Лета Югай (Елена Левочская) родилась в Вологде, живет в Москве. Окончила Вологодский государственный педагогический университет и Литературный институт им. А. М. Горького. Кандидат филологических наук, автор монографии о вологодских причитаниях «Челобитная на тот свет» (М., 2019), доцент Liberal Arts РАНХиГС, научный редактор журнала «Фольклор и антропология города», соредактор проекта «Метажурнал». Автор нескольких поэтических сборников, в том числе книг «Забыть-река» (М., 2015) и «Вертоград в августе» (М., 2020). Лауреат премии «Дебют» (2013).

Лета Югай

*

ЛЮФТЫ И ЛОФТЫ

* * *

Мы построим гнездо прямо здесь, на самой границе,

Где лучи преломляются на водной глади:

То, что суше дыханья рыб, — направо,

То, что тяжелее света, — налево.

Но для этого каждый должен быть ни рыба, ни птица.

Мы совьём гнездо из света и эфемера,

Принесём землицы со дна,

Огня уведём у неба,

Но для этого каждый должен быть в наилучшей форме,

Например, в форме ракеты или же сферы.

Мы построим гнездо прямо посередине,

Будем рыскать белками по мировому древу,

Подрабатывать

Переводами на человечий,

Быть во множестве множественны, во двоих — едины.

Заговор на выздоровление друга от ковида

А. П.

Там за прудом дом.

Ключ в замке поворачивается с трудом.

Между рам — срам.

Мышь перебегает по пыльным горам.

Кто зайдёт, тот

Всё соберёт и огонь разведёт.

Будет гореть-греть:

Станет легче на треть.

Мышь поведёт ушком — фух — поведёт носиком — уф — поведёт

глазом — ууу…

На небе озеро из чистого хрусталя.

Оно звенит, пропуская свет, — иди на лучи!

Под ним ложится на дно, устаёт земля,

А в нём железных рыб прогрызенные ходы,

Но миг — и станет оно из воздуха и слюды,

И станет легче воды, растает в дневной печи.

Мышь поведёт лапкой — тук — поведёт тушкой — юрк — поведёт хвостиком — дзинь…

После пожара — дождь до утра,

После зимы ветвятся ручьи.

Птенчик щебечет: «вы чьи-вы чьи»,

Ветки шатает — «ура-ура»,

Листья-ладошки сложив, восстаёт росток,

Станет легче совсем — подхватит поток.

Мышь оглянется — а где хвостик? — обернётся — а она птичка: крыльца расправит, клювик раскроет и защебечет…

* * *

Жизнь — дискомфортное место,

но иногда в нём случаются люфты и лофты,

просторные, как электричка в четыре часа утра.

Блага, которого скоро будет решительно не хватать,

пока с избытком.

Беспорядочные капли света на стекле.

Фонари, которым не нужен зритель.

Ещё не проснувшаяся темнота многоэтажек.

Любовь моя, я сделаю как ты захочешь, мне нужно

только немного времени

в противофазе

шаблонным словам и клишированным сюжетам,

толпящимся на пересадке между ATU410:The Sleeping Beauty и ATU 402: The Animal Bride (Supernatural or Enchanted Wife (Husband) or Other Relative)¹

Море людское нахлынет, как толпы на киноплёнке.

Взятие Зимнего утром и вечером во время прибоя

да не смоет нашу великую тишину,

когда слышно,

как несказанное слово

садится на ушко

и засыпает.

* * *

Маленький ужас —

Сомнение

В ожидании встречи с новым знакомцем.

Маленький ужик

Зародился

В правом желудочке сердца.

Выполз подслеповато из-под тёплого камня,

Крутит огненной шеей,

Через труху и солому волнистый свой путь пролагает.

Баба спускается с крыши,

Толстые юбки подоткнув,

Голосит:

«Человек ненадёжен, что дальний лес,

А ты опять прикипела,

Ненадёжен, что блеск волны,

А ты, уже налощила блесны

И печь протопила под рыбник…

Ох, и достался мне дом —

Ни единой надёжной стены…»

Подпирает душевные стены,

Блюдечко белое молока

Ставит у самого сердца.

