Некрасова Елена Анатольевна родилась в Одессе. Окончила биофак Одесского государственного университета им. Мечникова; Высшие режиссерские курсы Госкино. В 1985 — 1993 гг. работает как художник (персональные выставке в Москве, Нью-Йорке, Чикаго, Гамбурге, Праге и пр.) Также занимается инсталляцией, видео-артом и т. д. С 1997 года живет в Москве. Автор нескольких сценариев полнометражных игровых фильмов, а также нескольких книг прозы. Роман «Щукинск и города» (М., 2007) стал финалистом «Русского Букера». В «Новом мире» публикуется впервые. Здесь представлен фрагмент документального романа «Пешком по Тихому», который готовится к изданию. На парусной 20-метровой яхте с израильским капитаном и командой из разных стран автор, не имея никакого яхтенного и морского опыта, отправилась в кругосветку... Во время плавания она вела дневник, который и послужил основой документального романа.
Елена Некрасова
*
ИНДОНЕЗИЯ ОТ АДА ДО РАЯ
Арафурская ловушка
Пошли мы бодро, на двигателе. Ветерок был очень слабый, зато погода тихая и солнечная. Всего-то триста с кусочком миль, три-четыре дня пути. Не тут-то было. Когда до архипелага Танимбар оставалось всего 48 миль, у нас закончилось топливо. Оказывается, топливом мы заправились впритык. В Австралии оно намного дороже, чем в Индонезии, и капитан решил сэкономить — залить полные баки в первом же индонезийском порту. Но топлива чуть-чуть не хватило… тем временем ветер совсем угас. Не беда, берег же совсем рядом. Вскоре ветер появился, но поменял направление. Нас погнало назад в Австралию. Погнало — громко сказано. Мы отдалились миль на двадцать, наутро снова немного приблизились… а потом ветер нас уже не баловал.
Две с лишним недели мы дрейфовали с видом на берег в полнейшем безветрии, под палящим солнцем, и где обещанный сезон дождей и ветров, спрашивается? Но какая вокруг красота! Эти пейзажи Арафурского моря сравнимы разве что с экваториальными, только еще красивее. Представьте шелк океана, сливающийся с небесной голубизной, и россыпи солнечных блесток на тихой воде. Но разве ж это вода? Ни волн, ни ряби, ни морщинки. Это сапфир, гигантский драгоценный минерал, в котором, как муха, пойман наш одинокий кораблик. Закаты были неописуемо великолепны, облака как царские шапки — монументальные, роскошные…
Но радовало это великолепие природы только первое время. Один день, другой, третий… Мы съели все продукты, в ход пошли запасы, завалявшиеся на складе с самого Израиля, типа просроченных консервов из вареной свеклы. В лучшие времена команда такое есть отказывалась. Ну и нескончаемые макароны и рис. Ни фруктов, ни овощей, все это было закуплено максимум на неделю. Еще была неясного происхождения тушенка, на одной из баночек прочла — производитель Папуа — Новая Гвинея. Может, собачки, может, крысы… но капитан ел с удовольствием, Олег тоже — он полагался на Бога.
Сначала я, как фокусник, извлекала съестное черт-те откуда… Завалившиеся в машинное отделение морковки или пучок еще частично зеленого лука, застрявший между панелью и холодильником. Но вскоре ничего похожего на здоровую пищу не осталось. Как назло, не ловилась и рыба. Однажды, выбрасывая за борт остатки ненавистной каши, я заметила, что она пользуется успехом. К борту устремились большие рыбины. Глеб, Винсент и Амир всполошились и стали подманивать рыб наскоро слепленными шариками из теста и остатков еды. Рыба подходила и ела, но крючок не брала… Очень хитрая рыба водится в Арафурском море.
Электричества, разумеется, не было и в помине. У капитана осталось несколько литров горючего, он берег их для швартовки в порту. Но раз в три дня Цики включал минуты на две генератор, чтобы чуть зарядить спутниковый телефон. Мы сообщали родственникам, что еще живы. Ведь они знали, что путь из Австралии до ближайшего порта Индонезии занимает дней пять. А мы пропали.
Повисло тяжелое безвременье, на горизонте в жаркой дымке виднелись очертания острова, уже неделю виднелись… а нас волокло вдоль берега на север, совсем не туда, куда нам было нужно, потому что порт Танимбара был далеко на юге. Я просила Цики позвонить по спутниковому, пусть нам подвезут топливо прямо на борт. Куда там! Он опасался проблем. Израильская яхта в мусульманской стране. Ну и что, что израильская? Не погибать же теперь… все равно придется в этом признаться, когда войдем в порт.
Когда они поймут, что у израильской яхты проблемы, заломят по тысяче долларов за литр — считал капитан.
Я предупреждала Глеба, что в море всякое случается… но чтоб такое! У этого парня очень серьезное отношение к пище, он занимается йогой. Без фруктов и овощей жизни не представляет, и вот, пожалуйста. Когда Глеб подозрительно нюхал, а потом отодвигал очередной обед, я понимала, что виновата в его страданиях… Он стал печь лепешки, но не из пшеничной муки, которой у нас было еще достаточно, а из льняной, которую захватил на крайний случай. И по иронии этот случай наступил незамедлительно.
