КНИГИ: ВЫБОР СЕРГЕЯ КОСТЫРКО

*

Лев Гудков, Борис Дубин. Литература как социальный институт. Издание 2-е, дополненное. М., «Новое литературное обозрение», 2020, 793 стр., 1000 экз.

Из классики современной социологии — книга о том, как устроена литературная жизнь, ну и, соответственно, как устроена литература. Статьи, составившие основу книги, писались в 80-е — 90-е годы, то есть в ситуации смены исторических эпох, ознаменованной, в частности, уходом из общественной жизни России тех, кого принято было называть интеллигенцией, то есть читателя, который и был «опорой» для русской литературы три последних столетия. У тех же, кто сегодня заменяет в России интеллигенцию, отмечают авторы, интерес к литературе и, соответственно, потребность в ней отсутствуют напрочь. Компенсируя отсутствие той культуры, которой обладала русская интеллигенция, «креативный класс» занялся самоутверждением, используя новые, ставшие актуальными ресурсы «массовой идентификации: православие, гедонизм массового потребления, агрессивный национализм, самодовольство „класса усредненных”».

Время написания статей во многом определило их характер. Но перед нами не публицистика, хотя некий эмоциональный напор и чувствуется (см. интонационную окраску приведенной выше характеристики «нового времени»). Главное здесь — исследование процессов, происходящих в России и выработка научного инструментария для изучения новой ситуации.

Авторы исходят из того, что взаимоотношения литературы и общества не имеют раз и навсегда установленного порядка, то есть не имеют структуры, воспроизводящей саму себя при смене исторических эпох. Каждая эпоха определяет свои конкретные социокультурные ситуации, то есть каждый раз заново складывается содержание и взаимодействие тех «сущностей», которые мы называем «обществом» и «литературой». Привычный нам и потому казавшийся единственно возможным характер взаимоотношений «общества» и «литературы» в ее развитии от Державина и Пушкина до Пелевина и Проханова, на деле был заложен только в XVIII веке, в эпоху буржуазных революций и крушения империй. Тогда-то и складывались те специфические «взаимоотношения интеллектуалов с центрами власти и поддержки (просвещение и критика общества и его „верхов”), с рынком (установление гонораров за произведение) и автономными институтами культурной репродукции (печатью, университетами, школой)»; «Здесь кристаллизуется в основных своих параметрах сам социальный институт литературы, возникает сеть социальных и культурных посредников между составляющими его ролями. Собственно лишь в этом контексте и рамках образуется... ядро книжной культуры и литературной традиции (программа всеобщего, общедоступного образования, идеология книги в качестве основного и всепроникающего средства социальной коммуникации, классика как выражение „духа” общества, народа, нации). В этих пределах и существует „великая”… национальная литература и персонифицирующие ее фигуры».

Разумеется, писатели начала XIX века и писатели середины и конца ХХ-го по-разному чувствовали себя в России, но «колодка» взаимоотношений общества и литературы была, по сути, одна.

История предоставила нам уникальную возможность отслеживать в реальном времени смену эпох. Нынешнее же культурное пространство для России абсолютно новое. В качестве «инженеров человеческих душ» сегодня выступают пиар-менеджеры и телеведущие. Тем более, в сфере культуры и СМИ мы наблюдаем всемирную «инструментальную» революцию: замена буквы видеорядом, книги — экраном смартфона. К сожалению, этот феномен проработать для своей книги авторы не успели — последняя статья подписана 2005 годом.

Но суть начавшихся тогда в отечественной культуре процессов они сформулировали достаточно точно, отметив, в частности, «глубокую и стремительную эрозию» «литературоцентризма и советской, и постсоветской интеллигенции». Тем не менее «общество» никуда не делось, просто оно уже другое; осталась и «литература», пусть и лишившаяся привычного для нас институционального состояния, и все это означает, что нужно просто заново разбираться, что из себя представляет сегодняшнее «общество» и в каких отношениях с ним находится реально существующая новая русская литература. Это, разумеется, большая и тяжелая работа, но разработка необходимого инструментария для этой работы началась.

