КНИГИ: ВЫБОР СЕРГЕЯ КОСТЫРКО
*
Лев
Гудков, Борис Дубин. Литература как
социальный институт. Издание 2-е,
дополненное. М., «Новое литературное
обозрение», 2020, 793 стр., 1000 экз.
Из
классики современной социологии —
книга о том, как устроена литературная
жизнь, ну и, соответственно, как устроена
литература. Статьи, составившие основу
книги, писались в 80-е — 90-е годы, то есть
в ситуации смены исторических эпох,
ознаменованной, в частности, уходом из
общественной жизни России тех, кого
принято было называть интеллигенцией,
то есть читателя, который и был «опорой»
для русской литературы три последних
столетия. У тех же, кто сегодня заменяет
в России интеллигенцию, отмечают авторы,
интерес к литературе и, соответственно,
потребность в ней отсутствуют напрочь.
Компенсируя отсутствие той культуры,
которой обладала русская интеллигенция,
«креативный класс» занялся самоутверждением,
используя новые, ставшие актуальными
ресурсы «массовой идентификации:
православие, гедонизм массового
потребления, агрессивный национализм,
самодовольство „класса усредненных”».
Время
написания статей во многом определило
их характер. Но перед нами не публицистика,
хотя некий эмоциональный напор и
чувствуется (см. интонационную окраску
приведенной выше характеристики «нового
времени»). Главное здесь — исследование
процессов, происходящих в России и
выработка научного инструментария для
изучения новой ситуации.
Авторы
исходят из того, что взаимоотношения
литературы и общества не имеют раз и
навсегда установленного порядка, то
есть не имеют структуры, воспроизводящей
саму себя при смене исторических эпох.
Каждая эпоха определяет свои конкретные
социокультурные ситуации, то есть каждый
раз заново складывается содержание и
взаимодействие тех «сущностей», которые
мы называем «обществом» и «литературой».
Привычный нам и потому казавшийся
единственно возможным характер
взаимоотношений «общества» и «литературы»
в ее развитии от Державина и Пушкина до
Пелевина и Проханова, на деле был заложен
только в XVIII веке, в эпоху буржуазных
революций и крушения империй. Тогда-то
и складывались те специфические
«взаимоотношения интеллектуалов с
центрами власти и поддержки (просвещение
и критика общества и его „верхов”), с
рынком (установление гонораров за
произведение) и автономными институтами
культурной репродукции (печатью,
университетами, школой)»; «Здесь
кристаллизуется в основных своих
параметрах сам социальный институт
литературы, возникает сеть социальных
и культурных посредников между
составляющими его ролями. Собственно
лишь в этом контексте и рамках образуется...
ядро книжной культуры и литературной
традиции (программа всеобщего,
общедоступного образования, идеология
книги в качестве основного и всепроникающего
средства социальной коммуникации,
классика как выражение „духа” общества,
народа, нации). В этих пределах и существует
„великая”… национальная литература
и персонифицирующие ее фигуры».
Разумеется,
писатели начала XIX века и писатели
середины и конца ХХ-го по-разному
чувствовали себя в России, но «колодка»
взаимоотношений общества и литературы
была, по сути, одна.
История
предоставила нам уникальную возможность
отслеживать в реальном времени смену
эпох. Нынешнее же культурное пространство
для России абсолютно новое. В качестве
«инженеров человеческих душ» сегодня
выступают пиар-менеджеры и телеведущие.
Тем более, в сфере культуры и СМИ мы
наблюдаем всемирную «инструментальную»
революцию: замена буквы видеорядом,
книги — экраном смартфона. К сожалению,
этот феномен проработать для своей
книги авторы не успели — последняя
статья подписана 2005 годом.
Но
суть начавшихся тогда в отечественной
культуре процессов они сформулировали
достаточно точно, отметив, в частности,
«глубокую и стремительную эрозию»
«литературоцентризма и советской, и
постсоветской интеллигенции». Тем не
менее «общество» никуда не делось,
просто оно уже другое; осталась и
«литература», пусть и лишившаяся
привычного для нас институционального
состояния, и все это означает, что нужно
просто заново разбираться, что из себя
представляет сегодняшнее «общество»
и в каких отношениях с ним находится
реально существующая новая русская
литература. Это, разумеется, большая и
тяжелая работа, но разработка необходимого
инструментария для этой работы началась.
