Чекко Анджольери

*

СОНЕТЫ

Перевод с итальянского Геннадия Русакова

Чекко Анджольери (Cecco Angiolieri; ок. 1260 — ок. 1312) — итальянский поэт, современник Данте Алигьери, которому он посвятил три сонета. Настоящая публикация — продолжение работы Геннадия Русакова над переводами сонетов Анджольери (см. «Новый мир», 2009, № 12).

«…Время от времени в искусстве появляются люди, с которыми оно не знает, что делать. Они как бы случайно угодили не в тот век. Они смеются, когда вокруг молятся или плачут. Они грубы и непочтительны. Они оскорбляют слух. Но в их безоглядности есть что-то, мешающее отмахнуться. Чаще всего их творчество несет на себе печать яростного ощущения жизни как многоцветного, наполненного огненными всполохами мира, прекрасного и требовательного. И современники, редко в том признаваясь, растаскивают эти таланты по мазку, строке или ноте» (Г. Русаков).

1

Отец, Беккина и Амур, и мать

меня, дрозда, силком в силок загнали.

Что до отца, то, надо понимать,

он день-деньской мне рад читать морали,

Беккине¹ только б тряпки выбирать —

сам Магомет ей угодит едва ли...

Амур мне шлюх подсовывал опять —

похоже, их в шалмане набирали.

Мать вроде бы устала мне вредить

и нынче просто злобная старуха,

хотя при этом рада досадить.

Недавно встретил — кланяется сухо.

Я думал всё семейно обсудить...

И слышу: «Чтоб тебе вспороли брюхо!»

2

Да, я влюблён, но знаю наперёд,

что не всерьёз и захочу — остыну:

не буду гнуть перед Амуром спину

из-за его сомнительных щедрот...

Да, я пою, пляшу, лишь он кивнёт:

так челядь угождает господину.

Но он меня в свой плен не заберёт:

я сам его в любой момент покину.

И женщина — какая б ни была:

нежна, прекрасна, всех вокруг прельщает —

меня слугой доныне не звала...

Любовь мужчин в придурков превращает.

Поберегусь — она источник зла:

сердца сжигает, души иссушает.

3

Что сделано, то сделано: забудь.

И ни к чему все «если бы», «хотя бы»...

Потерянного в прошлом не вернуть,

в дороге нужно помнить про ухабы.

А если ты под горку начал путь —

на возвращение надежды слабы.

Да, я не знал, в чём жизни смысл и суть:

чешусь лишь там, где зазудит хотя бы.

Упал — и мне теперь уже не встать.

Ни друга рядом, ни родни с мошною,

чтоб руку протянуть и поддержать...

Пожалуйста, не смейтесь надо мною!

Когда бы донна мне могла сказать

то, что сонет ей скажет — основное!

4

Естественность творимого добра

есть плод любви: цветок растёт из почки.

Кто полюбил, тот лучше, чем вчера.

Амур нас всех возьмёт поодиночке —

для каждого придёт своя пора.

Мы лучше нашей бренной оболочки.

Кто любит мельком, только до утра —

тот мёртв, закопан и не стоит строчки.

Нас меряют мерилом доброты,

но без любви не может быть мерила.

Проверенные истины просты:

ступай, сонет, спеши — как раньше было...

Ведь всем влюблённым скажешь только ты:

— Меня любовь к Беккине сотворила.

5

Кто не любил или любил вполсилы,

совсем чуть-чуть, притом не каждый год,

тех ждут неосвящённые могилы —

как должников, не оплативших счёт.

Они вопят, что никому не милы,

что против них и небо, и приход...

А кто любил, того за всё, что было,

Амур к Фортуне за руку ведёт.

Любовь всегда чиста и благородна,

но доберись она до Сатаны,

то он забыл бы свой огонь бесплодный

для тех, кто вечно мучиться должны.

И вечно жил бы как ему угодно —

как шлюха с наступлением весны.

6

Кто знает, что полезно для него,

с Амуром вряд ли связываться станет…

Особенно в отсутствие того,

что до сих пор к себе влюблённых манит:

мошна весьма потребна для всего,

красотка цацки быстро прикарманит...

И в знак благоволенья своего

на воздыхателя иначе глянет.

А тот пойдёт, ликуя и гордясь —

никто дурного про него не скажет.

И не пристанет глупой шутки грязь,

раз капитал, притом солидный, нажит.

Шикуй с любой — хоть с дурой — породнясь!

Ну, а дружки его и так уважат.

7

Какой-то флорентиец, по рассказам,

любовных мук, отчаявшись, не снёс:

полез в петлю — и тем решил вопрос.

Бог у бедяги, видно, отнял разум.

А нынче вижу: зря он был наказан...

Ведь так же, кончив день, каменотёс

хлебнёт версачи — и пошёл вразнос,

чтоб все заботы улетели разом!

...А я ту боль узнал из первых рук

и верю: смерть напрасно виноватят:

она милей в сто тысяч раз тех мук...

Нет сил терпеть, и я готов к расплате.

Вот мой сонет — порука из порук,

что мне петли, как флорентийцу, хватит.

Русаков Геннадий Александрович родился в 1938 году, воспитывался в Суворовском училище, учился в Литературном институте. Работал переводчиком-синхронистом в Секретариате ООН в Нью-Йорке и Женеве. Автор многих книг стихотворений. Художественные переводы Г. Русакова входили во многие антологии, издавались отдельными сборниками, в том числе «Сонеты современников Шекспира» (М., 1987), куда вошло двести восемь сонетов тридцати шести авторов.

«В моей жизни был период, когда я долго не писал стихов: спасался от немоты переводами. Я переводил всех подряд — французов, англичан, итальянцев; словом, от индейцев США до Тонино Гуэрры. Переводы давали ощущение, что я еще не выкинут из литературы. Их было много, но мне особенно дороги Аполлинер и старые английские сонеты».

Лауреат нескольких литературных премий. Живет в Москве и Нью-Йорке.