Владислав Корнейчук. Отправление с Киевского вокзала. Роман. «Издательские решения», 2020, 182 стр. Тираж не указан.

На редкость «очевидный», даже как бы «простодушный» по выбору жизненной фактуры для повествования — и при этом редкий по вложенности автора в текст — роман о смене исторических эпох в России. Перед нами четыре героя, четыре социально-психологических типа, с помощью которых автор пытается «вскрыть» суть произошедшего со страной в 90-е годы и далее. Роман написан как хроника нескольких часов, прожитых этими героями в один из летних московских вечеров в самом конце 10-х, плюс финальные для сюжета каждого из героев главки.

Сначала нам представляют отошедшего от дел бизнесмена (в молодости — бандита) с деньгами и домом в Лондоне, прилетевшего в Москву отдохнуть в одиночестве; далее — двух случайно оказавшихся рядом участников закончившегося собрания «анонимных алкоголиков»: музыкального критика, когда-то необыкновенно одаренного юношу из семьи советской государственной элиты, прозванного друзьями Трюффо, и его случайную, на один вечер, спутницу и собутыльницу Вику, опять же когда-то победительной красоты девушку-гимнастку, ставшую стриптизершей «со всеми вытекающими», а ныне, как и Трюффо, — безнадежную алкоголичку; парочка эта решает «развязать», но только на один вечер. И наконец, четвертый персонаж — случайно встреченный парочкой и присоединившийся к ней в качестве «третьего» «креативный веб-дизайнер» и философ Суржик, приятель Трюффо, мечтавший в молодости стать художником, но закончивший карьеру уличным портретистом на Арбате, уроженец Украины, с трудом нашедший свое место в Москве. Все четверо — ровесники, накануне пятидесятилетия. Каждый остро переживает ощущение, что жизнь его подходит к концу. Непонятно, откуда такое ощущение у людей далеко не преклонного еще возраста, но подведение итогов, которым, по сути, они и занимаются (вместе с автором), трудно назвать предварительным.

Почему же?

Правда, лондонский олигарх, как человек успешный и физически еще очень крепкий, в будущее свое смотрит даже с какими-то ожиданиями, но сам его кайф от достигнутого благополучия, точнее, то, что этот свой кайф он пытается как-то отрефлектировать, наводит на мысль, что все это ненадолго. Карьере своей — от нищего студента до теневого олигарха — он обязан бандитскому прошлому, и тень этого прошлого висит над ним. То есть он из породы тех, кто «долго не живет» уже по определению. И показанные в романе его дни — финальные. Таким же последним загулом станет описываемое «веселье» и для бывшей девушки-красавицы Вики, отработавшей свою молодость (и здоровье) у шеста на подиуме и в постелях. Нет, у Вики свой ум, свой характер, свой гонор, и никакого мелодраматического шансонного надрыва в образе ее нет и следа — ее жизнь была ее собственным выбором. Таким же выбором, как и ее смерть — смерть женщины, бесконечной уставшей, когда не осталось даже сил выйти утром из дома после трехдневного запоя, чтобы добыть спасительную порцию алкоголя. Лишь случайно остается в живых впавший после многодневного запоя в кому Трюффо, к которому соседи успели вызвать «скорую».

Единственный из четырех героев, у кого остается надежда, пусть уже и не на ту жизнь, о которой мечтал в молодости, но жизнь осмысленную, Суржик.

Суржик, отчасти, как я понимаю, альтер эго автора, склонен «нежизнеспособность» сверстников объяснять тем, что они еще успели пожить при советской власти с ее патернализмом и искусственными ограничениями. Для Суржика дух ее воплощен в отце — житомирском художнике-альтруисте, смыслом жизни почитающем созидательный труд, в таком вот герое Стругацких из «Понедельника…».