Только капитан и Олег спали в каютах, остальные не могли провести в духоте и нескольких минут. Амир нашел старый гамак, прикрепил его под тентом и почти не покидал… Глеб часами сидел в позе лотоса… Винсент читал книги — он вез с Маврикия несколько чемоданов книг и вещей… Но нервозность уже проскальзывала в его жестах и интонациях, хотя открыто никто пока не роптал... Я нашла подобие сачка, зашила большую дыру и поджидала какую-нибудь глупую рыбу — вдруг удастся ее зачерпнуть сачком? От жары не было спасу — ни вентилятор, ни кондиционер не работали. А металл нагревался на палящем солнце ой-ё-ёй… Иногда мы купались, но капитан опасался акул, следил и просил не отплывать далеко. И выдавал скребки — заодно почистить лодку от ракушек…
С каждым прожитым днем боевой дух парней падал… а за что бороться, собственно? Никаких активных действий не требовалось. Капитан ничего не предпринимал, почти не выходил из каюты, спал. Это меня удивляло. С тобой все в порядке? — спрашиваю, — ты не заболел? — Все окей. — И какие перспективы? — Я думаю, скоро появится ветер. — А… Иногда его лицо передергивала гримаса боли. Наконец он признался, что у него немного болит ухо. Немного? — Ну, наверное, воспалилось. Ерунда, скоро пройдет. И снова засыпал… А однажды ночью я услышала сдавленные стоны и обнаружила Цики, который стоял на коленях возле своей каюты и стонал, скрючившись от боли и сжимая голову в руках. Боль застала его внезапно, капитан даже не смог зайти внутрь. Ухудшение? — спрашиваю, когда его немного отпустило. Да, говорит, пошло на второе ухо. Так… а скоро и на мозг распространится. У тебя серьезное воспаление. Ты что-то принимаешь? Капаешь в уши? Нет. Медикаментов нет. Я знала, что у Глеба были австралийские антибиотики, и стала давать их Цики, по часам. Вроде полегчало…
И вот наконец-то подул долгожданный ветерок. Причем в нужном направлении. Сначала легкий, но вскоре ветер окреп, все повеселели. Нас несло уже в правильную сторону, мили таяли, ветер крепчал и крепчал, в сизом небе поблескивали молнии… Ребята под руководством Цики поставили паруса. Вспомнились времена, когда мы, четверо девушек, сражались в шторм с парусами… Как хорошо, что теперь мужская команда! Паруса надувались все сильнее, дождь хлестал, мы шли уже с большим креном. И вдруг увидели впереди столб торнадо. Подобное я наблюдала в Панаме, но с берега. А в море впервые. Чем это грозит? — спросили мы у капитана. Да ничем, в крайнем случае может сломать мачту, но надо угодить в самый центр, а это маловероятно.
Политые дождем, мы подобрались совсем близко к порту, и Цики стал связываться с портовыми службами по рации. Ответом было молчание. Судя по захолустности места, там никто не знал английского языка. Так что пришлось входить в порт самовольно и самовольно спускаться на берег. На всякий случай капитан снял израильский флаг — я буду говорить, что мы из Австралии, а там посмотрим. А если попросят документы? Скажу, что имел в виду, что мы пришли из Австралии. А вы вообще ни с кем не разговаривайте, окей? Мдаа… окей.
Танимбар — улыбчивый остров
Мы пришвартовали динги в «яхтклубе», который представлял собой плавучую мусорную свалку. Волны живописного мусора грузно чвякали о бетонный парапет, в этом бульоне и плавал наш динги. Разумеется, никакого яхтклуба и яхт здесь не было, только рыбацкие лодочки, сделанные из всего, что под руку попало. А чтобы забираться на парапет высотой в несколько метров, была повешена веревка. Конечно, на нас пришли смотреть. Мы улыбались островитянам, и они в ответ еще шире. Им нравилось, как мы выглядели, как взбирались наверх по гнилой веревке. Местный парень вызвался помочь капитану с покупкой топлива. Почему-то на майке парня было написано: «Поддержка местных художников». А мы с Винсентом и Глебом отправились разузнать, что можно купить на рынке и где супермаркет. Договорились встретиться через час. Улыбчивые лица, веселый заливистый смех, островчане балуются, как дети. Продавщицы на рынке в шутку пихаются и щипаются и весело воркочут. Торговать на рынок приходят семьями. Пока одни торгуют, другие члены семьи спят прямо на прилавках. Остров, к которому мы пристали, был очень беден и грязен. Мы гуляли среди мусорных куч и луж, и улыбчивых танимбарцев, пускающих клубы дыма… Курят танимбарцы почти поголовно, от мала до стара — сигареты здесь дешевые. И нравы явно не пуританские, мы часто встречали парней, нежно обнимающих друг друга. Также много нетрезвых людей… что самое забавное — это мусульманская страна! Уже потом я прочла, что большинство жителей острова протестанты.
Мы договорились встретиться у веревки через час. Пока ожидали капитана, к нам подкатил полицейский на мотоцикле и стал расспрашивать — не допрашивать, нет. Просто хотелось пообщаться. Причем все время представитель закона хохотал, а рот его был растянут до ушей. Вы откуда хахаха, куда идете хахаха? Лодка из Австралии, говорим. Да? А говорите странно хахаха… у нас тут много австралийцев бывает хихихи… они так быстро тараторят хахаха, а вы не так… Выполняя просьбу капитана, мы отвечали уклончиво. Мол, сами- то мы из Австралии, но вообще-то родом из других стран, кто из России, кто из Франции… Глеб купил свежую рыбу и держал ее в руках. А сколько стоит ваша рыба хахаха? Двадцать пять? Охахахаха!!!
От полицейского мы сбежали в убогое кафе рядом с причалом. Но как только мы заказали и оплатили блюда, прибежал взмыленный капитан и увез нас, не слушая просьб подождать обед. Сочувствующий хозяин забормотал: «Сир, сир, всего две минуты, зачем так спешите, я упакую…» Но капитан его не видел. Тогда хозяин заведения смотался на кухню, собрал что бог послал и догнал нас, уже сползающих по веревке в динги. Сунул три бумажных пакета — нате, бедняги подневольные.
А капитан спешил, потому что в порту ему пообещали заправку. Почему такой аврал? — поинтересовалась я. — Тут такое творится, — отмахнулся Цики, — это не полиция, это банда вымогателей! Попытка купить топливо втихую не увенчалась успехом. Парень, взявшийся помочь, привел его прямиком в полицию — мол, под протекторатом полиции будет надежнее, никто вас не посмеет обидеть. И тут выяснилось, что лучше бы Цики заправился в Австралии, местная цена была фантастической.
Заправка по-танимбарски. Коррупция и конспирация
Это было похоже на карнавал, наша заправка. У заправочного причала нас встречали десятки людей, если не сотни. На соседних причалах шла разгрузка-погрузка, но и занятые делом работяги с неослабевающим интересом следили за нами. А встречающие были просто зеваками. Они, как всегда, улыбались, приветствовали всех и в особенности меня, единственную женщину. Показывали на себя и друг на друга — сфотографируй меня, нас… На борт взбежали с десяток полицейских и разбрелись кто куда, с интересом осматривая все подряд. Они заходили в каюты, открывали шкафы, просто так. Кто-то схватил бинокль и попросил товарища сфотографировать его в разных позах… Один из полицейских навязывал нам своего дядю-гида с Бали, настойчиво рекомендовал его услуги. Потом вдруг позвонил дяде и сунул трубку Глебу — на, поговори с ним, договорись об экскурсиях! Затем приехала машина с бочками соляры, топливо начали заливать в бак, но входное отверстие бензобака заклинило, тогда стали разливать по канистрам. Тут Цики что-то насторожило — он попробовал соляру на вкус, повертел в ней палочкой — она разбавлена, говорит. Продавцы зажужжали — никак невозможно, нет, нет… ну хотите, заменим эту бочку? Цики хотел. По палубе поползли густопахнущие ручейки. Невзирая на это, полицаи весело курили. Мы уже готовились к прыжку за борт, когда рванет.
