*
(НЕ)МЕЛОЧИ
ЖИЗНИ
Ирина
Ермакова. Легче
легкого. М., «Воймега», 2021, 80 стр.
«Легче легкого» последняя на сегодняшний
день, восьмая по счету книга Ирины
Ермаковой: поэта, переводчика, лауреата
ряда престижных литературных премий.
Надо отметить, что Ирина всегда выстраивает
книгу как единый организм, где все стихи
дополняют друг друга и работают на общий
замысел. В каждой из ее книг, начиная с
первой — «Провинции» (1991), присутствовала
концепция или тема, если хотите, которая
развивала общую суть, присутствует она
и на сей раз — это украинская тема «до»
и «после» 2014 года. Не буду вдаваться в
геополитические размышления, скажу
лишь, что детство и юность Ирины Ермаковой
прошли на Украине и что разрыв между
двумя дорогими ей землями стал ее болью.
Незаживающая рана этого разрыва и
является основной доминантой книги.
Автор и мысли его устремлены из Москвы
и России на Украину, куда не ходят теперь
поезда и не летают самолеты, где живут
любимые и дорогие люди, до которых
невозможно добраться, связь со многими
из которых утрачена. Там, на родине
оставались корни: мать, отец, брат.
Показательны в этой связи два стихотворения
«Май» и «Февраль», своего рода два
вектора — оттуда и туда. Синица,
прилетевшая с пожарища загоревшейся
Украины, из родного города, и отсвет
пожара в Одессе. А в стихотворении «Май»
взгляд несется горячим псом на юг: «домой
несется распахнута пасть вывалился
язык». Для Ирины, несмотря на то что она
москвичка со стажем, дом детства и
отрочества — тоже ее дом. По сути,
ситуация, которую она переживает,
напоминает смуту и раздрай революционной
России октября 17-го года прошлого
столетия. Общество разорвалось,
разделилось, часть его эмигрировала
внутрь себя, идет нескончаемая,
мучительная, информационная гражданская
война. И самое ужасное, что положение
патовое. В стихотворении «Портал», где
лирическая героиня вспоминает свое
детство через образ падающей сосны,
очень тонко передан этот разрыв:
Правобережный
грохот пошел,
хвойное
эхо: сбежать хотела!
волны
песка зарывают ствол,
в
розовомедных порах коры
белое
деревянное тело,
в
корни вцепилась поляна у края,
туча
песка оседает, как взрыв.
—
Выход в сегодня
перекрывая?
Выход в сегодня перекрыт, и только
спасительный знак вопроса еще оставляет
надежду, что люди опомнятся и протянут
руки навстречу друг другу. Заметьте, ни
в одном стихотворении нет прямого
текста, сгусток тревоги и боли достигается
чисто художественными средствами,
казалось бы, далекими от происходящего.
Символы маятника и молнии — основные
в книге. По сути, Ермакова — последний
символист или, вернее, постсимволист в
нашей литературе. Потому и книга «Легче
легкого» — это прежде всего книга
символов. Взять хотя бы стихотворение
«Февраль», о котором я уже упомянул, где
присутствует музыка Блока, его поэмы
«Двенадцать»:
южный
ветер
на
всем божьем свете
языки
раскалывает
раздувает
ад…
или стихотворение «и будто маятник
очнулся…»:
размах
налево и направо
и
вниз опять а там под ним
распластана
его держава
четвертый
рим девятый крым
По страницам книги ходит дурочка-память
и пробует примирить непримиримое,
возвратить невозвратное. И цифры 13 и 14
— тоже символы. Не зря в стихотворении
«Сумерки» автор, посетив Коктебель в
13-м году нашего века, видит господина
нездешнего в белой паре — Бунин накануне
эмиграции — видение, предзнаменование
событий рокового присоединения Крыма
к России. В стихотворении ничего не
предвещает беды, пейзаж самый мирный и
одновременно надмирный. Помню, с каким
восторгом я впервые прочитал его в
«Арионе». Разумеется, никакой политики
в стихах Ирины Ермаковой нет и в помине,
все свершившиеся она принимает как
данность.
