РАСКАЛЁННЫЙ ШАР

Салимон Владимир Иванович родился в 1952 году в Москве. Автор многих поэтических книг. Лауреат Новой Пушкинской премии (2012). Постоянный автор «Нового мира». Живет в Москве.

Владимир Салимон

_*

РАСКАЛЁННЫЙ ШАР

_{* *}

_*

Я с вечера открыл окно

и напустил в квартиру холоду,

и лег в постель, как лег на дно,

как делал это прежде — смолоду,

чтоб остудить немного жар,

во мне тогда уже бушующий,

тот раскаленной плазмы шар,

по телу моему кочующий,

что молнии подобен был.

Однажды ночью на Смоленщине

я видел, как по небу плыл

точь-в-точь такой.

Любимой женщине

зажавши рот,

лежал в кустах.

Старался задержать дыхание.

В висках стучало. Ужас. Страх.

Бежать — подспудное желание —

казалось не преодолеть,

но мы с упорством фантастическим

держались, чтоб не умереть,

в огне небесном не сгореть,

не сгинуть в вихре электрическом.

_{* *}

_*

Казалось черною насквозь

ночь — без малейшего пробела.

Она была страшна, как гвоздь,

торчащий из Христова тела.

Вообразите, как же нам

во тьме кромешной страшно было!

По счастью, звезды тут и там

зажглись и бездна отступила.

Как много звезд — подумал я —

что друг на дружку столь похожи.

Их различить никак нельзя

по форме глаз и цвету кожи.

Но та, что всходит раньше всех

глубокой ночью на востоке,

чиста, как будто первый снег,

что топчут поутру сороки.

_{* *}

_*

Не только ангелы босыми

зимою ходят без сапог,

и пташки лапками худыми

нам истоптали весь порог.

А что за чудные созданья

слетелись к нам из дальних стран,

оставив место обитанья

слонов, жирафов, обезьян?

Бог весть, козявки иль букашки

с асфальта соскребают лед

всю ночь вокруг многоэтажки —

ну кто их, право, разберет!

Они жужжат, они стрекочут,

со всех концов земли сюда

слетевшись,

ножками топочут,

и есть, и пить хотят когда.

_{* *}

_*

По морю ходит, а не Бог

и не кораблик на воздушной

подушке,

и не паучок

ледащий, маленький, тщедушный.

Вполне возможно, это — тень

от облака, по небосводу

скользнувшего в погожий день

и канувшего камнем в воду.

Возможно, это — солнца луч,

мелькнувший рядом с нашей лодкой,

как только солнце между туч

возникло вдруг на миг короткий.

Так мал его удельный вес,

что он как будто нереален,

как отражающийся лес

в реке и в окнах дачных спален.

_{* *}

_*

В снег покрывая головы платком,

на фоне сереньких пятиэтажек,

что, застя белый свет, стоят рядком,

все женщины похожи на монашек.

Помилуй Бог,

ввиду имею я

отнюдь не содержание, а форму,

которую к исходу января

народ наш наконец приводит в норму.

Следы помады, туши и румян

смыв кое-как водою ключевою,

сокрыв под драп-дерюгой тонкий стан,

идут за покаянием гурьбою

девицы в ярких павловских платках

и в мягких оренбургских шалях бабы,

старухи на негнущихся ногах —

когтистых и больших, как птичьи лапы.

_{* *}

_*

Евг. Попову

Жалею, что не смог сберечь

послевоенное изданье

учебника «Родная речь»

своим потомкам в назиданье.

Я верю в случай, в то, что он

внести способен коррективы —

не дать нам закатать в бетон

общественно-полезной нивы.

В России должен хоть один

остаться Пушкина читатель,

пускай тунгус, не славянин,

иль бедный кет, как мой приятель.

Давайте спросим у него,

готов ли он ввязаться в драку,

когда все против одного,

отбросив страх, идти в атаку

за родину, за свой народ,

почти под корень истребленный,

как генетический урод,

на смерть с рожденья обреченный?

_{* *}

_*

Поскольку смерть по существу — бесклассова,

купец и нищий провожали

народного художника Саврасова.

И нет тут никакой морали.

В последний путь шли молча вслед за попиком.

Стояла осень. Тучи хмуро

нависли над землей.

Поп шел под зонтиком.

Утонченная был натура.

Не стану говорить о справедливости,

о воздаянии,

поскольку

мои соображения о милости

Господней лишь сбивают с толку.

Избави Бог, мое стихотворение

кому-нибудь сентиментальным

покажется,

излишнее значение

вдруг мыслям придадут банальным.

_{* *}

_*

Мои друзья играют в классиков.

Они не скачут по дорожке,

навроде милых первоклассников,

карикатурно ставя ножки.

В больших поэтов и писателей

они рядятся то и дело.

Я не корю своих приятелей,

хоть лицедейство надоело,

но мне смешно смотреть, как пыжится

товарищ мой,

во все лопатки

в нем что-то шевелится, движется,

как будто на садовой грядке.

Все ждут, каким таким сокровищем

наш друг бесценный разродится,

кто будет этим фруктом-овощем?

Быть может, зверь,

а может, птица?

Иль нечто более весомое —

весьма значительная тема,

идея некая искомая?

А вдруг — роман,

а вдруг — поэма?

_{* *}

_*

Хрусталь огнем горит в буфете.

Вдруг стало в комнате светло,

пусть даже в целом на планете

добро не победило зло.

Приемник телевизионный

включи,

и к жизни зло вернешь —

войну, разруху, потогонный

труд, что на рабский труд похож.

Мы можем сделать вид, что это —

зло неизбывное,

оно

незримо в нашем мире где-то

всегда присутствовать должно.

Есть ли оно на самом деле?

Могу сказать наверняка —

да, есть,

забилось в дыры, в щели,

под пол, что вспучился слегка.

Оно, как только солнце сядет

в ближайшей лесополосе,

коли со злом никто не сладит,

покажется во всей красе.