, ходить на всякие субботники в зоне и, главное, содержать палату в чистоте. Стараясь облегчить свой труд и выкроить себе немного свободного времени, такая няня „рационализировала”, изобретала всякие штуки, чтобы до минимума сократить время, отпущенное на уход за детьми… Такая „рационализация” была узаконена. Вот почему при сравнительно высокой рождаемости в этом приюте было так много свободных мест. Триста детских смертей в год еще в довоенное время! А сколько их было в войну!..»
И действительно, проблема детской смертности в Гулаге оставалась крайне острой во все периоды его существования. В 1947 году, например, в лагерях и колониях умерли 6223 ребенка из 15188, а в 1948 году в «домах младенца» скончалось более 30% детей. В отдельные периоды в некоторых лагерях этот показатель достигал запредельного уровня — 90%! Основными причинами столь высокой смертности являлись пневмония, дизентерия и туберкулез, которыми дети заражались от больных матерей. Даже в относительно благополучные 1956 — 1958 годы заболеваемость детей в лагерных «домах ребенка» была в 2,5 раза, а диспепсией — в 3,5 раза выше, чем в детских учреждениях Минздрава.
По секретной инструкции НКВД от 1937 года срок пребывания детей при матерях в лагерях и колониях был ограничен 12 месяцами. После одного года младенцев в принудительном порядке отбирали у матерей и отправляли в специальные детские дома. Адрес такого учреждения матери не сообщался, поэтому после освобождения она редко и с огромным трудом могла отыскать своего ребенка.
Кроме того, не всем стремившимся к материнству узницам это дозволялось. Например, беременным каторжанкам в принудительном порядке делались аборты. И здесь уместно напомнить, что официально в СССР аборты в тот период были запрещены: постановлением ЦИК и СНК СССР от 27 июня 1936 года предусматривалась уголовная ответственность как для лиц, «побудивших женщину сделать аборт», и медиков, проведших искусственное прерывание беременности, так и для самих женщин, которые решились на эту операцию. Названный закон активно работал почти 20 лет и послужил основанием для лишения свободы более чем 415 тысяч человек, в том числе свыше 66 тысяч врачей и других лиц, произведших аборт, а также почти 350 тысяч беременных женщин, что составило около 10% от общего количества лиц женского пола, подвергнутых в этот период уголовно-судебным репрессиям. Закон о запрещении абортов стал неотъемлемой частью сталинско-советской карательной политики. Но, как видим, действовал он с некоторыми исключениями, одно из которых относилось к женщинам-каторжанкам…
Пребывание в советских лагерях и колониях самым губительным образом сказывалось на здоровье женщин. Но лагерная повседневность не только угнетала женщин физически, она еще и калечила их нравственно. Приведем строки из уже упоминавшегося письма в ЦК КПСС политзаключенной Е. Л. Владимировой: «Начиная с тюрьмы и далее по пересылкам и лагерям, в банях повсюду работали мужчины, чаще всего из блатных, для которых женская баня была развлечением. Очень часто они же производили санобработку женщин и девушек, к чему сопротивляющихся принуждали силой… Мужчины работали в обслуге бани до полного отделения женской зоны. Для женщин, особенно первое время, это было исключительно тяжело. Постепенно прививалось бесстыдство, становящееся одной из причин наблюдавшейся лагерной распущенности. Эти же условия рождали разные формы проституции в лагере, ею пользовались как заключенные из обслуги, так и вольные. Это привело… к распространению венерических болезней среди заключенных и вольных. В женской зоне пришлось даже устроить еще специальную зону, куда помещали заболевших венерически женщин-заключенных, среди которых были и девушки 18 — 19 лет…»
О другой и, может быть, наиболее чудовищной стороне темы «женщина в Гулаге» поведала Е. С. Глинка — инженер-экономист, узница колымских лагерей в 1951 — 1956 годах. Она рассказала о так называемом «колымском трамвае» — случае массового изнасилования заключенных-женщин в дальстроевском поселке Бугурчан. «Но это, — свидетельствует Е. С. Глинка, — был еще не самый большой „трамвай”, а средний, „трамвай средней тяжести”, так сказать. Насколько я знаю, за массовые изнасилования никто никогда не наказывался — ни сами насильники, ни те, кто способствовал этому изуверству. В мае 1951 года на океанском теплоходе „Минск” (то был знаменитый, прогремевший на всю Колыму „Большой трамвай”) трупы женщин сбрасывали за борт. Охрана даже не переписывала мертвых по фамилиям — по прибытии в бухту Нагаево конвоиры скрупулезно и неоднократно пересчитывали оставшихся в живых, — и этап как ни в чем не бывало погнали дальше, в Магадан, объявив, что „при попытке к бегству конвой открывает огонь без предупреждения”… Этот документальный рассказ я отдаю всем приверженцам Сталина, которые и по сей не желают верить, что беззакония и садистские расправы их кумир насаждал сознательно. Пусть они хоть на миг представят своих жен, дочерей и сестер среди той бугурчанской штрафбригады: ведь это только случайно вышло, что там были не они, а мы…»
Еще одна темная сторона бытия в женских лагерях — однополые сексуальные отношения, или гомосексуализм. Подобные отношения, как уже говорилось, вообще характерны всюду, где однополые существа искусственно концентрируются и изолируются от остального мира. Женский гомосексуализм («лесбийская любовь») имел довольно широкое распространение и в Гулаге — как компенсация неудовлетворенного естественного полового инстинкта. Причем в такого рода общение вступали не только проститутки, но и рядовые узницы — в зависимости от характера, темперамента, воспитания, наличия сексуальных отклонений, других личностных и врожденных факторов, а также (и отнюдь не в последнюю очередь) — от длительности срока лишения свободы. При этом в поведенческом плане женский гомосексуализм существенно отличается от мужского. Например, в мужских лагерях, как известно, пассивные гомосексуалы, независимо от того, при каких обстоятельствах они стали таковыми — добровольно или насильно, всегда являются объектом оскорблений, унижений, издевательства, считаются париями, изгоями, неприкасаемыми, хотя их услугами активно пользуются — и прежде всего те, кто относит себя к касте блатных. В женских лагерях лесбиянок тоже не жалуют (как, кстати, и проституток), но отношение к ним несравненно более терпимое.
Не менее трагичной была и судьба детей в Гулаге. С использованием всей мощи карательного аппарата, опираясь на указания «ленинско-сталинского Политбюро ЦК», «лично товарища Сталина», в «Стране Советов» была создана особая система «опального детства». Эта система имела в своем распоряжении детские концлагеря и колонии, мобильные приемно-распределительные пункты, специальные детские дома и ясли. Репрессированные дети и дети репрессированных родителей должны были забыть, кто они, откуда родом, кто и где их родители. Это был особый — детский Гулаг.
На всем протяжении советской эпохи, за некоторыми кратковременными исключениями, в области борьбы с преступностью несовершеннолетних преобладали карательные меры исправительного воздействия. Нередко определяющую роль при этом играл так называемый «субъективный фактор». Например, одним из поводов к очередному ужесточению уголовного законодательства в отношении детей стало письмо К. Ворошилова от 19 марта 1935 года, направленное на имя И. Сталина, В. Молотова и М. Калинина. Приводя действительно имевший место факт (девятилетний подросток напал с ножом на сына заместителя прокурора города Москвы), Ворошилов в связи с этим недоумевает и негодует: «Почему бы „подобных мерзавцев” не расстреливать?..» Откликаясь на просьбу «первого красного офицера» о расстреле «подобных малолетних мерзавцев», ЦИК и СНК СССР 7 апреля 1935 года издают постановление «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних». В нем, в частности, говорилось буквально следующее: «Несовершеннолетних, начиная с 12-летнего возраста, привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания…» А когда на местах возник вопрос о возможности применения к детям высшей меры наказания, последовало разъяснение Политбюро ЦК ВКП(б), которое подтвердило, что «к числу мер уголовного наказания относится также и высшая мера (расстрел)». Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 25 ноября 1935 года отменена возможность снижения срока наказания для несовершеннолетних в возрасте 14 — 18 лет, значительно ужесточен режим содержания детей в местах лишения свободы. Этапное значение имел оперативный приказ НКВД от 15 августа 1937 года «Об операции по репрессированию жен и детей изменников Родины». В соответствии с этим приказом и в ходе «большого террора» (по состоянию на 4 августа 1938 года) у репрессированных родителей изъяты 17355 детей и намечались к изъятию еще 5 тысяч. 21 марта 1939 года Л. Берия сообщал В. Молотову о том, что в «исправительно-трудовых лагерях у заключенных матерей находятся 4500 детей ясельного возраста», которых предлагалось «изъять у матерей и впредь придерживаться подобной практики». Этим «детям, — докладывал Берия, — начали присваивать новые имена и фамилии». 16 июля 1939 года НКВД издает приказ, которым утверждено «Положение об изоляторе для несовершеннолетних», предписывавшее размещать в изоляторах «подростков возрастом от 12 до 16 лет, приговоренных судом к различным срокам заключения и не поддающихся иным мерам перевоспитания и исправления». Начиная с середины 1947 года сроки наказания для несовершеннолетних, осужденных за кражу государственного или общественного имущества, увеличили до 10 — 25 лет.
В 1940 году в описании подведомственных лагерей и колоний, подготовленном «для служебного пользования» в НКВД, в отдельной главе («Работа с несовершеннолетними и безнадзорными») не без корпоративного чекистского пафоса отмечалось: «Действующие в системе ГУЛАГа 162 приемника-распределителя за четыре с половиной года своей работы пропустили 952834 подростка… В настоящее время в системе ГУЛАГа действуют 50 трудовых колоний закрытого и открытого типа… С момента решения ЦК ВКП(б) и СНК (от 31 мая 1935 года — В. В., В. Б.) через трудовые колонии пропущено 155506 подростков в возрасте от 12 до 18 лет, из которых 68927 судившихся и 86579 не судившихся… Во всех трудколониях ГУЛАГа организованы производственные предприятия, в которых работают все несовершеннолетние преступники…»
В отчете НКВД приводились и другие цифры, призванные свидетельствовать об «успехах» этого ведомства в работе с «молодыми правонарушителями». К примеру, там говорилось, что «за 1939 год трудовые колонии Гулага для несовершеннолетних выполнили производственную программу на 169778 тысяч рублей, преимущественно по изделиям широкого потребления. На содержание всего состава несовершеннолетних преступников системой Гулага израсходовано за 1939 год 60501 тысяча рублей, причем государственная дотация на покрытие этих расходов выразилась, примерно, в 15 % всей суммы, а остальная ее часть была обеспечена поступлениями от производственной и хозяйственной деятельности трудовых колоний…»
Чего невозможно найти в такого рода реляциях НКВД (отдающих, как сказали бы сейчас, откровенным «самопиаром»), так это ответа на простой вопрос: а сколько же малолетних узников стали после их «перевоспитания» в Гулаге профессиональными преступниками? И главное: сколько этих «воспитанников» Гулага погибло под его немилосердной «опекой»? Внятного и достоверного ответа на эти «детские» вопросы нет до сих пор.
Хотя общеизвестно, что когда в годы войны гитлеровцы гнали советских детей в одну сторону — на Запад, в Германию, «сталинские меченосцы» проложили для них свой маршрут, в другую сторону — на Север и Восток, в Среднюю Азию и Казахстан, в Воркуту и на Колыму. В «дальние края» поехали дети немцев, чеченцев, калмыков, ингушей, карачаевцев, балкарцев, крымских татар, болгар, греков, армян, турок-месхетинцев, курдов, а после войны — украинцев, эстонцев, латышей, литовцев. К концу 1941 года на учете спецпоселения значились около 380 тысяч несовершеннолетних, в 1945 году — уже более 980 тысяч, в 1949 году — почти 855 тысяч, а в 1953 году — свыше 884 тысяч. Сотни тысяч детей нашли голодную смерть вместе с выселенными родителями. Погибали целыми семьями, селами, районами. В первые годы жизни на новых местах смертность среди спецпереселенцев достигала 27% в год, и в основном это были дети.
Из воспоминаний калмыцкого поэта Д. Н. Кугультинова, узника Гулага в 1944 — 1956 годах: «Переступил порог (спецдетдома — В. В., В. Б.), — дети. Огромное количество детей до 6 лет. В маленьких телогреечках, в маленьких ватных брючках. И номера — на спине и на груди. Как у заключенных. Это номера их матерей. Они привыкли видеть возле себя только женщин, но слышали, что есть папы, мужчины. И вот подбежали ко мне, голосят: „Папа, папочка”. Это самое страшное — когда дети с номерами. А на бараках: „Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство”». Нельзя не согласиться с А. Н. Яковлевым, который утверждал: «Нет большей подлости, чем война власти с детишками с использованием всей мощи карательного аппарата». И действительно: основная причина репрессий в отношении несовершеннолетних — в тоталитарной сути правившего тогда большевистско-сталинского режима. Вдумаемся и в такой факт: несовершеннолетние жертвы советских политических репрессий — это как минимум четыре-пять поколений жителей нашей страны. Многие из них, преодолев массу трудностей разного рода, и сегодня еще живут среди нас.
Особого внимания заслуживает и такая сложная, неоднозначная тема, как лагерная культура (или субкультура). По мнению современных исследователей (с которым вполне можно согласиться), «зэковский мир» периода тотальных репрессий — это сложный мир, ни в коей мере не сводимый к чистой уголовщине. Точно так же нельзя сводить к уголовной и самостоятельную, развитую, самоценную культуру этого мира. Спору нет: культура эта — низкого уровня. Однако следует помнить, в каких условиях она создавалась. Помнить и то, что культура отражает реальную жизнь и соответствует уровню последней. Перед огромной армией заключенных стояла только одна важная задача — выжить. И помочь им в этом могла, в частности, их собственная культура. С формированием системы лагерей как особой, замкнутой и закрытой социальной зоны с необходимостью должна была возникнуть и господствующая в ней субкультура.
В лагерях оказалось немало научной и творческой интеллигенции. Многие специалисты в области технических наук, как мы знаем, активно использовались властью — переводились в так называемые «шарашки», где условия существования были относительно терпимыми. Гораздо хуже приходилось в лагерях гуманитариям и людям свободных профессий.
Занятия литературной деятельностью и научной работой во всех областях (кроме физико-математической и технической) узникам Гулага запрещались директивными документами НКВД-МВД. Хотя, конечно, для творческой мысли и художественного созидания нет ни препон, ни преград, их невозможно запретить или искоренить — даже в лагере. Яркое подтверждение тому — судьбы А. А. Барковой, В. Ф. Бокова, Л. В. Варпаховского, Л. Н. Гумилева, В. Я. Дворжецкого, Л. В. Дьяконова, Г. С. Жженова, А. В. Жигулина, Н. А. Заболоцкого, А. Я. Каплера, Л. П. Карсавина, Д. Н. Кугультинова, Д. С. Лихачева, А. Ф. Лосева, Т. К. Окуневской, Э. И. Рознера, Л. А. Руслановой, Я. В. Смелякова, А. И. Солженицына, Н. П. Старостина, А. Л. Чижевского, Б. А. Чичибабина, В. Т. Шаламова и многих других известных ученых, литераторов и деятелей отечественной культуры. Были и некоторые легальные возможности: артисты, певцы, музыканты часто находили спасение в лагерной самодеятельности, художники привлекались для оформления наглядной агитации (плакатов, лозунгов, стенгазет и т. д.), различных выставок и стендов, для изготовления объектов монументальной пропаганды (живописных панно, декоративных статуй, бюстов), организации художественно-промысловых мастерских и т. п. Недостаток одежды, обуви, предметов обихода часто вынуждал лагерников заниматься шитьем, вязанием, мастерить различные бытовые поделки. В целом же, по точному определению выдающегося скульптора и художника современности Э. Неизвестного, это была «катакомбная» культура, о которой мы можем судить в основном лишь по мемуарам и уцелевшим памятникам лагерного творчества.
Говоря о лагерной субкультуре, нельзя (хотя бы вкратце) не упомянуть об устном творчестве. Оно воплощалось в своеобразных фольклорных музыкально-поэтических формах (песни, романсы и т. п.), получивших отраженное развитие в современном так называемом русском шансоне. В этом ряду — и такое чисто лагерное явление, как «тискание (толкание) романов». Вот что вспоминает по этому поводу писатель, бывший узник Гулага Ю. В. Давыдов: «Романа начинались так: „Таинственный поезд с погашенными огнями отправился в путь ровно в полночь”. Романа не читали. Их слушали, притаив дыхание, расположившись гуртом на вагонках. Нары издавали незабвенный запах давленых клопов и мертвечины. Тот, кто умеючи „тискал романа”, пользовался благорасположением общим — от паханов до шушеры-крысятников. Как, собственно, все создатели „попсы”. Подкармливали, ссужали табачком. В моменты особого восторга предлагали не козью ножку, а сигарету…»
Наиболее специфической чертой субкультуры Гулага, безусловно, является воспринятый ею из предыдущих времен, но существенно обогащенный и доведенный до отшлифованного совершенства язык лагерных символов, который условно можно разделить на две составляющие: вербальную — блатной жаргон («блатная музыка», «феня») и изобразительно-криптографическую — татуировки («наколки»).
Лагерная лексика всегда несла (и несет) в себе отнюдь не только утилитарные функции: в ней сконцентрированы философия, мировоззрение, нравственные установки и социальные ориентиры уголовной субкультуры. Основу современного лагерного языка («фени») составил воровской жаргон начала ХХ века. Эта лексическая система предназначалась для «кодирования» криминальной «профессиональной» информации, чтобы в нее не смогли внедриться посторонние. Именно поэтому «воровской жаргон» перегружен специфическими, чисто «цеховыми» терминами. Современный криминальный лексикон включает около 10 тысяч слов и выражений, что более чем в 2,5 раза превышает количество жаргонизмов преступного мира царской России. (Для сравнения: «обычный» орфографический словарь русского языка содержит, как правило, около 100 тысяч слов, «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля — более 200 тысяч.)
Среди исследователей нет единого мнения о времени зарождения жаргона российских преступников. Скорее всего, становление «блатной музыки» в России происходило параллельно с делением общества на «классы» («сословия») и, как следствие этого, — с появлением и ростом профессиональной преступности. При этом отмечается интенсивное распространение «воровского языка» и пополнение его новыми жаргонизмами. Так, из польского языка в русский «блатной жаргон» перешли слова: «капать» — доносить, «коцать» — бить, «мент» — тюремный надзиратель; из украинского: «хавать» — есть, «хомка» — нож, «торбохват» — арестант; из цыганского: «чувиха» — проститутка, «марать» — убивать, «тырить» — воровать; из тюркского: «яманый» — плохой, «кича» — тюрьма. Общими для различных категорий русского арго явились многие элементы еврейской «блатной музыки», в частности: «хавира» — воровской притон, «хевра» — группа карманников, «шайка» — от еврейского «шовер» (общество, содружество), «мусор» — агент сыскной полиции (от еврейского «мусер» — доносчик), «шмон» — обыск, «малина» (от еврейского «млина») — место тайной ночевки, «ксива» — документ, «параша» (от еврейского «пэрэш» — кал), «блат» (от еврейского «балат» — тайно, скрытно), «шухер» — опасность (от еврейского «шахор» — черный). Значительное влияние на процесс развития «фени» оказал также более «опытный» преступный мир стран Западной Европы. Причем заимствование шло как из литературного языка, так и из профессионализированного жаргона преступников. Например, из немецкого языка заимствованы такие слова-жаргонизмы, как «фрайер» — общее название жертвы, «бур» — сообщник, «гутенморген» — утренняя кража; из французского: «шпана» — мелкий вор, «марьяжить» — завлекать, «алюра» — проститутка; из английского: «шоп» — магазинный вор, «шкет» — подросток; из венгерского: «хаза» — притон и т. п.
Отметим, что, как правило, у многих лексем «блатной музыки» имеются свои прототипы в реальной жизни. Пример: хулиганов лагерники уничижительно называют «бакланами» (хулиганить — «бакланить»). Каково же происхождение (этимология) этого жаргонизма? Оказывается, когда-то на Дону был некий атаман Бакланов, который славился своей несдержанностью и рукоприкладством. Его-то фамилия и перешла в «феню», закрепилась в ней, но уже как собирательное, нарицательное понятие.
Словарный запас «фени» создан уголовным миром, как уже говорилось, для обеспечения безопасного взаимообмена информацией в присутствии посторонних людей — нежелательных либо несведущих («не ботающих по фене»). Новичка в зоне определяют и по манерам поведения, и по сюжетам татуировок, но прежде всего — по разговору («трепу»). Наиболее употребительные в уголовной среде понятия имеют множество жаргонных обозначений. Например, выражение «говорить неправду» в переводе на «феню» может звучать в нескольких вариантах: «трепездонить», «толкать фуфло», «темнить», «вешать лапшу на уши», «крутить луну», «толкать телегу», «потереть уши», «закосить словами». Опытный уголовник не скажет «украл» или «ограбил». Для этого он использует жаргонизмы: «прихватил», «ковырнул», «наколол», «липонул» («ковырнул» кассу, «наколол раззяву»). Деньги также имеют свои обозначения: «лавешки», «дубы», «драхмы», «бабули», «гульдены», «алтушки», «башки», «башли», «барыш», «бабки», «бонаши», «капуста». Нож именуется «пером»; пистолет — «игрушка», «пушка», «машинка», «зажигалка», «керогаз», «вольер», «бирка», а патроны к нему — «пчелы», «орехи», «горючее», «маслята». «Блатари» не скажут: «убили человека». Они замаскируют эту фразу выражениями — «одели в деревянный бушлат», «грохнули», «расписали», «поставили куранты»…
Писатель и бывший узник Гулага С. Снегов пришел к вполне убедительному выводу, что «блатной» язык — это «речь ненависти, презрения, недоброжелательства. Он обслуживает вражду, а не дружбу, он выражает вечное подозрение, вечный страх предательства, вечный ужас наказания. Этот язык не знает радости. Он пессимистичен. Он не признает дружбы и товарищества. Ненависть и боязнь, недоверие, уверенность, что люди — сплошь мерзавцы, ни один не заслуживает хорошего отношения — такова его глубинная философия. Это — язык-мизантроп...»
Блатной (или воровской) жаргон крайне скуден по своему содержанию. Тем не менее, он на протяжении многих десятилетий подпитывал обиходную речь населения СССР (в основном, конечно, русскоговорящих, но отнюдь не только их). Сотни тысяч возвращавшихся из лагерей сограждан вносили свой (и заметный) вклад в язык миллионов. Элементы «фени» стали устойчивой модой для молодежи и интеллигенции (очередной пик этой моды мы, бесспорно, переживаем и в настоящее время). Какая-то часть блатного лексикона прочно утвердилась в общем языке, что-то вымылось из него, но присутствие «фени» в нашем повседневном общении остается прочным, становится все более заметным фактом изящной словесности и последовательно корректирует литературно-лексические нормы.
К явлениям этого же порядка относится и выработанная в уголовной среде на протяжении долгого времени еще одна — изобразительно-знаковая, криптографическая — разновидность блатной субкультуры. Это — специфичная для лагерей традиция татуировки («наколки»), которая тоже является своеобразной системой отличительных знаков в криминальной среде, средством внешней «идентификации» заключенных в лагерной иерархии. Технология нанесения татуировок предельно проста и до последнего времени в лагерных условиях каких-либо новаций не претерпела: игла, тушь, немного терпения — и все. А вот что касается манеры исполнения и содержания «наколок» — тут спектр чрезвычайно широк: от подлинных художественных шедевров — до примитивной порнографии, от замысловатых орнаментов — до банальных надписей-цитат из блатного фольклора. Здесь все определяется фантазией и мастерством исполнителя, а также вкусом, прихотями и (в немалой степени) болевой устойчивостью заказчика. Но есть в этом деле одно непреложное правило: «наколка» должна четко и достоверно отражать, к какой категории (касте, «масти») лагерного сообщества относится ее владелец. Именно по содержанию, сюжету, символике татуировки можно практически безошибочно определить, когда и за что «посажен» человек, к какой «блатной» группировке он принадлежит, каковы его внутренний мир, жизненные устремления, цели, намерения. «Наколки» у гомосексуалистов иные, нежели у наркоманов, у насильника они не совпадают с «росписью» убийцы, у «цветных» («блатных») — отличны от рисунков на теле у простых «работяг» — «мужиков» и т. д.