И, конечно, очень волнует в этой книге
тема моря. Ирина предстает перед нами
как поэт-маринист. Писать о море вообще
трудно. Я восхищаюсь повестью Маркеса:
«Десять дней в открытом море без еды и
воды». Ну, что нового можно сказать о
море за десять дней?! Бесконечная вода
от горизонта до горизонта, но тема у
Маркеса неисчерпаема, хотя там речь
идет все же еще и о голоде, о жажде, об
отчаянии… А тут взгляд человека береговой
акватории. И сразу видно, что стихи пишет
девочка, которая родилась и жила у моря,
для которой море — это, можно сказать,
среда обитания. Этой солености и влажности
нет у человека середины материка:
человек
все легче с каждой датой
все
прозрачнее с минутой каждой
он
глядится в беглый блеск мазута
золотого
на волне горбатой
Какое точное ночное
зрение — «беглый блеск мазута золотого
на волне горбатой». А ведь в книге еще
присутствует и мезопическое (сумеречное)
зрение:
день
прогорел почти остыло что так рябило
горячо
и
только дневное светило еще цепляется
еще
Стихотворение, отсылающее к пушкинскому:
Погасло
дневное светило;
На
море синее вечерний пал туман.
Шуми,
шуми, послушное ветрило,
Волнуйся
подо мной, угрюмый океан.
И, конечно, вершина
всей книги — стихотворение «Незрелый
август отрывает плод…»:
<...>
А
плод глядит в себя, не замечая,
как
на земле трепещет каждый лист,
рассеяно
холодный свет вращая,
поет
себе, зеленый аутист.
Душа
растет в почти ненужном теле.
Так
происходит жизнь на самом деле.
И это взгляд снаружи внутрь, определения
которому нет.
Выделяется в книге
стихотворение «Рифма», явно рифмующееся
со строкой Ходасевича: «Счастлив, кто
падает вниз головой». Такое ощущение,
что оно существует в каком-то атомном
пейзаже, точнее, в пейзаже радиационном:
тополь
вздрагивает
семя
его лопается
на
земле идет снег
Есть связь, нет соприкосновения. Структура
написанного сродни структуре атома, в
котором частицы разделены пустотой.
Дальше идет все такая же строфическая
плоскость:
дерево
качается
кричит
машет
руками
звякает
сребрениками листьев
сучит
корнями под асфальтом
ищет
рифму
И все же семя брошено. Незримый электрон,
блуждающий под землей, порождает обратную
реакцию взрыва. Атомное ядро раскалывается,
освобождая рифму:
и
— опля!
асфальт
трещит
и
трещина проходит сквозь сердце
тополя
Здесь граница биологического и
физического, а рифма — гуманитарный
продукт их соприкосновения. Особенность
приведенного стихотворения еще и в том,
что здесь, как в музыке, нет единой
трактовки, каждый в праве интерпретировать
его по-своему. Впрочем, это отличительная
черта многих стихов Ирины Ермаковой.
Интересны и примеры многозначных
выражений, украшающие книгу и являющиеся
большой редкостью в стихах. Приведу
наиболее яркие:
выведет
этот свет на чистую воду
празднуем
лето красное разливая
И все же название «Легче легкого» — это
то, что на поверхности. А в преломлении,
в отражении на водной глади читается —
не тяжелей тяжелого.
Легкость, видимая снаружи, обманчива и
внутри вся напитана метафизикой, груз
ее огромен.
Мелочи жизни,
педали
ее, крылья ниппель —
в
муравьиную гору зарытый. Им
именованная
система. Ржавый запах
горячей
хвои и солидола. Вся эта жизнь
с
ее мелочами. Не мелочами. Что это было?
(«Что
это было?»)
Тот, кто видит то, что на поверхности,
впитает художественную оболочку, а тот,
кто переварит то, что внутри, проживет
в размере стихотворения и книги очень
нелегкую жизнь и именно через нее ощутит
легкость бытия, оставив груз пройденного
на дне. Я бы сказал, что стихи Ирины
Ермаковой — это своего рода поплавок,
одна половинка которого видима, а другая
погружена в эмпирику и гнозис. Что ж,
наживка заброшена, глубина погружения
зависит только от нас.
Александр
КЛИМОВ-ЮЖИН