Чухонцев
Олег Григорьевич родился в 1938 году в
Павловском Посаде. Автор тринадцати
лирических книг. Лауреат литературных
премий. Живет в Москве. Пользуясь случаем,
сердечно поздравляем Олега Григорьевича
с юбилеем.
Олег
Чухонцев
*
ГЛАСЫ
И ГЛОССЫ
извлечения
из ненаписанного
I
несказанное,
несказанное
будучи
русским, то есть ленивым,
я
все свое написал во сне,
если не
написал, то увидел,
вспомнил,
вообразил,
и это главное,
что осталось,
так и
осталось во мне,
а записать,
как всегда, не хватило —
слов,
честолюбья и сил
да и желания,
как ни странно…
дягиль
зонтичный, герань луговая, болотная
орхидея,
папоротники,
хвощи, чистотел, бальзамин —
вот он, ковер
Прозерпины, цветочная теодицея,
нюхай-вдыхай
кислород этих бездн и куртин
левкой
однорогий в картофеле,
львиный зев
и анютины глазки
желтые лютики,
красные маки,
лютики, маки,
желтые, красные
в лесу и в
поле, в саду и дома
читая как
Библию Теофраста
я последний
эндемик с заброшенной грядки,
беспородный
отсевок, словесный сорняк,
потому и
двоятся мои недостатки,
что одним я
— поповник, другим — пастернак
ухо приложишь:
кто-то царапает, что-то скребет,
кто там
карябает лапками тонкие стенки
спичечного
коробка? кто там пляшет фокстрот,
эники-беники,
варит вареники, жарит гренки
или по
старомосковски — гренки — кто?
над водою
стоит стрекоза,
у пиона
открылись глаза,
красный лезет
белок из бутона:
хочешь внове
свое рассказать,
ан — опять
под рукою, опять —
хинь трухлявая,
сено-солома…
карабкаясь
по стеблю гладиолуса,
последние
бутоны расцвели,
а у меня ни
мелоса, ни голоса,
и если б не
рыдали «журавли»
с подпольных
ребер, если б загрудинная
тревога не
точила изнутри
и не мои
шестнадцать с половиною
и не кураж и
школьное пари…
и спать
ложась, на столик аккуратно
клал карандаш
и тайную тетрадь
и все-таки
лучшие строки приходят во сне,
я их так
отчетливо вижу, как первые марки,
которые
праздничны так же, и клейки, и ярки,
так праздничны,
что перед ними любые подарки —
ничто: под
подушку засунешь, проснешься — и не…
короткой
очередью дятел
прошил
предутреннюю рань
ныряет в
кусты трясогузка
попугаи —
порхающие орхидеи
чирикающий
кипарис и кукушкин лен
я с трудом
голоса различаю птиц
и не знаю
совсем языка цветов
скульптурные
мышцы платанов
и войлок
стареющих пальм
ангел
рождественский, агнец древесный,
чудо колючее
— ты ль?