Обратимся к воспоминаниям бывшего узника Вятлага (Кировская область) П. Ф. Лещенко (речь в них идет о середине 1950-х годов): «С наступлением тепла, пока не взбесились мошкара и гнус, многие заключенные старались при любой возможности (в том числе на работе) „погреть косточки” на чахлом северном солнышке и „подзагореть”, раздеваясь при этом до пояса, а то и более. Я обратил внимание на изобилие и качество татуировок на телах. Просто диву даешься, каково художественное мастерство тех, кто творил эти шедевры. Причем преобладали изображения русалок и „ангелов-амуров” на руках, монастырей — на спине (там же часто „помещали” почему-то мавзолей-усыпальницу „вождя мирового пролетариата”), но самое странное — это обилие нагрудных „портретов” Ленина и Сталина (первый — на правой стороне груди, второй — на левой). Ходила по зонам легенда, что где-то в какой-то „расстрельной” тюрьме одного „вора”, приговоренного к „высшей мере”, оставили в живых только потому, что у него на груди — „прямо над сердцем” — была „наколка” с портретом „Усатого” («Усатый», «Ус», «Зверь», «Пахан», «Трубка», «Гуталин» — лагерные прозвища Сталина — В. В., В. Б.). Вместо „саморуба” (с целью отдохнуть в „больничке”) иные лагерники наносили на лоб, лицо, веки татуировки с крамольными надписями типа „раб КПСС”, „сын Вятлага”и т. п. Такие „наколки” вырезали вместе с кожей прямо в медпунктах зон — и без какой-либо анестезии. Встречались зэки — „долгосрочники” с богатым уголовным прошлым, у которых чуть ли не каждый сантиметр кожи на теле, включая интимные места, был покрыт татуировкой. Делали „наколки”, естественно, и заключенным женщинам. По преимуществу это были эротические рисунки на спине, груди, других местах. Встречались и „нейтральные” сюжеты: например, летящий с трамплина лыжник — гигантская „композиция” через всю спину...»
Вся эта «живопись», как и любая лагерная символика, значима, информативна. Но истинное ее смысловое содержание закодировано и предназначено лишь для круга посвященных — своих людей из блатного мира.
Люди и нравы
«Вколотая» жизнь, или Под салютом всех вождей
(Из откровений «вора в законе»)
…У зэка своего нету вовсе ничего. Его одежда отвратительна… В казенном доме лично ему принадлежит лишь тело свое. Ну и ладно. Тело — его мастерская. С телом можно много чего сотворить. Над ним можно надругаться. Им можно торговать. Можно превратить в картинную галерею. Правда, экспозиция выйдет на всю жизнь одна. Но тут уже выбирай: гулять голым или расписанным. Зэк выбирает наколку…
Фрайера! Это же не картинки покрывают вора с головы до пят. И это не одежда кожи. Это тайные знаки, это письмена. Это вколотая навечно вся его прошедшая жизнь… Наколка — письмо зэка. Вот храм во всю спину, сооруженный лагерным искусником. Но веру ли свою проносит зэк на спине через тюремные тернии? Упаси Бог! Изображение церкви — штука заурядная, и читать ее надлежит, как афоризм: «Тюрьма для вора — дом родной». Потому на храм этот, исполненный с тщанием великим и через великую же муку заказчика, лишь бегло взглянет забубенный лагерник. Количество куполов он, пожалуй, еще сочтет, тут информация о сидящем: каждый купол — один срок. Зэк — дикое дитя цивилизации. Потому он любит флору и фауну. Символ удачи — зверь-кот. Но и аббревиатура: Коренной Обитатель Тюрьмы. Если зверь — тигр, читай: злой на власть. Растение — тюльпан на плече — тюремный паспорт. Получает его девчоночка на шестнадцатилетие от подруг. Растением-розой отмечается восемнадцать лет. Но деталь: эта роза без шипов. Если с шипами, место ее на бедре, и метит ею себя пассивная лесбиянка. Активная накалывает зверя — кабана…
Зэка прельщают образы романтические: фрегаты, летящие на всех парусах, оскалившиеся пираты, мрачные палачи, огромные кинжалы, раздувшиеся от крови пауки. За всем этим изобилием вполне деловые сообщения. Парусник — опознавательный знак вора-гастролера. Паука в паутине колет на себе наркоман. Пират — предупреждение: владелец склонен к садизму. Размеры и искусство исполнения наколки вовсе не равны количеству и качеству зашифрованной в ней информации. Лагерный «шестерка» может разукрасить себя хоть Васнецовым, а почитать будет нечего. И даже такие ювелирные дела, как буковки на веках: «Раб КПСС», — мелкое хулиганство, хмыканье, веселящее читающего Книгу Жизни Вора.
Ну что ты смотришь на ладонь? Что ты там увидел? Ты хиромант? Переверни ее, посмотри, что у той ладони на спинке. Тут всякая черточка — глава. Три чепуховых крестика у основания пальцев. Каждый — ходка в зону, каждый — отсидка. Вот просто две какие-то точки. Нет, они не просто. Два побега. На перстни смотрит сосед по нарам: с кем свела тюрьма? Черно-белый ромбик — перстень «отрицала», это злой зэк. Опасный сосед. Доминошину в шесть точек носит «шестерка». Этого можешь сам давить. А тот, по перстню, вафлер, пед пассивный, не интересуетесь, господа удавы? А кто его спрашивал: хочет он или нет носить перстенек? Поймали и накололи. Выйдешь на волю — трави, вырезай, впрочем, знающий все равно по следу допрет: позорное резал…
Наколка — твой крест, место на нарах, под солнцем, ранг. Увидел восьмиконечную звезду — опусти глаза. Хозяин звезды — вор в законе. Впрочем, для сук — воров, бросивших закон, спутавшихся с лягавыми, это сигнал: перед тобой враг. Конечно, что там осталось в тюрьме от воровского закона! Нынешний зэк колет уже иностранные надписи, рисунок импортный, тонкий, трафаретки сделаны «там». Он с ухмылкой смотрит на потертого скокаря (квартирного вора — В. В., В. Б.), украсившего впалую грудь самодельным портретом Вождя (самоделкам и имя — портачки). Придурки! Вождей кололи! А вот не надо ухмыляться! Кололи их в те годы, и не зря. В молитву не верил зэк. В наколку верил. Верил, что если уйдет в побег и достанет его конвой, и вскинет уже винтовки — тут и рванет он на себе рубаху. И откроет конвою страшный лик Великого Пахана. И опустятся, задрожав, стволы. А поставят зэка спиною, он рубаху рванет через голову, а там, на спине, профили всех четырех паханов. И спасен! Под салютом всех вождей!..
ГЛАВА 13. «Граждане начальники» (кадры Гулага)
Гулаг — это не только миллионы людей, содержавшихся в местах лишения свободы или обязательного проживания. Это еще и целая армия тех, кто обслуживал лагерно-карательную систему — как в центре, так и на местах: управленческий аппарат, вольнонаемный персонал (служащие и рабочие), надзирательский состав и военизированная охрана.
За годы хождений по мукам Гулага каждый невольник сталкивался с множеством тюремщиков самых разных уровней. Среди них встречались «более мерзкие и менее, просто служаки и энтузиасты своего тюремного ремесла». От их человеческих и профессиональных качеств напрямую зависела не только мера физических и моральных страданий узников Гулага, но зачастую и сама жизнь этих людей. В воспоминаниях (письменных и устных) бывших лагерников всплывают вереницы образов гулаговских служителей всех рангов и чинов. И далеко не всегда эти зарисовки окрашены в сугубо мрачные тона: даже в самых темных недрах Гулага встречались среди «граждан начальников» и такие, кто не утратил человечности и милосердия. Впрочем, и эти добрые качества являлись половинчатыми, относительными. Как образно заметил Л. Э. Разгон, пробывший в лагерной неволе полтора десятка лет, «те, кто делает тюремщиков, сталкивается с одной существенной для них трудностью: тюремщиков приходится делать из людей… Но если бы эти добрые люди получили приказ жечь нас живьем, то, конечно, страдая при этом, они бы нас жгли. И заключали между собою договоры на социалистическое соревнование: кто скорее сожжет».
В одной из руководящих инструкций, написанной лично Ф. Дзержинским на заре cоветской власти, чеканно формулировалось: «Пусть все те, которым поручено произвести обыск, лишить человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям, арестуемым и обыскиваемым, пусть будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти». Но эти благие пожелания первого руководителя ВЧК-ГПУ оказались утопией. Спустя несколько десятилетий, на пороге нового века и на закате советской эпохи, еще один бывший политзаключенный, В. К. Буковский, исходя из собственного лагерного опыта, констатировал: «Вообще-то нет разницы между уголовными и надзирателями. Только что форма, а переодень их — и не отличишь. Жаргон тот же, манеры, понятия, психология — все то же. Это один уголовный мир, все связано неразрывной цепью…»
Комплекс «кадровых» проблем, характерных для советской карательно-исполнительной системы на всех этапах ее существования, начал складываться уже в первые годы большевистского режима. Проходивший в октябре 1923 года съезд работников пенитенциарного дела сетовал на «скудное финансирование, постоянную нехватку кадров, систематическое переполнение мест заключения». В отчете ГУМЗа НКВД РСФСР за 1923 год сообщалось, что «несмотря на безработицу, охотников занять вакантные места по тюремной службе до сих пор не всегда можно найти». При этом «трудности комплектования лагерных кадров» объяснялись, прежде всего, «недостаточным уровнем их материального содержания». В результате немалую часть руководящих работников лагерей приходилось подбирать «на месте» — из осужденных сотрудников органов госбезопасности.
25 апреля 1930 года ОГПУ издало приказ № 131 «О записи добровольцев из чекистских кадров на руководящую работу вновь организующихся лагерей». Для «добровольцев» устанавливались 3-годичный срок службы в ИТЛ, после чего они получали право перевестись «на оперативную работу в любую местность по выбору», а также целый ряд особых льгот. Сохранялись и все другие права и привилегии сотрудников ОГПУ.
Однако, несмотря на все предложенные льготы, чекисты особого энтузиазма не проявили и на работу в лагеря шли весьма неохотно. Первые крупные лагеря находились практически на полном кадровом самообслуживании: достаточно сказать, что на строительстве Беломорско-Балтийского канала работали только 37 кадровых сотрудников-чекистов, а почти все остальные административно-технические и прочие должности в лагере и на производстве занимали заключенные. В дальнейшем некоторые из них вышли в большие люди.
Продолжалась и тенденция заполнения вакансий руководителей лагерей за счет осужденных сотрудников госбезопасности. Следует заметить, что чекисты, в силу разных обстоятельств лишенные политического доверия, являлись в начале 1930-х годов вообще основным поставщиком кадров для Гулага. А среди этой категории особо выделялись бывшие сотрудники внешней разведки, обстоятельства заграничного пребывания которых вызывали сомнения у руководства (невыполнение задания, провал, нахождение в тюрьме и т. п.). Такие сотрудники нередко (после возвращения на родину) переводились на службу в Гулаг.
Во второй половине 1930-х годов, в связи с резким ростом численности спецнаселения, кадровая ситуация в Гулаге еще более обострилась. Причем положение осложнялось уже не столько общим некомплектом кадров, сколько их вопиющей профессиональной непригодностью. Чтобы нагляднее представить эту ситуацию, обратимся к тексту выступления тогдашнего заместителя начальника Гулага И. Плинера на отчетно-выборном партийном собрании центрального аппарата этого ведомства 8 апреля 1937 года. «За последние 4 — 5 лет, — докладывал Плинер, — мы добивались того, чтобы получить людей и нам людей все-таки давали. Нам давали отсев от других отделов, нам давали по принципу — на тебе, боже, что нам негоже… И в лучшем случае нам давали таких, которые спились — раз человек спился, дают его в Гулаг… По этому признаку нам давали людей, по этому признаку у нас укомплектованы большинство аппаратов в лагерях. С точки зрения аппарата НКВД, самое большое наказание, если кто-то провинится, — это посылка его в лагерь на работу…»
На периферии ситуация, обрисованная заместителем начальника Гулага, выглядела еще более удручающей: «Из количества вольнонаемных работников наших лагерей, — констатировал Плинер, — 40% бывших заключенных, а если отсюда выбросить 3-и отделы (оперативно-чекистские — В. В., В. Б.), где наименьшее количество бывших заключенных, то будет и 60 %…» При этом Плинер отметил, что «с переходом бывшего ГУИТУ к нам (в НКВД из Наркомюста — В. В., В. Б.), оттуда было выгнано и предано суду примерно процентов 60…»
Еще более резко звучало выступление И. Плинера в августе 1938 года (за год до этого он стал уже начальником Гулага): «До прихода нового руководства НКВД, — подобострастно отмечал очередной руководитель лагерного ведомства, — до прихода Николая Ивановича Ежова, к комплектованию кадров нашей системы подходили враги по-вражески, давали нам всякую сволочь, иногда фиксировали: из органов уволить, направить на работу в систему Гулага, иногда и без этой оговорки…». Докладывая о том, что в 1937 году из центрального аппарата Гулага «были изгнаны 200 человек, то есть 45% списочного состава», Плинер одновременно каялся, что «до конца не вычистил из Гулага всех бывших заключенных и сомнительных людей…». Остается добавить, что самого Плинера вскоре (в ноябре 1938 года) арестовали и расстреляли по обвинению в «контрреволюционной вредительской деятельности», и дальнейшая «чистка» Гулага продолжалась уже без него. Но практика «комплектования» лагерных кадров, столь эмоционально обрисованная Плинером и существовавшая «до прихода нового руководства», оставалась без сколько-нибудь принципиальных изменений и в течение всех последующих периодов существования Гулага.
Особая тема — изменение кадрового состава лагерно-карательной системы на рубеже 1930 — 1940-х годов и в последующее десятилетие. На этапе «большого террора» (1937 — 1938), когда вся структура органов внутренних дел и госбезопасности подверглась основательной «чистке» и многие сотрудники были репрессированы, наблюдались определенные различия в судьбах работников территориальных органов НКВД и периферийных подразделений Гулага. Конечно, репрессии не обошли и последних, но все же у них оказалось больше шансов спастись, отсидевшись вдали от столицы и крупных административных центров. Тем не менее, и центральный аппарат Гулага, и руководящая номенклатура в регионах не избежали серьезных перетрясок и «зачисток».
Показательно, что если в предшествовавший массовым репрессиям период такой фактор, как национальность чекиста, не играл какой-либо роли в развитии его карьеры, то в результате большого террора, особенно с началом и после так называемых национальных операций, в ходе которых изымались и профилактировались выходцы из сопредельных СССР враждебных стран, принадлежность к этим «ущербным» нациям обрекала на увольнение из органов и даже (нередко) — на арест. После 1937 — 1938 годов в системе НКВД, в том числе и в Гулаге, практически не осталось (особенно на оперативной работе) немцев, поляков, латышей, эстонцев и т. п.
В связи с острой нехваткой кадров в годы массовых репрессий вошли в практику организованные партийными органами так называемые «мобилизации коммунистов и комсомольцев в административный аппарат лагерей»: в начале 1938 года на руководящие должности в ИТЛ было направлено свыше 3 тысяч коммунистов и более 1,2 тысячи специалистов, только что окончивших вузы. По выражению тогдашнего заместителя наркома внутренних дел В. Чернышова, ЦК ВКП(б) превратился в те годы «буквально в биржу труда», снабжая кадрами через райкомы партии всю лагерную периферию. В течение полутора-двух лет на службу в лагеря и колонии поступило более 150 тысяч новых работников. При этом почти втрое увеличилась численность управленческого персонала Гулага.
Небезынтересно проследить динамику численности сотрудников центрального аппарата гулаговской системы за 1930-е годы: в 1930 году в этом аппарате значились всего 87 человек; в ноябре 1932 года — уже 283 (рост более чем втрое), в сентябре 1934 года — 366 человек; в августе 1935 года — 527; в апреле 1937 года — 633; в ноябре 1937 года — 936; в мае 1939 года — 1562 человек, то есть почти 18-кратное увеличение к уровню 1930 года. И объясняется это не только многократно возросшим числом подневольных «спецконтингентов», но и тем, что к концу 1930-х годов Гулаг превратился в огромный производственный механизм, который выполнял задания по 20 направлениям хозяйственно-отраслевой деятельности. «Мобилизация коммунистов и комсомольцев», как метод подбора гулаговских кадров, не была предана забвению и в последующие годы: например, уже после смерти Сталина, в 1954 году, «в целях улучшения работы ИТЛ» планировалось «отобрать» и направить туда 2,5 тысячи коммунистов и комсомольцев.
Специальной подготовки кадров для карательно-исполнительной системы в 1930-е годы практически не существовало. В 1938 году действовала лишь Харьковская школа Гулага, где готовились сотрудники для пополнения оперативно-чекистских отделов лагерей. А в Высшей школе НКВД изучались (помимо основ марксизма-ленинизма) всего лишь три профильные дисциплины: основы агентурно-оперативной работы, следствие и предмет под красноречивым названием — иностранные разведки и их агентура в борьбе против СССР. Только в 1943 году, когда НКВД был разделен на два наркомата и гулаговская система осталась в нем, а госбезопасность автономизировалась в самостоятельный НКГБ, наметился поворот к систематической и специальной подготовке работников тюремно-лагерной сферы. Именно в 1943 году были организованы (как постоянно действующие) спецшкола для начальствующего состава тюрем НКВД (в Москве) и несколько спецшкол Гулага — по подготовке «кадров лагерного сектора». В 1944 году организуется и Центральная школа Гулага, причем к поступающим в нее предъявлялись примерно те же требования, что и к абитуриентам периферийных школ, например, наличие образования в объеме хотя бы 5 классов средней школы. Тем не менее, если мы обратимся к послужным спискам начальников управлений ИТЛ, то есть работников высшего руководящего звена лагерной системы, занимавших должности в конце 1940-х — начале 1950-х годов, то не обнаружим и следов какой-либо специальной подготовки или обучения их для уголовно-исполнительной, а тем более — пенитенциарно-педагогической деятельности. Вместе с тем выявляется следующая и весьма определенная тенденция: более половины этих руководителей попало на работу в Гулаг из территориальных органов ОГПУ-НКВД после службы в пограничных или внутренних войсках, а также — в милиции. Другая часть — это инженерно-технические работники, как правило, с соответствующим специальным образованием, но сделавшие карьеру непосредственно в Гулаге и «доросшие» до постов начальников управлений ИТЛ. Причем удельный вес именно этой категории в послевоенные годы даже увеличился.
Состояние общеобразовательного уровня руководящих гулаговских кадров красноречиво характеризуют следующие данные: на 10 марта 1945 года среди 440 периферийных работников Гулага, входивших в номенклатуру ЦК ВКП(б) и НКВД СССР, высшее и незаконченное высшее образование имели лишь 9,2%, среднее — 32,2%, и больше половины владели только низшим образованием. Отметим, что в общей массе образовательный уровень сотрудников Гулага был значительно ниже, чем даже у чекистов территориальных органов НКВД. На 1 января 1941 года среди оперативных работников этих органов с высшим образованием значились 6,3%, с незаконченным высшим — 3,0%, со средним — 32,4%, с неполным средним — 21,8% и с низшим образованием — 36,5%, а среди сотрудников Гулага в это же время высшее образование имели только 3,5%, незаконченное высшее — 0,9%, среднее — 9,4%, неполное среднее — 13,6%, а низшее — 72,6%.
Не менее разнятся и данные о партийности кадров. На 1 января 1940 года среди оперативных сотрудников территориальных управлений и центрального аппарата НКВД значились 83,1% членов и кандидатов ВКП(б), 15% комсомольцев и только 1,9% беспартийных. А гулаговские кадры на исходе войны представляли собой фактически «беспартийную массу»: на 1 января 1945 года во всем Гулаге имелось (к общему числу сотрудников) лишь 9,9% коммунистов, 8% комсомольцев, а остальные 82,1% — беспартийные.
Конечно, анализируя эти данные, следует иметь в виду и тот факт, что по масштабам и численному наполнению кадровые составы Гулага и оперативных служб НКВД — это, как говорится, две большие разницы: на 1 января 1941 года в центральном аппарате НКВД, в его территориальных органах, особых и дорожно-транспортных отделах, а также в системе учебных заведений работали «всего» 46216 человек оперативно-чекистского состава, тогда как кадры Гулага насчитывали (на ту же дату) в общей сложности 314322 единицы, причем в наличии имелись 273608 человек, а остальные должности оставались вакантными.
Исходя из того, что говорит официальная статистика, попытаемся определить: какие же биографические факторы играли ведущую роль при определении судьбы чекиста, а точнее — для его направления на службу в Гулаг? Для периода начала 1930-х годов — это прежде всего чуждое социальное происхождение (то есть — не из рабочих и крестьян), и как следствие этого — трудности со вступлением в партию, а отсюда — высокий процент беспартийных среди сотрудников Гулага. С 1937 года важную роль приобретает и национальность: после этого рубежа представители неблагонадежных наций и народов отводятся от оперативной работы в управленческих структурах НКВД-НКГБ, увольняются оттуда либо направляются на службу в Гулаг. С 1949 — 1950 годов это касается и евреев: их начинают изгонять из спецорганов, но тем не менее почти не трогают в гулаговской системе. Что касается образовательного уровня, то он не являлся в сталинско-советские времена определяющим при отборе кадров для тюрем, лагерей и колоний.
Вместе с тем на всех этапах своего существования Гулаг оставался местом фактической ссылки проштрафившихся чекистов, то есть тех из них, кто совершил проступки (или даже преступления) по службе, если они, разумеется, не носили политической окраски — в таком случае чекист попадал в лагеря уже как заключенный. Этим отчасти можно объяснить и причину сохранения высокого процента беспартийных в руководящем составе тюремно-лагерной системы.
В кадровой структуре Гулага сложилась и существовала своя и весьма четкая внутренняя иерархия. На первом месте в ней (и по престижу, и по значимости) находились командно-административные кадры и сотрудники оперативно-чекистских отделов. За ними следовали работники производственного сектора. Наименее престижной считалась служба в военизированной охране (ВОХР-ВСО), которая на 95% состояла из уволенных в запас красноармейцев. По отзывам самих чиновников Гулага, «в охрану набирались люди не то что второго сорта, а последнего, четвертого сорта».
Существовала среди гулаговских чекистов и еще одна, особо привилегированная и вместе с тем — зловещая каста. Это — палачи, «приводившие в исполнение» смертные приговоры: их тогда так (сокращенно) и называли — «исполнители».
Один из них, доживший до наших времен, но по-прежнему не имеющий права раскрывать свое подлинное имя, так вспоминает нехитрую технологию этого специфического ремесла: «У того, кого ведешь расстреливать, руки обязательно связаны сзади проволокой. Велишь ему следовать вперед, а сам, с наганом в руке, за ним. Где нужно, командуешь „вправо”, „влево”, пока не выведешь к месту, где заготовлены опилки или песок. Там ему дуло к затылку и трррах! И одновременно даешь крепкий пинок в задницу. Чтобы кровь не обрызгала гимнастерку и чтобы жене не приходилось опять и опять ее стирать…»
Кто же нажимал на спусковой крючок, и кто последним смотрел в глаза жертве? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к послужным спискам (теперь их называют личными делами) сотрудников комендатуры НКВД СССР, которые наиболее часто встречаются во всякого рода расстрельных документах.
Перед нами — акт, составленный 4 июля 1938 года: «Мы, нижеподписавшиеся, старший лейтенант государственной безопасности О-ов, лейтенант Ш-ев и майор И-ин, составили настоящий акт о том, что сего числа привели в исполнение решение тройки УНКВД МО от 15 июня. На основании настоящего предписания расстреляли нижеследующих осужденных…» Далее следует список из 22-х человек. На этом «трудовой день» О-ова, Ш-ева и И-на не закончился — пришлось расстрелять еще семерых…
Братья Ш-вы — одни из самых известных палачей сталинской эпохи. Старший, Василий Иванович, получил в родном Киржаче (ныне Владимирская область) 4-классное образование, учился на сапожника, вступил в Красную гвардию, был пулеметчиком, а потом вдруг стал надзирателем печально известной Внутренней тюрьмы ВЧК-ОГПУ. Прослужив некоторое время в комендатуре НКВД, в 1937 году получает должность сотрудника для особых поручений — это был еще один способ зашифровать палачей. Со временем он стал Почетным чекистом, кавалером нескольких боевых орденов и, само собой разумеется, — членом партии.
По его стопам пошел брат Иван, имевший 3-классное образование: надзиратель во Внутренней тюрьме, затем — вахтер, начальник бюро пропусков и, наконец, «сотрудник для особых поручений». Он быстро догоняет брата по количеству расстрелов, а по числу наград даже обгоняет его.
И все же, как ни «авторитетны» были братья Ш-вы, им далеко до Петра Ивановича М. Имя этого человека одни произносили восторженным шепотом, другие — со скрытым ужасом: ведь на его личном счету было около 10 тысяч расстрелянных. Латыш по национальности, он окончил всего 2 класса сельской школы, батрачил у помещика, участвовал в Первой мировой войне, в 1917 году вступил в Компартию и почти сразу стал членом карательного отряда, входившего в состав ВЧК. Через год его назначают надзирателем, а потом начальником одной из чекистских тюрем. Там он служит до 1931 года, а затем становится «сотрудником для особых поручений комендатуры ОГПУ», или, проще говоря, палачом. Десять лет не выпускал М. из рук нагана (исполнители-расстрельщики предпочитали револьверы именно этой системы). За эти годы он стал Почетным чекистом, получил несколько орденов.
Имелся, правда, у этого идеального исполнителя один грешок: М. любил выпить, и, судя по всему, крепко. Впрочем, этот грех был присущ всем исполнителям: «У нас всегда под рукой было ведро водки и ведро одеколона, — вспоминает один из них. — Водку, само собой, пили до потери сознательности. Что ни говорите, а работа была не из легких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались, и если лаяли, то издалека…»
Естественно, возникает вопрос: а знали ли жены и дети, чем занимаются их мужья и отцы? И вот как отвечает на него один из таких «исполнителей»: «Ни в коем случае! Даже на Лубянке об этом знал очень ограниченный круг лиц. Наши имена были самой большой тайной Советского Союза. А домашние... Какое им дело? Квартиры нам давали отличные, зарплаты и пайки хорошие, путевки в санатории — в любое время года. Что еще надо жене и детям? А принадлежностью главы семьи к органам НКВД они гордились. Очень гордились! Так что никаких комплексов не было...»