Полицейские, несмотря на свои детские забавы и признаки доброжелательности, время от времени требовали какие-нибудь документы. Посмотрели лист выхода из Австралии, затребовали паспорта всех членов команды. У капитана, кроме израильского, был канадский паспорт. Его он и показал. У Амира имелся немецкий. Винсент, естественно, показал свой французский, а мы с Глебом — российские паспорта. По иронии судьбы только у одного Олега, стопроцентно русского парня, паспорт был израильским. Улыбчивые пограничники нахмурились. Это израильтянин у вас? — Израильтянин… Но у него карантин, я не выпускаю его на берег, — заверил Цики служителей порядка. — А где документы на яхту? — был следующий вопрос. — А это… — Цики стал рыться в шкафу, — делись куда-то, сейчас… Он убежал и вернулся с ящиком просроченного пива. — Угощайтесь! Затерялись куда-то… а, черт, мне надо проверить соляру, там новые бочки подвезли, а вы угощайтесь…
Так он бегал туда-сюда, полицейские угощались. Олег тоже стал угощаться вместе с ними. На нем была фирменная майка с надписью «Школа Цики Шакеда» с израильским адресом на спине. Конспирация была еще та: почти все надписи на иврите, книги на полках, на капитанском мостике висят традиционные еврейские обереги, и пр. Флаг был убран — это капитан проделал заблаговременно. Видимо, он понимал — на острове нет человека, который смог бы распознать ивритские буквы или адрес израильского сайта, который был написан также на борту, крупными буквами. Но полицейские не забывали о документах на яхту, а Цики было «некогда» их искать. Он нервничал — ему пытались подсунуть топливо плохого качества, к тому же оно разливалось из бочек в ведра, затем из ведер в канистры, весь причал и палуба уже были залиты горючим. Зеваки курили, стоя в лужах соляры, по возможности я их отгоняла. По воде распространялись тучные радужные пятна, несколько детишек и один папаша весело плескались и фыркали под бортом, ну что им соляра. Затем, не в силах унять наслажденья от водных процедур, папа, как тюлень, стал тереться спиной о щербатый бетонный парапет.
Зеваки не расходились. Многие делали попытки проникнуть на борт. Вернее, не делали, а просто проникали, спрыгнув с причала. От избытка чувств. Разумеется, с сигаретами. «Что вам тут нужно?» — спрашивала я или кто-то еще, заметив очередного. Тогда, обиженно пожав плечами, они нехотя удалялись. Прибыл начальник порта и тоже стал задавать вопросы… но, поскольку капитан был страшно занят и бегал туда-сюда, начальник присоединился к выпивающим полицейским. Олег в это время делал вид, что досконально перерывает шкафы в поисках пропавших бумаг.
Мобильная сеть на острове была, мы звонили родственникам и друзьям. Я рассказывала о наших злоключениях, и Юра посоветовал: поблизости есть независимое государство Восточный Тимор, причем не мусульманское. Совсем рядом, около ста миль от нас. Он уточнил координаты в Интернете. Да! Там бы лучше заправились. Я сказала Цики, он ничего не знал о Восточном Тиморе и отмахнулся, сейчас надо с этими закончить… И был прав, конечно. Ситуация взрывоопасная во всех смыслах. Начальник порта и полицейские были отчасти нейтрализованы благодаря пиву. Но нужно было за ними следить, чтобы тушили сигареты в пепельнице, а не бросали на палубу… В порту было довольно живописно. Там находилось несколько больших кораблей и несколько средних, больше похожих на дощатые сараи. А также множество мелких лодчонок с навесами. Под навесами жили люди — спали, ели, курили, смотрели на нас. Как раз в тот момент, когда Цики пошел в офис платить за горючее, нас развернуло течением и угрожающе направило на одну из лодчонок, грозя пришлепнуть ее между нашим корпусом и кормой соседнего большого корабля. Всеобщее возбуждение переросло в восторг. Тьма добровольных помощников бросилась отвязывать нас от причала, совсем. Окриками и жестикуляцией удалось избежать этого, всего-то требовалось подтянуть один канат, чтобы выровнять лодку, что мы и проделали.
Вскоре прибежал взмыленный Цики — в офисе его развели на дополнительную сумму за какие-то услуги. Капитан стал отдавать швартовы. Наугощавшиеся теплым пивом полицаи вяло напомнили про документы. Цики сунул им трубочку денег, извинился — запара, ребята, надо скорее уходить, штормовое предупреждение… Гуд бай! Возвращайтесь! Мы будем продавать вам рыбу дешевле! — кричали на прощанье танимбарцы. Однако единственная купленная на рынке рыба оказалась тухлой, и пришлось ее выбросить.
На Тимор!
Гостеприимство танимбарцев напрягло капитана нешуточно. Он считал, что ему чудом удалось избежать ареста или чудовищной взятки. Он больше не хотел никуда заходить до самого Таиланда. На Бали в том числе. А продуктов на борту как не было, так и нет. Ничего, — сказал капитан, — есть рис и макароны, три недели можно потерпеть, зато никаких неприятностей. — Три недели?! — Глеб чуть с ума не сошел. — Какой Таиланд? Постояли час на земле и снова три недели в море? — Что тебе эта земля… — устало вздохнул капитан. — Земля всегда земля. А плавание ты на всю жизнь запомнишь. — Это точно! — взвился Глеб. — Вот этого я не забуду! Я три недели должен опять голодать?!
Мне тоже совсем не улыбалась перспектива идти без остановок в Таиланд и потерять Индонезию.
