Кублановский Юрий
Михайлович родился в 1947 году в Рыбинске.
Выпускник искусствоведческого отделения
истфака МГУ. Поэт, эссеист, публицист.
Живет в Москве и в Поленове.
Юрий
Кублановский
*
C
ДОВЕРИЕМ К ГЕОГРАФИИ
Ракита
Светлане
Кековой
Десятилетиями,
годами,
из
часа в час
страшно
волнуется за окном ракита.
Ветер неистово
гонит волны
её схожих с
лозой ветвей,
гонит, не
отпуская.
Редко он
позволяет им отдышаться,
даёт вздремнуть,
редко и
неподолгу.
И тогда
становится даже как-то не по себе.
Подневольная
ракита — падчерица миропорядка,
сердцем
простолюдинка, духом аристократка.
Так и мы, кто
честно владеет словом:
сколько нас
нагибали,
желчно
подтрунивали над нашей речью,
обходили в
своих синодиках умолчаньем.
А мы — хоть
и гнули, бывало, спину,
каждый раз
распрямлялись,
с возрастом
распрямились вовсе.
С утра сегодня
новая непогода.
Штормит и
мою ракиту.
Но чем кущи
её сметённей,
беспокойнее
крона,
тем ровнее,
медленней бьётся сердце,
сердце на
излёте служенья.
3.X.2019
Мечтатель
У далёкого
бара
танцует пара.
В который
раз
в
окно интернета,
как
примагниченный, наблюдаю за ними:
нею — с рыжей
косою чёлкой,
голыми
ключицами и руками,
им — латиносом,
пластичным
и хватким.
Где они нынче
в русскую
вот эту мою минуту?
Варят,
обжигаясь, кофе у океана?
Или уж давно
разбежались,
и теперь у
каждого всё другое?
Эх, имел бы
я много денег,
вытянул бы
их на гастроли —
паренька и
несравненную птичку.
От бедра
закидывала
б ногу на его поясницу,
выгнув стан,
касалась
бы причёской брусчатки
где-нибудь
на Арбате
у
вахтанговского фонтана,
изумляя наших
вахлаков и старлеток…
Аргентинское
танго
здесь — до
первого серьёзного снега.
1.X.2019
Вечерами
в Киото
Обагрённые
склоны Японии,
что бугры
самурайской ладони. И
вспышки
золотистых чащоб внутри,
как осколки,
пятна и прах зари.
Вновь
бритоголовый монах метёт
перед Буддой
двор в кимоно, как йод
тёмно-рыжем…
Гряда
маслянистых свеч
в дрёмном
храме, чьё и беззвучье — речь.
Не боятся
аисты налегке
бережно
отхлёбывающих саке
на террасах
хлипких по-над рекой,
когда льётся
с лунных небес покой.
Там роман
таинственный «Идиот»
посейчас
бестселлер.
И
в свой черёд
смерть ещё
вероятней стала
Акутагавы
от веронала.
2019
* *
*
Акутагава
ли, Куросава
любили свою
Японию, так сказать,
до
последнего самурая,
последней
опытной гейши.
И девятый
вал с гребнем и бахромою
казался
животным,
поглощавшим
гребцов на многовёсельных джонках...
Всё теперь
в Японии по-иному:
клерки-белорубашечники,
добросовестно
в офисах отсидев стерильных,
вечером
толкутся у барных стоек,
а кто и вкушает
ресторанную пищу,
свежую и
сырую,
поцеживая
саке по-птичьи.
Магический
сплав рая и преисподней:
островная
империя внезапных землетрясений,
вылетающих
из океана цунами,
фантастичных
гортанных рулад артистов,
ослепительных
в конце ноября чащоб,
шёлковых
зонтиков
и ручных
оленей.
Страна, из
которой Колчак вернулся
на гибельное
своё служенье,
неуспешный
диктатор,
герой-полярник,
незабытый в
бесчисленных лагерях
любимой.
5.X.2019
На
сопках Маньчжурии
Ночь, тишина,
лишь гаолян шумит…
1
Траурный
вальс — души
лечит избыток
ран.
Где-то шумит
в тиши
загадочный
гаолян.
Цвета старого
сна
волнистые
берега.
Проигранная
война
особенно
дорога.
2
Владивосток.
Отель
окнами на
залив.
Ясной была
ли цель?
Выверен ли
порыв?
Где неотчётливые
вдали
сопки
Маньчжурии,
спите, герои
русской земли
Платоны и
Гурии.
Покров день,
2019
Хвалынские
яблоки
В ярких
ситцах купаться пришли молодки на
Волгу ради
Петрова-Водкина.
Дух хвалынских
яблок,
густой
багрец
с лессировкой
тёмен на старом блюде.
Это цвет
заката, рубах, сердец,
цвет напоминания
нам о чуде…
Предвечерняя
повторит заря
навигации
умножая вести:
что однажды
встретились мы не зря,
сблизились
и остались вместе.
Правда, я не
знаю, кто мне родней:
на разлив
похожая ли излука
в бледной
зыби, сделавшейся темней,
ты ли в
ипостасях жены и друга.
И хотя и
кратче теперь года
под накатом
жалкой и хищной нови,
и бежит по
жилам скорей вода,
чем ручьи
когда-то горячей крови,
всё никак не
хочет зари лоскут
уступить
клубленью осенней хмури.
Так Кузьма
Сергеич в годину смут
не давал
погаснуть своей лазури.
Октябрь 2019
Земляки
С.
Е.
Примстились
свечи
в тесной горнице
с оконцами
в дремучий сад,
где оправляют
крылья горлицы
и гулят с
отпеваньем в лад.
И запах издали
доносится
окровавленного
свинца
и пота с ворса
переносицы
печоринского
жеребца.
Мы земляки
не только с самою
родимой
Волгой и Окой,
с их гаснущею
амальгамою,
но вот — и с
южнорусской драмою,
её оборванной
строкой.
Присовокупь
сюда и звёздные
пространства
на излёте тьмы
с их обещаньями
негрозными,
что скоро
будем вместе мы.
С ней как-то
связана в подробностях
та в отчем
доме в давний день,
считай, во
всех стеклянных ёмкостях
густая белая
сирень…
За всё,
последний друг единственный,
что с детства
знаем наизусть,
за свет из
наших книг таинственный
я беспокоюсь
и страшусь:
сумею вспомнить
ли обширную
в совсем-совсем
другом краю
земную враз
и неотмирную
былую родину
свою?
2.VII.2019,
Касимов