Шульпяков
Глеб Юрьевич родился в 1971 году в Москве.
Окончил факультет журналистики МГУ.
Поэт, прозаик, переводчик, драматург,
эссеист. Автор четырех книг стихов,
нескольких сборников путевых очерков
и романов. Живет в Москве. В подборке
сохранена авторская пунктуация и
орфография.
Глеб
Шульпяков
*
СЛЕД
НА СНЕГУ
* *
*
…только тем и
спасёшь эту речь,
что пустыми белками
царапая
и ничто получая в
ответ,
видишь всеми своими а р а п а м и
ослепительно солнечный
свет
* *
*
что хочет человек и
что он ждет,
когда внутри него
уже не жжёт,
а звякает негромко,
равномерно
как пряжка на моем
ремне, наверно,
— что видит он, когда
он видит дом
над лесом и рекой,
окно, и в нем
себя, рукой дрожащей
чашку чая
сжимавшего, затем
что жизнь такая,
что вот она — а завтра
её нет,
потом он выключает
в доме свет,
и дерево придвинулось
вплотную—
затем что жизнь
отверстие в иную,
где тот же снег висит
на волоске
тобой еще не тронутой
тоске
урок
истории
в пустом школьном
классе ЛЕНИН и Я
через открытое
окно доносятся крики разъяренной толпы
Я — думаю, вам лучше
бежать
ЛЕНИН — это невозможно,
меня узнают
Я снимает пальто
и протягивает ЛЕНИНУ
Я — помогаю вам
только потому что вы муж моей сестры
ЛЕНИН надевает
пальто и бросается к выходу, но поздно
—
в дверях появляются
матросы во главе с ТРОЦКИМ
ТРОЦКИЙ — хватай,
на штыки его!
матросы волокут
ЛЕНИНА к окну
Я — верните моё
пальто!
матросы выбрасывают
ЛЕНИНА из окна
звенит школьный
звонок
начинается урок
истории
* *
*
диоген — кратету
если хочешь, кратет,
ты философом стать настоящим,
не гнушайся у статуй
с агоры просить подаянье
испытание это, клянусь
тебе, будет уроком —
люди ведь часто
бывают бесчувственней статуй,
бросят монету, в ком
душу родную увидят
— евнуху, а не философу
подадут, и кинеду
если фиги сушеные
есть, присылай мне
кратет — неизвестному
пишешь, дескать,
позорно быть погребенным
вдали от земли своих
предков—
но сам подумай, сожгут
ли
в фивах тебя на костре
погребальном
или тело собаки
сожрут на чужбине
— разве лодка харона
только из фив в аид перевозит?
хлеба и фиги пришли
мне, много не медля
неизвестный—кратету
диоген говорил,
мудрецу помогая, ты жертвуешь
тем, кто с олимпа,
ведь боги друзья с мудрецами
ныне, однако, мне
нечего выслать кратету,
где придется живу я
и тем, что в котомке, питаюсь
и давно вместо женщин
рукой обхожусь волопаса —
кем я стал, если сплю,
что ни ночь, на соломе?
кратет-неизвестному
ты стал философ
* *
*
препраздного ума
мятущаяся втуне
железная блоха,
которую не в туле
подковывал какой-нибудь
левша
предерзостный, а там
же, где душа —
теперь снимай пудовые
коньки
куда глаза глядят —
давай, беги
— гуляй, пока свободна
и бедна
отныне на тебе нет
ни пятна
* *
*
среди зимы, ее горящих
статуй,
на холод не ропщи,
за жар не ратуй —
пусть времени воронка
тишину
толчет — ребенка и
жену
хватай, сажай их на
осла,
оставь добро, так
будет меньше зла,
и в прорубь года, в
стужу его дней —
чем меньше звезд,
тем в темноте видней
одну, среди миров
тобой зачатых
— живой души хотя
бы отпечаток
хотя бы след как этот
на снегу
псков
блаженный фёдор и
юродивый андрей
на свалке ржавых
пару батарей
нашли и вниз к реке
тащили
впрягшись в коляску
детскую в четыре
копыта, в кеды рваные
обутых
по красных партизан
к фоме в запрудах
— теперь, сказал
блаженный, заживем
в тепле, накроем
стол, за стол сзовем
тимошку одноглазого
и лавра
и мавру-бабу, хоть
она и лярва —
пусть лишнего возьмет
на грудь фома
нам не страшна
голубушка-зима
(это говорил юродивому
блаженный)
— а тот молчал, он
был глухой по ходу
потом они спустили
груз на воду
и вниз на батареях
отошли
воды речной не трогая
почти
андрей смотрел
вперед,
другой был сзади —
коляску без колес
они не взяли
* *
*
памяти
Виталика Науменко
твой первый последний
осенний снежок
не почерк уже, но
короткий стежок,
сшивающий черное с
белым —
потом он становится
беглым
как этот асфальт,
исчезающий под
побелкой с таких
раскаленных высот
— но мальчик уходит
простужен
никто ему больше не
нужен