Еще раз, теперь в более спокойной обстановке, я рассказала капитану о Восточном Тиморе. Что это независимый клочок земли посреди Индонезии, государственная религия — католицизм. Даже показала Цики статью, которую успела скачать на Танимбаре. Это бывшая португальская колония, в 1975-м Восточный Тимор получил свободу, но сразу же был захвачен Индонезией. И только недавно, при поддержке ООН, Восточный Тимор оформился в государство. Президенты Тимора и Израиля разрабатывают совместные программы по сельскому хозяйству и уже несколько раз летали в гости друг к другу. Вот туда нас, пожалуйста, на Тимор! — закончила я повествование. — Ты тоже хочешь сойти? — Да. Хочу еще побыть в Индонезии. А в Таиланд прилечу на самолете. Но капитан не спешил мне верить, он стал звонить кому-то из своих знакомых, выяснял… и его успокоили. Восточный Тимор действительно существует, и израильтяне там желанные гости. И все равно Цики сопротивлялся долго и отчаянно. Он явно мечтал уморить Глеба макаронами, а меня заставить эти макароны готовить разными способами.. Тем не менее на рассвете мы уже подходили к Тимору. Вернее, шли вдоль острова в сторону порта Дили, он же столица. В рассветных лучах Тимор был прекрасен, зеленые скалы круто обрывались в море, остров сиял свежестью, и ни единого признака человеческой жизни. Только дельфины — десятки, сотни дельфинов весело прыгали вокруг нашей яхты, устраивали нам представление, это было очевидно. Прыгали дельфины метра на два-три из воды, по отдельности и синхронными группами. Через несколько часов первый признак жизни появился — Иисус Христос на горе, с раскинутыми руками, стоящий на огромном мяче, символизирующем, как видно, земной шар. Из чего я заключила, что тиморцы люди просвещенные и знают, что планета имеет шарообразную форму. Позже я узнала, что этот монумент превышает размерами рио-де-жанейрского Иисуса…
Нас впустили без проблем, поставили визу на неделю, которую можно продлевать бесконечно. Цики решил задержаться на несколько дней, нужно было закупить продукты и несколько бочек топлива, про запас. Оно оказалось очень дешевым. Нефть на Тиморе своя, Тиморское море богато месторождениями. Но у капитана снова стали побаливать уши, а лекарство закончилось. Я волновалась, советовала обратиться к врачу, но Цики отмахивался. Город Дили мне сразу понравился — ухоженная набережная с вековыми деревьями, в ветвях которых резвятся обезьянки, несколько помпезных построек в колониальном стиле. Хотя чем дальше от набережной, тем беднее выглядят городские кварталы. Но улицы ухоженные, всюду сжигают мусор, а также постоянно этот мусор сметают в кучи — чувствуется, что народ чистоплотный. Несмотря на уже привычную для глаз картину — на рынках продавщицы ищут вшей в головах друг у друга. От этого никуда не деться, такой уровень жизни…
Как ни странно, в отелях не было мест. Зашла в один, другой… что за ерунда? Оказалось, в город начинают прибывать независимые наблюдатели из разных стран мира, начинаются выборы. Глеб поселился в бекпекерском приюте — в Дили есть и такое. Но мне хотелось большего комфорта и тишины. И вдруг в одном из отелей, у стойки регистрации встречаю Винсента. «А ты что тут делаешь?» Тоже решил сойти с корабля и ищет, где поселиться. Побуду, говорит, с вами на Тиморе, а потом домой, во Францию полечу. С Цики надоело. Он стал нервным, гонит без остановок…
Винсенту еще повезло, он прошел вдоль берегов Австралии, понырял на барьерном рифе, в хорошей молодежной компании. А путешествие Глеба с первого дня не задалось…
Винсент поселился вместе с Глебом, в недорогом хостеле. А я решила повременить с гостиницей и осталась пока на борту — вдруг удастся затащить капитана в больницу на консультацию. Его состояние продолжало меня тревожить. Цики все чаще держался за ухо, морщился, тряс головой и на все вопросы отвечал — It’s okey! Похоже, австралийские антибиотики не дали результата. Пойдем-ка к врачу, — говорю. — Сначала на бензоколонку, и вот еще эту штуку надо сдать в ремонт… — Надо к врачу. — Зачем? Оно должно пройти. — Хочешь оглохнуть? А может, и вообще того… ты три недели будешь в море, рискуешь оставить команду без капитана. Не жалеешь себя, хоть Олега с Амиром пожалей. — Может быть, и схожу. Потом.
Крабы живут в голове?
На второй день, когда мы утром сошли на берег и капитан отправился по делам, я села с ним в машину и сказала, что сейчас мы поедем в госпиталь. Нет, сначала надо сдать в ремонт альтернатор, — упрямился Цики. — Ладно. Пока он общался с мастером, я узнала в аптеке адрес поликлиники, они написали на бумажке, и я дала ее таксисту. Мы приехали, но была суббота, и нам сказали, что до понедельника врачей не будет. Вот и славно, — оживился Цики, — пошли отсюда! Он вышел на улицу, а я еще раз объяснила дамам в регистратуре при помощи жестов, что до понедельника ждать невозможно, капитан завтра уходит в море. Дайте адрес любой больницы или христианской миссии, где есть врачи. Но работница в халате лишь завороженно смотрела на мою пантомиму. Пришлось обратиться к изобразительному искусству. Я попросила лист бумаги и нарисовала кораблик на волнах, пару чаек в небесах и капитана, который держится за ухо, а не за штурвал. Айя-яй… — закивала медсестра и пригласила следовать за ней. Я позвала Цики, уже сидевшего в такси. Врач (которая все же отыскалась в недрах поликлиники) осмотрела его и сделала вывод — в ушах поселились маленькие крабы. Недаром капитанская голова шумела, болела, и он чувствовал, будто она наполнена чем-то перекатывающимся. Это, разумеется, очень опасно. Достать их можно только в госпитале. Нам выписали направление, и на этот раз Цики безоговорочно погнал таксиста в госпиталь. Ясное дело, кому приятно, когда у тебя в голове живут крабы.
Я понял, как это произошло! — вдруг дошло до капитана. — Мы чистили днище на барьерном рифе в Австралии, вот тогда они и влезли, наверное. В госпитале операцию назначили на понедельник, так что раньше вторника уйти с острова Цики не удастся. Воодушевленный знанием о крабах в собственных ушах, капитан бросился чинить альтернатор и делать всяческие закупки. Зная, что теперь он никуда не денется, я наконец-то поселилась в гостинице. Вечером мы прогулялись с Глебом и Винсентом по набережной и дальше, по диким пляжам. Определенно, эта маленькая страна весьма цивилизованное место. На пляжи вечером выкатывают тележки — на них жарят кукурузу, сосиски, рыбу, и стоит все копейки. Люди ведут себя очень культурно, пьяных нет совсем.
