Сухбат Афлатуни: Феодор Студит, Константин Родосский, Иоанн Геометр, Иоанн Мавропод
ВИЗАНТИЙСКИЕ ЭПИГРАММЫ VIII — XI ВЕКОВ
Новые переводы
*
ВИЗАНТИЙСКИЕ
ЭПИГРАММЫ
VIII
— XI
ВЕКОВ
Перевод
с древнегреческого, предисловие и
примечания Сухбата Афлатуни
Согласно
словарю Суды (Х век), эпиграммой называлась
любая надпись, «даже если она не написана
стихами». Короткие стихотворные эпиграммы
— лирические, любовные, религиозные —
были излюбленным жанром ромеев. Их
писали на бумаге, на городских стенах,
на могилах, даже на церковных росписях
и иконах. Их сочиняли придворные поэты,
отцы церкви и простые горожане. С седьмого
по пятнадцатый век до нас дошло около
тысячи эпиграмм.
По
форме византийская эпиграмма следовала
античной. Чаще всего это небольшое
стихотворение, написанное нерифмованным
двенадцатисложным ямбом. Рифмованный
силлабо-тонический стих, обычный для
средневековой латинской поэзии, в
византийской, за редким исключением,
отсутствовал.
Восприняв
из Константинополя христианство,
образованность, иконопись, гимнографию
и многое другое, Русь осталась глуха к
этому популярнейшему у византийцев
жанру — как, впрочем, почти ко всей
византийской поэзии. В первые века
усвоения византийской культуры основной
упор делался на буквальности перевода.
Даже если молитвы были написаны стихами,
перелагались они чаще всего прозой —
как, например, написанная четырехстопным
хореем молитва Симеона Нового Богослова
«От скверных устен…», читаемая перед
Причастием. Русский литературный язык
только начинал складываться — книжная
поэзия возникнет в нем лишь в семнадцатом
веке; тогда же появится и русская
эпиграмма. Но происходит это уже не под
византийским, а под западным, польским
влиянием.
Византийская
поэзия так и осталась не освоенной, не
«впитанной» русской. Немногочисленные
переводы публиковались — и продолжают
публиковаться — либо в богословских,
либо в специально-научных изданиях.
Особенно ей не повезло в период последнего
переводческого всплеска (1960-е — 1980-е):
в силу своей «религиозности» она почти
не переводилась,
а среди ее редких переводчиков не было
ярких поэтических имен. В итоге даже
более далекие поэтические традиции —
персидская, японская, китайская —
известны сегодня русскому читателю
гораздо лучше, чем та, с которой русская
литература связана прямым родством.
Ниже
предлагаются переводы эпиграмм Феодора
Студита, Константина Родосского, Иоанна
Геометра и Иоанна Мавропода.
Их
жизни охватывают довольно широкий
период истории Восточного Рима — со
второй половины восьмого до конца
одиннадцатого веков. На него пришлось
завершение иконоборчества, краткое
время смут, возвышение македонской
династии («македонский ренессанс») и
последующее ее ослабление. Этот период
был внутренне очень разным; различны и
названные авторы.
Феодор
Студит (759
— 826), канонизированный православной
церковью в лике преподобных, больше
известен как церковный писатель, защитник
иконопочитания и организатор монастырской
жизни; будучи настоятелем константинопольского
Студийского монастыря, написал знаменитый
Студийский устав, легший в основу всех
монастырских уставов на Руси. Феодор
Студит создавал и многочисленные
поэтические произведения — гимны и
эпиграммы. Среди последних особое место
занимают эпиграммы к монахам Студийского
монастыря — к его игумену, эконому,
келарю, распорядителю в трапезной и т.
д., перевод трех из них предлагается
ниже.
О
Константине
Родосском
(между 870 и 880 — после 931) известно немного
— он был придворным писцом и автором
поэтического описания достопримечательностей
Константинополя. Он, возможно, был также
одним из переписчиков и редакторов
знаменитой Палатинской антологии —
собрания позднеантичных и византийских
эпиграмм, в которое вошли и некоторые
эпиграммы самого Константина.
Иоанн
Геометр
(ок. 935 — ок. 1000) — вероятно, самый
плодовитый и известный из приводимых
здесь авторов. Придворный поэт, автор
многочисленных гимнов, поэм, речей; под
старость попал в опалу и провел последние
годы в константинопольском монастыре
Пресвятой Богородицы, посылая императору
Василию Второму полные упреков письма.