и постепенно
начал различать
в том слитном
шуме за окном отдельно
грачиный
грай, и карк ворон, и цвирк
стригущих
ласточек или стрижей
неправда
все! и ласточки весною —
не души
умерших, своя у них нужда:
жилье
построить, склеить хоть слюною
жилище, не
до нас им, господа
что-то все
время падает с неба,
какие-то
ветки, сучья и щепки —
птицы наверно
строят жилье,
какой-то пух,
и мусор, и вата —
это тополь
цветет и сеют крупу
береза с
осиной, и ель трусит;
а то разбудят
удары по крыше —
яблоки
поспевают и глухо
о землю слива
стучит в саду,
или падают
шишки еловые — белка
по ветвям
проскакала, махнув хвостом,
а это дятел
лущит сосну
и сыплются
сколки коры с шелухою…
вот ветер
проборонит вершины,
а за ним
забухают по лопухам
капли, как
желуди с дуба — как я
мог забыть
о них, желудях, — наконец,
все смешав,
задождит, затрещит, захлещет
что-то
неназываемое — скорей
закрывай все
окна, воткни в ячейки
шпингалеты
рам и проверь запор,
чтоб не дать
сквозняку разгуляться в доме,
и попробуй
прилечь на тахте в углу
и забыться,
забыться…
а
ясным утром
вдруг услышишь:
падает мокрый лист
и кристаллики
снега медленно, медленно
замелькают
в воздухе, золотясь
в просверках
солнечной паутины,
выйдешь,
смотришь — и не узнаешь:
все — до рези
в глазах — побелело за ночь,
и такое
чувство, что вдруг попал
в другое
место, в другое время
даже не года
— координат;
только одно
и утешит — слышишь? —
голову подыми
— а там
что-то
поскрипывает, но тихо,
как про себя,
но живет, живет
собственной
жизнью…
жизнь
— это шум
и ничего
другого…
во соло —
грохот! — то хор голосов
II
лохом пусть,
архи-лохом жил, но на трость опершись,
пью каберне
и мерло, не лакируя их водкой;
жаль, эта
долгая, долгая, долгая, долгая жизнь
стала такой
короткой
в такие погоды
лучше не просыпаться
к этой
действительности, спать бы себе да спать
проснулся в
слезах: мне снилась
нескладная
жизнь моя,
и сердце так
часто билось:
о, скоро,
видать, и я …
неужели и
эта жалкая жизнь прошла?
(жалкая,
милая, бестолковая, дорогая)
и в снах одни
покойники и что
еще кошмарнее
самоубийцы
но все они
прекрасны
блажен, кто
сам в конце поставил точку
как неохотно
зелень уходила
из сада этой
осенью густой,
как женская
нетраченная сила
уходит,
поражая красотой
и завеснило,
заосенело
по осени гриб
выше головы:
куда, подлец,
— на дерево забрался,
да не один —
взгляните только вы —
со всей
семьей, да так там и остался:
сидит в
изложье дерева сам-пят,
сам-шест,
сам-сем — со счета бы не сбиться —
ты все кусты
облазил — нет опят,
ан — вот куда
надумал взгромоздиться;
а говорят,
поэзия в траве —
хотел бы
уточнить: в траве и выше,
ну, скажем,
в олимпийской голове
у дачника,
бормочущего вирши:
— пока пыль
столетий бесследная
глаза не
повыест уму,
телекия
великолепная
по званью
цветет своему;
державы
падут и империи,
болваны
рассыплются в прах,
а в праздничной
этой мистерии
она —
абсолютный монарх;
позвольте
же, Ваше Величество,
в глаза, не
сочтите за лесть,
и мне на
правах ученичества
Вам оду сию
преподнесть
и л и я м б —
— пока
столетий пыль бесследная
глаз не
повыедет уму,
телекия
великолепная
цветет по
званью своему;
падут
державы и империи,
болваны
сокрушатся в прах,
а в этой
праздничной мистерии
она —
незыблемый монарх;
позвольте
же, Ваше Величество,
хоть лесть
глаголящих не счесть,
и мне по
праву ученичества,
сию Вам оду
преподнесть
на дорогу
выбежал жасмин —
и его крапива
обстрекала
все лето
погромыхивали громы
по сторонам,
но дождь не шел, и сушь
природу жгла;
что было делать, кроме
как рыться
в книгах, забираться в глушь
каких-нибудь
историй или хроник,
попутно пыль
сдувать со словарей
и думать,
привалясь на подоконник,
о смысле
жизни, о тщете своей…
однако! хоть
бы град просыпал, что ли,
или случился
в городе грабеж,
а то все сушь
да глушь — и поневоле
в египетскую
мистику впадешь;
а впрочем,
где сшибутся туча с тучей —
не до тебя —
пускай клокочет высь,
а жизнь твоя
и участь — частный случай,
космический,
но частный… — и смирись!..
и чем страшней,
тем интересней,
чем интересней,
тем страшней