Утром понедельника мы с Цики поехали в больницу, как было назначено. Но врачей на месте не оказалось — сегодня праздник, китайский новый год. Приходите завтра… Но нам сегодня назначено было! Вот направление! Надо же — китайский новый год считается национальным праздником Восточного Тимора. Хотя на улицах китайцев я не встречала… и как быть? Цики собирался в море сразу после промывания ушей. С трудом, но все же удалось заполучить одного врача, он осмотрел уши и вынес другой диагноз — крабов нет. Но сильное воспаление. Врач прописал антибиотики, принимать несколько раз в день не меньше недели. Что тут скажешь… найти третьего врача для проверки не представлялось возможным. Цики пообещал принимать лекарство по часам и закрывать уши от ветра и отправился закупать впрок соляру, он никак не мог остановиться…
А я пошла искать петушиные бои. Бойцовых петухов продают повсюду, но где посмотреть, как они дерутся? Никто не давал точной наводки. А один продавец сказал, что бои запретили и теперь они происходят тайно. Зато на базаре мне попался лекарь-шаман, он лечит все болезни при помощи духов местности. Режет курицу, смазывает лицо пациента кровью и читает заклинание. В особо тяжелых случаях нужно резать быка. Вечером я предложила капитану испробовать альтернативное лечение — обратиться к этому шаману. Он почему-то отказался. Жизнь быка в обмен на здоровые уши — сомнительная сделка с совестью, конечно. Жизнь курицы попроще, все равно как заказать лишний ужин. Но Цики мужчина крупный, и курицы могло не хватить. Когда мы прощались, Цики спросил: Ты точно вернешься? — Надеюсь, что да. — А Глеб? — Шутишь? Глеб никогда к тебе не вернется.
Думаю, капитан не шутил. Просто не мог понять, что кому-то плохо, неинтересно, голодно… как так? Ведь корабль рассекает волны, что еще нужно для счастья? Даже если не рассекает, а безнадежно дрейфует, все же лучше, чем на земле.
Магия независимости
Простившись с Цики, мы с Винсентом и Глебом отправились в трехдневную поездку по тиморскому бездорожью. Самостоятельно арендовать машину не получилось — не давали. Хотите в глубинку? Тогда с водителем. Сами не проедете, завязнете. К тому же горные дороги не нанесены на карту, только трасса вдоль моря. И мобильной связи в горах нет. И никто не говорит на английском. Поэтому нам выдали двоих — водителя и переводчика. Гид-переводчик по имени Джулио знал около пятидесяти английских слов. Но благодаря обильной жестикуляции контакт был налажен. Выяснилось, что наш гид незнаком с картой мира. Он радовался, как дитя, когда узнал о существовании страны Панамы и Панамского канала, Антарктиды, Израиля… Но о родном Тиморе он знает все.
Сейчас у нас реальная демократия, — рассказывал Джулио, — все открыто, даже создали комитет по коррупции, чтобы следить за действиями властей. У нас меньше миллиона жителей, но целых 24 политических партии участвует в парламентских выборах.
Джулио утверждал, что добиться независимости от Индонезии тиморцам удалось при помощи магии. Нас мало, а их миллионы, индонезийские солдаты очень жестокие, они всех тут убивали. Поэтому всем, кто хотел бороться за независимость, шаманы делали специальный надрез на теле и засыпали в него магическое зелье. И наш дух укреплялся, а враг слабел. Что мы могли? Без оружия, без армии…
Джулио самолично участвовал в Сопротивлении и показал нам магический шрам на плече, задрав рукав: почти у всех тиморцев есть такие! А враги не знали об этом. После чего гид направил машину к старым деревьям, из семян которых было изготовлено волшебное зелье. Джулио сам решал, что нам интересно будет посмотреть.
На острове нет достопримечательностей в туристическом смысле. Нет даже вулкана или водопада. Проехав километров двадцать, мы остановились у раскидистых «многоногих» великанов. В них сила нашего народа! — сказал Джулио. Подобные истории я слышала на островах Сан-Блас, в автономии индейцев куна, которые тоже освободились от Панамы якобы магическим образом. Индейцы выходили безоружными против панамских солдат, и те не могли стрелять… Я сказала об этом Джулио. Разумеется! Это часто используется в войне, если знать как и если народ един в своем стремлении. На Филиппинах тоже использовали магию.
Надо сказать, что даже карта страны говорит о гордом характере ее жителей. Ведь Восточный Тимор занимает лишь половину острова Тимор. Западная часть принадлежит Индонезии. Но вы не встретите карту, на которой это отражено. Там, где должно быть индонезийское продолжение острова, изображен… океан. Будто Восточный Тимор — цельный остров, со всех сторон окруженный водой.
Родина Джулио
После знакомства с магическими деревьями нас повезли на кладбище. Мы поинтересовались: какое-то особенное, где похоронены борцы за Независимость? Нет, обычное кладбище. Дорога уже поднималась в гору, и сразу же исчезли столбы и электрические провода. Покрытие закончилось, появились довольно глубокие ямы, и на дорогу стало выскакивать большое количество домашней живности. То козы, то куры, то свиньи. Водитель петлял и резко тормозил, избегая ям и столкновений с животными, мы бились внутри о двери и потолок и пытались понять речь Джулио. Наш гид рассказывал очень эмоционально, стараясь донести смысл напрямую, видимо, на магическом уровне. Потому что запас английских слов был очень скуден.
А природа Тимора завораживала. Причем настолько, что хочется описывать ее банальными выражениями типа «остров купался в солнце… струящийся свет омывал изумрудные горы и долины», а также солевые и грязевые озера, рисовые террасы… Страшновато, когда дорогу пересекает стадо быков. Они идут очень плотно и прямиком на машину, земля дрожит, метровые рога стучат друг о друга, и кажется, что стадо в сотни голов вот-вот расплющит машину. Но в последний момент черно-лоснящаяся живая стена останавливалась, шумно дыша.