Для внутреннего просветления автору приходится отправить своего героя аж в Индию, которая — замусоренная, с перенаселенными городами, с непонятной герою энергетикой бытовой жизни — оказалась не совсем той страной, как представлялась издали. Но зато с помощью пережитого в Индии Суржик смог дотянуться если и не до понимания, то до внятного ощущения «начала начал». Киевский вокзал и башни над ним, а главное, толпы и толпы вокзальных людей, двигающихся одновременно в разных направлениях, повинуясь разным импульсам, все это стало для него образом «отправления в жизнь» — в жизнь реальную. Отсюда название романа — «Отправление с Киевского вокзала». То есть герою Корнейчука удается подняться над сугубо бытовым уровнем мышления (социально-экономического и социально-психологического, неизбежно ведущего к поиску тех, кто конкретно самый виноватый в России) — к бытийному¹.

Д. С. Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе. Составитель Г. И. Медведева. Вступительная статья А. С. Немзера; комментарии и подготовка текста Г. И. Медведевой, В. И. Тумаркина, Е. Ц. Чуковской. М., «Время», 2020, 544 стр. 1000 экз.

В профессиональном жаргоне зарубежных издателей существует разделение художественной литературы на «классику» и «чтение». «Классикой» они называют книги, востребованность которых перешагнула или перешагнет «поколенческую» популярность, как, скажем, случилось с Борхесом или Бродским.

В «классики» попадают действительно очень и очень немногие. С большой надеждой я, например, наблюдаю, как начинает возвращаться в культурный обиход проза Юрия Трифонова; «классиком» в последние десятилетия признан издателями Борис Слуцкий. И вот еще один завершающийся сюжет «вхождения в классику» — новая популярность творческого наследия Давида Самойлова. Одно из красноречивых тому свидетельств — включение издательством «Эксмо» его книг в популярные серии «Собрание больших поэтов», «Великие поэты», «Золотая коллекция поэзии». Но это уже финал. А основную работу по оформлению статуса классика русской поэзии для Самойлова проделало издательство «Время», издав за последние годы девять книг поэта: «Мне выпало все…» (полное собрание стихотворений и поэм, 2000), «Поденные записи. В 2-х томах» (2002), «Поэмы» (все поэмы Самойлова, а также развернутая литературно-критическая работа Андрея Немзера «Поэма Давида Самойлова», 2005), «Книга о русской рифме» (2005), «Памятные записки» (2014), «Счастье ремесла» (2020), «Из детства» (избранные стихотворения с иллюстрациями Евгении Двоскиной, 2020), «Раннии? Самои?лов. Дневниковые записи и стихи: 1934 — начало 1950-х» (2020). Ну и девятая, представляемая здесь книга — «Мемуары. Переписка. Эссе».

Название этой книги является одновременно и обозначением ее жанра, в данном случае неожиданного, «совмещенного» — составитель Г. Медведева выстраивает композицию из воспоминаний о Самойлове его друзей (Михаила Львовского, Константина Симиса, Исая Кузнецова, Надежды Кремнёвой, Левона Мкртчяна, Вадима Баевского и других ), но хорошо знакомый нам формат «NN в воспоминании современников» используется здесь лишь отчасти. В разделе «Давид Самойлов. Из прозы» публикуются воспоминания и самого Самойлова об ИФЛИ, о своей литературной молодости, об Илье Сельвинском, Борисе Пастернаке, Анне Ахматовой, Марии Петровых, Леониде Мартынове, Сергее Наровчатове, Иосифе Бродском и т. д. Представлены также подборки из переписки Самойлова с историком А. Черняевым, со Слуцким, Межировым, Наровчатовым, Бродским, Гелескулом. Здесь же собрание писем друзей-литераторов к Самойлову. Иными словами, составитель ставила перед собой задачу не только насытить текст биографической информацией, но и передать саму атмосферу той жизни, в которой — и которой — жил Самойлов. Ну а открывает книгу вступительная статья Андрея Немзера «Давид Самойлов: поэзия как судьба», которую я бы назвал мини-монографией. И, в дополнение к сказанному, в издательстве «Время» в 2020 году, то есть к столетию поэта, вышла также книга Андрея Немзера: «„Мне выпало счастье быть русским поэтом...” Пять стихотворений Давида Самойлова».