Но комплексы — комплексами, а здоровье — здоровьем: природа брала свое и наказывала палачей по-своему — в отставку они уходили, как правило, глубокими инвалидами.
Собственные исполнители имелись не только в Москве, но и практически во всех территориальных органах управления НКВД-МВД. Вот что пишет об этом бывший узник Гулага Д. М. Панин, вспоминая о Кировской тюрьме: «…Старая пересылка находилась на берегу реки, и идти к ней надо было через весь город мимо громадной Кировской тюрьмы, где производили расстрелы. Одним из палачей — „исполнителей”, как их вежливо именовали чекисты, — был вохровец Вятлага, украинец по фамилии Г-ан. Когда набиралась подходящая партия смертников, его посылали в командировку. Выполнив свою миссию, он возвращался к обязанностям стрелка на вышке возле лагеря. Естественно, его „за заслуги” никогда не посылали в лес охранять бригаду, а держали на более привилегированной службе. Никакими другими способностями, кроме палаческих, наделен он не был. О нем ходили рассказы, которые начинали казаться даже преуменьшенными, достаточно было посмотреть на его низколобую плотоядную харю. Коронный номер он выкинул со своей женой. Однажды она поперла прямо к вышке с обедом, который всегда ему приносила, забыв о тонкости конвойной службы — к сторожу на посту имеет право подойти лишь разводящий. Г-ан немедленно заорал: „Лягай и не вертухайся”, что в переводе с украинского означает: „Ложись и не двигайся! ” (Само слово „вертухай”, которое прилепилось к конвоирам и охране, скорее всего, трансформация этого грозного окрика 1937 — 1938 годов). Бабонька выполнила приказ супруга в точности, так как не раз испытала на себе его характер, и пару часов пролежала на земле…»
В составленном В. И. Далем «Толковом словаре живого великорусского языка» приводится емкий и точный народный афоризм: «Не дай Бог никому в палачах быть — а нельзя без него!» Народная мудрость, конечно же, права: без палача нельзя, кто-то же должен выполнять и эту «окаянную» работу. Но ведь к каждой профессии, как и к этой, надо иметь склонность. И согласимся, что склонность к хладнокровному убийству, причем из месяца в месяц, из года в год, — явление все-таки явно ненормальное, выходящее за рамки человеческого.
Несомненный интерес представляют и персоналии непосредственных руководителей советского карательно-лагерного ведомства (Улага-Гулага). Первым его начальником стал бывший глава Соловецких лагерей Ф. И. Эйхманс. Через полтора месяца, в июне 1930 года, его сменил Л. И. Коган. С 1932-го по 1937 год Гулаг возглавлял кадровый чекист М. Д. Берман. Сменил Бермана на этом посту (на очень короткий период) его бывший заместитель И. И. Плинер. Отметим, что все первые руководители Гулага (Эйхманс, Коган, Берман, Плинер) в числе прочих видных чекистов погибли в годы большого террора. И в этом есть своя логика: советская репрессивная система существовала и развивалась по своим постулатам и канонам, но, как бы подтверждая известный диалектический закон об отрицании отрицания, она уничтожала не только социально чуждых и социально опасных, но и социально близких, не исключая и собственные кадры, несмотря на всю их (искреннюю или показную) преданность и (подлинное или напускное) служебное рвение.
С ноября 1938-го по февраль 1939 года должность начальника лагерного ведомства по совместительству занимал заместитель наркома внутренних дел СССР г. В. Филаретов. В феврале 1939 года руководство лагерной системой перешло к другому заместителю главы НКВД — В. В. Чернышову, бывшему до этого начальником Главного управления милиции. Затем (с февраля 1941 года по июнь 1960 года) высшую руководящую должность в Гулаге последовательно занимали: В. Г. Наседкин (до 2 сентября 1947 года), Г. П. Добрынин (до 31 января 1951 года), И. И. Долгих (до 5 октября 1954 года), С. Е. Егоров (до 4 апреля 1956 года), П. Н. Бакин (до 6 мая 1958 года), М. Н. Холодков (до 13 июня 1960 года).
Задержим наше внимание на личности одного из них — генерал-полковника В. В. Чернышова, который весьма продолжительное время (1939 — 1952 годы) являлся не только прямым руководителем или куратором всей советской тюремно-лагерной системы, но и в известной степени ее своеобразным идеологом.
На должность начальника Гулага В. В. Чернышев заступил в возрасте 43-х лет. Все 1930-е годы он провел на Дальнем Востоке, командуя различными подразделениями пограничной охраны, общий же чекистский его стаж насчитывал почти два десятилетия. Будучи членом Компартии с 1917 года, имел репутацию «героя Гражданской войны», хотя все основные награды (два ордена Ленина, четыре ордена Красного Знамени, орден Трудового Красного Знамени, орден Красной Звезды, орден Кутузова 1-й степени и др.) получил уже после 1931 года. По воспоминаниям современников, пользовался известностью в лагерях (и среди сотрудников, и среди подневольных) как сугубо деловой руководитель: не стремился вникать в политическую суть репрессий, обходил стороной разговоры о применявшихся в НКВД-МВД-МГБ пытках, был априорно убежден и внушал сомневавшимся сослуживцам, что «невиновных людей никто не сажает». Свою основную задачу видел в том, чтобы «ликвидировать последствия вредительства в Гулаге». Выступая на собраниях перед коллегами, часто сравнивал лагерное ведомство с авгиевыми конюшнями, а себя самого — с Сизифом (вполне простительное для человека с начальным общим образованием заблуждение: в отличие от древних греков главный советский тюремщик считал, что Авгиевы конюшни расчистил Сизиф, а не Геракл). Тем не менее именно под руководством В. В. Чернышова была проведена структурная перестройка тюремно-лагерной системы, предприняты меры по упорядочению режима в лагерях и колониях, по сокращению количества побегов, по улучшению производственных показателей. Выдвигая на первый план хозяйственное назначение Гулага, он требовал от подчиненных «научиться полноценно использовать рабочую силу заключенных». В отличие от многих своих предшественников и преемников, пытался поднять социальный статус лагерных служащих, не только «ставил вопросы», но и добивался введения для них специальных званий, знаков отличия и льгот, увеличения размеров финансирования, особенно фондов зарплаты. Профессиональное кредо и аргументация этого «продвинутого» начальника и куратора Гулага звучали (в общих чертах) примерно так: «Мы все же аппарат, который занимается вопросом содержания полутора миллионов заключенных, врагов народа… Наши лагерные работники находятся наравне с охраняющими рубежи нашей границы, и это является не менее почетной и ответственной задачей и перед партией и перед страной».
С именем В. В. Чернышова непосредственно связаны и такие нововведения в Гулаге на рубеже 1940-х — 1950-х годов, как восстановление «зачетов рабочих дней», введение зарплаты для подневольных производственников, дифференциация «спецконтингентов» по видам режима, некоторые «послабления» в трудовом использовании заключенных женщин и т. д. С определенным допуском его можно отнести к типу гулаговских руководителей-прагматиков, вполне адекватных своему времени (по мировоззренческим и нравственным установкам).
Впрочем, когда (после смерти Сталина) наступило другое время, — кадровая ситуация в Гулаге не претерпела существенных изменений.
Хронически острыми всегда оставались проблемы материального положения и социального статуса рядовых сотрудников тюремно-лагерной системы. По всем параметрам они находились в значительно худших условиях, чем их коллеги из других спецслужб. Правда, в начале 1950-х годов сотрудники центрального гулаговского аппарата имели значительно большее денежное довольствие, чем их подчиненные на местах, а кое-кто получал и персональную ставку. Но в целом зарплата сотрудников Гулага была примерно вдвое меньше, чем, скажем, в аппарате госбезопасности, что вызывало постоянное и, надо сказать, обоснованное недовольство гулаговцев на всех уровнях.
А ведь основная тяжесть тюремно-лагерной службы приходилась, естественно, на рядовых исполнителей этого, по выражению Петра I, «окаянного и скорбного» дела. Приезжая в Москву на различные сборы и совещания, местные начальники лагерей и колоний в 1930 — 1940-е годы не уставали жаловаться на свое «тяжкое бремя». «У нас основная фигура — начальник лагеря, и он находится в исключительно тяжелом положении, — докладывал один из представителей «глубинной» лагерной администрации. — Он не имеет буквально возможности взять к себе семью, нет помещения, и в условиях лагеря его семье может грозить опасность. Начальники лагпунктов живут вместе с заключенными, и эти люди получают по 450 — 500 рублей. Эта ставка не обеспечивает его, а у него заключенных по несколько тысяч человек…»
Совершенно безотрадная картина материального положения персонала лесных лагерей предстает из письма, направленного 22 октября 1953 года начальником Гулага И. Долгих на имя Первого секретаря ЦК КПСС Н. Хрущева. К тому времени эти 13 лагерей располагались в северных и горных районах Коми АССР, Архангельской, Кировской, Молотовской (ныне Пермский край), Свердловской, Кемеровской областей и Красноярского края. Их подразделения, в связи со спецификой производства, дислоцировались в большой отдаленности от населенных пунктов, в глухой тайге. Они насчитывали 34289 человек обслуживающего персонала, в том числе начальствующего состава — 3846, специалистов — 1375, вольнонаемных работников — 29068. И все они, по словам начальника Гулага, «оказались в очень тяжелых условиях». Жилищно-бытовое обеспечение, снабжение и торговля, культурное и медико-санитарное обслуживание, организация обучения детей в лесных поселках находились «в крайне неудовлетворительном состоянии».
Более 3300 семей из общего количества работающих в этих ИТЛ вообще не обеспечены жильем. Еще 2350 человек вынуждены размещаться со своими семьями в явно непригодных для проживания помещениях: в землянках, разного рода сараях, скотных дворах, банях, казармах военизированной охраны и т. п. Средняя обеспеченность жилой площадью составляет только 2-2,5 квадратных метра на человека, причем без наличия других коммунальных помещений (кухонь, кладовых, туалетов и т. п.). Наряду с острым недостатком жилья «во всех без исключения лагерях отсутствуют необходимые коммунально-бытовые условия»: в большинстве подразделений нет бань, парикмахерских и прачечных для вольнонаемных и их семей. В связи с этим они вынуждены пользоваться этими услугами в лагерных зонах — «со всеми могущими отсюда вытекать последствиями».
«Исключительно неблагоприятны», по мнению Долгих, и «условия обучения детей» в лесных лагерных подразделениях. Подавляющее их большинство по условиям производства расположено «в отдаленности от населенных пунктов от 10 до 100 километров, поэтому использовать имеющиеся в тех местностях школы нет возможности, а в поселках лагерных подразделений средних школ совсем нет». Имеющиеся в некоторых подразделениях начальные школы «оборудованы плохо». Занятия, как правило, «ведет один учитель в одной комнате для всех 4-х классов вместе». В большинстве же лагерных пунктов нет даже и начальных школ. Вследствие этого детей приходится «устраивать на учебу в отдаленных школах, в отрыве от семьи, размещать их на частных квартирах, обрекая на воспитание посторонними людьми», а в тех ИТЛ, где совершенно отсутствуют школьные интернаты, некоторые работники «в связи с этими трудностями не обучают своих детей». Кроме того, констатирует начальник Гулага, «имеющиеся школы и интернаты не расширяются и даже не ремонтируются, что отрицательно сказывается на успеваемости детей».
В «явно неудовлетворительном состоянии», как явствует из того же письма Долгих, находятся в лесных лагерях снабжение и торговля: «ассортимент продовольственных и промышленных товаров крайне ограничен»; «нет необходимого ассортимента круп, нет жиров, сахара, мяса и рыбы, совершенно отсутствуют в продаже картофель, овощи и фрукты, крайне необходимые в условиях Севера»; «исключительно мало и редко бывают в магазинах такие товары, как детская обувь, белье, одежда, трикотаж, школьные принадлежности и культурно-хозяйственные товары»; «в отдельных лагерях отсутствуют даже такие товары, как спички, соль, нитки, имеют место перебои в снабжении даже хлебом»; «магазины и ларьки, как правило, размещены в неприспособленных помещениях»; «столовые для личного состава имеются только при управлениях лагерей, а в подавляющем большинстве лагподразделений их нет»; «имеющиеся столовые работают плохо, в помещениях неуютно, грязно, пища готовится невкусная и однообразная». В большинстве ИТЛ «не выполняется план товарооборота».
«Неудовлетворительно поставлено» также и «медицинское обслуживание вольнонаемного состава лесных ИТЛ»: «имеющаяся лечебная сеть обеспечивает потребность не более чем на 40%». «Из 13 лесных лагерей больницы для вольнонаемных имеются только в 7». «Из 168 лаготделений лечебные учреждения для них развернуты только в 40». «400 лагпунктов вообще не имеют никаких лечебных учреждений для вольнонаемных, сотрудники этих подразделений вынуждены обращаться в амбулатории для заключенных или в лечебные учреждения органов здравоохранения, расположенные в нескольких десятках километров». «В имеющихся больницах недостаточно детских коек (50% потребности), а также мест в родильных отделениях, вследствие чего во многих лесных лагерях родовспоможение производится на дому». «Крайне недостаточна сеть детских учреждений, в ряде ИТЛ вовсе нет детских яслей, а в остальных развернуты всего 720 мест при наличии около 10000 детей ясельного возраста, детских садов также крайне мало — всего на 1330 мест».
Наконец, самыми мрачными красками представлено в письме начальника Гулага состояние «культурно-просветительной» работы в лесных ИТЛ. Учреждения, призванные заниматься этой работой, «в большинстве лесных подразделений отсутствуют», а «имеющиеся помещения, отведенные под клубы, заселены вольнонаемными сотрудниками». Неудовлетворительно «поставлено кинообслуживание работников лагерных подразделений и членов их семей»: если «при штабах лагерных подразделений кинокартины демонстрируются 2 — 3 раза в месяц, то на лагерных пунктах — 1 раз в месяц», а кое-где — и «один раз в квартал»; многие лаготделения «не имеют своих киноустановок». Большинство вольнонаемных работников лесных лагпунктов и членов их семей «лишены возможности слушать радио», так как не имеется стационарных радиотрансляционных установок. Вследствие «ограниченности лимитов», жители лесных окололагерных поселков «не обеспечены центральными газетами и журналами», а почта доставляется в эти поселки «2 — 3 раза в месяц». Словом, полный «беспросвет», неустроенность и убогость.
Бытовые нужды рядовых сотрудников Гулага прямо-таки вопиют со страниц многочисленных их обращений в самые разные руководящие партийно-государственные инстанции. Вот фрагмент лишь одного из таких писем (ноябрь 1939 года): «Я имею семью и семью нетрудоспособную, — взывает к «партийной справедливости» кандидат ВКП(б) Е. П. Жильцов, инспектор 2-го отдела Управления Вятского ИТЛ (Кировская область). — Из моей зарплаты в 450 рублей более 100 рублей идет на удержания: культурный и подоходный налоги, членские взносы и 60 рублей по подписке на займ. На руки приходится получать примерно 325 рублей. Из этой суммы я должен содержать семью: одеть, обуть. Со времени организации лагеря я не могу получить более удобной квартиры. Нахожусь в маленькой комнате (3 человека), тесно, нет воздуха. Эта комната служит гостиной, столовой, спальней и кухней. Нет печи, пища приготавливается на примусе и керосинке. Смрад — это приходится все вдыхать. Можно ли после этого чувствовать себя здоровым?..»
Один из бывших сотрудников-офицеров того же Вятлага, прослуживший там более 20 лет, не без горечи размышляет: «Те, кто работают с осужденными, совершают гражданский подвиг. Некоторые из них десятками лет видят одно и то же, получают подчас и оскорбления и постоянно подвергают свою жизнь опасности. А специфический запах зоны пронизывает все насквозь! Очень многие не выдерживают… Например, начальником 22-го ОЛПа в 1953 году приехал подполковник К. В один из вечеров к нему в кабинет ворвались человек 8 уголовников, воткнув в стол ножи и угрожая убийством, заставили начальника „плясать” на столе под балалайку — издевались. Продержав под ножами около часа, ушли, но К., получив психическую травму, вскоре из органов МВД уволился, не дослужив до получения права выхода на пенсию — по выслуге лет… Семьям офицеров и вольнонаемных работников, проживающим в подразделениях (ОЛПах, лагпунктах), не позавидуешь. Живут они в основном в домах барачного типа или сборно-щитовых, продуваемых со всех сторон (строили-то их заключенные — из старого леса, лишь бы построить, да побыстрей). Надо было думать о дровах, о воде, туалет — дощатый, на улице, из-за чего женщины часто болеют. Летом — тучи комаров и мошкары, проблемы с продуктами, особенно молочными. В поселках, в лучшем случае, — малокомплектные начальные школы, поэтому начиная с 5-го класса, дети учатся в Лесном («Центральном поселке» лагеря — В. В., В. Б.), где живут в интернате. Многие отправляют детей к родственникам — за пределы лагеря… Многие семьи в это время распались, жены уезжали. Офицеры держались, понимая свою ответственность, чувство долга, партийную дисциплину, да и вся обстановка в стране была довольно сложной — в вопросах и получения жилья, и прописки, и трудоустройства…»
Во всех этих словах, свидетельствах, доводах, сетованиях есть свой резон, своя личная выстраданная правда. Вместе с тем, лагерная система, как чудовище, пожирающее своих детей, подминала под себя человека, раскрепощала порой в нем самые черные стороны его личности, которые при других, более благоприятных обстоятельствах «спали бы в нем непробудным сном»... Это наглядно проявлялось среди личного состава всех лагерных служб и подразделений.
А теперь попытаемся посмотреть на положение гулаговского персонала глазами тех, ради кого они, собственно, и призваны были терпеть свое «бедственное положение» — подневольных лагерников.
«Что представляли собой люди, распоряжавшиеся зэками? — вспоминает о своем пребывании в Вятском ИТЛ один из таких лагерников, инженер Ю. Л. Юркевич. — В большинстве это были кадровые офицеры НКВД, обычно не выше капитана. Но было порядочно и вольнонаемных, главным образом технического персонала: прорабов, техноруков, снабженцев, счетных работников. В целом был это народ малообразованный и серый. На работу в лагеря попадали больше такие люди, которым не повезло в других областях из-за отсутствия специальности, нежелания учиться, неумения трудиться и лени. А в лагере всегда можно было подобрать таких зэков, чтобы и работали, и думали за них. Часто можно было видеть, как теряется начальник и невысокого и высокого ранга, когда ему требуется проявить инициативу, пошевелить мозгами — он от этого безнадежно отвык. Много было среди них и людей низких, грабивших и обижавших зеков, и с особым удовольствием, если зэк с образованием… Они нас совершенно искренне считали людьми низшего сорта, как плантаторы — негров. Причем это привилось и окрестному населению. Встретит „комик ” (коми-зырянин) незнакомого человека в лесу и спрашивает: — Ты человек или заключенный?..
При надлежащем оформлении с зэком можно было сделать все что угодно. Был у нас старшина конвоя Г., человек уже немолодой, страшный садист, выраженный убийца. Нескольких зеков собственноручно пристрелил, то и дело избивал кого-то до полусмерти. Будучи отличным службистом, делал это со всей видимостью законности. Очень его боялись и ненавидели. И вдруг — всеобщая радость: Г. берут в армию. И очень скоро, месяца через три, еще больший восторг в лагере — пришла на Г. похоронка!
Надо сказать, что хоть и редко, но встречались среди лагерного персонала честные и добрые люди. Таким был начальник 10-го лагпункта, жаль, не помню его фамилии. Справедливый и заботливый человек. Во время большого голода у него смертность была на лагпункте гораздо ниже, чем в остальном лагере. Было известно, что он отдавал на зэковскую кухню свои собственные продукты. Одно время начальницей КВЧ была добрейшая немолодая ткачиха, непонятно как попавшая на работу в лагерную систему. Она искренне жалела зэков…»
Кстати, по поводу фронтовой судьбы упомянутого надзирателя Г. Случай с его мобилизацией в действующую армию, в общем-то, нетипичен для лагерных сотрудников этой категории: нужно было уж очень в чем-то или чем-то проштрафиться, чтобы лишиться брони и «загреметь» на фронт. Из 1325 человек вольнонаемного состава Вятлага на 1 января 1944 года 1250 человек (или 94,3%) имели отсрочку от призыва по мобилизации, и это при том, что показатель так называемой лимит-брони от призыва в РККА составлял для Вятлага 1442 штатных единицы, то есть почти 109% к наличному числу сотрудников (исключая военизированную и пожарную охрану). Таким образом утверждения некоторых современных «адвокатов» Гулага о том, что «благодаря ему» находившиеся в нем узники «практически избежали ужасов войны» и «спаслись от гибели на поле боя», следует отнести скорее к преобладающей части тюремно-лагерного персонала. Что же касается узников, то для них вероятность гибели в лагерях военного лихолетья была порой ничуть не меньшей, а нередко и большей, чем для рядовых фронтовиков на передовой: среди последних невозвратные боевые потери составляли примерно треть от всех призванных, в то время как в гулаговских застенках среди отдельных категорий «спецконтингентов» и в некоторых ИТЛ показатели смертности «зашкаливали» за 80 — 90%…
«Мало бывало среди тех, кого (в лагерях) называли хозяевами, порядочных людей, лишь добросовестно выполнявших жесткие лагерные законы и правила, — вспоминает еще один бывший политзаключенный — Ф. Ф. Кудрявцев, потомственный военный, прошедший три войны и после пяти ранений попавший в сталинские лагеря. — Чаще ими были развращенные безграничной властью над людьми и безнаказанностью отбросы ведомства Берии — пьяницы и развратники, не брезговавшие обворовывать заключенных: присваивать отобранные вещи, приходить на службу с пустыми кошелками, а уносить их туго набитыми, унося все лучшее из продуктов, отпускавшихся на полуголодное питание заключенных. Многие из них пользовались бесплатным трудом, чтобы разводить для себя сады, огороды, строить дачи, обзаводиться мебелью. Молодые и красивые женщины тоже были их добычей…»
Наблюдения бывших узников Гулага находят документальное подтверждение в архивных материалах. Вот о чем свидетельствуют, например, сводные данные персональных дел лагерных партийцев-коммунистов. Более 50% тех, кого в Гулаге исключали из Компартии, или тех, кто получал партийные взыскания, наказывались за «злоупотребление служебным положением в корыстных целях», «растраты, подлоги и хищения», «морально-бытовое разложение» и другие подобные проступки. Впрочем, практика самообеспечения была настолько широко распространена в Гулаге, что, в общем-то, нечасто привлекала внимание партийных или административных контрольных органов. Персональные же дела возникали, как правило, только в двух случаях: если какой-то гулаговский «гражданин начальник» уж очень не угодил кому-то «там наверху» и этот кто-то просто хотел убрать этого проштрафившегося; либо нарушение было действительно столь значительным, что никак не могло не попасть в поле зрения и профессионального интереса у высокопоставленных оперативно-следственных органов…
При этом лагерная администрация обворовывала не только заключенных. «По имеющимся данным можно сделать вывод о наличии значительных преступлений и хищений народного добра, особенно в лагерях, на стройках и в колониях НКВД», — заявлял в апреле 1941 года на 3-й партконференции этого ведомства заместитель наркома по кадрам С. Круглов. Действительно, по результатам плановых ревизий в 1940 году в Гулаге за растраты и хищения уволили 1515 сотрудников, наложили дисциплинарные взыскания на 3547 человек, передали следствию дела на 2424-х и предали суду 196 человек. И есть все основания считать, что уволенные и наказанные гулаговские служащие составляли только малый процент от числа тех, кто, имея самые смутные представления о чести и совести, использовали всеобщую бесхозяйственность и безграмотность в корыстных целях.
Через десять лет, в марте 1951 года, Орготдел Гулага докладывал руководству, что в 1950 году «растраты и хищения по колониям и собственным лагерям составили свыше 3 миллионов рублей, причем из этой суммы 2,3 миллиона растрачено и расхищено вольнонаемными работниками…» Кроме того, констатирует Орготдел Гулага, «так называемые мелкие недостачи, растраты и хищения» составили за тот же год «более 4,5 миллиона рублей и возросли по сравнению с 1949 годом…»
«За все свои лагерные скитания, — вспоминает бывший политкаторжанин В. Т. Шаламов, — я наблюдал, что каждый арестант, приходя на новую работу, прежде всего оглядывается: что бы тут украсть? Это касается всех — от дневальных до начальников управлений. Есть какое-то мистическое начало в этой тяге русского человека к краже. Во всяком случае, в лагерных условиях, в северных условиях…»
Со своим старшим собратом по судьбе солидарен политзаключенный более позднего поколения А. Т. Марченко: «Никто из лагерных офицеров и служащих не может удержаться от того, чтобы чем-нибудь задаром не поживиться. Вынести, вывезти какой-нибудь пустяк из зоны — это и за воровство-то не считается, ведь не чье-нибудь, а государственное, государство не обеднеет (тут как-то забываются и политзанятия и беседы о морали). Тем более никто не стесняется „попросить” зэка поработать на себя, хоть в рабочее время, хоть в нерабочее, — каждому ясно, что зэк рад услужить начальству…»
Периодически по просторам Гулага прокатывались волны борьбы с хищениями и растратами, и тогда совсем уж зарвавшихся лагерных «помещиков» громогласно разоблачали, увольняли с треском, а иногда и предавали суду. Вместе с тем, по существовавшей еще с 1920-х годов чекистской традиции, многие из снятых с занимаемых постов в органах НКВД-МВД-МГБ за «грубые нарушения советской законности», «злоупотребление служебным положением» либо по другим причинам направлялись «для дальнейшего прохождения службы» в Гулаг. При этом высшие должностные лица указанных ведомств без труда находили общий язык и всячески поддерживали друг друга в критические моменты, особенно при кадровых перестановках и массовых «чистках».