И вот мы приехали на кладбище и вновь встретились с быками. Только мертвыми. Могилы были украшены деревьями… из бычьих черепов. Черепа нанизаны на длинные палки, конструкции разные по форме, а количество черепов на некоторых могилах приближается к сотне. Также придают монументальность могилам надгробные постаменты размером с гараж для машины, в человеческий рост и выше. Такие надгробия не у всех, но тенденция очевидна. Сделаны постаменты из камней и кирпича, из досок и прочих материалов, а сверху все залито цементом. Где-нибудь сбоку, скромно, наличествует и крест.
Я попросила Джулио подробнее рассказать о местных, дохристианских верованиях. По его словам, католицизм не вытеснил анимизм; если не ладится жизнь деревни или нет урожая, тиморцы приносят в жертву быка — закалывают и с песнями бросают в море. И жизнь обязательно налаживается. Католические священники не приветствуют такое дело, но их не слушают — это наше, исконное, и оно работает. Христа здесь уважают, он считается сыном Крокодила — верховного бога и предка всех тиморцев. Крокодила называют ласково — дедушка. Крокодил не ест хороших людей, и люди не убивают крокодилов, никогда. Если крокодил съест человека — значит за дело. Последний раз сожрали двух предателей Независимости — тиморцев, воевавших на стороне Индонезии. В древности крокодилу приносились человеческие жертвы. Например, во время коронации королей, которые вели свой род от крокодилов, на священный камень у реки сажали девственницу. Ее одевали, как невесту, крокодил пожирал девушку, и считалось, что она стала его женой… По дороге встречались статуи христианских святых, они стояли на обочинах. Но… каждый святой стоял на крокодиле.
Тимор — семья народов
Мы забирались все выше и выше в горы. В горных поселках нет электричества, нет мобильного покрытия, водопровода и вообще ничего, что намекает на присутствие цивилизации. Но школьное образование поставлено очень хорошо, несмотря на нищету. Даже из самых отдаленных деревень детишки ходят в школу, далеко не всегда за ними приедет автобус — ходят пешком по десятку километров каждый день. Такие стайки ребятишек мы встречали постоянно. В руках у ребят, особенно младших классов, часто только одна тетрадь и карандаш. Зато каждая школа имеет свою форму одежды, за этим следит государство и выдает ее школьникам. При виде нашего джипа дети радостно кричали: «Чина»! Китайцы! Ну да, раз заехали в такую глушь на машине, точно это китайцы. Раньше китайцы строили дороги в горах, начинали прокладывать электричество, но покинули остров из-за войны. Сейчас ни одного китайца на Восточном Тиморе нет.
Этническое происхождение тиморцев очень пестрое — выходцы из Австралии, Папуа, Индонезии. Но теперь это единая нация и дружная семья — все похожи друг на друга, и все как дети — и дети, и взрослые. Трудолюбивы, радушны и страшно горды независимостью своей страны. И это несмотря на то, что многие даже поболтать между собой не могут — не понимают друг друга. Например, жители гор не знают тетун — государственного языка Восточного Тимора. К тому же в горах множество диалектов, иногда одна деревня не понимает другую. А старшее поколение, выросшее при колонизаторах, говорит на португальском. И не в состоянии выучить тетун — язык независимого Тимора, новый для них, хотя на самом деле самый древний, на нем говорили до прихода португальцев…
Очень впечатляет чистоплотность тиморцев. По нескольку раз в день, даже в самых нищих поселениях, люди выметают дочиста свои дворы и улицы. Хотя и так чисто. Несколько листочков и веточек даже оживляют голый земляной двор. Но нет. Метут долго, истово. А потом сжигают, не жалея бензина. Что-что, а бензин у тиморцев почти дармовой.
И впечатляют женщины с поклажей на голове. Они носят не только сумки и корзины, а все подряд — мебель, двери, огромные бревна. Девочек приучают с раннего детства, ношение тяжестей делает сексуальнее походку и улучшает осанку — так считают тиморцы. Да и руки свободны — можно что-нибудь съесть на ходу. Идет женщина не спеша, покачивая бедрами, с бревном на голове… а мужчины не пользуются головой для переноса тяжестей, наверное, и так вполне сексуально выглядят.
При том что в массе народ очень беден, никто не порошайничает. Для радости бытия пожевывают бетель, легкий наркотик. Зубчатые рулончики листьев бетеля продаются повсюду, но оказалось, листьев недостаточно, наркотик работает только в комплексе — с семенами пальмы и белой глиной. Бабушка на рынке научила меня — сначала нужно пожевать семя, затем насыпать на лист бетеля глину и пожевать все вместе. Пережеванное не глотать, а выплевывать. Я пожевала, несмотря на протесты Джулио — мол, у тебя будет горло болеть с непривычки! Но горло не жгло, веселящего эффекта тоже не заметила, возможно, мало пожевала… получились только красные плевки. Эта гремучая смесь окрашивает слюну в красный цвет и стимулирует слюноотделение. А у тех, кто жует много лет, и зубы становятся красными. А вот пьяных людей мы не встретили, ни в городе, ни даже в самых беднейших поселениях. Несмотря на то, что пальмовое вино двух видов — типа кваса и типа самогона продается повсюду и стоит два доллара за литр.
В горах многие семьи живут в домах на деревьях, подобные я видела на Вануату. Жить на дереве, наверное, приятно — сквозь комнату проходит ствол. Обычно дом двухэтажный — нижний этаж одновременно гостиная, спальня и домашний алтарь, а верхний используется как хозяйственное помещение. Дома располагаются довольно высоко. Лестница обычно метров пять-десять и очень шаткая, палочки-перекладины вставлены в неглубокие отверстия в длинных шестах. С землей она соприкасается, но никак не закреплена. Я взбиралась к гостеприимным хозяевам с камерой в зубах. Мои парни держали лестницу, иначе я не рискнула бы, наверное. Дом построен без гвоздей, прутья и ветки скреплены только веревочками. Такую дачку иметь неплохо, но полы уж очень шаткие, один слой пальмовых листьев, и несколько метров лететь до земли, если что. Подо мной пол прогибался, что будет с человеком потолще… Тиморцы, как правило, сухонькие и низкорослые, взбираются ловко, как обезьянки. Кстати, обезьяний череп в качестве оберега и две куриные лапки были прикреплены у входа. При помощи Джулио я побеседовала с хозяевами — с виду пожилая пара, лет шестидесяти. Хотя подозреваю, что им немного за сорок. Пятеро сыновей погибли в войне с Индонезией. Видимо, в этой деревне не было сильного шамана, чтобы сохранить им жизнь… Осталась взрослая дочка, живет в соседнем доме на дереве. А у них самих недавно родился малыш, он спал на верхнем этаже. В этих горних деревнях царит нищета, детки двух-трех лет участвуют в хозяйственных делах чуть не наравне со взрослыми. Одна малышка, которая еще толком не научилась ходить, перебирала зерно со знанием дела, и длилось это часа полтора, все время, пока мы там находились.