Владислав
Корнейчук. Отправление с Киевского
вокзала. Роман. «Издательские решения»,
2020, 182 стр. Тираж не указан.
На
редкость «очевидный», даже как бы
«простодушный» по выбору жизненной
фактуры для повествования — и при этом
редкий по вложенности автора в текст —
роман о смене исторических эпох в России.
Перед нами четыре героя, четыре
социально-психологических типа, с
помощью которых автор пытается «вскрыть»
суть произошедшего со страной в 90-е годы
и далее. Роман написан как хроника
нескольких часов, прожитых этими героями
в один из летних московских вечеров в
самом конце 10-х, плюс финальные для
сюжета каждого из героев главки.
Сначала
нам представляют отошедшего от дел
бизнесмена (в молодости — бандита) с
деньгами и домом в Лондоне, прилетевшего
в Москву отдохнуть в одиночестве; далее
— двух случайно оказавшихся рядом
участников закончившегося собрания
«анонимных алкоголиков»: музыкального
критика, когда-то необыкновенно одаренного
юношу из семьи советской государственной
элиты, прозванного друзьями Трюффо, и
его случайную, на один вечер, спутницу
и собутыльницу Вику, опять же когда-то
победительной красоты девушку-гимнастку,
ставшую стриптизершей «со всеми
вытекающими», а ныне, как и Трюффо, —
безнадежную алкоголичку; парочка эта
решает «развязать», но только на один
вечер. И наконец, четвертый персонаж —
случайно встреченный парочкой и
присоединившийся к ней в качестве
«третьего» «креативный веб-дизайнер»
и философ Суржик, приятель Трюффо,
мечтавший в молодости стать художником,
но закончивший карьеру уличным
портретистом на Арбате, уроженец Украины,
с трудом нашедший свое место в Москве.
Все четверо — ровесники, накануне
пятидесятилетия. Каждый остро переживает
ощущение, что жизнь его подходит к концу.
Непонятно, откуда такое ощущение у людей
далеко не преклонного еще возраста, но
подведение итогов, которым, по сути, они
и занимаются (вместе с автором), трудно
назвать предварительным.
Почему
же?
Правда,
лондонский олигарх, как человек успешный
и физически еще очень крепкий, в будущее
свое смотрит даже с какими-то ожиданиями,
но сам его кайф от достигнутого
благополучия, точнее, то, что этот свой
кайф он пытается как-то отрефлектировать,
наводит на мысль, что все это ненадолго.
Карьере своей — от нищего студента до
теневого олигарха — он обязан бандитскому
прошлому, и тень этого прошлого висит
над ним. То есть он из породы тех, кто
«долго не живет» уже по определению. И
показанные в романе его дни — финальные.
Таким же последним загулом станет
описываемое «веселье» и для бывшей
девушки-красавицы Вики, отработавшей
свою молодость (и здоровье) у шеста на
подиуме и в постелях. Нет, у Вики свой
ум, свой характер, свой гонор, и никакого
мелодраматического шансонного надрыва
в образе ее нет и следа — ее жизнь была
ее собственным выбором. Таким же выбором,
как и ее смерть — смерть женщины,
бесконечной уставшей, когда не осталось
даже сил выйти утром из дома после
трехдневного запоя, чтобы добыть
спасительную порцию алкоголя. Лишь
случайно остается в живых впавший после
многодневного запоя в кому Трюффо, к
которому соседи успели вызвать «скорую».
Единственный
из четырех героев, у кого остается
надежда, пусть уже и не на ту жизнь, о
которой мечтал в молодости, но жизнь
осмысленную, Суржик.
Суржик,
отчасти, как я понимаю, альтер эго автора,
склонен «нежизнеспособность» сверстников
объяснять тем, что они еще успели пожить
при советской власти с ее патернализмом
и искусственными ограничениями. Для
Суржика дух ее воплощен в отце —
житомирском художнике-альтруисте,
смыслом жизни почитающем созидательный
труд, в таком вот герое Стругацких из
«Понедельника…».