Ознакомление с послужными списками гулаговских руководителей среднего звена дает достаточно веские основания для вывода о том, что практически каждых из них имел в своей биографии факты, которые по юридической сути являлись преступлениями, хотя на официальном советском новоязе именовались как «нарушения законности». Откроем одно из таких личных дел. Перед нами — послужной список генерал-майора Ш. Начинал он свою чекистскую карьеру с 1920-х годов — в дорожно-транспортном отделе ОГПУ-НКВД в Новосибирской области (Томская железная дорога). Именно здесь в 1937 — 1939 годах проявился его «незаурядный талант» фальсификатора и провокатора. Одно за другим «раскрывал» молодой чекист-оперативник «контрреволюционные преступления». Но однажды случилась промашка: когда Ш. в очередной раз добился через «тройку» местного УНКВД применения высшей меры наказания сразу к пяти обвиняемым, вышестоящие органы вдруг затребовали следственные дела на этих «смертников». И тут выяснилось, что никаких таких дел вообще не существует: Ш. просто не удосужился их оформить, поскольку оформлять-то фактически нечего, говоря юридическим языком — «за отсутствием события преступления». Новосибирский обком ВКП(б) принял решение о снятии фальсификатора с занимаемой должности. Однако, по ходатайству тогдашнего начальника Главного транспортного управления НКВД С. Мильштейна и по личному указанию наркома внутренних дел Л. Берии, вскоре Ш. восстановили в органах, назначили в 1941 году на должность начальника секретариата, затем начальника особого (контрразведывательного) отдела и заместителя начальника Новосибирского УНКВД, а в 1942 году — начальником Управления внутренних дел по Кемеровской области. В 1948 году его вновь снимают с должности — за «грубые нарушения социалистической законности», но тут же направляют на руководящую работу в Гулаг — начальником Вытегорлага (Вологодская область), затем — ряда строительных ИТЛ в Сталинградской (ныне Волгоградской) области и в Красноярском крае. Причем в течение ряда лет он занимал заметную должность начальника Главгидростроя (Главгидроволгодонстроя) МВД. И при этом характерной и постоянной особенностью «управленческой деятельности» Ш. являлось то, что на протяжении всего времени работы в Гулаге он опирался исключительно на так называемый «уголовно-бандитствующий элемент», за что неоднократно подвергался партийным и служебным взысканиям. Но завершил свою карьеру этот генерал-майор вполне благополучно — выйдя в отставку с должности начальника Полянского ИТЛ (Красноярский край).
Заметим, что далеко не всем генералам МВД, уличенным в совершении «нарушений законности» и даже преступлениях, пришлось сменить министерские кресла на отдаленные северные и сибирские лагеря. Многим удалось пристроиться в центральном аппарате Гулага. Например, бывшего министра внутренних дел Молдавской ССР, а затем Марийской АССР генерал-майора М. уволили с занимаемых им ранее постов за «провал порученного ему дела и необоснованные аресты граждан». Однако, несмотря на столь суровую формулировку, М. сначала был назначен на пост начальника ИТЛ в Иркутской области (строительство № 16) и в Удмуртии (Глазовлаг), а в июне 1953 года получил новое назначение — в центральный аппарат Гулага, на должность инспектора. На «теплые местечки» в системе Гулага пристроили также генералов В. и Р., уволенных из аппарата МГБ. Всего же в процессе кадровых перестановок и увольнений, которые начались после смерти Сталина и в связи с приходом к руководству объединенным МВД СССР Берии, в системе Гулага на руководящих должностях оказались 8 генералов, 34 полковника и множество офицеров более низких званий, которые были смещены по разным причинам с ответственных постов в органах МВД-МГБ.
Наиболее многочисленную группу гулаговских служащих составляли стрелки военизированной охраны (ВОХР-ВСО). По существовавшему нормативу штаты охраны лагерей и колоний до 1939 года исчислялись из расчета 5% к «спецконтингенту». Позднее эта норма была увеличена до 7, а после войны — до 9 и более процентов (в зависимости от вида режима). Оговоримся сразу: практически никогда нормативные штаты ВОХР-ВСО не были укомплектованы полностью. В охрану не желали идти прежде всего из-за объективно тяжелых условий службы и ее непрестижности. Вместе с тем случалось (хотя и крайне редко), что люди отказывались служить конвоирами по чисто моральным соображениям — не хотели быть «сторожевыми псами».
Комплектовался личный состав ВОХР, как уже отмечалось, в основном (на 95% и более) из бывших красноармейцев. Младшие войсковые командиры считались в Гулаге золотым фондом, а Красную армию гулаговские кадровики называли не иначе, как «университетом для всех организаций». Но в период становления и укрепления советской лагерной системы условия охранной службы в ней были гораздо хуже, нежели в РККА. Из-за постоянной нехватки кадров рядовым охранникам приходилось нести вахту по 13-15 часов в сутки, часто без выходных дней. В случае побега заключенных из-под охраны, проштрафившихся конвоиров могли отдать и под суд. Не хватало стрелкового оружия, обмундирования, жилья, не говоря уже о таких «благах цивилизации», как книги, радио, кино. В рапортах командиров и политдонесениях того времени нередко встречаются такие, например, выражения: «Охрана одета, как Красная Гвардия в 1918 году…»; «У солдат обмундирования нет, ходят голые и босые». Начальники и политработники охраны жаловались: «Мы пополняемся вчерашними красноармейцами, а в наших лагерях их садят на чечевицу, в землянки, люди начинают пьянствовать, иметь связь с заключенными и прочее… Мы имеем чрезвычайно много самоубийств… Среди стрелков процветают антиморальные проявления, пьянство, самоубийства… Количество стрелков, имеющих дисциплинарные взыскания, колеблется от 24 до 70% всего состава…»
В 1947 году в военизированной стрелковой охране Гулага служили 157 тысяч человек, при этом до полного укомплектования ее по штатной положенности не хватало еще более 40 тысяч бойцов. Как и в довоенное время, рядовой и младший командный состав охраны комплектовался преимущественно путем вербовки демобилизованных военнослужащих-срочников, которые давали соответствующую подписку-обязательство — служить в Гулаге в течение 2-3 лет. Но, в отличие от солдат-срочников, лагерные охранники, находясь на полном государственном обеспечении, получали при этом еще и ежемесячное денежное пособие — 250 — 350 рублей. А в начале 1950-х годов в охрану Гулага стали призывать и через военкоматы — это касалось граждан, негодных к строевой военной службе.
Образовательный уровень личного состава охраны (офицеров и рядовых) выглядел к началу 1950-х годов следующим удручающим образом: с высшим и неоконченным высшим образованием — 0,2%, со средним — 2,5%, с неполным средним — 18,5%, с низшим образованием — 70,8%, а 8% не имели вообще никакого образования.
Руководство НКВД-МВД, понимая, что аполитичная, малообразованная, неквалифицированная масса лагерных кадров, прежде всего ВОХР-ВСО, ни в коей мере не соответствует поставленным перед ними задачам, принимало меры для повышения общественного авторитета и социального статуса сотрудников Гулага. В конце 1943 года Л. Берия издал приказ о присвоении личному составу Гулага специальных и воинских офицерских званий. Младшему командному составу охраны и некоторым категориям сотрудников лагерного сектора присваивались специальные звания — «внутренней службы НКВД». Начальствующий состав подразделений Гулага и старшие командиры охраны получали соответственно специальные чины государственной безопасности и воинские офицерские звания. И надо сказать, что обретение погон в определенной степени повлияло на менталитет вохровских командиров: многие их них после этого стали рассматривать свою службу в лагерной охране как пожизненную профессию — пусть и тяжкую, но достаточно авторитетную, а главное — денежную. Впрочем, на общем состоянии охранной службы эта погонизация существенно (и в лучшую сторону) не отразилась.
По служебному положению и морально-интеллектуальному уровню к лагерной охране тесно примыкал так называемый надзорсостав — внутренняя надзирательская служба. Она была введена в Гулаге в декабре 1943 года, и ее комплектование (с самого начала и в дальнейшем) происходило за счет ВОХР-ВСО, бывших заключенных и местного населения. Надзиратели составляли наименее образованную категорию гулаговских кадров: в 1954 году среди них только 2% имели среднее образование, а остальные 98% — это люди с низшим и начальным образованием либо вообще неграмотные. Гулаговское руководство неоднократно предпринимало попытки «повысить деловую квалификацию и общеобразовательный уровень» этой категории сотрудников: во многих лагерных управлениях специально для надзорслужбы организовывались учебные пункты, в которых группы по 25 — 30 человек проходили «переподготовку с отрывом от основной работы». Однако такого рода меры не приносили предполагаемых результатов: надзиратели по-прежнему обирали заключенных (наиболее распространенный способ — брать деньги «взаймы» и не возвращать их), глумились над подневольными лагерниками, попирая их человеческое достоинство, избивали и т. п. Формы издевательств могли быть самыми изощренными и разнообразными. Например, зимой 1945 года в нескольких лагерях Подмосковья, особенно в шахтерских, надзиратели придумали себе такое развлечение: глубокой ночью они будили заключенных и начинали их стричь и брить. И подобных примеров можно привести множество: достаточно заглянуть в мемуары выживших узников Гулага.
Вот что вспоминает, к примеру, заключенный Вятлага 1950-х годов: «…Старшина-надзиратель Б. хвалился перед своими сослуживцами, что сбивает любого зэка с ног одним ударом. И горе тому, кто не падал от первого удара Б.: будет бить до тех пор, пока тот (избиваемый) уже не поднимется. Сколько выбито зубов у лагерников, переломленных зверскими ударами!.. Другим кровососом, „сподвижником” Б., был „Вилка ” — сержант, у которого не хватало трех средних пальцев на руке… А однофамильцы, измывавшиеся над недужными заключенными на больничном лагпункте?!. А знаменитый проводник собак, принесший из „розыска” 64 пары ушей беглецов: уши ценятся — пенсия у него высокая...»
Моральному разложению личного состава охраны и надзора в лагерях, как ни парадоксально это покажется на первый взгляд, в немалой степени способствовала проводимая с данной категорией сотрудников (как, впрочем, и со всеми другими гулаговцами) организационно-массовая и политико-воспитательная работа. Сводившаяся в основном к пропагандистской муштре, изучению на регулярных политзанятиях биографии И. В. Сталина и «Краткого курса истории ВКП(б)», она всеми способами культивировала ненависть к подневольным, внушала мысль, что это — жесточайшие враги советского народа, особо опасные государственные преступники. При этом поощрялось жестокое обращение с узниками, строго карались всякие «намеки и потуги» на «буржуазную гуманность». В результате над рядовым охранником или надзирателем доминировали два чувства — животного страха и звериной ненависти, и это самым жутким образом сказывалось на реальной жизни заключенных. В мемуарной литературе и архивных документах мы можем найти массу свидетельств беспредельного самодурства сотрудников охраны и надзора, их лютого отношения к подневольным, тупого служебного рвения и моральной деградации. Перед нами предстает, как правило, образ человека, озлобленного невыносимыми условиями всей предыдущей жизни, немилосердным воспитанием, убогим существованием, безграмотного, безнравственного, спившегося. И крайне редки тексты хоть с каким-то положительным содержанием.
Не вызывает сомнений, что именно злоупотребления и произвол лагерных кадров, прежде всего охраны и надзора, во многом предопределили массовые волнения и беспорядки, охватившие Гулаг в позднесталинский и послесталинский периоды.
Мало что изменилось (во всяком случае, в лучшую сторону) в работе с кадрами и на закате Гулага. В 1956 году специальная партийно-правительственная комиссия, созданная для сплошной проверки всех сторон деятельности МВД СССР, в части, касающейся исправительно-трудовых учреждений, констатировала: «Воспитательная работа с кадрами ИТЛ и колоний организована плохо, дисциплина среди начальствующего и вольнонаемного состава находится на низком уровне. Имеются факты, когда работники ИТЛ допускают нарушения законности, выражающиеся в необоснованном применении оружия, рукоприкладстве, незаконном водворении заключенных в штрафные изоляторы и др. Неправильные действия работников ИТЛ вызывают недовольство и жалобы со стороны заключенных, а иногда провоцируют их на организацию беспорядков…»
Что касается количественного и качественного состава вольнонаемного лагерного персонала (инженеров, техников, служащих, рабочих), то здесь многое определялось двуединой задачей Гулага: обеспечить соблюдение охраны и режима содержания заключенных и одновременно — выполнение целого комплекса плановых производственно-хозяйственных показателей. По выражению наркома (министра) внутренних дел С. Круглова, лагеря обязаны быть, с одной стороны, тюрьмами, а с другой стороны, заключенные там «должны перевоспитываться в процессе труда». И в зависимости от того, какие «мнения» преобладали на вершинах власти и какие оттуда следовали руководящие установки, на первый план в конкретной повседневной деятельности гулаговских подразделений выходили то оперативно-режимные, то чисто хозяйственные вопросы. А поскольку экономический потенциал Гулага постоянно наращивался, все более острой становилась потребность в квалифицированных кадрах, особенно экономического и технического профиля.
Но среди вольнонаемного состава инженерно-технических работников (ИТР) гулаговских подразделений численность дипломированных специалистов была крайне невелика — и в абсолютном и в относительном выражении. Зачастую должности ИТР занимали люди, не имевшие вообще никакой квалификации. На предельно низком уровне находились среди этой категории работников дисциплина и производительность труда: распространенными среди них являлись служебные злоупотребления, растраты, подлоги, хищения, пьянство. И нет ничего удивительного в том, что многие руководители лагерных строек и предприятий в условиях хронического недостатка квалифицированных кадров всех специальностей вынуждены были использовать, в том числе на административно-хозяйственных должностях, подневольных — заключенных (бывших и настоящих), спецпоселенцев, ссыльных. Причем, вопреки всем руководящим указаниям, предпочтение при этом отдавалось так называемым контрреволюционерам, то есть репрессированным по составам статьи 58 УК, — как наиболее ответственным, добросовестным и исполнительным работникам.
Руководство НКВД-МВД пыталось бороться с подобными явлениями, периодически издавало приказы и директивы, запрещавшие использовать невольников на тех или иных лагерных должностях, но реальные жизненные обстоятельства (а чаще всего — хозяйственные потребности) оказывались сильнее всяческих запретов, и подневольные специалисты (пусть и в несколько «урезанных» количествах) продолжали по-прежнему работать бухгалтерами, экономистами, инженерами, техниками, врачами и т. п. В некоторых особо отдаленных лагерях их участие в аппарате административно-производственного управления доходило до 90%. Да и само понятие «вольнонаемные кадры» в гулаговской системе зачастую носило чисто условный характер. Дело в том, что ведомственными приказами и инструкциями, согласованными с Прокуратурой СССР, запрещалось определенным категориям освобожденных заключенных покидать территорию лагеря: они считались «закрепленными за ИТЛ», жили вне зоны, в бараке для вольнонаемных и, как правило, работали на той же должности, что и до освобождения. (Примерно на таком же положении находились спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы и другие категории подневольных гулаговских спецконтингентов.)
Бывший политзаключенный Устьвымлага (Коми АССР), сам принадлежавший к этой категории лагерных кадров, свидетельствует: «Многие из них были арестованы еще в начале 1930-х годов, отбухали свои сроки и навсегда! — остались на работе в лагере. Среди них я знал прекрасных, душевных людей, спасших многих заключенных, облегчивших им физические и нравственные страдания… Так или иначе, но в число начальников, а следовательно, и тюремщиков входили те из нас, кто отбыл свой срок и вынужден был остаться работать в лагере: плановиками, нормировщиками, начфинами, главбухами, прорабами, старшими десятниками. Я сам принадлежал к этой категории. Что бы там ни было, но мы тоже были служащими тюремного ведомства! И среди нас находились люди, очень быстро делавшиеся тюремщиками, да не обычными тюремщиками, а подлыми тюремщиками: „ссучившимися”, „скурвившимися” — в самом полном и точном смысле этих ясных категорий…»
Заметим, что практика закрепления освободившихся заключенных, а также демобилизованных «трудармейцев» за лагерями получила наибольшее распространение в послевоенный период. И отношения между вольными и подневольными кадрами строились в таких случаях преимущественно на деловой, а нередко и вполне товарищеской основе. Но так было далеко не всегда. Обратимся к воспоминаниям еще одного бывшего политзаключенного, профессионального экономиста Л. С. Труса: «Ни один вольнонаемный специалист предприятий, обслуживаемых лагерями, не выполнял сам свои обязанности. Все вместо них делали заключенные — за хлеб, за табак, за другую ничтожную „натуральную” плату. Причем, заключенные были еще и благодарны тем, кто их так эксплуатировал. За одно то, что тебя хоть на несколько часов вытащили из „общих” работ, дали вместо кайла, лома — карандаш, отвертку, позволили побыть в тепле... А если зэка официально оформят на „постоянную работу” дневальным или истопником, чтобы он выполнял функции начальника участка, мастера, счетовода, плановика, диспетчера — да неужели он станет возмущаться?..»
Иметь заключенного — «раба», фактически выполняющего черновые, рутинные должностные обязанности своего непосредственного начальника — было своеобразным лагерным шиком, атрибутом и показателем престижа. В этом мире рабов считалось унизительным (с точки зрения «вольного» человека) делать свою работу самому. Делегирование собственных обязанностей перенималось, как эстафета, и заключенными. Такая эстафета рабства охватывала всех в Гулаге — и рабов-заключенных, и рабовладельцев-администраторов...
В послесталинский период сложившаяся в Гулаге система работы с кадрами и само человеческое наполнение этой системы находились в вопиющем противоречии с провозглашенным в стране курсом на «восстановление социалистической законности». В ноябре-декабре 1953 года руководством ЦК КПСС была инициирована фронтальная проверка всей деятельности Гулага. Специальная комиссия, под эгидой административного отдела ЦК партии, изучила 79 докладов и отчетов с мест, посетила десятки лагерей и колоний, ознакомилась с сотнями личных дел и персональных характеристик. Результаты проверки свидетельствовали о «крайне неблагополучном положении дел в Главном управлении лагерей», и, по всей видимости, именно они подвигли высшее партийно-государственное руководство на принятие в 1954 году ряда важнейших решений по реорганизации всей репрессивной системы и некотором смягчении карательной политики. В течение этого года сокращению подверглись 2790 подразделений МВД, в том числе закрыты 39 лагерных управлений и 16 тюрем. Все это сопровождалось демонстративными организационно-штатными акциями, призванными подтвердить приверженность курсу на «восстановление законности». В течение того же 1954 года из «органов» уволили за «допущенные в прошлом нарушения советской законности» 358 человек начальствующего состава. И значительную часть среди них составляли руководящие гулаговские кадры. Как мы знаем, в их числе освободили от занимаемой должности и начальника Гулага И. И. Долгих.
«Уволен по фактам, дискредитирующим высокое звание начсостава органов МВД», — такая или подобная формулировка появилась в тот период в служебных биографиях многих чекистов, однако говорить о справедливом возмездии за совершенные ими злодеяния не приходится.
Прислушаемся к мнению на этот счет бывшего политзаключенного А. Т. Марченко, вынесенному им в результате многолетнего пребывания в советских концлагерях уже в послесталинские времена: «После 1953 года, когда расстреляли Берию, многие работники лагерей со своих мест полетели. Кто помельче, тех поснимали с работы или понизили в чине, разжаловали. Кто покрупнее и в возрасте, тем предложили уйти на пенсию… Но даже уволенные и разжалованные бывшие эмвэдэшники пристроились около оставшихся лагерей на тепленьких местечках с солидным окладом. Стали начальниками производства, начальниками снабжения, комендантами, даже простыми мастерами, лишь бы в зоне, где деньги платят не за работу, а за то, чтобы ты жал соки из зэков. Они пристроились кто где и ждали своего часа. Верили, что они с их опытом еще пригодятся, что их еще позовут. И дождались. Они сами рассказывают, что „сверху” вышел то ли совет им, то ли указание писать жалобы, просьбы, чтобы их восстановили на службе, восстановили бы их доброе имя. Конечно, каждый писал, что служил верно и честно, что его оклеветали, поступили с ним несправедливо, что он никогда не превышал своей власти, а действовал только по распоряжению начальства и обещает так же поступать и впредь. Потихоньку их стали восстанавливать, возвращать на любимую работу. Они достали свои еще не успевшие выцвести мундиры — и снова сделались начальниками лагерей, отрядов, сотрудниками управлений…»
ПЕРЕЧЕНЬ
исправительно-трудовых лагерей и лагерных отделений центрального подчинения,
существовавших в СССР (1920-е — 1950-е годы)
АВТОТРАНСПОРТНЫЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (ИТЛ Управления автотранспорта, Транслаг, Транспортное ЛО, ИТЛ Автотранспорта, Автотранспортный ИТЛ УСВИТЛа). Время существования: 1951 — 1954 гг. Дислокация управления (штаба) (далее — дислокация): Магаданская обл., пос. Мякит. Численность спецконтингента (далее — численность): до 6265 человек (1952 г.).
АЗОВСКИЙ ИТЛ (Азовлаг). Время существования: 1953 г. Дислокация: Украина, Днепропетровская обл., г. Кривой Рог. Численность: 3590.
АЗОВСКОЕ ЛО (Азовлаг, ЛО при Строительстве № 462). Время существования: 1954 — 1955 гг. Дислокация: Украина, г. Кривой Рог. Численность: до 2043 (1955 г.).
АКТЮБИНСКИЙ ИТЛ (Актюбинлаг, Актюбкомбинат, Актюбинстрой, ИТЛ и Строительство Актюбинского комбината НКВД). Время существования: 1940 — 1946 гг. Дислокация: Казахстан, г. Актюбинск. Численность: до 14842 (1943 г.).
АЛДАНСКИЙ ИТЛ (Алданлаг, Алданзолото). Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: Якутия, г. Алдан. Численность: до 3590 (1948 г.).
АЛЛУАЙВСКОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО И ИТЛ (Аллуайвстрой). Время существования: 1941 г. Дислокация: Мурманская обл., в 90 км от ст. Пинозеро Кировской ж. д. Численность: не менее 2000 (?).
АЛТАЙСКИЙ ИТЛ (Алтайлаг). Время существования: 1943 — 1945 гг. Дислокация: ст. Кулунда Омской ж. д.; Алтайский край, с. Михайловка Михайловского р-на. Численность: до 6473 (1944 г.).
АМГУНЬСКИЙ ИТЛ (Амгуньлаг). Время существования: 1946 — 1947 гг. Дислокация: Хабаровский кр., пос. Старт; ст. Хурмули Дальневосточной ж. д. Численность: до 6543 (1947 г.).
АМУРСКИЙ ИТЛ (Амурлаг). Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: Хабаровский кр., г. Свободный; Амурская обл., г. Благовещенск. Численность: до 3024 (1951 г.).
АМУРСКИЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ИТЛ (Амурлаг). Время существования: 1938 — 1941 гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Амурская обл.), г. Свободный. Численность: до 125313 (1938 г.).
АНГАРСКИЙ ИТЛ (Ангарлаг, Ангарстрой, Ангарский ИТЛ и промкомбинат). Время существования: 1947 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Иркутская обл., с. (город) Братск; пос. Заярск (с 1949 г.). Численность: до 43591 (1950 г.).
АНГРЕНСКИЙ ИТЛ (Ангренлаг, Ангренстрой). Время существования: 1945 — 1946 гг. Дислокация: Узбекистан, г. Ташкент. Численность: до 1604 (1945 г.).
АРАЛИЧЕВСКИЙ ИТЛ (Араличевскстрой, Араличевлаг). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Кемеровская обл., пос. Мыски. Численность: до 7152 (1953 г.).
АРХАНГЕЛЬСКИЙ ИТЛ (Архбумлаг). Время существования: 1938 — 1940 гг. Дислокация: г. Архангельск. Численность: до 8813 (1940 г.).
АСТРАХАНСКИЙ ИТЛ (Астраханлаг). Время существования: 1940 — 1950 гг. Дислокация: Сталинградская (Астраханская) обл., г. Астрахань; Казахстан, Гурьевская обл., г. Гурьев (с сентября 1942 г. по март 1943 г.). Численность: до 7865 (1942 г.).
АХТУБИНСКИЙ ИТЛ (ИТЛ Сталинградгидростроя, Ахтублаг, ИТЛ и Строительство Сталинградской ГЭС). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: г. Сталинград (Волгоград). Численность: до 26044 (1953 г.).