Наибольшую известность Иоанну принесли
его эпиграммы, в которых яркая античная
образность (никогда не угасавшая в
ромейской поэзии) неразрывно соединена
с христианскими темами.
Иоанн
Мавропод
(ок. 1000 — ок. 1092), известен также как Иоанн
Евхаитский — в зрелые годы был хиротонисан
во митрополита малоазиатского города
Ехаиты; канонизирован православной
церковью в лике святителей. Был одной
из наиболее заметных фигур в интеллектуальной
жизни Восточного Рима: открыл в
Константинополе школу, в которой учился
будущий выдающийся историк и богослов
Михаил Пселл; принимал участие в создании
юридической школы при монастыре святого
Георгия в Манганах. Мавроподу принадлежит
авторство более 160 канонов и многочисленных
эпиграмм на различные праздники и случаи
из собственной жизни.
Для
перевода отобраны образцы различных
«поджанров» византийской эпиграммы —
послания, эпитафии, молитвенные обращения,
сатирические зарисовки и философские
сентенции. Все эпиграммы написаны
двенадцатисложным ямбом. При переводе
я следовал лишь принципу изосиллабизма
— сохранению количества слогов; что
касается ритмики, то сознательно избегал,
насколько это было возможно, следования
классицистической традиции перевода
античной (и византийской) поэзии,
сложившейся в начале позапрошлого века,
с ее торжественностью и мелодической
ритмичностью. Чтобы несколько сломать
эту инерцию, придающую переводимым
стихам заведомо архаичный, «музейный»
вид, я старался несколько разнообразить
их метрический рисунок, приблизив их к
современному свободному стиху. Насколько
этот небольшой переводческий эксперимент
удался и стала ли византийская поэзия
от этого ближе, судить читателю.
*
Феодор
Студит
К
больным
Эту
болезнь прими как благодатный дар;
вот
и тебя Божья коснулась забота.
Как
отроки те в печи, угашай огонь
росою
благодарности терпеливой.
Иовом
стань, вспомяни, что он говорил,
не
осквернив себя ни единым словом.
Мимо
тебя кто прошёл, не взглянув, — молчи;
всё,
что тебе дают, принимай послушно,
чтобы
страданье на пользу пошло сердцу.
К
богатым и бедным
Знай,
человек, что
ты есть и что тебя ждет,
где
ты живёшь и куда переселишься.
Всю
свою мысль к тому направляй, что свыше,
где
бескрайний свет — но и беспрестанный
суд.
Здесь
что ни скажешь — всё ветер, поток, морок;
блекнет
золото и отцветает слава;
много
стонов слышно и песен скорбных.
Бодрствуй,
чтобы тобой не кружило время:
здесь
что растратил назад оно не вернёт.
К
повару
Кто
тебя, повар, не увенчает венцом,
несущего
столько трудов ежедневно?
Здесь
ты как раб — там велика будет плата;
здесь
запачкан — там будешь омыт от греха;
здесь
обожжён — там судный огонь пощадит.
Весело
же ступай скорее на кухню,
коли
по утрам дрова, вычищай горшки,
стряпай
для братьев как для Господа Бога
и
не забудь молитвой приправить стряпню.
Благословен,
как праотец наш Иаков,
радостно
ты совершишь течение дней.
Константин
Родосский
О
лекаре Акслепиаде
Похитил
девицу лекарь Асклепиад;
и
после бесчестной с ней свадьбы надумал
сыграть
настоящую; созвал на неё
толпу
плясунов и бессовестных женщин.
Но
дом его рухнул внезапно, отправив
гостей
и хозяев в жилища иные.
Валялись
кругом тела, тела обхватив,
и
кровью залит был, как лавка мясная,
брачный
чертог, увитый гирляндами роз.
К
иконе Богородицы
Чтобы
верно изобразить Тебя, Дева,
звезды
нужны — не эти тленные краски:
Тебя,
Матерь Света, средь небесных светил.
Но
звёзды глухи к нашим просьбам; дерзнули
Твой
лик воссоздать веществами земными,
но
по законам высокого ремесла.
Иоанн
Геометр
К
самому себе
Другим
— вельможи и князья, и троны;
другим
— родня и жены, друзья и дети;
другим
— богатство и дома, и толпы слуг;
другим
— краса и знатность, слава и венцы.