«Кушай, хозяюшко-батюшко, а по коров не ходи, кушай сю белую речь, а иной не веди, детки твои, соловьи да кукушки, всю ночь рассыпаются в свет, дело твоё охранять посторонние уши, а ходу за дальнее — нет, лаской сверкни или брякни заслонкой печной, ласточкой вылети, яблонькой вырасти, выплыви рыбкой речной».

Мосты округа Мэдисон Мценского уезда 

Она говорит сестре:

«Положи ко мне в гроб фотографию, что стоит на столе».

Летний день подходит к концу, угольки ютятся в золе.

Холодно в этом августе, светло на лунном дворе.

(... По снегу, по снегу, проваливаясь по пояс,

по льду, по лаве, по вечерней росе,

вот такая крохотная, бежит, как и все,

за реку:

в соседней деревне купили телевизор.

Целая изба набилась.

И она влюбилась.

Потом вышла замуж за одноклассника. Дети, внуки, чистый дом, пряженики, пироги. Аккуратный платочек, чёрные сапоги)

Покрываются рассветным пеплом небесные угольки.

Не муж берёт её руку, блеснёт золотым кольцом.

Потом они целуются у реки.

Потом она просыпается с удивлённым счастливым лицом.

(... Говорила племяннице: «не выходи за который не понимает. Дети разъедутся, и всё равно терпеть». 

Муж приобнимет, крепкий дом, пряженики, пироги. Всё как у людей.

По воде круги…)

А однажды звонит сестре:

— Умер... умер...

А у самой голос срывается, губа не попадает на губу.

— Кто? Отец?

— Ма-го-ма-ев…

— Тьфу, дура!

Только раз и влюбилась, а больше не было. Не любя,

Зацветает трава, похожая на зверобой,

Наперебой звенят цикады вечерней зари:

Я никогда-никогда-никогда не забуду тебя.

...Младший приезжает на лето, в мобильнике — «бабуль, посмотри!» —

О, море, море, преданным скалам ты ненадолго подаришь прибой...

Свадебный причёт

Полечу косатой ласточкой

Со высокого со терема,

Дочерь солнца света разума

И души болотной сушицы,

Ты прощай, прощай просторное

Время девичье незанято,

И вечерки поэтически,

Посиделки полуночные,

Нету больше часа-времечка,

Нету силушки незанятой.

За лесами за бетонными,

За полями за проезжими,

За железною дорогою —

Место-время заповедное,

Древо живо многогнездное,

Яйцо земное замкнуто,

Почва грузная воложная,

Дождик частный-летний ласковый.

Там укроюсь, там останусь я

Как жила я бестелесная:

Крылья лёгкие бесперые,

Тело светлое невидимо,

Вся во славе и заботушках.

Зарастай ты, путь-дороженька,

Ты ко дню да ко вчерашнему

Частым-мелким виноградником,

Синеглазой повиликою.

Здесь столы да принакрытые,

Вышитые белы скатерти,

Нова вита, незнакомая,

Лунный свет и днём и заполночь,

Быт безбытный, время вечное.

* * *

Снежинки

залетают в уголки окна.

Мы гнездимся в ярко-жёлтой собянинке на высоте.

Кофейная пенка сбивается к бортику чашки.

Всё, что ты должен был ей, можешь отдать мне, аки и должное нам

да отдастся другим. Всё, что я не простила другому, прощаю тебе.

Те, кого обидели ненароком, будут приходить всё реже.

Сахар в уголках рта и соль в уголках глаз —

наша пища.

Попробуем

верить

в собственное счастье,

в кофе с радостью

и хлеб со слезами,

в то, что ты — мой дом,

а я — твоя родина.

* * *

Слиплись как два пельмешка,

как солёные волны и песчаные косы,

как час предрассветный и первый час после рассвета,

стали единым телом,

ели единый завтрак,

пили единое время,

единой судьбы слышали шебуршание,

открывая четыре глаза

навстречу общему утру.

* * *

Ты ныряешь к земле, душа моя, разрезая воздух,

взмываешь вниз, преодолевая обратное притяжение,

зацепившись за ветку, спускаешься по стволу, прячешься в корни.

У тебя получилось! Душа моя, ты наконец свободна!

Крылья отсохли, шрамы зарубцевались.

Но будь осторожна, не выходи на открытый звёздный свет:

там ещё помнят,

что ты должна вернуться

и принести своим сестрам небесным грибов и яблок.