АХУНСКИЙ ИТЛ (Ахунлаг, Охунлаг). Время существования: 1934 — 1935 гг. Дислокация: Азово-Черноморский (Краснодарский) кр., местечко Ахун. Численность: до 3146 (1935 г.).
БАЖЕНОВСКИЙ ИТЛ (Баженовлаг). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: Свердловская обл., г. Асбест. Численность: до 6802 (1952 г.).
БАЙДАРСКИЙ ИТЛ (Байдарлаг). Время существования: 1948 г. Дислокация: Тюменская обл., район пристани Новый Порт. Численность: не менее 300(?).
БАЙКАЛО-АМУРСКИЙ ИТЛ (Бамлаг). Время существования: 1932 — 1938 гг. Дислокация: Дальневосточный кр. (Амурская обл.), г. Свободный. Численность: до 200907 (1938 г.).
БАКАЛЬСКИЙ ИТЛ (Бакалстрой, Бакаллаг). Время существования: 1941 — 1943 гг.(?). Дислокация: г. Челябинск. Численность: до 4237 (1942 г.).
БАКОВСКИЙ ИТЛ (Баковлаг). Время существования: 1953 — 1956 гг. Дислокация: Московская обл., г. Кунцево-4 (Рабочий Поселок). Численность: до 22846 (1954 г.).
БАЛАХНИНСКИЙ ИТЛ (Балахлаг). Время существования: 1932 — 1934 гг. Дислокация: Нижегородский кр. (Горьковская — Нижегородская область), г. Балахна (?). Численность: до 4655 (1934 г.).
БАЛЕЙСКИЙ ИТЛ (Балейлаг, Балейский ИТЛ и Тасеевское строительство). Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: Читинская обл., г. Балей. Численность: до 4142 (1948 г.).
БАРАШЕВСКИЙ ИТЛ И ПРОМКОМБИНАТ ГУЛАГА (Барашевлаг). Время существования: 1953 — 1954 гг. Дислокация: Мордовия, Зубово-Полянский р-н, пос. Явас. Численность: до 647 (1953 г.).
БЕЗЫМЯНСКИЙ ИТЛ (Безымянлаг). Время существования: 1940 — 1946 гг. Дислокация: Куйбышевская (Самарская) обл., ст. Безымянка (Кряж) Куйбышевской ж. д. Численность: до 91211 (1941 г.).
БЕЛОГОРСКИЙ ИТЛ (Белогорское ЛО, Белогорлаг). Время существования: 1953 — 1958 гг. Дислокация: Мордовия, пос. Саров; Горьковская (Нижегородская) обл., пос. Шатки. Численность: до 4346 (1955 г.).
БЕЛОКОРОВИЧЕСКИЙ ЛАГЕРЬ ОИТК НКВД БССР. Время существования: 1941 г. Дислокация: Украина, Житомирская обл., ст. Белокоровичи. Численность: не менее 3500.
БЕЛОМОРО-БАЛТИЙСКИЙ ИТЛ (Беломорско-Балтийский ИТЛ, Белбалтлаг, ББЛ). Время существования: 1931 — 1941 годы. Дислокация: Карелия, ст. Медвежья гора (г. Медвежьегорск). Численность: до 107900 (1932 г.).
БЕЛОМОРСТРОЙ И ИТЛ (ИТЛ Беломорстроя, ИТЛ при Беломорстрое, Белбалтлаг, ИТЛ и Строительство Беломорско-Балтийского канала). Время существования: 1944 — 1945 гг. Дислокация: Карелия, г. Медвежьегорск. Численность: до 963 (1945 г.).
БЕЛОРЕЧЕНСКИЙ ИТЛ (Белречлаг, Кировскстрой). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Мурманская обл., Кировский р-н, пос. Апатиты. Численность: до 4847 (1952 г.).
БЕРЕГОВОЙ ЛАГЕРЬ (Берлаг, Особый лагерь № 5, Особлаг № 5, Особлаг Дальстроя). Время существования: 1948 — 1954 гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Магаданская обл.), г. Магадан. Численность: до 31489 (1952 г.).
БЕРЕЗНИКОВСКИЙ ИТЛ (Березняклаг, Березлаг). Время существования: 1942 г. Дислокация: Архангельская обл., Виноградовский р-н, с. Семеновское; пос. Березняки (Березник). Численность: до 18422.
БЕРЕЗОВСКИЙ ИТЛ (Березовлаг, Березовзолото). Время существования: 1947 — 1948 гг. Дислокация: Свердловская обл., Кировоградский р-н, поселок Верхне-Нейвинск (?). Численность: до 1151 (1947 г.).
БЕРЕЗОВСКИЙ ИТЛ (Березовлаг, Березовское ЛО). Время существования: 1954 — 1957 гг. (?). Дислокация: Мурманская обл., ст. Пулозеро Кировской ж. д. Численность: до 820 (1956 г.).
БЕРЕЗОВСКИЙ ИТЛ СЕВЕРНОГО УПРАВЛЕНИЯ ГУЛЖДС (Березовлаг). Время существования: 1948 г. Дислокация: Тюменская обл., пристань Березов (Березово); пристань Кодинск (Кодинское). Численность: не менее 300 (?).
БИРСКИЙ ИТЛ (Бирлаг). Время существования: 1939 — 1942 гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Еврейская АО), ст. Бира Дальневосточной ж. д. Численность: до 12866 (1940 г.).
БОБРОВСКОЕ ЛО (Бобровлаг). Время существования: 1953 г. Дислокация: г. Свердловск (Екатеринбург); Свердловская обл., поселок Верхне-Нейвинск. Численность: до 9.742.
БОГОСЛОВСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО АЛЮМИНИЕВОГО ЗАВОДА (Богословский ИТЛ, Базстрой, Богословлаг). Время существования: 1940 — 1953 гг. Дислокация: Свердловская обл., ст. Бокситы ж. д. им. Кагановича (1940 г.); пос. Туринские рудники Серовского (Карпинского) р-на (1941—1946 гг.; г. Краснотурьинск (1952 — 1953 гг). Численность: до 14292 (1943 г.).
БОДАЙБИНСКИЙ ИТЛ (Бодайбинлаг). Время существования: 1947 — 1954 гг. Дислокация: Иркутская обл., г. Бодайбо. Численность: до 6981 (1953 г.).
БОРСКИЙ ИТЛ (Борлаг). Время существования: 1949 — 1951 гг. Дислокация: Читинская обл., г. Чита; пос. Синельга. Численность: до 2150 (1951 г.).
БРАТСКИЙ ИТЛ И ТАЙШЕТСКОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО (Управление Тайшетского строительства и Братский ИТЛ, Братский ИТЛ). Время существования: 1946 — 1947 гг. Дислокация: Иркутская обл., г. Тайшет (ст. Тайшет Восточно-Сибирской ж. д.). Численность: до 11745 (1946 г.).
БУКАЧАЧИНСКИЙ ИТЛ (Букачачлаг). Время существования: 1938 — 1942 (?) гг. Дислокация: Челябинская обл., ст. им. Кагановича Молотовской ж. д.; Чернышевский р-н, пос. Букачача. Численность: до 7418 (1941 г.).
БУРЕИНСКИЙ ИТЛ (Бурлаг, Бурейлаг). Время существования: 1938 — 1942 гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Еврейская АО), ст. Известковая Дальневосточной ж. д. Численность: до 97354 (1941 г.).
БУРЕПОЛОМСКИЙ ИТЛ (Буреполомлаг). Время существования: 1946 — 1953 гг. Дислокация: Горьковская (Нижегородская) обл., ст. Шерстки Горьковской ж. д. Численность: до 7930 (1948 г.).
ВАЙГАЧСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ОГПУ (Вайгачский ОЛП). Время существования: 1930 — 1936 гг. Дислокация: о. Вайгач, бух. Варнека (пос. Варнек?). Численность: до 1498 (1934 г.).
ВАНИНСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Ванинлаг, ИТЛ и перевалочная база в бухте Ванино, Ванинский транзитно-пересылочный лагерь Дальстроя). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Хабаровский кр., бух. Ванино; Советский р-н, пос. Тишкино. Численность: до 17341 (1951 г.).
ВАНИНСКИЙ ТРАНЗИТНО-ПЕРЕСЫЛЬНЫЙ ЛАГЕРЬ (Ванинский ИТЛ). Время существования: 1952 — 1954 гг. Дислокация: Хабаровский кр., Советский р-н, бух. Ванино. Численность: до 2203 (1952 г.).
ВАРНАВИНСКИЙ ИТЛ. Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Горьковская (Нижегородская) обл., г. Варнавино; ст. Ветлужская Горьковской ж. д. Численность: до 6264 (1952 г.).
ВЕРХНЕ-ИЖЕМСКИЙ ИТЛ (Верхижемлаг, Верхнеижемлаг). Время существования: 1941 — 1942 гг. Дислокация: Коми АССР, пос. Ухта; Ухтинский р-н, пос. Крутая. Численность: до 3000 (?).
ВЕТЛУЖСКИЙ ИТЛ (Ветлаг). Время существования: 1935 — 1937 гг. Дислокация: Горьковская (Нижегородская) обл., ст. Сухобезводное Московско-Курской ж. д. (ж. д. им. Дзержинского). Численность: до 13888 (1937 г.).
ВИШЕРСКИЙ ИТЛ (Вишлаг, Вишерлаг). Время существования: 1928 — 1934 гг. Дислокация: Уральская (Пермская) обл., с. Вижаиха (пос. Малая Вижаиха — г. Красновишерск). Численность: до 39000 (1931 г.).
ВЛАДИВОСТОКСКИЙ ИТЛ (Управление Владивостокского ИТЛ и колоний Приморского края, Владлаг). Время существования: 1939 — 1943 гг. Дислокация: Приморский кр., г. Владивосток, ст. Вторая Речка. Численность: до 56033 (1940 г.).
ВОДОРАЗДЕЛЬНЫЙ ЛАГЕРЬ (Особый лагерь № 12, Особлаг № 12). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Коми АССР, ст. Микунь Печорской ж. д. Численность: до 11623 (1953 г.).
ВОЛГО-БАЛТИЙСКИЙ ИТЛ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Вологодская обл., г. Вытегра. Численность: до 32784 (1953 г.).
ВОЛЖСКИЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ИТЛ (Волголаг). Время существования: 1942 — 1944 гг. Дислокация: Татарстан, г. Казань. Численность: до 5342 (1942 г.).
ВОЛЖСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ГИДРОТЕХНИЧЕСКИХ УЗЛОВ (Волголаг, Волгострой). Время существования: 1935 — 1942 гг. Дислокация: Ярославская обл., г. Рыбинск; Рыбинский р-н, с. Переборы. Численность: до 87791 (1941 г.).
ВОЛЖСКИЙ ИТЛ МВД (Волголаг, Волгострой). Время существования: 1946 — 1953 гг. Дислокация: Ярославская обл., Рыбинский (Щербаковский) р-н, с. Переборы. Численность: до 21379 (1947 г.).
ВОРКУТИНСКИЙ ИТЛ (Воркуто-Печорский ИТЛ, Воркутпечлаг, Воркутлаг, Воркутстрой). Время существования: 1938 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Архангельская обл., Ненецкий НО, пос. Воркута; Коми АССР, Кожвинский р-н, пос. (город) Воркута. Численность: до 72940 (1951 г.).
ВОРОНИНСКИЙ ИТЛ (Воронинлаг, Воронинское ЛО). Время существования: 1953-1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: г. Томск. Численность: до 16702 (1953 г.).
ВОСТОЧНО-СВИНЦОВОЕ УПРАВЛЕНИЕ И ИТЛ ЕНИСЕЙСТРОЯ. Время существования: 1950 — 1952 гг. (?) Дислокация: Красноярский кр.(?). Численность: не менее 872 (1951 г.) (?).
ВОСТОЧНО-УРАЛЬСКИЙ ИТЛ (Востураллаг). Время существования: 1942 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Свердловская обл., г. Тавда. Численность: до 30314 (1952 г.).
ВОСТОЧНЫЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ИТЛ (Востоклаг, Востлаг). Время существования: 1938 — 1940 гг. Дислокация: Хабаровский кр., г. Комсомольск-на-Амуре. Численность: до 21880 (1940 г.).
ВОСТОЧНЫЙ ИТЛ В СОСТАВЕ СТРОИТЕЛЬСТВА № 500. Время существования: 1943 — 1947 гг. Дислокация: Приморский кр., пос. Тумнино; г. Советская Гавань. Численность: до 20553 (1945 г.).
ВЫТЕГОРСКИЙ ИТЛ (Вытегорстрой, Вытегорлаг). Время существования: 1948 — 1952 гг. Дислокация: Вологодская обл., г. Вытегра. Численность: до 13594 (1952 г.).
ВЫТЕГОРСКИЙ ИТЛ НКВД (Вытегорстрой, Вытегорлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Вологодская обл., г. Вытегра. Численность: до 34738 (1941 г.).
ВЯЗЕМСКИЙ ИТЛ (Вяземлаг, Управление Строительства и Вяземлага ГУШОСДОРа). Время существования: 1936 — 1942 гг. Дислокация: Смоленская обл., г. Вязьма; Пензенская обл., Николаевский р-н, с. Николаевка (с августа 1941 г.?). Численность: до 56180 (1936 г.).
ВЯРТСИЛЬСКИЙ ИТЛ (Вяртсильлаг, Вяртсильский ИТЛ и металлургический завод). Время существования: 1946 — 1953 гг. Дислокация: Карелия, Сортавальский р-н, пос. Вяртсиля. Численность: до 2230 (1949 г.).
ВЯТСКИЙ ИТЛ (Вятлаг). Время существования: 1938 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Кировская обл., Кайский (Верхнекамский) р-н, пос. Рудничный; пос. Лесной (с декабря 1939 г.). Численность: до 31410 (1953 г.).
ГАГАРИНСКОЕ ЛО (Гагаринский ИТЛ, Гагарлаг). Время существования: 1953 — 1955 гг. Дислокация: Крымская обл., г. Симферополь. Численность: до 1837 (1953 г.).
ГДОВСКИЙ ИТЛ (Гдовлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: ст. Сланцы Ленинградской (Октябрьской) ж. д. Численность: до 3175 (1941 г.).
ГЛАЗОВСКОЕ ЛО (Глазовлаг, ЛО при Строительстве № 384). Время существования: 1954 — 1955 гг. Дислокация: Удмуртия, г. Глазов. Численность: до 3625 (1955 г.).
ГОРНОШОРСКИЙ ИТЛ (Горно-Шорский ИТЛ, Горношорлаг). Время существования: 1938 — 1941 гг. Дислокация: ст. Ахпун Томской ж. д. Численность: 11670 (1939 г.).
ГОРНЫЙ ЛАГЕРЬ (Особый лагерь № 2, Особлаг № 2, Горлаг). Время существования: 1948 — 1954 гг. Дислокация: Красноярский кр., г. Норильск. Численность: до 20218 (1952 г.).
ГОРОДСКОЕ ЛО (Горлаг). Время существования: 1953 — 1956 гг. Дислокация: Калужская обл., г. Малоярославец; Малоярославецкий р-н, пос. Обнинское. Численность: до 2725 (1954 г.).
ГРАНИТНЫЙ ИТЛ И СПЕЦИАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА № 505 (Гранитный ИТЛ). Время существования: 1950 г. (?). Дислокация: Красноярский кр., ст. Базаиха Красноярской ж. д. Численность: до 5608.
ГУСИНО-ОЗЕРСКИЙ ИТЛ (Гусиноозерлаг). Время существования: 1940 — 1942 гг. Дислокация: Бурят-Монголия, Селенгинский р-н, ст. Лондоко, Гусино-Озерский рудник; с. Ново-Селенгинское (с 1941 г.); пос. Новоселенгинск. Численность: до 2098 (1942 г.).
ДАЛЬНЕ-ВОСТОЧНЫЙ ИТЛ (Дальлаг). Время существования: 1929 — 1939 гг. Дислокация: г. Хабаровск. Численность: до 112490 (1937 г.).
ДАЛЬНИЙ ЛАГЕРЬ (Особый лагерь № 11, Особлаг № 11, Дальлаг). Время существования: 1952 — 1954 гг. Дислокация: Казахстан, Павлодарская обл., пос. Экибастуз. Численность: до 3071 (1952 г.).
ДЖЕЗКАЗГАНСКИЙ ИТЛ (Джезказганлаг). Время существования: 1940 — 1943 гг. Дислокация: Казахстан, Карагандинская обл., пос. Новый Джезказган. Численность: до 13706 (1941 г.).
ДЖИДИНСКИЙ ИТЛ (Джидинлаг, Джидлаг). Время существования: 1941-1949 гг. Дислокация: Бурят-Монголия, пос. Джидастрой Закаменского аймака; Закаменский р-, пос. Городок Джидастрой. Численность: до 9.753 (1942 г.).
ДЖУГДЖУРСКИЙ ИТЛ (Джугджурлаг). Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: г. Якутск. Численность: до 2099 (1948 г.).
ДМИТРОВСКИЙ ИТЛ (Дмитлаг). Время существования: 1932 — 1938 гг. Дислокация: Московская обл., г. Дмитров. Численность: до 192229 (1935 г.).
ДОНЛАГ. Время существования: 1946 — 1947 гг. Дислокация: Украина, Донбасс, г. Сталино (Донецк) (?). Численность: до 15182 (1947 г.).
ДОРОЖНЫЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Дорожное ЛО, Дорожно-строительное ЛО УСВИТЛа, Дорожно-строительный ИТЛ, Дорлаг, Дорстройлаг, ИТЛ Дорожного строительства, ЛО Дорожного строительства). Время существования: 1951 — 1954 гг. Дислокация: Магаданская обл., пос. Адыгалах. Численность: до 3794 (1951 г.).
ДУБОГОРСКОЕ ЛО (Дубогорский ИТЛ, Дубогорлаг). Время существования: 1953 — 1957 гг. Дислокация: Новгородская обл., ст. Дворец Калининской ж. д. Численность: до 2386 (1953 г.).
ДУБРАВНЫЙ ЛАГЕРЬ (Особый лагерь № 3, Особлаг № 3, Дубравлаг, Дубравный ИТЛ). Время существования: 1948 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Мордовия, Зубово-Полянский р-н, пос. Явас. Численность: до 25616 (1952 г.).
ЕНИСЕЙСКИЙ ИТЛ СГУ (Енисейлаг). Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: г. Красноярск. Численность: до 5673 (1949 г.).
ЕНИСЕЙСКИЙ ИТЛ (Управление Енисейского ИТЛ и колоний, Енисейлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: г. Красноярск. Численность: до 11978 (1941 г.).
ЕНИСЕЙСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 503 (Енисейжелдорлаг). Время существования: 1949 г. Дислокация: Красноярский кр., Игарский р-он, пос. Ермаково. Численность: до 29260.
ЕНСКОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО И ИТЛ (Енлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Мурманская обл., Кировский р-н, пос. (город) Ковдор; в 190 км от ст. Пинозеро Кировской ж. д. Численность: до 1228 (1941 г.).
ЕРМАКОВСКОЕ ЛО (Ермаковлаг). Время существования: 1953 г. Дислокация: Казахстан, г. Усть-Каменогорск; ст. Аврора Туркестано-Сибирской ж. д. Численность: до 2715.
ЗАИМАНДРОВСКИЙ ИТЛ (Заимандровское строительство и ИТЛ, Заимандровлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Мурманская обл., ст. Оленья Кировской ж. д. Численность: до 1349 (1941 г.).
ЗАПАДНЫЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Заплаг, Западное ГПУ и ИТЛ, Западный ИТЛ УСВИТЛа). Время существования: 1949 (?) — 1956 гг. Дислокация: Магаданская обл., пос. Сусуман. Численность: до 16585 (1951 г.).
ЗАПАДНЫЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ИТЛ. Время существования: 1938 — 1939 гг. Адрес: Иркутская обл., г. Тайшет. Численность: до 16665 (1939 г.).
ЗАПОЛЯРНЫЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 301 (Заполярлаг, Полярный ИТЛ). Время существования: 1941 — 1942 гг. Дислокация: Коми АССР, г. Воркута (?). Численность: до 999 (1941 г.).
ЗАПОЛЯРНЫЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 503 (Заполярлаг, Строительство № 503). Время существования: 1947 — 1949 (?) гг. Дислокация: Тюменская обл., мыс Каменный.
ИВДЕЛЬСКИЙ ИТЛ (Ивдельлаг). Время существования: 1937-1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Свердловская обл., Ивдельский р-н, с. (город) Ивдель. Численность: до 30203 (1941 г.).
ИЛИМСКИЙ СПЕЦИАЛЬНЫЙ ИТЛ. Время существования: 1955 — 1956 гг. Дислокация: Иркутская обл., Нижне-Илимский р-н, пос. Илим. Численность: до 804 (1956 г.).
ИНДИГИРСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Индигирлаг, Индигирский ИТЛ УСВИТЛа). Время существования: 1949 (?) — 1958 гг. Дислокация: Якутия, пос. Усть-Нера. Численность: до 13843 (1951 г.).
ИНТИНСКИЙ ИТЛ (Интинлаг, Интлаг, Интастрой, Инталаг). Время существования: 1941 — 1948 гг. Дислокация: Архангельская обл., Ненецкий округ, пос. Воркута; Коми АССР, Кожвинский р-н, пос. Инта. Численность: до 20585 (1947 г.).
ИТЛ АЛДАНСКОГО ДОРОЖНО-СТРОИТЕЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ ДАЛЬСТРОЯ (Алданский ИТЛ Дальстроя, Алданстрой). Время существования: 1941 — 1943 гг. Дислокация: Якутия, Томпонский р-н, пос. Хандыга (?). Численность: до 7587 (1942 г.).
ИТЛ АФФИНАЖНОГО ЗАВОДА № 169 (ИТЛ Красноярского аффинажного завода, Красноярский аффинажный завод, Аффинажстрой). Время существования: 1941 — 1951 гг. Дислокация: г. Красноярск. Численность: до 1813 (1943 г.).
ИТЛ «АШ» (ИТЛ и СМУ п/я 29, ИТЛ СМУ № 47). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., г. Дмитров; пос. Катуар Краснополянского р-на Московской обл. Численность: до 4661 (1952 г.).
ИТЛ БЕРЕЛЕХСКОГО РАЙОННОГО ГЕОЛОГОРАЗВЕДОЧНОГО УПРАВЛЕНИЯ ДАЛЬСТРОЯ (ЛО Берелехского РайГРУ, ЛО Берелехского ГРУ). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Магаданская обл., пос. Нексикан. Численность: до 2815 (1951 г.).
ИТЛ «БЖ» (ИТЛ п/я 23, ИТЛ и СМУ № 41). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., ст. Шарапова Охота Московско-Курской ж. д. Численность: до 5040 (1952 г.).
ИТЛ ВОЛГОСТРОЯ (Волжский ИТЛ, Волголаг). Время существования: 1944 — 1946 гг. Дислокация: Ярославская обл., Рыбинский р-н, пос. Переборы. Численность: до 24844 (1944 г.).
ИТЛ «ВЧ» (ИТЛ и СМУ п/я 24, ИТЛ СМУ № 42). Время существования: 1952 г. Дислокация: Московская обл., г. Михнево. Численность: до 6022.
ИТЛ «ГА» (ИТЛ и СМУ п/я 25, ИТЛ СМУ № 43). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., г. Раменское. Численность: до 4656 (1952 г.).
ИТЛ «ГБ» (ИТЛ и СМУ п/я 30, ИТЛ СМУ № 48). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., г. Клин. Численность: до 3890 (1952 г.).
ИТЛ ДМИТРОВСКОГО МЕХАНИЧЕСКОГО ЗАВОДА. Время существования: 1938 — 1940 гг. Дислокация: Московская обл., г. Дмитров. Численность: до 2371 (1940 г.).
ИТЛ «ДС» ЕНИСЕЙСТРОЯ. Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Красноярский кр., г. Красноярск. Численность: до 14964 (1953 г.).
ИТЛ «ДТ» (ИТЛ и СМУ п/я 33, ИТЛ СМУ № 51). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., г. Наро-Фоминск. Численность: до 4274 (1952 г.).
ИТЛ «ДЮ» (ИТЛ и СМУ п/я 26, ИТЛ СМУ № 44). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., ст. Фрязево Московско-Курской ж. д. Численность: до 4645 (1952 г.).
ИТЛ «ЕЛ» (ИТЛ геологоразведочной экспедиции). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., ст. Бородино Западной ж. д. Численность: до 2587 (1953 г.).
ИТЛ «ЕМ» (ИТЛ и Строительство угольной шахты). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Новгородская обл., ст. Дворец Калининской ж. д. Численность: до 2062 (1953 г.).
ИТЛ «ЕН» (ИТЛ и нефтеразведочная экспедиция). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Украина, Станиславская (Ивано-Франковская) обл., ст. Делятин Львовской ж. д. Численность: до 2.533 (1953 г.).
ИТЛ «ЕО» (ИТЛ и Строительство рудника). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Крымская обл., ст. Сарыголь (Айвазовская) Сталинской ж. д.; г. Симферополь. Численность: до 2445 (1953 г.).
ИТЛ «ЕЩ» (ИТЛ и СМУ п/я 31, ИТЛ СМУ № 49). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., г. Истра, ст. Новоиерусалимская Калининской ж. д. Численность: до 4595 (1952 г.).
