*

(НЕ)МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

Ирина Ермакова. Легче легкого. М., «Воймега», 2021, 80 стр.

«Легче легкого» последняя на сегодняшний день, восьмая по счету книга Ирины Ермаковой: поэта, переводчика, лауреата ряда престижных литературных премий. Надо отметить, что Ирина всегда выстраивает книгу как единый организм, где все стихи дополняют друг друга и работают на общий замысел. В каждой из ее книг, начиная с первой — «Провинции» (1991), присутствовала концепция или тема, если хотите, которая развивала общую суть, присутствует она и на сей раз — это украинская тема «до» и «после» 2014 года. Не буду вдаваться в геополитические размышления, скажу лишь, что детство и юность Ирины Ермаковой прошли на Украине и что разрыв между двумя дорогими ей землями стал ее болью. Незаживающая рана этого разрыва и является основной доминантой книги. Автор и мысли его устремлены из Москвы и России на Украину, куда не ходят теперь поезда и не летают самолеты, где живут любимые и дорогие люди, до которых невозможно добраться, связь со многими из которых утрачена. Там, на родине оставались корни: мать, отец, брат. Показательны в этой связи два стихотворения «Май» и «Февраль», своего рода два вектора — оттуда и туда. Синица, прилетевшая с пожарища загоревшейся Украины, из родного города, и отсвет пожара в Одессе. А в стихотворении «Май» взгляд несется горячим псом на юг: «домой несется распахнута пасть вывалился язык». Для Ирины, несмотря на то что она москвичка со стажем, дом детства и отрочества — тоже ее дом. По сути, ситуация, которую она переживает, напоминает смуту и раздрай революционной России октября 17-го года прошлого столетия. Общество разорвалось, разделилось, часть его эмигрировала внутрь себя, идет нескончаемая, мучительная, информационная гражданская война. И самое ужасное, что положение патовое. В стихотворении «Портал», где лирическая героиня вспоминает свое детство через образ падающей сосны, очень тонко передан этот разрыв:

Правобережный грохот пошел,

хвойное эхо: сбежать хотела!

волны песка зарывают ствол,

в розовомедных порах коры

белое деревянное тело,

в корни вцепилась поляна у края,

туча песка оседает, как взрыв.

— Выход в сегодня перекрывая?

Выход в сегодня перекрыт, и только спасительный знак вопроса еще оставляет надежду, что люди опомнятся и протянут руки навстречу друг другу. Заметьте, ни в одном стихотворении нет прямого текста, сгусток тревоги и боли достигается чисто художественными средствами, казалось бы, далекими от происходящего.

Символы маятника и молнии — основные в книге. По сути, Ермакова — последний символист или, вернее, постсимволист в нашей литературе. Потому и книга «Легче легкого» — это прежде всего книга символов. Взять хотя бы стихотворение «Февраль», о котором я уже упомянул, где присутствует музыка Блока, его поэмы «Двенадцать»:

южный ветер

на всем божьем свете

языки раскалывает

раздувает ад…

или стихотворение «и будто маятник очнулся…»:

размах налево и направо

и вниз опять а там под ним

распластана его держава

четвертый рим девятый крым

По страницам книги ходит дурочка-память и пробует примирить непримиримое, возвратить невозвратное. И цифры 13 и 14 — тоже символы. Не зря в стихотворении «Сумерки» автор, посетив Коктебель в 13-м году нашего века, видит господина нездешнего в белой паре — Бунин накануне эмиграции — видение, предзнаменование событий рокового присоединения Крыма к России. В стихотворении ничего не предвещает беды, пейзаж самый мирный и одновременно надмирный. Помню, с каким восторгом я впервые прочитал его в «Арионе». Разумеется, никакой политики в стихах Ирины Ермаковой нет и в помине, все свершившиеся она принимает как данность.

И, конечно, очень волнует в этой книге тема моря. Ирина предстает перед нами как поэт-маринист. Писать о море вообще трудно. Я восхищаюсь повестью Маркеса: «Десять дней в открытом море без еды и воды». Ну, что нового можно сказать о море за десять дней?! Бесконечная вода от горизонта до горизонта, но тема у Маркеса неисчерпаема, хотя там речь идет все же еще и о голоде, о жажде, об отчаянии… А тут взгляд человека береговой акватории. И сразу видно, что стихи пишет девочка, которая родилась и жила у моря, для которой море — это, можно сказать, среда обитания. Этой солености и влажности нет у человека середины материка:

человек все легче с каждой датой

все прозрачнее с минутой каждой

он глядится в беглый блеск мазута

золотого на волне горбатой

Какое точное ночное зрение — «беглый блеск мазута золотого на волне горбатой». А ведь в книге еще присутствует и мезопическое (сумеречное) зрение:

день прогорел почти остыло что так рябило горячо

и только дневное светило еще цепляется еще

Стихотворение, отсылающее к пушкинскому:

Погасло дневное светило;

На море синее вечерний пал туман.

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

И, конечно, вершина всей книги — стихотворение «Незрелый август отрывает плод…»:

<...>

А плод глядит в себя, не замечая,

как на земле трепещет каждый лист,

рассеяно холодный свет вращая,

поет себе, зеленый аутист.

Душа растет в почти ненужном теле.

Так происходит жизнь на самом деле.

И это взгляд снаружи внутрь, определения которому нет.

Выделяется в книге стихотворение «Рифма», явно рифмующееся со строкой Ходасевича: «Счастлив, кто падает вниз головой». Такое ощущение, что оно существует в каком-то атомном пейзаже, точнее, в пейзаже радиационном:

тополь вздрагивает

семя его лопается

на земле идет снег

Есть связь, нет соприкосновения. Структура написанного сродни структуре атома, в котором частицы разделены пустотой. Дальше идет все такая же строфическая плоскость:

дерево качается

кричит

машет руками

звякает сребрениками листьев

сучит корнями под асфальтом

ищет рифму

И все же семя брошено. Незримый электрон, блуждающий под землей, порождает обратную реакцию взрыва. Атомное ядро раскалывается, освобождая рифму:

и — опля!

асфальт трещит

и трещина проходит сквозь сердце

тополя

Здесь граница биологического и физического, а рифма — гуманитарный продукт их соприкосновения. Особенность приведенного стихотворения еще и в том, что здесь, как в музыке, нет единой трактовки, каждый в праве интерпретировать его по-своему. Впрочем, это отличительная черта многих стихов Ирины Ермаковой.

Интересны и примеры многозначных выражений, украшающие книгу и являющиеся большой редкостью в стихах. Приведу наиболее яркие:

выведет этот свет на чистую воду

празднуем лето красное разливая

И все же название «Легче легкого» — это то, что на поверхности. А в преломлении, в отражении на водной глади читается — не тяжелей тяжелого.

Легкость, видимая снаружи, обманчива и внутри вся напитана метафизикой, груз ее огромен.

Мелочи жизни,

педали ее, крылья ниппель —

в муравьиную гору зарытый. Им

именованная система. Ржавый запах

горячей хвои и солидола. Вся эта жизнь

с ее мелочами. Не мелочами. Что это было?

(«Что это было?»)

Тот, кто видит то, что на поверхности, впитает художественную оболочку, а тот, кто переварит то, что внутри, проживет в размере стихотворения и книги очень нелегкую жизнь и именно через нее ощутит легкость бытия, оставив груз пройденного на дне. Я бы сказал, что стихи Ирины Ермаковой — это своего рода поплавок, одна половинка которого видима, а другая погружена в эмпирику и гнозис. Что ж, наживка заброшена, глубина погружения зависит только от нас.

Александр КЛИМОВ-ЮЖИН