А
мне — один Христос, что всё объемлет;
лишь
в Нём одном я умираю и живу:
для
мира умираю, живу для веры.
О
женщинах
Есть
три несчастья: море, огонь и жена.
Женщину
первым из них я полагаю:
опасней
всего, что в миру лучшим слывёт.
О
плотской любви
Как
огню служит пищей огонь, так любовь
земная
пожирает божественную.
Плотским
огнем мой ум ослеплён — просвети
его,
Христе мой, чистой любовью к Тебе!
К
самому себе
Много
я вынес, но, Господи, поделом.
Много
я вынес, но меньше, чем заслужил,
и
вине моей не равно наказанье.
Демон,
болезнь, меч, огонь, нечистоты, мрак,
плеть,
обиды, голод, презренье и хохот,
а
также все виды мучений, что смертных
ожидают
в вечности: пламя без света,
тьма
раскалённая, червь, Тартар и стоны —
всё
это меньше того, что я заслужил.
Высечены
мои вины, как на столбах
подвиги
высекают, и нет им конца;
и
вопиют, и воплю их нет предела.
И
если бы всем поведать они могли
всё,
в чем виновен, — заиграли бы трубы,
прославляя
мою победу в стяжанье
всех
беззаконий. Только Твое, о Христе,
меня
побеждает бескрайнее море,
бездны
неизреченного состраданья,
неистощимой
милости, вечных даров.
Иоанн
Мавропод
К
неудачливому стихотворцу
Славно
все правила стихосложения
установлены
некогда были. Зная
размеры
для изложенья действий и слов,
нахожу
для всего размер подходящий.
Есть
размер и для того, что соразмерно,
о
несоразмерном тоже складно пишу.
Слушай,
что тебе говорят, и обдумай:
от
мудрейшего Пиндара это идёт.
Ты
же и для соразмерного не можешь
меру
найти и слово со словом связать.
Так
прекрасное ты применяешь скверно.
Страшное
зло — нарушенье меры в стихах;
хуже
лишь — её нарушенье в природе.
О
своей могиле
Ни
страшного, ни удивительного ты
здесь
не увидишь. Был человеком; ныне
то
разделил, что суждено человеку.
Всем
надлежит уйти, различно лишь время;
и
на твою плиту взглянет кто-нибудь так.
Покуда
живёшь ты, углубляйся в себя,
разумно
неся радости груз и скорби.
О
Платоне и Плутархе
Если
желаешь из ада Ты извести
и
более чуждых Тебе, о Христе мой,
то,
спаси, прошу, Платона с Плутархом!
Ведь
они речами и образом жизни
среди
древних ближе всех подошли к Тебе.
Если
как Бога Тебя и не познали,
то
спаси их хотя бы из милосердья,
всем
нам желая спасение даровать.
На
выправленные книги
Славное
дело — рукописи выправлять,
хоть
плата за это ничтожна и горька.
Много
трудился, их болезни врачуя,
так
что сам, изнурившись вконец, заболел.
Ты
же, наслаждаясь плодом горьких забот,
мирно
плавая там, где плавал я в бурю,
помяни
перед Богом, читатель, мой труд.
Ямбы
к Пресвятой Богородице
Ты
мой Брачный Чертог и Трапеза, Посох,
Свеча,
Лествица, Ложе, Ковчег, Облако!
Брачный
Чертог, укрась меня; Трапеза, дай
мне
насыщенье; в пути поддержи, Посох;
свети
мне, Свеча, и Лествица, вознеси;
Ложе,
дай мне покой; Ковчег, сохрани
душу
мою и, Облако, тенью коснись!
Сухбат
Афлатуни (Евгений Абдуллаев) родился в
1971 году в Ташкенте. Окончил философский
факультет Ташкентского государственного
университета. Поэт, прозаик, критик.
Автор двух сборников стихов и нескольких
книг прозы. Дважды лауреат «Русской
премии» (2005, 2011), лауреат молодежной
премии «Триумф» (2006). Переводы современной
узбекской, татарской и белорусской
поэзии публиковались в литературных
журналах («Звезда», «Новая Юность»,
«Звезда Востока») и антологиях («Анот
— Гранат», «Антология новой татарской
поэзии»). В настоящей рубрике публиковались
его переводы из японского поэта Йосиро
Исихары («Новый мир», 2016, № 6) и белорусского
поэта Юлия Таубина («Новый мир», 2018, №
8). Живет в Ташкенте.