ИТЛ «ЕЯ» (ИТЛ и СМУ п/я 28, ИТЛ СМУ № 46). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., г. Загорск. Численность: до 3972 (1952 г.).
ИТЛ «ЖК» (ИТЛ и СМУ п/я 27, ИТЛ СМУ № 45). Время существования: 1952 г. Дислокация: Московская обл., г. Ногинск-Глухово (Ногинск). Численность: до 5124.
ИТЛ «ЖР» (ИТЛ и СМУ п/я 35, ИТЛ СМУ № 53). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., Ногинский р-н, дер. Макарово. Численность: плановая — до 4000 (1952 г.).
ИТЛ И 10-е ПОЛЕВОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО НКВД. Время существования: 1941 г. Дислокация: Ленинградская (Новгородская) обл., г. Боровичи. Численность: до 5762.
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 1 БАШСПЕЦНЕФТЕСТРОЯ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Башкирия, с. Туймаза (г. Туймазы). Численность: до 1224 (1952 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 1 ТАТСПЕЦНЕФТЕСТРОЯ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Татарстан, с. Альметьево (г. Альметьевск). Численность: до 2203 (1952 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 2 БАШСПЕЦНЕФТЕСТРОЯ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Башкирия, с. Культюба (?); Улу-Телякский р-н, с. Красный Восход. Численность: до 1034 (1952 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 2 ТАТСПЕЦНЕФТЕСТРОЯ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Татарстан, с. Новая Письмянка (г. Лениногорск). Численность: плановая — 1300 (1952 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 3 БАШСПЕЦНЕФТЕСТРОЯ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Башкирия, г. Бирск. Численность: до 1544 (1952 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО 4-го УГЛЕРАЗРЕЗА КАРАГАНДИНСКОЙ ОБЛАСТИ (Строительство № 4 и ИТЛ ГУЛЖДС, Карагандауголь НКВД). Время существования: 1943 — 1944 гг. Дислокация: Казахстан, г. Караганда. Численность: до 8823 (1943 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО АКТОВРАКСКОГО КОМБИНАТА. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Тува, Барун-Хемчикский р-н, с. Кызыл-Мажалык. Численность: до 1380 (1953 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО АРХАНГЕЛЬСКОГО ЦБК (Архбумлаг, Архбумстрой). Время существования: 1940 — 1944 гг. Дислокация: Архангельская обл., г. Архангельск; местечко Мечке-Полой (Мечка-Полой). Численность: до 7273 (1941 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО БОРОВИЧЕВСКОЙ ГЭС (Мстинстрой). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Ленинградская (Новгородская) обл., г. Боровичи. Численность: до 4707 (1941 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО БУЙСКИХ ГЭС (Буйлаг). Время существования: 1941 г. Дислокация: Ярославская обл. (?) Численность: до 2028.
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО «В-1» (ИТЛ Строительства «В-1»). Время существования: 1947 — 1948 гг. Дислокация: Калужская обл., ст. Обнинское (г. Обнинск). Численность: до 2837 (1948 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ВЛАДИМИРСКОЙ ГЭС (ИТЛ и Строительство Верхне-Клязьминской ГЭС). Время существования: 1940 (?) — 1941 гг. Численность: до 4391 (1941 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ВОЛГО-ДОНСКОГО ВОДНОГО ПУТИ (Волгодонстрой). Время существования: 1948 — 1949 гг. Дислокация: Сталинградская (Волгоградская) обл., г. Калач-на-Дону; ст. Донская Сталинградской ж. д. (1949 г.). Численность: до 12355 (1948 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ «КРАСНОЯРСК-ЕНИСЕЙСК». Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: г. Красноярск, ул. Маерчака, д. 47. Численность: до 317 (1953 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ЗАВОДА № 8 НКВ (Лагерь № 1, Строительство завода № 8 НКВ и ИТЛ). Время существования: 1942 — 1943 ггг. Дислокация: г. Свердловск (Екатеринбург). Численность: до 9113 (1942 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ЗАКАВКАЗСКОГО МЕТАЛЛУРГИЧЕСКОГО ЗАВОДА (Закметаллургстрой, ЗМС). Время существования: 1944 — 1946 гг. Дислокация: Грузия, г. Тбилиси. Численность: до 8827 (1945 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО КАЗАНСКОГО НЕФТЕПЕРЕРАБАТЫВАЮЩЕГО ЗАВОДА (Казаньнефтестрой). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Татарстан, г. Казань. Численность: плановая — 500 человек (1953 г.) (?).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО КОМБИНАТА № 7. Время существования: 1946 — 1947 гг. Дислокация: Эстония, г. Усть-Нарва (Нарва-Йыэсуу). Численность: до 10151 (1947 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО МСТИНСКИХ ГЭС (Мстинстрой, Боровичевский ИТЛ). Время существования: 1941 г. Дислокация: Ленинградская (ныне Новгородская) обл., г. Боровичи. Численность: до 19858.
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ОСОБОГО РАЙОНА (Стройлаг). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: г. Москва, Ленинские горы. Численность: до 14290 (1953 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ОТДЕЛЬНОГО ДМИТРОВСКОГО РАЙОНА ГУЛАГА. Время существования: 1938 г. Дислокация: Московская обл., г. Дмитров (?).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ПО РЕКОНСТРУКЦИИ ШЛЮЗА И ПЛОТИНЫ «ЗНАМЕНИТАЯ» (Знаменитстрой). Время существования: 1940 — 1944 гг. Дислокация: Вологодская обл., Сокольский р-н, дер. Шера. Численность: до 475 (1944 г.) (?).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО СОВХОЗОВ И ЗЕРНОСКЛАДОВ (Атбасарский ИТЛ). Время существования: 1955 — 1956 гг. Дислокация: Казахстан (?), Акмолинская обл. (?), г. Атбасар (?).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО СТАЛИНСКОЙ НАСОСНОЙ СТАНЦИИ. Время существования: 1937 — 1939 гг. Дислокация: Московская обл., с. Щитниково. Численность: до 10706 (1937 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ХИМКИНСКОГО РАЙОНА ГУЛАГА (Химкинский ИТЛ, Химлаг). Время существования: 1939 — 1941 гг. Дислокация: г. Москва, Ленинградское шоссе, с. Никольское; Московская обл. (?). Численность: до 5424 (1941 г.).
ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ГАВАНИ (ИТЛ Строительства Южной гавани). Время существования: 1937 — 1940 гг. Дислокация: г. Москва, Пролетарский р-н, с. Кожухово. Численность: до 5845 (1938 г.).
ИТЛ «ИН» (ИТЛ и СМУ п/я 32, ИТЛ СМУ № 50). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., ст. Тучково Западной ж. д. Численность: до 3633 (1952 г.).
ИТЛ «КА» (ИТЛ и СМУ п/я 34, ИТЛ СМУ № 52). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: г. Москва, 13-я Парковая ул., д. 13.
ИТЛ КОЛЫМО-ИНДИГИРСКОГО РЕЧНОГО ПАРОХОДСТВА ДАЛЬСТРОЯ (Зырянлаг, Зырянское ЛО, Колымо-Индигирское ЛО УСВИТЛа, ЛО Колымо-Индигирского речного пароходства, ИТЛ Колымо-Индигирского речного транспорта). Время существования: 1951 — 1954 гг. Дислокация: Якутия, пос. Зырянка. Численность: до 3292 (1951 г.).
ИТЛ КОМБИНАТА «АПАТИТ» (Управление ИТЛ и комбината «Апатит», ИТЛ и Строительство комбината «Апатит», ИТЛ при Строительстве комбината «Апатит»). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: Мурманская обл., г. Кировск. Численность: до 10446 (1952 г.).
ИТЛ КОМБИНАТА № 6. Время существования: 1945 — 1946 гг. Дислокация: Таджикистан, г. Ленинабад (Худжанд). Численность: до 2295 (1945 г.).
ИТЛ КОМБИНАТА № 9 (Пальмникенлаг). Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: Калининградская обл., пос. Пальмникен (Янтарный). Численность: до 2689 (1948 г.).
ИТЛ ОМСКСТРОЯ (Омский ИТЛ, Омлаг). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: г. Омск. Численность: до 28646 (1953 г.).
ИТЛ ПРИ ОБОРОНСТРОЕ. Время существования: 1941 г. Дислокация: Карелия (?).
ИТЛ ПРИ УГЛИЧСКОМ ЗАВОДЕ МОСТОВЫХ КОНСТРУКЦИЙ № 4 ГУШОСДОРА (Угличский завод мостовых конструкций и ИТЛ № 4 ГУШОСДОРа). Время существования: 1944 — 1945 гг. Дислокация: Ярославская обл., г. Углич.
ИТЛ «ПРОМЖИЛСТРОЙ» ДАЛЬСТРОЯ (ИТЛ Промжилстроительства, ЛО Промжилстроя, Строительное ЛО УСВИТЛа, Стройлаготделение). Время существования: 1951 — 1954 гг. Дислокация: г. Магадан. Численность: до 3164 (1952 г.).
ИТЛ СПЕЦСТРОЯ. Время существования: 1946 — 1947 гг. Дислокация: г. Москва. Численность: до 8474 (1947 г.).
ИТЛ СТРОИТЕЛЬСТВА ГОРНО-МЕТАЛЛУРГИЧЕСКИХ ПРЕДПРИЯТИЙ. Время существования: 1950-1951 (?) гг. Дислокация: Красноярский кр. (?). Численность: до 15793 (1951 г.).
ИТЛ СТРОИТЕЛЬСТВА ЖЕЛЕЗНЫХ РУДНИКОВ (Железлаг). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: г. Красноярск. Численность: до 27535 (1953 г.).
ИТЛ СТРОИТЕЛЬСТВА СОЛИКАМСКОГО ЦБК (ИТЛ Соликамского строительства, ИТЛ Соликамстроя, Соликамский ИТЛ, Соликамбумстрой, Соликамлаг). Время существования: 1939 — 1946 гг. Дислокация: Пермская обл., Ворошиловский (Соликамский) р-н, с. Усть-Боровое (пос. Боровск). Численность: до 10531 (1942 г.).
ИТЛ СТРОИТЕЛЬСТВА УСОЛЬСКОГО ЗАВОДА ГОРНОГО ОБОРУДОВАНИЯ. Время существования: 1947 — 1949 гг. Дислокация: Иркутская обл., г. Усолье-Сибирское. Численность: до 2396 (1947 г.).
ИТЛ УПРАВЛЕНИЯ ПОДСОБНЫХ ХОЗЯЙСТВ ДАЛЬСТРОЯ (Эльгенское ЛО, ЛО Эльген). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Магаданская обл., совхоз «Эльген». Численность: до 4112 (1951 г.).
ИТЛ УПРАВЛЕНИЯ ШОССЕЙНЫХ ДОРОГ ДАЛЬСТРОЯ (Шосдорлаг, ЛО Управления шоссейных дорог, ЛО Ушосдора, Ушосдорлаг, ОЛП Ушосдора). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Магаданская обл., пос. Карамкен. Численность: до 2373 (1952 г.).
ИТЛ УСОЛЬГИДРОЛЕС. Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., г. Усолье; г. Березники (1953 год). Численность: до 3574 (1953 г.).
ИТЛ ЧЕЛЯБМЕТАЛЛУРГСТРОЯ (Челябинский ИТЛ, Челяблаг). Время существования: 1943 — 1947 гг. Дислокация: г. Челябинск. Численность: до 13915 (1947 г.).
ИТЛ ЯНСТРОЯ ДАЛЬСТРОЯ (Хандыгский ИТЛ УСВИТЛа, ИТЛ «Янстрой», Янстройлаг, ЛО Янстроя). Время существования: 1951 — 1954 (?) гг. Дислокация: Якутия, пос. Хандыга. Численность: до 4390 (1953 г.).
КАЗАКСТАНСКИЙ ИТЛ ОГПУ (Казлаг, Казулон). Время существования: 1930 — 1931 гг. Дислокация: Казахстан, г. Алма-Ата. Численность: до 15500 (1931 г.).
КАЛАЧЕВСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство Волго-Донского судоходного канала, ИТЛ и Строительство Волго-Донского соединительного канала). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Сталинградская (Волгоградская) обл., Калачский р-н, пос. Калач-на-Дону. Численность: до 59114 (1952 г.).
КАЛУЖСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство автомагистрали Москва — Киев, Калуглаг). Время существования: 1936 — 1938 гг. Дислокация: г. Калуга. Численность: до 16260 (1936 г.).
КАМЕНСКИЙ ИТЛ (Каменлаг, Ново-Каменский ИТЛ). Время существования: 1942 — 1944 гг. Дислокация: Саратовская обл., Каменский (Красноармейский) р-н, с. Гримм. Численность: до 11683 (1942 г.).
КАМЕНСКИЙ ИТЛ (Каменлаг). Время существования: 1953 — 1955 гг. Дислокация: г. Новосибирск. Численность: до 3984 (1954 г.).
КАМЫШОВЫЙ ЛАГЕРЬ (Особый лагерь № 10, Особлаг № 10, Камышовлаг, Камышлаг). Время существования: 1951 — 1954 гг. Дислокация: Кемеровская обл., Мысковский р-н, пос. Ольжерас (Междуречье); г. Омск (со второй половины 1953 г.). Численность: до 13273 (1954 г.) (?).
КАНДАЛАКШИНСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство Кандалакшинского алюминиевого завода, Кандалакшстрой). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Мурманская обл., г. Кандалакша. Численность: до 14001 (1941 г.).
КАРАГАНДАЖИЛСТРОЙ И ИТЛ (ИТЛ Карагандажилстроя, Карагандинстрой, ИТЛ при Строительстве Карагандажилстроя, Карагандауголь). Время существования: 1946 — 1948 гг. Дислокация: Казахстан, г. Караганда. Численность: до 3165 (1948 г.).
КАРАГАНДИНСКИЙ ИТЛ (Карлаг). Время существования: 1931 — 1959 гг. Дислокация: Казахстан, Карагандинская обл., с. Долинское (Долинка). Численность: до 65673 (1949 г.).
КАРАКУМСКИЙ ИТЛ (Кара-Кумский ИТЛ, Каракумлаг, ИТЛ Средазгидростроя, ИТЛ и Строительство Главного Туркменского канала). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: Узбекистан, Каракалпакская АССР, район Тахиа-Таша (?); г. Нукус (1953 г.). Численность: до 9919 (1953 г.).
КАРГОПОЛЬСКИЙ ИТЛ (Каргопольлаг). Время существования: 1937 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Архангельская обл., г. Каргополь; ст. Ерцево Северной ж. д. (с 1940 г.). Численность: до 30069 (1939 г.).
КАСПИЙСКИЙ ИТЛ (ИТЛ при Управления Строительства № 2 ГУАСа, Строительство № 2 НКВД, Каспийлаг). Время существования: 1943 — 1946 гг. Дислокация: Россия, г. Астрахань; Азербайджан, г. Баку (с октября 1943 г.). Численность: до 3513 (1943 г.).
КЕКСГОЛЬМСКИЙ ИТЛ (ИТЛ Спецстроительства целлюлозно-бумажных объектов Карело-Финской ССР, ИТЛ Спецстроительства на Карельском перешейке, Кексгольмлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Карелия, г. Кексгольм (ныне г. Приозерск Ленинградской обл.). Численность: до 7501 (1941 г.).
КЕМЕРОВОЖИЛСТРОЙ И ИТЛ. Время существования: 1946 — 1948 гг. Дислокация: г. Кемерово. Численность: до 5307 (1947 г.).
КИЗЕЛОВСКИЙ ИТЛ (Кизеллаг). Время существования: 1947-1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., г. Кизел. Численность: до 21285 (1953 г.).
КИМПЕРСАЙСКИЙ ИТЛ (Кимперсайлаг). Время существования: 1941 — 1942 гг. Дислокация: Казахстан, Актюбинская обл., пос. Кимперсай, 5-й разъезд линии «Орск—Карагач» Оренбургской ж. д. (ныне пос. Батамшинский). Численность: до 1876 (1942 г.).
КИТОЙСКИЙ ИТЛ (Китойлаг). Время существования: 1947 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Иркутская обл., ст. Китой; г. Ангарск (?). Численность: до 29458 (1954 г.).
КЛЮЧЕВСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство Ключевского комбината, Ключевлаг). Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: Читинская обл., пос. Могоча. Численность: до 3268 (1947 г.).
КОВРОВСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство Нижне-Клязьминской ГЭС, ИТЛ и Строительство Ковровской ГЭС, Ковровгэс). Время существования: 1940 (?) — 1941 гг. Дислокация: Ивановская (Владимирская) обл., г. Ковров. Численность: до 4236 (1941 г.).
КОЛЬСКИЙ ИТЛ И ОСОБОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО № 33 (Кольлаг, Управление Кольского ИТЛ и колоний УНКВД по Мурманской области). Время существования: 1939 — 1941 гг. Дислокация: г. Мурманск. Численность: до 7679 (1940 г.).
КОСЛАНСКИЙ ИТЛ (Косланлаг). Время существования: 1954 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Коми АССР, Усть-Вымский р-н, пос. Микунь. Численность: до 8119 (1959 г.).
КОСЬВИНСКИЙ ИТЛ (Косьвинлаг, Косьвинстрой). Время существования: 1949 — 1950 гг. Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., Половинковский р-н, пос. Створ. Численность: до 1057 (1949 г.) (?).
КОТЛАССКИЙ ОТДЕЛ ГУЛЖДС (Котласская техническая база, Котласский пересыльный пункт ГУЛЖДС, Котласский перпункт). Время существования: 1940 — 1943 гг. Дислокация: Архангельская обл., г. Котлас. Численность: до 8716 (1943 г.).
КОТЛАССКИЙ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ИТЛ (Котласлаг). Время существования: 1943 — 1945 гг. Дислокация: Архангельская обл., г. Котлас. Численность: до 8629 (1944 г.).
КОЧКАРЬСКОЕ ЛО (Кочкарьлаг). Время существования: 1947 — 1952 гг. Дислокация: Челябинская обл., г. Пласт; пос. Кочкарь. Численность: плановая — до 1500 (1947 г.).
КРАСНОГОРСКИЙ ИТЛ (Красногорлаг). Время существования: 1953 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: г. Свердловск (Екатеринбург). Численность: до 6694 (1954 г.).
КРАСНОЯРСКИЙ ИТЛ (Краслаг). Время существования: 1938 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Красноярский кр., г. Канск; ст. Решоты. Численность: до 30546 (1953 г.).
КРАСНОЯРСКОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО И ИТЛ ЕНИСЕЙСТРОЯ. Время существования: 1949 — 1951 гг. Дислокация: г. Красноярск. Численность: до 1153 (1951 г.).
КРАСНОЯРСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ СПЕЦИАЛЬНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА И ИТЛ П/Я 138 (ИТЛ п/я 4). Время существования: 1951 г. Дислокация: г. Красноярск. Численность: до 1.449 (1951 г.).
КУЗБАССКИЙ ИТЛ (Кузбассжилстрой, Кузбасслаг). Время существования: 1946 — 1948 гг. Дислокация: Кемеровская обл., г. Сталинск (Новокузнецк). Численность: до 10184 (1948 г.).
КУЗНЕЦКИЙ ИТЛ (Кузнецлаг). Время существования: 1953 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: г. Челябинск-40. Численность: до 11038 (1957 г.).
КУЛОЙСКИЙ ИТЛ (Кулойлаг, Управление Кулойского ИТЛ и колоний УНКВД по Архангельской области). Время существования: 1937 — 1942 гг. Дислокация: г. Архангельск. Численность: до 30392 (1942 г.).
КУНГУРСКИЙ ИТЛ. Время существования: 1931 г. Дислокация: Уральская (Пермская) обл., г. Кунгур. Численность: до 7.500.
КУНЕЕВСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство Куйбышевской ГЭС). Время существования: 1949-1958 гг. Дислокация: Куйбышевская (Самарская) обл., г. Ставрополь (Тольятти), ул. Кооперативная, д. 121. Численность: до 46.507 (1954 г.).
КУРЬЯНОВСКИЙ ИТЛ (Курьяновстрой, Курьянстрой, Управление Строительства Курьяновской станции аэрации, ИТЛ и СМУ п/я 015). Время существования: 1948-1953 гг. Дислокация: Московская обл., г. Люблино; ст. Перерва Московско-Курской ж. д. (1949 — 1953 гг.). Численность: до 5.643 (1951 г.).
КУСЬИНСКИЙ ИТЛ (Кусьинлаг). Время существования: 1946 — 1953 гг. Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., Чусовской р-н, пос. Кусье-Александровское. Численность: до 3330 (1949 г.).
ЛИКОВСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 204 (Ликовлаг). Время существования: 1938 — 1941 гг. Дислокация: Московская обл., Кунцевский р-н, дер. Ликово. Численность: до 11063 (1941 г.).
ЛО ПРИ СОВХОЗЕ «САККО И ВАНЦЕТТИ» (Чердаклаг, ЛО совхоза имени Сакко и Ванцетти). Время существования: 1946 — 1953 гг. Дислокация: Ульяновская обл., ст. (поселок) Чердаклы (Чардаклы) Куйбышевской ж. д.; разъезд «189-й километр» Уфимской ж. д. Численность: до 2376 (1948 г.).
ЛОБВИНСКИЙ ИТЛ (Лобвинлаг, Лобвинстрой, ИТЛ и Строительство Лобвинского гидролизного завода). Время существования: 1943 — 1945 гг. Дислокация: Свердловская обл., ст. Лобва ж. д. им. Кагановича (Свердловской ж. д.). Численность: до 1834 (1943 г.).
ЛОКЧИМСКИЙ ИТЛ (Локчимлаг). Время существования: 1937 — 1940 гг. Дислокация: Коми АССР, Сыктывкарский р-н, пос. Пезмог (Пезмога). Численность: до 26242 (1939 г.).
ЛУГОВОЙ ЛАГЕРЬ (Особый лагерь № 9, Особлаг № 9, Луглаг). Время существования: 1949 — 1951 гг. Дислокация: Казахстан, Карагандинская обл., с. Долинское; пос. Спасский (Спасск) — с 1950 г. Численность: до 12717 (1951 г.).
ЛУЖСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 200 (Лужлаг, Строительство № 200 и ИТЛ). Время существования: 1937 — 1941 гг. Дислокация: Ленинградская обл., Кингисеппский р-н, дер. Ручьи (?); г. Ленинград (Санкт-Петербург), ст. Косколово(?). Численность: до 10222 (1940 г.).
ЛЫСОГОРСКОЕ ЛО (Лысогорлаг, ЛО при Строительстве № 621). Время существования: 1954 — 1955 гг. Дислокация: Ставропольский кр., г. Пятигорск. Численность: до 2152 (1955 г.).
МАГАДАНСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Маглаг, Магаданский ИТЛ УСВИТЛа). Время существования: 1951 — 1956 гг. Дислокация: г. Магадан. Численность: до 13604 (1951 г.).
МАКАРОВСКОЕ ЛО (Макарлаг). Время существования: 1955 г. Дислокация: г. Челябинск-39. Численность: до 751 (1955 г.).
МАРКОВСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство Северной водопроводной станции, Севводстрой). Время существования: 1948 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., ст. Марк (Долгопрудная) Ярославской ж. д.; Тимирязевский р-н, пос. Северный. Численность: до 6800 (1950 г.).
МАРТЫНОВСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство оросительных сооружений Волгодонстроя). Время существования: 1949 — 1952 гг. Дислокация: Ростовская обл., станица Большая Мартыновская. Численность: до 4354 (1951 г.).
МАТКОЖНЕНСКОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО И ИТЛ (Маткожлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Карелия, разъезд Сосновец Кировской ж. д. Численность: до 21134 (1941 г.).
МЕДВЕЖЬЕГОРСКИЙ ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ЛАГЕРЬ (Медвежьегорлаг, Медвежьегорский ИТЛ, Медвежьегорский инвалидный ИТЛ). Время существования: 1946 — 1947 гг. Дислокация: Карелия, г. Медвежьегорск. Численность: до 4716 (1947 г.).
МЕХРЕНЬГСКИЙ ИТЛ (Мехреньлаг). Время существования: 1954 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Архангельская обл., Плесецкий р-н, пос. Пуксоозеро (Пукса-озеро). Численность: до 14755 (1959 г.).
МИНЕРАЛЬНЫЙ ЛАГЕРЬ (Особый лагерь № 1, Особлаг № 1, Минлаг, Минеральный ИТЛ). Время существования: 1948 — 1957 гг. Дислокация: Коми АССР, Кожвинский р-н, пос. Инта. Численность: до 34448 (1952 г.).
МОЛОТОВСКИЙ ИТЛ (ИТЛ Молотовстроя, Молотовлаг). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: г. Молотов (Пермь). Численность: до 12267 (1953 г.).
МОНЧЕГОРСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО КОМБИНАТА «СЕВЕРОНИКЕЛЬ» (Мончегорлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Мурманская обл., г. Мончегорск (в 31 км от ст. Оленья Кировской ж. д.). Численность: до 14735 (1941 г.).
МОСКОВСКИЙ ЛЕСОЗАГОТОВИТЕЛЬНЫЙ ИТЛ (Мослеслаг). Время существования: 1945 — 1946 гг. Дислокация: Ярославская обл., г. Рыбинск-Абакумово (?). Численность: до 4426 (1945 г.).