А дорога поднималась все выше и выше, уже закладывало уши. Куда едем? — Не знаю, — говорит Джулио, — раз есть дорога, кто-то там живет… Несколько часов мы взбирались по ямистой грунтовке, ломая джунгли, — дорога заросла, ветви сомкнулись. И мы уже почти не сомневались, что она никуда не ведет. Джулио и водитель уже подумывали, как бы развернуть машину в густом зеленом тоннеле, не ехать же вниз задним ходом. Но тут мы увидели домики впереди. В деревне остались одни старики. Совсем старые жили в низких лачугах, внутренность которых была похожа на заброшенный сарай: присыпанные землей тряпки — ложе, миски, непонятная утварь… среди которой бродили дистрофичные котята и отощавшие куры. Те, кто помоложе, — на деревьях. Язык местных жителей не понимал сам Джулио. Нам улыбались красными улыбками, мы фотографировали, нас горячо благодарили… На Восточном Тиморе я впервые столкнулась с тем, что люди так долго и искренне благодарят за то, что их фотографируют. За что? А как же, их заметили, проявили к ним интерес. Я писала, что гордые тиморцы не попрошайничают. Но при выезде из деревни мы наткнулись на огромное дерево, которого раньше не было. Наш гид, водитель и Глеб с Винсентом не смогли сдвинуть ствол с места, и объехать тоже никак. Пришлось вернуться в деревню, а там наготове уже стояли трое пожилых удальцов — один с топориком и двое с мачете. Они отправились пилить-рубить дерево, и через полчаса троица вернулась — готово! Думаю, это невинная хитрость жителей деревни — увидели, что к ним заехали гости, и решили немного заработать — повалили дерево, перекрыли выезд. Сколько мы вам должны? — Сколько дадите… — скромно потупились лесорубы.
К вечеру первого дня Джулио заболел. Он сморкался, с каждым часом все сильнее, и жаловался на ломоту в теле. Я дала ему терафлю. Это кубинское лекарство, Елена? Какое сильное, какое чудесное! Я здоров! — восхищался наутро Джулио. Тиморцы считают, что на Кубе лучшая в мире медицина. Куба установила тесный контакт с Восточным Тимором, Советский Союз тоже делал попытку присоединить его к соцлагерю, но потом сам распался. На Тиморе живут и работают десятки кубинских врачей и стажируются кубинские студенты-медики. Врач, осмотревший Цики и выписавший ему антибиотики, тоже был кубинцем, к слову.
Наутро, с новыми силами, гид повез нас в тесное подземелье, где во время войны скрывались бойцы Национального фронта. И наш Джулио в их числе. Согбенные, мы пробирались в темноте и пытались уяснить, как был устроен быт борцов сопротивления. Где они спали, где ели, где был лазарет… Сейчас этот подземный лабиринт, несмотря на славное прошлое, местные жители используют в качестве укромного места для малых и больших нужд. Выбравшись на свет божий и глотнув чистого воздуха, мы попросили Джулио просто отвезти нас к морю. В такое местечко, где можно искупаться и поваляться на песке…
Все из-за нефти
Португальцы прибыли на землю Джулио в XVI веке и владели Тимором несколько веков. В 1975 году колониальный режим наконец-то пал, и тиморцы свободно вздохнули. Дышалось им ровно девять дней, затем в страну вторглась индонезийская армия, и началась война, а вернее, кровавое побоище, которое длилось 27 лет. Треть населения была уничтожена, бойцов революционного фронта индонезийские солдаты расстреливали вместе с детьми и внуками. Католических священников и монахинь убивали как носителей коммунизма, видимо, считая, что Христос был коммунистом. А тиморцы продолжали свою борьбу, с магией или без магии, и в конце концов победили. И это невероятный факт.
У берегов Восточного Тимора залегают природный газ и высококачественная нефть. Ирония судьбы? Если бы эти месторождения залегали у западной стороны острова, принадлежавшей Индонезии, никакой войны, скорее всего, и не было бы… С помощью радиостанций, которые удалось разместить бойцам сопротивления в Австралии и Европе, мир узнал о многолетних мучениях тиморского народа. Индонезии стало сложнее действовать безнаказанно. В 2002-м на остров ввели миротворческий контингент, и вскоре Восточный Тимор официально был объявлен независимым государством.
