По ртутной воде

О, есть ли дно у этой алчной пропасти,
У прорвы, поглощающей живых?
Захватано лицо твое на пропуске
Немытыми руками часовых.

В прохладные КБ почтовых ящиков
И в корпуса заводов номерных
Мы приходили взять у настоящего
Бессмертие детей своих родных.

Глаза ломали и трудили головы,
Чтоб самой грозной сделаться стране,
Мы столько бомб и танков наготовили,
Мы тоже наживались на войне.

Нет возмещенья силам разбазаренным...
Дожив до искупления вины,
Кляни себя под чернобыльским заревом,
В ожесточенном грохоте войны.

Мы так легко друг друга погубили,
Как будто ненавидели, а не любили.
В таких нервах, в таких нагрузках,
Как это вообще бывает у русских.
Укор и мучение в каждом обряде,
В каждом нравоучении и каждом взгляде.
Вот она, сказка о курочке рябе:
Дед бил-бил, баба била-била...
А когда само упало и разбилось,
Что, дед, плачешь?
Что, баба, плачешь?
Куда себя спрячешь,

Когда родные лес и поле
Так манят зеленью своей,
Не оттого ли столько соли
На стенах старицких церквей,

Не оттого ли столько влаги
От материнских долгих слез,
Что снова к воинской присяге
Своих детей народ повез!

И едут крытые машины
Под крик беременных невест.
Не оттого ль красу лещины
Печаль, как пяденица, ест?

Не дай вам боже стран далеких...
Не оттого ли с городца
Вам вслед летят, летят сороки,
Вещуньи счастья и венца...

Только он, нелюбимый и жалкий,
Недокормыш, подросток-старик,
Что к шелкам крематорской каталки
В неприличном порыве приник...

Все отплакали, все позабудут,
В годовщину придут как-нибудь,
Но рыданьям стальную запруду
Только эта не ставила грудь.

Только он этот вечер наполнит
Чистотою измученных глаз,
Только он тебя любит и помнит,
Он, отвергнутый тысячу раз.

Включила приемник — и нёбо болит
От мусоргских скорбных безумных низов...
А смена безгласная вышла в дозор,
И головы горное солнце палит.

Я знаю, сегодня в небесных штабах
Решается участь несчастных юнцов:
Кому возвращаться в казенных гробах,
Кому доживать с обожженным лицом.

А в школе запомнили наши сыны,
Что русский язык и могуч, и велик,
Но дымом войны и слезами вины
Мне застит глаза и глядеть не велит.

И руки в занозах, и губы в золе,
И глохнут ущелья от злобы погонь,
И снова, и снова звучит на земле
По-русски Перуново слово: “Огонь!”

Будто плачет о нашей судьбе,
Будто знает печальный итог
Эта роза, что вся — о тебе,
Темно-красный засохший цветок.

Почернели ее лепестки,
Как моя голова поседела.
Я жила и вперед не глядела,
И очнулась у вечной реки.

Будто помня о нашей беде,
Снова в заросли жизни зовет,
По стигийской, по ртутной воде
Эта красная роза плывет.