МОСКОВСКО-УГОЛЬНЫЙ ИТЛ (Мосуголь). Время существования: 1947 — 1951 гг. Дислокация: Московская обл., г. Сталиногорск (ныне г. Новомосковск Тульской области).
МОСТОВСКОЕ ЛО (Мостовлаг, Мостовский ИТЛ). Время существования: 1953 — 1955 гг. Дислокация: Украина, ст. Делятин Львовской ж. д. Численность: до 2714 (1955 г.).
НЕМНЫРСКИЙ ИТЛ (ИТЛ при тресте «Алданслюда», Немнырлаг). Время существования: 1951-1953 гг. Дислокация: Якутия, Тимптонский р-н, пос. Чульман (1951 — 1952 гг.); г. Томмот (1953 г.). Численность: до 2400 (1952 г.).
НЕРЧИНСКИЙ ИТЛ (Нерчинлаг). Время существования: 1941 г. Дислокация: Читинская обл., г. Нерчинск. Численность: до 636 (1941 г.).
НЕФТЕСТРОЙЛАГ. Время существования: 1947 — 1950 гг. Дислокация: Куйбышевская (Самарская) обл., ст. Кряж Куйбышевской ж. д. Численность: плановая — до 7000 (?).
НИЖЕГОРОДСКИЙ ИТЛ. Время существования: 1931 г. Дислокация: Нижегородский кр., Марийская обл., Козьмодемьянский р-н, пристань Дубовая Балка. Численность: до 6000 (1931 г.).
НИЖНЕ-АМУРСКИЙ ИТЛ (Нижамурлаг, Нижне-Амурлаг, Нижнеамурлаг, Нижнеамурский ИТЛ, Нижне-Амурский ИТЛ и Строительство, ИТЛ и Строительство Нижнеамурстроя). Время существования: 1939 (?) — 1955 гг. Дислокация: Хабаровский кр., г. Комсомольск-на-Амуре; пос. Хунгари (1943 г.); ст. Мули Строительства № 500 МВД (пос. Высокогорный) Хабаровского кр. (1945 г.). Численность: до 64056 (1943 г.).
НИЖНЕ-ВОЛЖСКИЙ ИТЛ. Время существования: 1942 г. Дислокация: Сталинградская (Волгоградская) обл., Ольховский р-н, с. Ольховка. Численность: до 7751.
НИЖНЕ-ДОНСКОЙ ИТЛ (Нижнедонлаг, ИТЛ и Строительство оросительных и гидротехнических сооружений, УГОГС). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Ростовская обл., Романовский р-н, пос. Ново-Соленовский (г. Волгодонск). Численность: до 37679 (1952 г.).
НОВО-ТАМБОВСКИЙ ИТЛ (Новотамбовлаг). Время существования: 1938 — 1941 гг. Дислокация: Хабаровский кр., г. Комсомольск-на-Амуре. Численность: до 15000 (1940 г.).
НОРИЛЬСКИЙ ИТЛ (Норильлаг, Норильстрой). Время существования: 1935 — 1956 гг. Дислокация: Красноярский кр., пос. (город) Норильск. Численность: до 72490 (1951 г.).
НЫРОБСКИЙ ИТЛ (Ныроблаг). Время существования: 1945 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., Ныробский р-н, с. Ныроб. Численность: до 25.113 (1953 г.).
ОБСКИЙ ИТЛ. Время существования: 1947-1948 гг. Дислокация: Тюменская обл., район Салехарда. Численность: до 36935 (1948 г.).
ОБСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 501 (Обское Управление ГУЛЖДС, ИТЛ при Строительстве № 501, Строительство № 501). Время существования: 1949 — 1954 гг. Дислокация: Тюменская обл., г. Салехард; ст. Лабытнанги Печорской ж. д. Численность: до 50019 (1949 г.).
ОЗЕРНЫЙ ЛАГЕРЬ (Озерный ИТЛ, Озерлаг, Особый лагерь № 7, Особлаг № 7). Время существования: 1948 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Иркутская обл., г. Тайшет (1948 — 1953, 1954 — 1960 гг.); г. Братск (1954 г.). Численность: до 37093 (1952 г.).
ОЛЬХОВСКИЙ ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ЛАГЕРЬ (Ольховлаг, Ольховский ИТЛ, Ольховский инвалидный ИТЛ). Время существования: 1946 — 1948 гг. Дислокация: Сталинградская (Волгоградская) обл., ст. Зензеватка Сталинградской ж. д. Численность: до 1985 (1948 г.).
ОМСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 166 (Омлаг). Время существования: 1941 — 1943 гг. Дислокация: г. Омск. Численность: до 7061 (1942 г.).
ОМСУКЧАНСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Омсукчанское ЛО, Омсукчанский ИТЛ УСВИТЛа, Омсукчанлаг). Время существования: 1951 — 1956 гг. Дислокация: Магаданская обл., пос. Омсукчан. Численность: до 8181 (1951 г.).
ОНЕЖСКИЙ ИТЛ (Онеглаг). Время существования: 1938 — 1942 гг. Дислокация: Архангельская обл., ст. Плесецкая Северной ж. д. Численность: до 19941 (1942 г.).
ОПОКСКИЙ ИТЛ (ИТЛ Строительства Опокского гидроузла, ИТЛ и Строительство Опокского гидроузла, Опокстрой, Опоклаг). Время существования: 1940 — 1941, 1943 — 1947 гг. Дислокация: Вологодская обл., Велико-Устюгский р-н, дер. Пороги. Численность: до 3194 (1946 г.).
ОРЛОВСКИЙ ИТЛ (Орловлаг). Время существования: 1957 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Красноярский кр., Рыбинский р-н, с. Орловка (г. Заозерный?). Численность: до 4238 (1959 г.).
ОСТРОВСКОЕ ЛО (Островский ИТЛ, Островлаг). Время существования: 1953 — 1956 гг. Дислокация: Московская обл., ст. Бородино Западной ж. д. (125-й км Минского шоссе?). Численность: до 3234 (1954 г.).
ПАВЛОДАРСКИЙ ИТЛ (Павлодарлаг). Время существования: 1955 — 1956 гг. Дислокация: Казахстан, г. Павлодар. Численность: до 8680 (1956 г.).
ПАНИНСКОЕ ЛО (Панинлаг). Время существования: 1954 — 1955 гг. Дислокация: Казахстан, г. Павлодар. Численность: до 3674 (1955 г.).
ПЕРЕВАЛЬНЫЙ ИТЛ (Переваллаг). Время существования: 1944 — 1945 гг. Дислокация: Хабаровский кр., ст. Мули Строительства № 500 НКВД (пос. Высокогорный). Численность: до 18129 (1945 г.).
ПЕСЧАНЫЙ ЛАГЕРЬ (Особый лагерь № 8, Особлаг № 8, Песчанлаг, Песчаный ИТЛ). Время существования: 1949 — 1955 гг. Дислокация: Казахстан, г. Караганда. Численность: до 39612 (1952 г.).
ПЕЧОРСКИЙ ИТЛ (Печорлаг). Время существования: 1950 — 1959 гг. Дислокация: Коми АССР, г. Печора (ст. Печора Печорской ж. д.). Численность: до 59408 (1951 г.).
ПОДГОРНЫЙ ИТЛ (Подгорное ЛО, Подгорлаг). Время существования: 1953 — 1956 гг. Дислокация: Киргизия, Фрунзенская обл., г. Фрунзе (Бишкек), с. Калининское (?). Численность: до 4427 (1953 г.).
ПОДЛЕСНОЕ ЛО (Подлеслаг). Время существования: 1953 — 1955 гг. Дислокация: Калининская (Тверская) обл., г. Кимры, нп. Б. Волга (?). Численность: до 1565 (1955 г.).
ПОДОЛЬСКИЙ ИТЛ (Спецстроительство № 4, Подольлаг). Время существования: 1937 — 1938 гг. Дислокация: Московская обл., г. Подольск (?). Численность: до 4939 (1937 г.).
ПОЛЯНСКИЙ ИТЛ (Полянлаг). Время существования: 1953 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.).. Дислокация: г. Красноярск. Численность: до 16099 (1953 г.).
ПОНЫШСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство Понышской ГЭС, Понышстрой). Время существования: 1942 — 1948 гг. Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., г. Чусовой. Численность: до 4424 (1947 г.).
ПРИВОЛЖСКИЙ ИТЛ (Приволжлаг). Время существования: 1942-1944 гг. Дислокация: Саратовская обл., г. Красноармейск (1942 г.); г. Саратов, Автодорожный ин-т (с 1943 г.). Численность: до 33520 (1942 г.).
ПРИКАСПИЙСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 107 (Строительство № 107). Время существования: 1940 — 1942 гг. Дислокация: Азербайджан, г. Сальяны. Численность: до 54336 (1941 г.).
ПРИМОРСКИЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 206 (Приморлаг). Время существования: 1939 — 1940 гг. Дислокация: Приморский кр., ст. Раздольная Приморской ж. д. Численность: до 62123 (1939 г.).
ПРИМОРСКИЙ ИТЛ (Приморское ЛО, Приморлаг). Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: г. Хабаровск. Численность: до 1.515 (1952 г.).
ПРИМОРСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Приморлаг, Примлаг, Приморское ЛО). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Приморский кр., бух. Находка. Численность: до 4337 (1951 г.).
ПРИМОРСКИЙ РАЙОН ДАЛЬСТРОЯ (Приморский район Севвостлага). Время существования: 1942 — 1947 гг. Дислокация: Приморский кр. (?), г. Владивосток, порт Находка (?). Численность: до 12709 (1947 г.).
ПРОРВИНСКИЙ ИТЛ (Прорвлаг). Время существования: 1932 — 1940 годы. Дислокация: Казахстан, о. Прорва в Каспийском море (1932 — 1935 гг.); Россия, г. Астрахань (1935 г., 1939 — 1940 гг.); Казахстан, г. Гурьев (1936 — 1939 гг.). Численность: до 10345 (1936 г.).
ПУДОЖГОРСКИЙ ИТЛ (Пудожстрой, ИТЛ и Строительство Пудожгорского металлургического комбината). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Карелия, с. Пудож (на 05.07.1940 г.); г. Медвежьегорск (на 17.10.1940 г.); с. Римское — на берегу Онежского озера, в 150 км от Медвежьегорска (1941 г.). Численность: до 2574 (1941 г.).
РАЙЧИХИНСКИЙ ИТЛ (Райчихлаг). Время существования: 1938 — 1942 (?) гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Амурская обл.), Буреинский р-н, с. Райчиха (г. Райчихинск). Численность: до 11034 (1940 г.).
РЕЧНОЙ ЛАГЕРЬ (Особый лагерь № 6, Особлаг № 6, Речлаг). Время существования: 1948 — 1954 гг. Дислокация: Коми АССР, г. Воркута. Численность: до 37654 (1954 г.).
РУДБАКАЛСТРОЙ И ИТЛ (ИТЛ Рудбакалстроя). Время существования: 1942 г. Дислокация: Челябинская обл., ст. Бакал Южно-Уральской ж. д. Численность: плановая — 3000.
РЫБИНСКИЙ ИТЛ (Рыбинлаг). Время существования: 1942 — 1944 гг. Дислокация: Ярославская обл., г. Рыбинск. Численность: до 34441 (1942 г.).
САМАРСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО КУЙБЫШЕВСКОГО ГИДРОУЗЛА (Самарский ИТЛ, Самарлаг). Время существования: 1937 — 1940 гг. Дислокация: г. Куйбышев (Самара), Дом промышленности (?). Численность: до 36761 (1939 г.).
САРАНСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ГУЛЖДС (Саранский ИТЛ, Сараньстрой, Саранстрой). Время существования: 1945 г. Дислокация: Казахстан, г. Караганда. Численность: до 385.
САРАТОВСКИЙ ИТЛ (Саратовлаг, Саратовстрой). Время существования: 1942 г. Дислокация: Саратовская обл., г. Саратов (на 24.03.1942 г.); г. Красноармейск (на 17.08.1942 г.). Численность: до 24231.
САРАТОВСКИЙ ИТЛ (ИТЛ при Саратовстрое, Саратовлаг). Время существования: 1946 — 1956 гг. Дислокация: г. Саратов (в 16-ти км к северо-западу от города, в районе разъезда Трофимовский-II). Численность: до 4153 (1952 г.).
САРОВСКИЙ ИТЛ. Время существования: 1934 — 1935 гг. Дислокация: Горьковский кр. (Нижегородская обл.), нп. Сарово (в монастыре «Саровская пустынь»). Численность: до 3349 (1935 г.).
САРОВСКИЙ ОСОБЫЙ КАРАНТИННЫЙ ЛАГЕРЬ ОГПУ. Время существования: 1931 — 1934 гг. Дислокация: Горьковский кр. (Нижегородская обл.), нп. Сарово (в монастыре «Саровская пустынь»). Численность: до 1936 (1934 г.).
САХАЛИНСКИЙ ИТЛ (Сахалинлаг, Сахалинстрой). Время существования: 1948 — 1954 гг. Дислокация: Сахалинская обл., г. Оха. Численность: до 15873 (1950 г.).
СВИРЬСКИЙ ИТЛ (Свирьлаг). Время существования: 1931 — 1937 гг. Дислокация: Ленинградская обл., ст. Лодейное Поле Кировской ж. д. Численность: до 47400 (1932 г.).
СВОБОДНЕНСКИЙ ИТЛ (Свободлаг). Время существования: 1941 — 1946 гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Амурская обл.), г. Свободный. Численность: до 15333 (1942 г.).
СЕВЕРНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВА № 503 (ИТЛ и Строительство 503, Строительство 503 и ИТЛ, Северное управление Строительства № 503, Северное управление и Строительство № 503). Время существования: 1949 — 1952 гг. Дислокация: Красноярский кр., Игарский р-н, пос. (село) Ермаково. Численность: до 29126 (1950 г.).
СЕВЕРНЫЕ ЛАГЕРЯ ОГПУ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ (УСЕВЛОН, Севлаг, СЕВЛОН). Время существования: 1929 — 1931 гг. Дислокация: Коми АССР, г. Усть-Сысольск (Сыктывкар); Архангельская обл., г. Котлас (1930 г.); г. Сольвычегодск (1931 г.) (?). Численность: до 49716 (1931 г.).
СЕВЕРНЫЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ИТЛ (Севжелдорлаг, Севжелдорстрой). Время существования: 1938 — 1950 гг. Дислокация: Коми АССР, Усть-Вымский р-н, пос. Княжпогост (Княж-Погост); Железнодорожный р-н, пос. Железнодорожный (г. Емва). Численность: до 84893 (1941 г.).
СЕВЕРНЫЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Севлаг, Северный ИТЛ УСВИТЛа). Время существования: 1949 (?) — 1957 гг. Дислокация: Магаданская обл., пос. Ягодный (Ягодное). Численность: до 15802 (1951 г.).
СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ ИТЛ (СВИТЛ, Северо-Восточные исправительно-трудовые лагеря, Севвостлаг, Исправительно-трудовые лагеря Дальстроя). Время существования: 1932 — 1952 (?) гг. Дислокация: Дальневосточный кр., пос. Средникан (Усть-Среднекан) — с 01.04.1932 г.; бух. Нагаева (1937 г.); Хабаровский кр. (Магаданская обл.), г. Магадан. Численность: до 190309 (1940 г.).
СЕВЕРО-ДВИНСКИЙ ИТЛ (Севдвинлаг). Время существования: 1940 — 1946 гг. Дислокация: Архангельская обл., г. Вельск. Численность: до 42117 (1941 г.).
СЕВЕРО-КУЗБАССКИЙ ИТЛ (Севкузбасслаг). Время существования: 1947 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Кемеровская обл., Анжеро-Судженский р-н, ст. (поселок) Яя Томской ж. д. Численность: до 19790 (1949 г.).
СЕВЕРО-ПЕЧОРСКИЙ ИТЛ (Севпечлаг, Печорский железнодорожный ИТЛ, Печорский ИТЛ, Печорстрой, Печорлаг). Время существования: 1940 — 1950 гг. Дислокация: Коми АССР, Кожвинский р-н, с. Абезь; ст. Печора Северо-Печорской ж. д. (?). Численность: до 102354 (1942 г.).
СЕВЕРО-УРАЛЬСКИЙ ИТЛ (Севураллаг). Время существования: 1938 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Свердловская обл., г. Ирбит; Серовский р-н, пос. Сосьва (с 1947 г.) (?). Численность: до 33757 (1942 г.).
СЕГЕЖСКИЙ ИТЛ (Сегежлаг). Время существования: 1939 — 1941 гг. Дислокация: Карелия, ст. Сегежа Кировской ж. д. Численность: до 7951 (1940 г.).
СЕЛЕНГИНСКИЙ ИТЛ (Селенгинлаг). Время существования: 1953 г. Дислокация: Бурят-Монголия, ст. Наушки Восточно-Сибирской ж. д. Численность: до 7.044.
СИБИРСКИЙ ИТЛ (СИБУЛОН, Сиблаг). Время существования: 1929 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: г. Новосибирск (до 15.12.1933 г., 1935 — 1937, 1939 — 1943 гг.); г. Мариинск (1934 — 1935, 1937 — 1939 гг. и с 04.09.1943 г.). Численность: до 78838 (1938 г.).
СОЛИКАМСКИЙ ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ЛАГЕРЬ (Cоликамоздорлаг, Соликамский инвалидный ИТЛ). Время существования: 1946 — 1948 гг. Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., Соликамский р-н, пос. Боровск. Численность: до 4492 (1948 г.).
СОЛОВЕЦКИЙ ИТЛ ОГПУ (Соловецкие лагеря особого назначения, Соловецкий лагерь принудительных работ особого назначения ОГПУ, СЛОН, СЛАГ, Соловецкие и Карело-Мурманские лагеря, СКМИТЛ). Время существования: 1923 — 1933 гг. Дислокация: Архангельская обл., Б.Соловецкий остров (до 1928 г. (?), с 01.08.1932 г. (?)); Карелия, г. Кемь (1928 — 1930 гг., 1932 г.); ст. Медвежья Гора Мурманской ж. д. (1931 — 1932 гг.). Численность: до 71800 (1931 г.).
СОРОКСКИЙ ИТЛ (Сороклаг, Сороко-Обозерский ИТЛ). Время существования: 1938 — 1942 гг. Дислокация: Карелия, г. Беломорск; Архангельская обл., с. Кодино (?). Численность: до 52379 (1941 г.).
СОСНОВСКИЙ ИТЛ (Сосновлаг). Время существования: 1954 — 1956 гг. Дислокация: Челябинская обл., г. Юрюзань. Численность: до 5217 (1955 г.).
СРЕДНЕАЗИАТСКИЙ ИТЛ (Сазлаг, Сазулон, Средне-Азиатские лагеря, Управление Среднеазиатского ИТЛ и колоний НКВД Узбекской ССР, УИТЛК НКВД Узбекской ССР). Время существования: 1930 — 1943 гг. Дислокация: Узбекистан, г. Ташкент. Численность: до 36601 (1938 г.).
СРЕДНЕ-БЕЛЬСКИЙ ИТЛ (Среднебеллаг). Время существования: 1939 — 1949 гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Амурская обл.), ст. Средне-Белая Амурской ж. д. Численность: до 5741 (1941 г.).
СТАЛИНГРАДСКИЙ ИТЛ (Сталинградлаг). Время существования: 1942 г. Дислокация: г. Сталинград (Волгоград). Численность: до 7188.
СТАРОСЕЛЬСКОЕ ЛО (Старосельлаг). Время существования: 1954 — 1955 гг. Дислокация: г. Кострома. Численность: до 405 (1955 г.).
СТЕПНОЙ ЛАГЕРЬ (Особлаг № 4, Степлаг, Особый лагерь № 4, Степной ИТЛ). Время существования: 1948 — 1956 гг. Дислокация: Казахстан, г. Караганда; Крагандинская обл., пос. Рудник — ст. Новорудная Карагандинской ж. д. (с 21.05.1948 г.) — Джезказган Рудник (пос. Джезказган Кенгир, пос. (город) Джезказган). Численность: до 27855 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬНО-ЭКСПЛУАТАЦИОННОЕ УПРАВЛЕНИЕ № 11 И ИТЛ (Алданский ИТЛ № 11, ИТЛ № 11, СЭУ № 11 и ИТЛ). Время существования: 1948 — 1952 (?) гг. Дислокация: Якутия, г. Алдан; пос. Чульман (с лета 1949 г.) (?). Численность: до 4612 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 6 И ИТЛ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Нижне-Амурская обл.?), мыс Лазарева. Численность: до 3700 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 16 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 16). Время существования: 1948 — 1953 гг. Дислокация: Иркутская обл., район ст. Китой; г. Иркутск, ул. Литвина, д. 1; г. Ангарск. Численность: до 58768 (1952 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 18 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 18). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Башкирия, г. Ишимбай, ул. Садовая, д. 5. Численность: до 29873 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 90 И ИТЛ. Время существования: 1947 — 1949 гг. Дислокация: г. Москва. Численность: до 11603 (1949 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 105 И ИТЛ. Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Мурманская обл., ст. Кандалакша (1940 г.) (?); пос. Алакуртти (1941 г.) (?). Численность: до 58198 (1940 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 106 И ИТЛ. Время существования: 1941 г. Дислокация: Мурманская обл., ст. Пин-Озеро (Пинозеро) Кировской ж. д. Численность: до 34702.
СТРОИТЕЛЬСТВО № 108 И ИТЛ. Время существования: 1944 — 1950 гг. Дислокация: Азербайджан, г. Кировабад (1944 — 1945 гг.); г. Ханлар (с 1946 г.). Численность: до 5624 (1945 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 159 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 159). Время существования: 1949 — 1950 гг. Дислокация: Грузия, г. Гагры (1949 г.); Ставропольский кр., г. Кисловодск (1950 г.); Абхазия, г. Сухуми (?). Численность: до 3664 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 201 И ИТЛ (Николаевский ИТЛ). Время существования: 1939 — 1942 (?) гг. Дислокация: Хабаровский кр., г. Николаевск-на-Амуре. Численность: до 5605 (1941 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 210 И ИТЛ. Время существования: 1938 — 1939 гг. Дислокация: Украина (?).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 211 И ИТЛ. Время существования: 1938 — 1940 гг. Дислокация: Украина, Винницкая обл., пос. Стрижавка. Численность: до 5489 (1940 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 213 И ИТЛ (Бухта Находка). Время существования: 1939 — 1941 гг. Дислокация: Приморский кр., Буденновский р-н, бух. Находка. Численность: до 8.89 (1941 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 247 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 247). Время существования: 1949-1953 гг. Дислокация: г. Челябинск-40, ул. Строителей, д. 24. Численность: до 13.163 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 258 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 258). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: г. Ленинград (Санкт-Петербург); ст. Ижоры Ленинградской обл. (с 12.10.1949 г.). Численность: до 10535 (1951 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 263 И ИТЛ (Совгавань, ИТЛ Строительства № 263). Время существования: 1940 — 1944 гг. Дислокация: Приморский кр., г. Совгавань. Численность: до 3405 (1941 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 313 И ИТЛ (ИТЛ-100, ИТЛ и Строительство № 313). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Свердловская обл., пос. Верхне-Нейвинск; г. Свердловск (Екатеринбург). Численность: до 18767 (1951 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 352 И ИТЛ (Ногинский ИТЛ, ИТЛ и Строительство № 352). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Московская обл., г. Электросталь. Численность: до 13702 (1951 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 384 И ИТЛ (Глазовлаг, Глазовский ИТЛ, ИТЛ Строительства № 384). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Удмуртия, г. Глазов. Численность: до 10448 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 442 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 442). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Калужская обл., ст. Обнино Московско-Киевской ж. д.; г. Малоярославец(?). Численность: до 2.652 (1952 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 447 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 447). Время существования: 1949 — 1950 гг. Дислокация: Эстония, г. Усть-Нарва (Нарва-Йыэсуу); г. Нарва (1950 г.). Численность: до 4922 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 462 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 462, ИТЛ при Строительстве № 462). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Украина, Днепропетровская обл., г. Кривой Рог. Численность: до 7180 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 496 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 496). Время существования: 1946 — 1949 гг. Дислокация: г. Ленинград (Санкт-Петербург); Ленинград-36 (?). Численность: до 12358 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 505 И ИТЛ ГУЛЖДС. Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: Монголия, район г. Сухэ-Батор (8 км к югу от советско-монгольской границы); Бурят-Монголия, ст. Наушки Восточно-Сибирской ж. д. Численность: до 45917 (1949 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 505 И ИТЛ ГУЛПС (ИТЛ Строительства № 505). Время существования: 1949 г. Дислокация: Мордовия, пос. Саров (ныне — Нижегородская обл.). Численность: до 2509.