Для
внутреннего просветления автору
приходится отправить своего героя аж
в Индию, которая — замусоренная, с
перенаселенными городами, с непонятной
герою энергетикой бытовой жизни —
оказалась не совсем той страной, как
представлялась издали. Но зато с помощью
пережитого в Индии Суржик смог дотянуться
если и не до понимания, то до внятного
ощущения «начала начал». Киевский вокзал
и башни над ним, а главное, толпы и толпы
вокзальных людей, двигающихся одновременно
в разных направлениях, повинуясь разным
импульсам, все это стало для него образом
«отправления в жизнь» — в жизнь реальную.
Отсюда название романа — «Отправление
с Киевского вокзала». То есть герою
Корнейчука удается подняться над сугубо
бытовым уровнем мышления
(социально-экономического и
социально-психологического, неизбежно
ведущего к поиску тех, кто конкретно
самый виноватый в России) — к бытийному.
Д.
С. Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе.
Составитель Г. И. Медведева. Вступительная
статья А. С. Немзера; комментарии и
подготовка текста Г. И. Медведевой, В.
И. Тумаркина, Е. Ц. Чуковской. М., «Время»,
2020, 544 стр. 1000 экз.
В
профессиональном жаргоне зарубежных
издателей существует разделение
художественной литературы на «классику»
и «чтение». «Классикой» они называют
книги, востребованность которых
перешагнула или перешагнет «поколенческую»
популярность, как, скажем, случилось с
Борхесом или Бродским.
В
«классики» попадают действительно
очень и очень немногие. С большой надеждой
я, например, наблюдаю, как начинает
возвращаться в культурный обиход проза
Юрия Трифонова; «классиком» в последние
десятилетия признан издателями Борис
Слуцкий. И вот еще один завершающийся
сюжет «вхождения в классику» — новая
популярность творческого наследия
Давида Самойлова. Одно из красноречивых
тому свидетельств — включение
издательством «Эксмо» его книг в
популярные серии «Собрание больших
поэтов», «Великие поэты», «Золотая
коллекция поэзии». Но это уже финал. А
основную работу по оформлению статуса
классика русской поэзии для Самойлова
проделало издательство «Время», издав
за последние годы девять книг поэта:
«Мне выпало все…» (полное собрание
стихотворений и поэм, 2000), «Поденные
записи. В 2-х томах» (2002), «Поэмы» (все
поэмы Самойлова, а также развернутая
литературно-критическая работа Андрея
Немзера «Поэма Давида Самойлова», 2005),
«Книга о русской рифме» (2005), «Памятные
записки» (2014), «Счастье ремесла» (2020),
«Из детства» (избранные стихотворения
с иллюстрациями Евгении Двоскиной,
2020), «Раннии?
Самои?лов.
Дневниковые записи и стихи: 1934 — начало
1950-х» (2020). Ну и девятая, представляемая
здесь книга — «Мемуары. Переписка.
Эссе».
Название
этой книги является одновременно и
обозначением ее жанра, в данном случае
неожиданного, «совмещенного» —
составитель Г. Медведева выстраивает
композицию из воспоминаний о Самойлове
его друзей (Михаила Львовского, Константина
Симиса, Исая Кузнецова, Надежды Кремнёвой,
Левона Мкртчяна, Вадима Баевского и
других ), но хорошо знакомый нам формат
«NN в воспоминании современников»
используется здесь лишь отчасти. В
разделе «Давид Самойлов. Из прозы»
публикуются воспоминания и самого
Самойлова об ИФЛИ, о своей литературной
молодости, об Илье Сельвинском, Борисе
Пастернаке, Анне Ахматовой, Марии
Петровых, Леониде Мартынове, Сергее
Наровчатове, Иосифе Бродском и т. д.
Представлены также подборки из переписки
Самойлова с историком А. Черняевым, со
Слуцким, Межировым, Наровчатовым,
Бродским, Гелескулом. Здесь же собрание
писем друзей-литераторов к Самойлову.
Иными словами, составитель ставила
перед собой задачу не только насытить
текст биографической информацией, но
и передать саму атмосферу той жизни, в
которой — и которой — жил Самойлов. Ну
а открывает книгу вступительная статья
Андрея Немзера «Давид Самойлов: поэзия
как судьба», которую я бы назвал
мини-монографией. И, в дополнение к
сказанному, в издательстве «Время» в
2020 году, то есть к столетию поэта, вышла
также книга Андрея Немзера: «„Мне выпало
счастье быть русским поэтом...” Пять
стихотворений Давида Самойлова».