ОГОНЬКИ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ШКОЛЕ

В золотых волосах кукурузное поле,
в запеленатых куклах — а иные в подоле.
Их баюкает ветер, и клонит их в сон
синий цвет четырех подступивших сторон. ...подступает к глазам и за горло берет

А так хочется в куклы еще поиграть!
Кукурузная куколка, русая прядь.
Класть за пазуху, будто не летом — зимой,
согревая другого, согреться самой...
Чрево, пазуха, лишний денечек в раю,
лишь бы, баюшки-баю, не лечь на краю.
Как за каменной, за кукурузной стеной,
но уж то по пятам, что я чую спиной.
Приотстала бы, чуя тебя по пятам, —
а ты весь в горностаях, да все по цветам!
По лазоревым, аленьким, по золотым.
Что мне было поделать с таким молодым?
Сам же, первый, спросил: — Ты в своем ли уме —
в сорок лет. расцвести на потеху зиме!
Златовласок в сухие шелка пеленать,
когда все,

А ты еще будешь меня вспоминать.
Как шелк была, правда? — а травку
тебе что ни лето сминать да сминать,
с того и душа — на поправку.
Была как известка бела, поплыла,
когда ты сказал, уезжая,
что зря я венок васильковый сплела,
нас аура губит чужая.
Еще ты прижмешься к известке щекой,
и тоже ослабнут коленки.
А правда, не я отнимала покой,
не я тебя ставила к стенке?
В той беленькой церкви полно прихожан,
родные и теплые лица.
Домой из разведанных топая стран,
еще ты зайдешь помолиться.
И всем предсказаньям, всем снам вопреки
меня, свой потопленный Китеж,
за каждым крутым поворотом реки
чем дальше — тем ближе увидишь...

Не беда, что кофе ячменный,
а беда, что на лицах тень.
Звякнул денежкою разменной
наконец-то наставший день.
Сквозь тебя, как вода сквозь пальцы,
я прошла с пересохшим ртом.
Друг сквозь друга прошли, скитальцы,-
на чужбине искать свой дом...

Ты отдых мой, тепло по коже.
На шалость детскую с огнем
так не похоже! — а похоже
на ситный дождик за окном.
Вот из чего наш хлебец сытный,
не тот, который съел — и нет.

В любви я пассажир транзитный -
в иное у меня билет.
И у тебя билет — в иное.
Нам больше нечего делить.
Нам только бы тепло земное
мгновенье перед сном продлить...

Под перламутровыми тучами
себе мы кажемся летучими,
звеним овсяным серебром.
А пахнет первым сентябрем.
И пахнет преющим игольником.
Паук по воздуху снует.
И каждый робким-робким школьником
себя в любви осознает.
До старости, до бледной немочи
все второгодники да неучи,
азы бы только повторять
да пальчиком бы по букварику —
как с лодки в чистую Москва-реку
в Тучкове

Огоньки в художественной школе.
Снег идет, кудель прядет.
И в моей, почти что Божьей, воле
рисовать что в голову взбредет.
Чистым льном, бегущей вдаль основой
держится моя живая ткань.
Хоть перечь, хоть путайся — в сосновый
запах краски разбегись и кань!
А не в Лету.

Снег идет, серебряный овес...
С ним на пару шла бы да молчала.
Ты бы сам, что надо, произнес.