СТРОИТЕЛЬСТВО № 506 И ИТЛ. Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: Сахалинская обл., район нп. Дербинское (1950 г.); г. Александровск-Сахалинский (с 11.09.1951 г.) (?); Кировский р-н, пос. Тымовск (1953 г.). Численность: до 14165 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 507 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 507). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Нижне-Амурская обл.), с. Софийское (пос. Софийск); пос. Де-Кастри (?). Численность: до 13030 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 508 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 508). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: Хабаровский кр., г. Советская Гавань. Численность: до 14882 (1951 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 509 И ИТЛ. Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Мурманская обл., г. Кировск (ст. Апатиты — Титан Кировской ж. д.). Численность: до 4856 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 510 И ИТЛ. Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: г. Архангельск. Численность: до 3036 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 511 И ИТЛ. Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Мурманская обл., г. Мурманск (1951 — 1952 гг.) (?); Кольский р-н, пос. Мурмаши (1953 г.). Численность: до 5318 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 513 И ИТЛ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Приморский кр., Чугуевский р-н, с. Чугуевка. Численность: до 3173 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 514 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Свердловская обл., г. Нижняя Тура; г. Свердловск (Екатеринбург) (?). Численность: до 13705 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 560 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 560). Время существования: 1949 — 1952 гг. Дислокация: г. Москва, ул. Большая Серпуховка, д. 14. Численность: до 21971 (1951 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 565 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 565). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: г. Москва, ул. Большая Ордынка, д. 22. Численность: до 54566 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 585 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Мордовия (Нижегородская обл.), пос. Саров. Численность: до 7874 (1952 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 600 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: г. Новосибирск. Численность: до 15753 (1952 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 601 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 601). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: г. Томск. Численность: до 33983 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 612 И ИТЛ (ИТЛ Строительства комбината № 11). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Киргизия, г. Кара-Балта; Фрунзенская обл., село Калининское (?). Численность: до 3852 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 620 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 620). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Калининская (Тверская) обл., пос. Б. Волга. Численность: до 1537 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 621 И ИТЛ (ИТЛ при СУ по строительству рудоуправления № 10). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Ставропольский кр., город Пятигорск. Численность: до 4634 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 665 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 665). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Таджикистан, г. Ленинабад (Худжанд). Численность: до 7206 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 713 И ИТЛ (Ногинский ИТЛ, ИТЛ Строительства № 713, ИТЛ и Строительство 713). Время существования: 1946 — 1949 гг. Дислокация: Московская обл., г. Электросталь. Численность: до 8282 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 730 И ИТЛ (Белозерское ЛО). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Куйбышевская (Самарская) обл., г. Сызрань. Численность: до 2323 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 790 И ИТЛ. Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Казахстан, Восточно-Казахстанская обл., ст. Аврора Туркестано-Сибирской ж. д.
СТРОИТЕЛЬСТВО № 791 И ИТЛ. Время существования: 1946 — 1949 гг. Дислокация: Абхазия, ст. Сухуми Закавказской ж. д. (1946 г.); г. Гагры (1949 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 833 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 833, ИТЛ Строительства № 833). Время существования: 1946 — 1949 гг. Дислокация: Калининская (Тверская) обл., пос. Б. Волга. Численность: до 4992 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 859 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 859, ИТЛ Строительства № 859). Время существования: 1946 — 1949 гг. Дислокация: Челябинская обл., г. Кыштым (1946 г.); г. Челябинск-40 (1949 г.). Численность: до 20376 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 865 И ИТЛ (ИТЛ МВД Спецстроя № 100, ИТЛ-100, ИТЛ и Строительство № 865). Время существования: 1946-1949 гг. Дислокация: Свердловская обл., Кировоградский р-н, пос. Верхне-Нейвинск. Численность: до 19.671 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 880 И ИТЛ (Саровский ИТЛ). Время существования: 1946 — 1949 гг. Дислокация: Мордовия (Нижегородская обл.), поселок Саров (ст. Шатки?). Численность: до 10296 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 881 И ИТЛ (ИТЛ при Строительстве № 881, ИТЛ при Спецстроительстве № 881). Время существования: 1946 — 1949 гг. Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., г. Березники. Численность: до 3455 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 882 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство №882, ИТЛ при Строительстве № 882). Время существования: 1947 — 1949 гг. Дислокация: Украина, г. Днепродзержинск. Численность: до 5973 (1949 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 883 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 883, ИТЛ Строительства № 883). Время существования: 1946 — 1948 гг. Дислокация: Узбекистан, г. Чирчик. Численность: до 2520 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 885 И ИТЛ (ИТЛ и Строительство № 885, ИТЛ Строительства № 885). Время существования: 1945 (?) — 1948 гг. Дислокация: Кировская обл., г. Киров. Численность: до 4122 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 896 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 896). Время существования: 1947 — 1949 гг. Дислокация: Таджикистан, г. Ленинабад (Худжанд). Численность: до 7210 (1949 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 904 И ИТЛ (Глазовский ИТЛ, Глазовлаг, ИТЛ Строительства № 904). Время существования: 1948 — 1949 гг. Дислокация: Удмуртия, г. Глазов. Численность: до 11365 (1949 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 907 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 907). Время существования: 1947 — 1949 гг. Дислокация: Эстония, г. Усть-Нарва (Нарва-Йыэсуу). Численность: до 11.185 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 915 И ИТЛ. Время существования: 1949-1950 гг. Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., г. Березники. Численность: до 4492 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 940 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 940). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Украина, Днепропетровская обл., г. Днепродзержинск. Численность: до 9142 (1952 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 994 И ИТЛ. Время существования: 1950 г. Дислокация: Красноярский кр. (?). Численность: до 1622.
СТРОИТЕЛЬСТВО № 1001 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 1001). Время существования: 1941 — 1943 (?) гг. Дислокация: Куйбышевская (Самарская) обл., г. Сызрань. Численность: до 2720 (1941 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО № 1418 И ИТЛ (ИТЛ Строительства № 1418). Время существования: 1947 — 1949 гг. Дислокация: Свердловская обл., пос. Нижняя Тура. Численность: до 8784 (1948 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 1 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Курская обл., г. Обоянь (1949-1950 гг.); Украина, Ворошиловградская (Луганская) обл., г. Красный Луч (1950-1952 гг.); г. Москва, Сокольнический вал, д. 37 (1953 г.). Численность: до 4.709 (1952 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 2 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Украина, г. Харьков; Краснодарский кр., г. Армавир (?). Численность: до 5248 (1951 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 3 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: г. Орел (1949 — 1950 гг.); Украина, Сталинская (Донецкая) обл., г. Артемовск (1950 — 1952 гг.); Московская обл., пос. Голицыно (1953 г.). Численность: до 5210 (1953 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 4 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: г. Куйбышев (Самара), 485-й квартал, ул. Ново-Сызранская, дом 1. Численность: до 2092 (1952 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 5 И ИТЛ (Небитдагский ИТЛ, ИТЛ при Управлении Строительства № 5 ГУШОСДОРа). Время существования: 1949 — 1950 гг. Дислокация: Туркмения, г. Небит-Даг. Численность: до 3170 (1949 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 6 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1950 гг. Дислокация: Азербайджан, г. Баку. Численность: до 2634 (1949 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 7 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Украина, Запорожская обл., г. Мелитополь (1949-1950 гг.); г. Полтава, ул. Гоголя, д. 6 (1950-1953 гг.); Ставропольский кр., г. Пятигорск, просп. Кирова, д. 62 (1953 г.?). Численность: до 4.226 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 8 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1951 годы. Дислокация: Украина, г. Запорожье (1949 — 1950 гг.); г. Киев (с 1950 г.?). Численность: до 7555 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 17 И ИТЛ (ИТЛ № 17 ГУШОСДОРа). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: г. Ленинград (Санкт-Петербург), ул. Малая Садовая, д. 6. Численность: до 5945 (1952 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА МВД № 19 И ИТЛ. Время существования: 1949 — 1950 гг. Дислокация: г. Москва. Численность: до 1068 (1950 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА НКВД № 1 И ИТЛ. Время существования: 1942 — 1945 гг. Дислокация: Рязанская обл., ст. Вад Ленинской ж. д. (1942 г.); Пензенская обл., г. Беднодемьяновск (с 1943 г.). Численность: до 8.440 (1943 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА НКВД № 2 И ИТЛ. Время существования: 1943 — 1945 гг. Дислокация: Московская обл., ст. Голицыно Западной ж. д. Численность: до 4.225 (1944 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА НКВД № 3 И ИТЛ. Время существования: 1943 — 1945 гг. Дислокация: г. Орел. Численность: до 4438 (1944 г.).
СТРОИТЕЛЬСТВО ГУШОСДОРА НКВД № 4 И ИТЛ. Время существования: 1943 г. Дислокация: Чувашия, г. Чебоксары.
СУХОДОЛЬСКОЕ ЛО (Суходольский ИТЛ). Время существования: 1954 — 1955 гг. Дислокация: Пензенская обл., ст. Селикса Куйбышевской ж. д. Численность: до 502 (1955 г.).
СЫЗРАНСКИЙ ИТЛ (Инза-Сызранский ИТЛ, Инзасызраньлаг, Сызраньлаг). Время существования: 1931 г. Дислокация: Ульяновская обл., ст. Барыш Московско-Казанской ж. д. Численность: до 7500.
ТАВДИНСКИЙ ИТЛ (Тавдинлаг). Время существования: 1941 — 1945 гг. Дислокация: Свердловская обл., г. Тавда. Численность: до 11701 (1942 г.).
ТАГИЛЬСКИЙ ИТЛ (Нижнетагильский ИТЛ, Тагиллаг, Тагилстрой). Время существования: 1942 — 1953 гг. Дислокация: Свердловская обл., г. Нижний Тагил. Численность: до 43423 (1943 г.).
ТАЕЖНОЕ ГОРНОПРОМЫШЛЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ И ИТЛ ЕНИСЕЙСТРОЯ (ИТЛ п/я 55). Время существования: 1949 — 1951 гг. Дислокация: Красноярский кр., Канский р-н, с. Таежное (пос. Таежный). Численность: штатная — 5000 (1949 г.).
ТАЙШЕТСКИЙ ИТЛ ГУЛАГА. Время существования: 1937 — 1939 гг. Дислокация: Иркутская обл. (?), г. Тайшет. Численность: до 17018 (1938 г.).
ТАЙШЕТСКИЙ ИТЛ ГУЛЖДС (Тайшетстрой). Время существования: 1948 г. Дислокация: Иркутская обл., г. Тайшет. Численность: до 24878 (1948 г.).
ТАЙШЕТСКИЙ ИТЛ УИТЛК УНКВД ПО ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ (Тайшетлаг, Тайшетский лагерь НКВД). Время существования: 1943 — 1946 гг. Дислокация: Иркутская обл., г. Тайшет. Численность: до 16980 (1945 г.).
ТАСЕЕВСКИЙ ИТЛ (ИТЛ и Строительство Тасеевского рудника). Время существования: 1950 — 1951 гг. Дислокация: Читинская обл., г. Балей (?). Численность: плановая — 5000 (1950 г.) (?).
ТЕМНИКОВСКИЙ ИТЛ (Темлаг). Время существования: 1931 — 1948 гг. Дислокация: Средне-Волжский кр. (Мордовия), Темниковский (Зубово-Полянский) р-н, пос. Явас. Численность: до 30978 (1933 г.).
ТЕНЬКИНСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Теньлаг, Тенькинский ИТЛ УСВИТЛа). Время существования: 1949 (?) — 1956 гг. Дислокация: Магаданская обл., пос. Усть-Омчуг. Численность: до 17990 (1951 г.).
ТИХВИНСКИЙ ИТЛ (Тихвинлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Ленинградская обл., Тихвинский р-н, пос. Бокситогорск. Численность: до 6937 (1941 г.).
ТОМСКИЙ ИТЛ (ИТЛ «А» ОИТК УМВД по Томской области). Время существования: 1946 — 1949 гг. Дислокация: г. Томск. Численность: до 4602 (1949 г.) (?).
ТОМСКО-АСИНСКИЙ ИТЛ (Томасинлаг). Время существования: 1937 — 1940 гг. Дислокация: Новосибирская (Томская) обл., Асинский р-н, с. Асино. Численность: до 13073 (1940 г.).
ТОМЬ-УСИНСКИЙ ИТЛ. Время существования: 1948 — 1949 гг. Дислокация: Кемеровская обл., город Сталинск (Новокузнецк). Численность: штатная — 5000 (1948 г.) (?).
ТУГАЧИНСКИЙ ИТЛ (Тугачлаг). Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Красноярский кр., Саянский р-н, пос. Тугач. Численность: до 4781 (1953 г.).
ТУИМСКОЕ ГОРНОПРОМЫШЛЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ И ИТЛ ЕНИСЕЙСТРОЯ. Время существования: 1950 — 1951 гг. Дислокация: Красноярский кр., Хакасия, Ширинский р-н, пос. Туим. Численность: плановая — 1200 (1951 г.).
ТУЙМАЗИНСКИЙ ИТЛ (Туймазинлаг). Время существования: 1947 — 1949 гг. Дислокация: Башкирия, г. Октябрьск. Численность: до 5559 (1949 г.).
ТЫРНЫ-АУЗСКИЙ КОМБИНАТ И ИТЛ (Тырныаузстрой). Время существования: 1941 — 1945 гг. Дислокация: Кабардино-Балкария, Эльбрусский р-н, пос. Тырны-Ауз (Нижний Боксан). Численность: до 5301 (1945 г.).
УЛЕНСКОЕ ГОРНОПРОМЫШЛЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ И ИТЛ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Красноярский кр., Хакасия, Усть-Абаканский р-н, пос. Улень. Численность: до 500 (1953 г.) (?).
УЛЬМИНСКИЙ ИТЛ (Ульминлаг). Время существования: 1953 — 1954 гг. Дислокация: Хабаровский кр., г. Совгавань (Советская Гавань). Численность: до 13882 (1953 г.).
УМАЛЬТИНСКИЙ ИТЛ (Умальтлаг, Умальтстрой, Умальтинское рудоуправление НКВД). Время существования: 1941 — 1943 гг. Дислокация: Хабаровский кр. (Амурская обл.), Буреинский р-н, пос. Умальта. Численность: до 3218 (1942 г.).
УНЖЕНСКИЙ ИТЛ (Унжлаг). Время существования: 1938 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Горьковская (Нижегородская) обл., ст. Сухобезводное. Численность: до 30210 (1950 г.).
УРАЛЬСКИЙ ИТЛ (Ураллаг). Время существования: 1947 — 1953 гг. Дислокация: г. Свердловск (Екатеринбург). Численность: до 1858 (1952 г.).
УРГАЛЬСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО ГУЛЖДС (Ургаллаг). Время существования: 1946 — 1948 гг. Дислокация: Хабаровский кр., ст. Известковая Дальневосточной ж.д.; ст. Ургал (с 1947 г.?). Численность: до 11249 (1947 г.).
УСОЛЬСКИЙ ИТЛ (Усольлаг). Время существования: 1938 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., г. Соликамск. Численность: до 37.111 (1942 г.).
УСОЛЬСКИЙ ИТЛ СГУ (Услаг). Время существования: 1949 — 1953 гг. Дислокация: Иркутская обл., г. Усолье-Сибирское. Численность: до 1400 (1950 г.).
УСТЬ-БОРОВСКИЙ ИТЛ. Время существования: 1938 г. Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., Соликамский р-н, пос. Боровск. Численность: до 4295.
УСТЬ-ВЫМСКИЙ ИТЛ ОГПУ. Время существования: 1931 — 1932 гг. Дислокация: Коми АССР, с. Усть-Вымь (?). Численность: до 23056 (1931 г.).
УСТЬВЫМСКИЙ ИТЛ (Усть-Вымский ИТЛ, Устьвымлаг). Время существования: 1937 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Коми АССР, Усть-Вымский (Железнодорожный) р-н, пос. Вожаель. Численность: до 24245 (1943 г.).
УСТЬ-КУТСКИЙ ИТЛ И ПЕРЕВАЛОЧНАЯ БАЗА ДАЛЬСТРОЯ. Время существования: 1952 — 1953 гг. Дислокация: Иркутская обл., пос. Осетрово. Численность: до 9363 (1952 г.).
УХТИНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ОГПУ. Время существования: 1929 — 1931 гг. Дислокация: Коми АССР, пос. Чибью (г. Ухта). Численность: до 824 (1931 г.).
УХТИНСКО-ПЕЧОРСКИЙ ИТЛ (УПИТЛаг, Ухтпечлаг). Время существования: 1931 — 1938 гг. Дислокация: Коми АССР, пос. Чибью (г. Ухта). Численность: до 54792 (1938 г.).
УХТО-ИЖЕМСКИЙ ИТЛ (Ухтоижемский ИТЛ, Ухтижемлаг, Ухтоижемлаг). Время существования: 1938 — 1955 гг. Дислокация: Коми АССР, пос. Чибью (г. Ухта). Численность: до 39087 (1941 г.).
ХАБАРОВСКИЙ ИТЛ (Хабарлаг). Время существования: 1939 — 1943 гг. Дислокация: г. Хабаровск. Численность: до 22453 (1943 г.).
ХАКАССКИЙ ИТЛ (Хакасслаг). Время существования: 1953 — 1955 гг. Дислокация: Башкирия, г. Ишимбай. Численность: до 20162 (1953 г.).
ХАКАССКИЙ ИТЛ УИТЛК УМВД ПО КРАСНОЯРСКОМУ КРАЮ (Хакасслаг). Время существования: 1947 — 1948 гг. Дислокация: Красноярский кр., Хакасия, г. Черногорск. Численность: до 2138 (1948 г.).
ЦИМЛЯНСКИЙ ИТЛ (Строительство и ИТЛ Цимлянского гидроузла, ИТЛ при СУ Цимлянского гидроузла). Время существования: 1949 — 1952 гг. Дислокация: Ростовская обл., станица Цимлянская (1949 г.); Романовский р-н, пос. Ново-Соленовск (с 1950 г.). Численность: до 47285 (1952 г.).
ЧАПАЕВСКИЙ ИТЛ (Чапаевское строительство, Чапаевстрой, ИТЛ Управления восстановительных работ). Время существования: 1944 г. Дислокация: Куйбышевская (Самарская) обл., г. Чапаевск. Численность: до 2110.
ЧАУНСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Чаунлаг, ИТЛ Управление п/я 14). Время существования: 1951 — 1953 гг. Дислокация: Магаданская обл., Чукотка, пос. (город) Певек(?). Численность: до 10.941 (1951 г.).
ЧАУН-ЧУКОТСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Чаунчукотлаг, Чаун-Чукотский ИТЛ УСВИТЛа). Время существования: 1949 (?) — 1957 гг. Дислокация: Магаданская обл., Чукотка, пос. (город) Певек. Численность: до 11787 (1953 г.).
ЧЕБОКСАРСКИЙ ИТЛ (Чебоксарлаг). Время существования: 1941 — 1942 гг. Дислокация: Чувашия, г. Чебоксары. Численность: до 5955 (1942 г.).
ЧЕЛЯБИНСКИЙ ИТЛ (Челяблаг). Время существования: 1947 — 1951 гг. Дислокация: г. Челябинск. Численность: до 15352 (1948 г.).
ЧЕРЕПОВЕЦКИЙ ИТЛ (Череповецлаг). Время существования: 1940 — 1941 гг. Дислокация: Вологодская обл., г. Череповец. Численность: до 4821 (1941 г.).
ЧЕРНОГОРСКИЙ ИТЛ (Черногорскстрой, Черногорлаг). Время существования: 1950 — 1953 гг. Дислокация: Красноярский кр., Хакасия, г. Черногорск. Численность: до 11938 (1953 г.).
ЧЕРНОГОРСКИЙ СПЕЦИАЛЬНЫЙ ИТЛ. Время существования: 1944 — 1946 (?) гг. Дислокация: Красноярский кр., ст. Черногорск Красноярской ж. д.
ЧЕРНОИСТОЧИНСКИЙ ИТЛ (Черноисточенский ИТЛ, Черноисточлаг). Время существования: 1942 — 1943 гг. Дислокация: Свердловская обл., Висимский р-н, пос. Черноисточинск. Численность: до 1610 (1943 г.).
ЧИСТЮНЬГСКИЙ ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ЛАГЕРЬ (Чистюньлаг, Чистюньгский инвалидный ИТЛ). Время существования: 1946 — 1951 гг. Дислокация: Алтайский кр., Топчихинский р-н, с. Топчиха. Численность: до 4569 (1947 г.).
ЧУКОТСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (ИТЛ Чукотстроя, Чукотстройлаг, Чукотский ИТЛ УСВИТЛа, ЛО Чукотстроя). Время существования: 1949 (?) — 1956 гг. Дислокация: Магаданская обл., Чукотка, пос. Эгвекинот. Численность: до 6988 (1951 г.).
ШАХТИНСКИЙ ИТЛ (Шахтлаг). Время существования: 1947 — 1949 гг. Дислокация: Ростовская обл., г. Шахты. Численность: до 1369 (1947 г.).
ШЕКСНИНСКИЙ ИТЛ МВД (Шекснинлаг). Время существования: 1951 — 1952 гг. Дислокация: Вологодская обл., с. Никольское (пос. Шексна). Численность: до 8169 (1952 г.).
ШИРОКОВСКИЙ ИТЛ (Широкстрой, Широк-Вилухстрой, Широклаг). Время существования: 1942 — 1949 гг. Дислокация: Молотовская (Пермская) обл., г. Кизел. Численность: до 7735 (1946 г.).
ШОСДОРЛАГ (Ушосдорлаг, Ушосстройлаг). Время существования: 1937 — 1940 гг. Дислокация: г. Хабаровск. Численность: до 42853 (1938 г.).
ЩУГОРСКИЙ ИТЛ (Щугоруголь, Щугорлаг). Время существования: 1945 — 1946 гг. Дислокация: Коми АССР, Кожвинский р-н, рудник Еджид-Кырта. Численность: до 4491 (1946 г.).
ЮГО-ВОСТОЧНЫЙ ИТЛ. Время существования: 1938 — 1940 гг. Дислокация: Хабаровский кр., ст. Волочаевка Дальневосточной ж. д. Численность: до 31116 (1938 г.).
ЮГО-ЗАПАДНОЕ ГОРНОПРОМЫШЛЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ И ИТЛ ЕНИСЕЙСТРОЯ. Время существования: 1949 — 1952 гг. Дислокация: Красноярский кр., Хакасия, Усть-Абаканский р-н, с. Сора (город Сорск). Численность: до 4746 (1952 г.).
ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Юго-Западное ЛО, Юзлаг, Юго-Западное ЛО УСВИТЛа). Время существования: 1949 (?) — 1955 (?) гг. Дислокация: Магаданская обл., пос. Нижний Сеймчан. Численность: до 5694 (1952 г.).
ЮГОРСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 300 (Югорлаг, Строительство № 300). Время существования: 1941 — 1943 (?) гг. Дислокация: Архангельская обл., Ненецкий национальный (автономный) округ, пос. Хабарово. Численность: до 5197 (1942 г.).
ЮЖНО-КУЗБАССКИЙ ИТЛ (Южкузбасслаг). Время существования: 1947 — 1960 гг. (продолжал действовать и после 1960 г.). Дислокация: Кемеровская обл., г. Сталинск (Новокузнецк), левый берег р. Томь. Численность: до 24629 (1953 г.).
ЮЖНЫЙ ИТЛ (Южлаг). Время существования: 1938 — 1943 гг. Дислокация: Бурят-Монголия, г. Улан-Удэ (1938 — 1939 гг.); ст. Заудинская Восточно-Сибирской ж. д. (1940 г.); Иркутская обл., г. Тайшет (с конца 1940 г.). Численность: до 39772 (1938 г.).
ЮЖНЫЙ ИТЛ ПРИ СТРОИТЕЛЬСТВЕ № 505 ГУЛЖДС (Южлаг). Время существования: 1947 — 1948 гг. Дислокация: Монголия, в районе г. Улан-Батор. Численность: до 15000 человек (1947 г.) (?).
ЯГРИНСКИЙ ИТЛ И СТРОИТЕЛЬСТВО № 203 (Ягринлаг). Время существования: 1938 — 1953 гг. Дислокация: Архангельская обл., г. Молотовск (Северодвинск). Численность: до 31116 (1941 г.).
ЯНСКИЙ ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ (Янлаг, ИТЛ Янского горнопромышленного управления, Янский ИТЛ УСВИТЛа, Янское ЛО). Время существования: 1949 (?) — 1956 гг. Дислокация: Якутия, пос. Эге-Хая (Эсэ-Хайя). Численность: до 7206 (1953 г.).
ЯНСКОЕ ГОРНОПРОМЫШЛЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ И ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ. Время существования: 1941 — 1944 гг. Дислокация: Якутия, пос. Эге-Хая (Эсэ-Хайя) (?). Численность: до 2973 (1943 г.).
С
1923-го по 1960 год в СССР существовали 476
исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ),
не считая тысяч филиалов ИТЛ, лагпунктов
и колоний. Продолжительность существования
ИТЛ составляла от нескольких месяцев
до тридцати и более лет. С начала 1920-х и
до конца 1950-х годов через эти лагеря
прошло, по разным оценкам, от 15 до 18
миллионов человек. Чаще всего ИТЛ
находился в действии от 1 года до 5 лет.
Таковых насчитывалось с 1931-го по 1960 год
около 275 (примерно 58%). На втором месте —
102 ИТЛ (более 20%), просуществовавшие менее
года (такие лагеря преобладали в период
войны 1941 — 1945 годов). И наконец, на третьем
месте — 84 лагеря (около 18%), срок
деятельности которых составлял от 5 до
10 лет.