Дьячков
Алексей Владимирович родился в 1971 году
в Новгороде, с трех лет живет в Туле.
Окончил строительный факультет Тульского
государственного университета. Автор
трех книг стихотворений.
Алексей
Дьячков
*
БУКАШКА
В ТАРЕЛКЕ
Выписка
В октябре
вспомню лето с дождями и грозами,
После долгой
больнички прогулки на воздухе,
Утешение
парком и небом с воронами,
Как пищал,
умирая, мобильник ворованный.
Между рам
репродукции, холмики ватные,
Толстозадые
бонны дрожат над инфантою.
Чтобы ветер
носил, заливаются суки, но
Лакримозу
во всем различают инсультники.
Скоро снег,
а не смерть. Дело движется к выписке,
Я все чаще к
столбам твоим делаю вылазки.
Лес стоит
отрешённо, как храм поздним вечером,
Изнутри
озарённый оплывшими свечками.
На обратном
пути всё имеет значение,
Шорох, «Радио
Джаз» и слова-исключения.
Заплутал у
проезда больничного пьяница.
Продавщица
ночного ларька улыбается.
Татарин
На даче,
таблетки сердечные или
Ключи от
сарая ища,
Нашел среди
крошек и катушков пыли
Я гвоздик в
кармане плаща.
В болонье
мой дед ветки жёг за рекою,
Ладони над
пламенем грел,
Он гвоздик
держал про запас под рукою
И, видно,
забить не успел.
Глядел на
зарницу, к стволу прислонившись,
И розовый
пар выдыхал,
И слушал
пустынное небо и слышал,
Как кто-то
на флейте играл.
Я каждый
сентябрь вспоминаю о лете,
О солнечном
деде, о нас.
И зёрна и
семечки с гвоздиком этим
В ладони
держу каждый раз.
И каждый раз
речка идёт облаками,
Берёзовой
рощи желтей,
И ветер
порывистый мусор карманный
С ладони
уносит моей.
Букашка
в тарелке
Отец ушёл.
Остались мы одни.
За долгими
молчаньями и спорами
В своей
хрущобе коротаем дни.
Пророчество
осталось неисполненным.
Мужицкий
Брейгель написал пейзаж,
В котором мы
клубами дыма думаем,
Шагаем по
меже и входим в раж,
Стальные
вёдра наполняя клубнями.
А осень на
пеньке сидит сама,
Чтоб, пухлый
пролистав источник знания,
Запомнить
исключения слова
И расстановку
знаков препинания.
Она боится
рака и ЧК,
Военных,
деревенских и психических,
Грозы и в
слове «ссора» прочитать —
Союз Советских
Социалистических.
Арена
И было радостно
и страшно мне.
Волненье,
новый переезд.
Свет потушили.
Кто-то кашлянул.
И сразу
заиграл оркестр.
И выпал круг
на тонком лучике,
Перо, чернила,
чик-чирик —
Сутулится
на детском стульчике
Над сочиненьем
ученик.
Он пишет о
волненье садика,
Грозе,
прошедшей далеко,
О хмурых
бородатых всадниках
И о наезднице
в трико.
Склонил
упрямо классик голову,
Блуждая в
звуках и словах.
Пришла пора
сказать о клоунах,
О дрессировщице
собак.
О зебрах на
лиловом выпасе
И хищниках
со всех сторон.
Пора спешить,
пока не вышли все
На завершающий
поклон.
О чем — никак
не вспомню — думал я,
Под шум листвы
и плеск воды,
Когда брезент
сорвали с купола,
И — ни
созвездий, ни луны
Не оказалось.
Тьма на выпасе,
Дымок
затушенных свечей.
Зачем с тех
пор так быстро вырос я?
Так долго
мучился зачем?
Деревня
Багровая
полоска, лодка с парусом,
Июль растает
в сумерках того
Гляди, поставив
жизнь мою на паузу
И занавеской
выбившись в окно.
А в сумерках
и я, и дом без адреса.
Накапливает
звезды тишина.
И тьма, как
книга, изданная в «Ардисе»,
Таинственна,
неведома, жива.
И даль любая
— долгая и гулкая,
Но раздувает
горизонт угли,
Чтоб бабушка
в простой косынке с внуками
Домой вернуться
затемно смогли.
Хаос
Рос без отца,
считался отмороженным.
С годами
полюбил глядеть в окно.
Грыз ногти
и курил где не положено.
Снимал, верней
— вымучивал кино,
В котором
люди падают, как ангелы,
В осеннюю
пожухлую траву.
А дальше —
пни с грибницами в овраге и
Ключ подставляет
под лучи волну.
Еще кино с
тоской в открытом космосе.
Он шерудит
в камине кочергой
И говорит,
но нет надежды в голосе.
Ему не отвечают
ничего.
Ларёк, бараки,
прочая экзотика.
Бассейн
пустой, в сплошном тумане всё.
В пальто
мужик — от бортика до бортика
Несет свечу,
никак не донесёт.
Возвращение
В кармане
куртки звякнули ключи.
Давно за
насыпь закатилось лето.
Поселок
дачный в сумерках молчит,
И лишь в глуши
мотор мотоциклетный
Потрескивает.
Лает сиплый пёс,
Хозяину
пропащему не веря.
Я, кажется,
до старости дорос,
Совсем дошёл.
И вот я перед дверью
Стою, такой
угрюмый и большой,
Твержу одно
и то же: Что не мучил
спасибо, что
любил... Спасибо, что
Не наказал
меня благополучьем.
Кому, как в
детстве, искренно молюсь?
Прислушиваюсь
— лай и скрип уключин...
Дверь открываю,
но войти боюсь,
Пока мне
лампу кто-нибудь не включит.
Закрытие
нарядов
Он молитву
споёт, перепутав слова,
И «аминь!» в
завершении вымолвит,
Чтобы мыкался
синедриона слуга,
Чтоб блудницы,
разбойники, мытари
В переходе
к нему подошли, осмелев,
В кофр гитарный
подсыпали мелочи.
Чтоб на выходе
дворник скучал о зиме,
Говорил о
спасении немощный.
А когда на
закате взойдут купорос
И сурьма над
замёрзшими лужами,
Доведет
бригадира в стекляшке до слёз
Собутыльник
своим простодушием.
Даст росток
в подсыхающей марле зерно,
Гул раскатится
в радиораструбе.
И возьмет
пацана на поруки звено,
Перед мастером
походатайствует.
Из шумливой
столицы к уставшей жене,
Допоздна
выпекающей блинчики,
Я вернусь
в мою глушь, где белил пожалел
Одинокий
сосед на наличники.
Буду воду в
ладони костлявые лить,
Пить кофейный
напиток задумчиво,
Буду в углях
притихших огонь шевелить,
В ожиданье
чего-нибудь лучшего,
Затянувшийся
день, поезда без огней,
Вспоминать
толкотню и убожество.
Как разбухшие
крошки клевал воробей,
Припорошенный
снегом творожистым.
Как играл
волосатик без первой струны,
На куплет
запасался терпением.
Неспроста
перед сном из моей головы
Не выходит
никак его пение.