Бали — остров богов и демонов
Пробыв на Восточном Тиморе неделю, мы полетели на остров Бали, той же компанией — Глеб, Винсент и я. Первое, что поражает на Бали уже в аэропорту, а дальше все больше и больше, — рукотворная красота. Резные панно и скульптуры, всевозможные фонтанчики, клумбы с цветами причудливых форм, все обустроено с любовью, нет ни пяди пространства, организованного бездушно, как попало… Второе — необычайная религиозность населения. Такой истовой и неформальной веры я не встречала ни в одном уголке мира. Мы прибыли в конце января, накануне главного праздника — Галунгана. Балийцы славят свое верховное божество Санхьях Види Васа, которое олицетворяет победу порядка и добродетели над хаосом и злом. Приготовления охватили весь остров, каждая семья мастерила многометровые «пенджоры» — сплетенные из пальмовых листьев столбы, обильно украшенные декоративными элементами. Пенджор устанавливается возле дома, в знак признательности божеству за дарованную жизнь. Улицы выглядят очень нарядно, и стоят пенджоры довольно долго, иногда до двух месяцев, пока тропические ливни не уничтожат эту красоту. Индонезия мусульманское государство, но Бали остров особенный. Здесь сохранилась исконная религия, основанная на культе духов природы, с великолепной надстройкой индуизма и буддизма. В XV веке на Бали эмигрировала вся аристократия и жрецы с острова Ява, их вытеснили оттуда мусульмане. Остров Бали лежал в стороне от великого пути пряностей, о нем забыли. И уже много веков мусульмане не вмешиваются в религиозную жизнь острова. Вместе с Глебом и Винсентом я поселилась у своих приятелей — журналиста Миши Цыганова и его жены Тани, в городке Убуд. В доме, который они арендуют. В саду имеется храм хозяев этого дома и несколько алтарей. Рано утром я увидела, как садовник методично обрывает только что распустившиеся цветы, а также спелые фрукты с деревьев и кустарников. Собрав мешок, садовник ушел. Почему? Это же ваш сад! Оборвал всю красоту и самые вкусные плоды… А это цветы и фрукты для ритуалов — так заведено хозяевами. Дом сдан, но духов необходимо ублажать каждый день…
Балийский дом делится на три зоны. Храм — место богов и духов, жилые комнаты — пространство людей, кухня и вход — убежище демонов. В храме захоронены члены семьи, и за алтарями ухаживают только домочадцы. Связь с умершими не должна прерываться. Считается, что духи умерших родственников впоследствии воплощаются в своих же семьях. Дальше — больше. Храмы улицы, храмы деревни, храмы магазинов и бензоколонок, ресторанов, массажных салонов, прачечных, общественных туалетов… На каждом пляже есть храм, защищающий от демонов воды. Ведь от моря одни проблемы, считают балийцы, — там живет всякая нечисть. А чистые энергии обитают в горах. В день Галунгана мы поехали на церемонию в отдаленный храм, Миша надел традиционный балийский костюм и Глеба с Винсентом приодел — иначе не пустят на церемонию. Но машина сломалась по пути. Возможно, потому, что забыли ее угостить. В то утро все транспортные средства получили от своих владельцев обильные подношения — корзиночки с фруктами и цветами, букеты, веночки. Конечно, дары эти предназначались не самим машинам, а духам, в них живущим. Не только автомобили, каждый мотоцикл и велосипед получил подарок, даже детские трехколесные… а наша машина выглядела Золушкой, Миша ничем ее не порадовал. Вот и заглохла посреди дороги. Так что пришлось сдавать авто в сервис, а самим довольствоваться ближайшим к дому храмом. Балийцы живут в полнейшей гармонии с собой — вот что никак нельзя имитировать. Религиозный экстаз и благовонные воскурения умиротворяют их души. Они не повышают голос, никуда не спешат и успевают сделать все, что им нужно. Молятся недолго, но сосредоточенно. Положили корзиночку с приношением, воскурили, поводили рукой с цветочком, побрызгали и пошли. Иногда, стоя на коленях в храме, раскачиваются, закрыв глаза, — более глубокий контакт с богами. Балийцы трудолюбивы, на острове чистота и порядок. Повсюду слышен мелодичный смех, кругом природное изобилие и рукотворная красота. Но в праздники балийцы стараются не работать, особенно по найму. Потому что одно дело посидеть пару часов в собственной лавочке и совсем другое — выметать в праздники чужой дом. Деньги не главное в жизни, важно душевное равновесие.
Убуд и окрестности
Городок Убуд стоит не на море, оно и к лучшему. Нет такого перебора с туристами, как в Куте. В принципе, только в Куте и перебор. Позже, когда мы путешествовали по острову, я это поняла. На западе, севере и востоке пляжи практически пусты. Славится Убуд своими ремеслами и картинными галереями. Тут живут художники, сотни маленьких галерей предлагают картины заезжим туристам — а завозят их специально, на автобусах. Художественная ценность этой живописи сомнительна — в основном копии или вариации на тему известных художников. Народные ремесла гораздо интереснее. Резьба по дереву и кости, вышивка, батик — мне хотелось купить все. Но взяла себя в руки.
Еще Убуд знаменит храмом обезьян и окружающим его лесом. Обезьяньих храмов на Бали несколько, но вот такой огромный — один. Джунгли, река, водопады, ущелья, террасы, сотни скульптур и алтарей. Для услаждения взоров обезьян созданы искусственные пруды с разноцветными рыбками, скульптурные фонтаны, кругом райские цветы… Тысячам обезьян здесь прислуживают десятки людей, и макаки наверняка считают себя венцом мироздания. Они уверены, что туристов с фотоаппаратами к ним загоняют специально для развлечения. Так оно вообще-то и есть… У женщины, идущей впереди нас, забрали очки. Один шустрый детеныш запрыгнул на мою сумку, открыл карман и вытащил плащ-дождевик, пришлось отнимать (с потерей куска). Этот молодой обезьян долго не отставал — подкрадывался, запрыгивал на спину и радостно хлопал в ладоши.
Как возник культ обезьян? Сюжет описан в Рамаяне. Бог обезьян Хануман помог Раме вернуть его возлюбленную Ситу, которую выкрали злые демоны ракшасы. С тех пор обезьяны в большом почете. В благодарность Рама предложил Хануману переселиться с ним на небо, но тот отказался. Сказал, что будет бегать по земле в образе обезьяны и подслушивать, достойно ли люди восхваляют богов. Считается, что в каждой обезьянке может скрываться сам Хануман.
На другой день нам встретился храм, посвященный летучим мышам. Они кружили по двору и лакомились подношениями, разложенными на алтаре. Храм мрачный, «готический». За алтарем находилась природная пещера, стены которой кишели тысячами зверьков. Это были живые шевелящиеся стены, без просвета. Тут начался ливень, и все мыши укрылись в пещере, зато к алтарю ринулись крысы, подкрепиться, пока хозяева не возражают.
Душевные духи
Десять дней от Галунгана до Кунингана — самые праздничные на Бали. Нарядные улицы, нарядный народ, обильные воскурения и приношения в храмы. В эти дни боги и духи сходят к людям, и с ними можно установить более тесные дружественные контакты. Хотя местные духи и так весьма добры, куда уж более? Вспоминается остров Пасхи… там нужно быть начеку, иначе духи причинят зло и увечья, об этом предупреждает каждый житель острова. А на Бали духи душевные и помогают людям.
Миша много рассказывал о традициях острова, показывал знаменитые храмы. В поисках этих храмов мы часто блуждали. Потому что на острове почти нет указателей. Просто нужно знать, куда едешь.
Не вздумайте брать машину напрокат без водителя! — предупреждал Миша, — вы заблудитесь тут же. А спросить не сможете… Миша говорил на языке бахаса, только это и спасало.
Глеб улетел в Москву,
влюбленный в Бали. Строил планы вернуться,
открыть кафе, или галерею, или что-нибудь…
главное, негативный фактор Цики был
нейтрализован. Тем временем капитан с
Амиром и Олегом уже подходили к Сингапуру,
пора было догонять команду…